Княжна Мстиславская

Глава 17

Седьмая глава. Костянтин

Шерефединов орал на Онисима, потом на Егора, потом начал палкой дубасить своего смерда.

- Где они? – бушевал дьяк, пиная тяжёлые ящики. - Куда скрылись, мать их переносица!

Яицкие казаки, рассудив, что бурлачить толку больше нет, ушли вместе с Кудеяром. Егор делал вид, что так и не узнал, кто бился с наёмниками вечером.

- Это разбойники, наверно, были какие, - сказал он, морща лоб. – Ладно, хоть мы успели уйти.

Вчера они даже не приставали к тому берегу. Затащили в лодку имперского рыцаря, Яша треснул его по башке кулачищем и связал.

Немного остыв, Шерефединов посмотрел на лодьи. Его холопы да казаки их не утащат.

- Так, есаул, давай или сам плыви или посылай кого в Рузу, - сказал он. - Возьми с собой кого Онисим даст. И к вечеру чтоб бурлаки у меня тут были!

- А сколько им посулить за работу? – спросил Егор.

- Скажи, что царский дьяк не обидит, - ответил Шерефединов. – Рыл двадцать набери. Только разбойников брать не стоит, выбери народ покрепче.

Он сунул Егору кошелек с медяками, засопел от жадности, и треснул подвернувшегося под руку смерда. Тот замахал руками, неловко шагнул и упал за борт.

- Вот падина, - зло сказал Шерефединов. – Пусть сопли прополощет.

Егор взял с собой Арефия, Онисим выделил Митрошку, парня молодого, но бывалого и на одной лодке они погребли вверх по Рузе.

В межень речка ленивая, вода еле катится, кувшинки и камыш даже не шевелятся. Любопытная стрекоза мелькнула перед Егором, уселась на борту душегубки и немного отдохнув, умчалась по своим делам.

Сверху шёл небольшой караван, лодий пять. Егор кормовым веслом направил лодку к берегу. Важный купчина сидел во второй ладье и не торопясь, ковырял щепочкой в зубах.

- Эй, народ! – поднявшись, крикнул Егор. – Где бурлаки ваши?

- В Горбово оставили, - ответил кормщик первой ладьи. – А ваши где?

- Убежали, - рассмеялся Егор. – Вы поглядывайте, а то вчера напали на нас шведы. Еле отбились.

Купчина вытащил щепочку из зубов, глянул на лодку. Три боевых мужика, сразу видать, - толстой кожи безрукавки, сабли на поясах, за голенищами ножи, бороды короткие, а волосы собраны узлом на затылке. Рожи самые бывалые и наглые.

- А где ваш караван? – хрипло спросил купчина, наклонясь на борт.

- На устье Рузы стоит, там царский дьяк вину с пленных шведов снимает, - махнул рукой Егор. – Одного уже повесил. Ох, и злой нынче дьяк.

Повернувшись назад, купчина что-то забормотал кормщику. Видно, встреча с царским дьяком не входила в его планы. Лучше уж с разбойниками встретиться, чем с ним. Караван пошёл, шибче прижимаясь к правому берегу Рузы, чтоб сразу по крутой дуге выйти в Москва-реку и на большом ходу пройти мимо царского каравана. А станут им чего кричать, так не услышали. Казаки увидели, что купчина уселся ниже борта и только голова торчит. Может, царский дьяк и не заметит.

Гребли, попеременно меняясь местами. Егор садился то вместо Митрошки, то Арефия. Пропустили ещё один караван, большой, лодий на восемь. Шли английские купцы, надменные сухощавые рожи свои даже не поворотили в сторону казаков. Спросили кормщика с первой ладьи, где их бурлаки. Тоже оставили в Горбово.

- Думаю, наймём людишек, - сказал Арефий, развалясь на кормовой доске. – Аккуратней гребите, а то меня качает.

Он надменно стряхнул капельку воды с рукава. Усмехнувшись, Егор дал леща веслом, окатив приятеля лёгкими брызгами. Митрошка захохотал, вытирая слёзы, пробормотал, что дескать, боярин промок, надо на печку его посадить.

- Так высохнет, - улыбнулся Егор.

Митрошка ещё сильней засмеялся.

Часа через три решили привал сделать. Солнце уже высоко поднялось и хотя вышли казаки почти с рассветом, было уже жарко. Егор решил дойти до ближайшего мыска, и там уж остановиться, перекусить, размяться и дальше. Но там показалось сельцо, на берегу ходили, качаясь, мужики и горланили песни.

- Горбово, что ли? – приподнялся Митрошка. Он сейчас на руле сидел.

Так и оказалось, Горбово.

Перекусив – на всех один каравай – и запив водой из речки, Егор с Арефием отправились нанимать бурлаков. Митрошка стерёг лодку. Едва казаки поднялись на берег, как из кустов вылезли три похмельные рожи. Оборванцы, в одних штанах, всё остальное, видать уже пропили – и заработок, и рубахи, и лапти.

- Пошёл вон! – здоровенный, с багровым лицом пьяницы оборванец пнул по лодке.

- Это моя душегубка, сам делал! – подтвердил второй, жилистый, на груди три рваных, косо заросших шрама.

Егор задержался, глядя вниз, но Митрошка успокаивающе махнул им рукой, дескать, идите себе спокойно. Переглянувшись с Арефием, есаул усмехнулся.

- Никуда не денутся, - решили казаки.

Быстро отстегнув саблю, Митрошка бросил её на дно лодки, легко выскочил на мелководье и без всяких разговоров, присев, левой рукой ударил здоровяка в правую половину живота. Багровая рожа посинела, оборванец закряхтел, согнулся, ноги подогнулись, он пал на колени и завыл.

А Митрошка уже колошматил жилистого. Тот дёргал руками, пытаясь схватить дьякова бойца, но не получалось. Такие сухие, будто из жил сплетённые, поопасней прочих силачей. Схватят, так и не вырваться. Но Митрошка всё это знал. Треснув противника по затылку, он от души пнул его под зад. Оборванец воспарил как птица лебедь и размахивая грязными руками, как крылами, пролетел над лодкой и рухнул в речку.

Третий оборванец даже понять не успел, что случилось. Увидев, что приятели стонут и еле ворочаются в мокром песке, он упал на колени и завопил: «Пресвятая дева, убереги меня от напасти!».

- Доставай дружков своих! – велел ему Митрошка. – Сейчас с нами пойдёте.

Немного отошедший от боли здоровяк поднялся, всё ещё перекошенный, заметил саблю в лодке и было потянулся за ней.

- Тронешь, руку отрублю, - заорал Митрошка и скорчил жуткую рожу.

Багровая рожа отскочил, ноги подвели и он бухнулся в воду.

- Вон там, в тенёчке отлежитесь, - велел им боец. - Сейчас есаул придёт, рядиться станем. Нам караван надо до Новгорода довести.

- А мы с вами, - радостно осклабился жилистый. - Мы оттудова и есть.

Тот бродяга, что пал на колени, снова начал молиться святой Софии, что приведёт их домой.

Митрошка дал им каравай, велел перекусить, да и поспать, пока есаул не придёт. Оборванцы почесали затылки, спорить не стали, попросили только браги им прикупить, но Митрошка показал им кулак. На этом и успокоились.

Казаки бродили по селу, искали бурлаков на работу. Но пока не получалось. Около сотни пьяных оборванцев еле бродили по берегу или валялись где попало. Гулял народ, два местных кабатчика едва успевали привозить на телегах огромные корчаги с брагой. Шипучая, вонючая, но самая желанная для тех, кто проделал огромный путь пешком от Новгорода.

Трезвые, с саблями за поясом, казаки привлекали внимание. Из кабака вышел огромного роста рыжий мужик. Голова брита наголо, борода лопатой. Одет богато – сапоги, штаны невиданного фасону, полосатые, узкие. Кафтан жёлтый, как куриный желток, в руке глиняная кружка, откуда каплет бражка.

- А ну, стойте! – прорычал рыжий и громко икнул. Егор заметил, что в левом ухе мужика болтается огромная серебряная с цветным камушком серьга.

- Кто такие? Почему с мечами тут бродите?! – рыжий отпил браги и снова икнул.

- Пойдёшь ко мне в бурлаки? – спокойно спросил Егор.

- Меня в лямку?!! - заорал мужик и швырнул кружку под ноги есаулу. – Да я тебя порву сейчас!

Он выхватил из-под кафтана незамеченную короткую, но широкую кривую саблю и с широким размахом бросился на Егора. Казаки немедленно отпрыгнули в разные стороны. Рыжий, потеряв есаула, на миг застыл. И тут же Егор, уже оказавшийся рядом, крепко саданул ему по скуле. Мужик вздрогнул, и попятился назад, чуть согнув ноги в коленях. Саблю свою не выронил. Но тут Арефий пнул по кулаку рыжего, пальцы разжались. Упала сабля.

- Ах ты, тотафлюнда! - непонятно заорал мужик и скинув с себя кафтан, засучил рукава шёлковой сорочки и враскачку пошёл к Егору. Тот стоял, чуть склонив голову и спокойно глядя на него.

Остановившись шагах в трёх от есаула, рыжий засопел, оглядел противника.

- Разноглазый! – выдохнул он. – Гуллекнехт! Сейчас я тебе башку на задницу приставлю!

Хоть и пьяный, но чувствовался в нём опытный боец. Поведя левым плечом, он обозначил удар в грудь справа, и когда Егор качнулся, поворачиваясь, ударил левой рукой в висок. Есаул просто отшагнул назад, отклонившись. Рыжий, ударив со всей силы, провалился вперёд, но не упал. Пробежав пару-тройку шагов, он остановился и повернулся к Егору. Казак спокойно глядел на него.

- Ну, разноглазый, сейчас я тебе в один цвет глаза выкрашу! – прорычал рыжий и растопырив руки, решил схватить противника. Егор выхватил саблю и молниеносно упёр кончик острия в грудь мужика.

- Распорю пузо, - громко, чтоб понял, сказал казак.

Остановившись, рыжий обмяк и ухмыльнулся. Покачнувшись, он шагнул назад и вдруг замахал руками. Всё-таки хмель подвёл его. Запал вышел и обмякнув, рыжий упал на задницу.

Егор только сунул саблю в ножны, как рыжий взревел кабаном и быстро вскочив, с огромного замаха попытался врезать казаку по голове. Но тот успел присесть и ухватив пролетевшую над ним тяжёлую руку, дёрнул её на себя. Быстро поведя противника – а тот засеменил послушно – Егор кинул захваченную руку к земле и мужик воткнулся в траву лысой башкой.

- Ты что?! – подскочил к нему, не вытерпев, Арефий. – Царского слугу погубить захотел?! Да я тебя утоплю сейчас, как пса!

Рыжий повозился на земле, сел, стряхнул грязь с кафтана. Лысина покрылась зелёным травяным соком.

- У меня от царя Ивана роташтифель есть, - пробурчал он. - Доберусь в Москву, башки вам обоим там отрубят.

Из кабака на шум вышли четверо. Один, видать, купец, дорогой кафтан, вязаная белая шапочка, остальные, судя, по заткнутым за пояс кожаным рукавицам, кормщики.

- Не трогайте его, служивые, - попросил купец. – Из неметчины едет Костянтин. С тюрьмы там убёг, с острова ледяного. Выпил немного, с кем не бывает. А кого ищете тут?

- Бурлаков надо, - сказал Егор. – На караван наш шведы напали в устье Рузы. Отбились, да бурлаки сбежали. А мы царский караван в Новгород ведём.

- А шведы ушли? – насторожённо спросил купец.

- Их поколотили знатно, а командира ихнего в плен взяли, - усмехнулся Арефий. – Всё бы хорошо, да бурлачки пропали. А так Москва-река спокойная.

Купец переглянулся с кормщиками.

- Бурлаков сейчас кликнем, - сказал один из кормщиков. – У вас сколько расшив?

- Три лодьи.

- Будут вам бурлаки, - кивнул кормщик. – У них шишка сейчас из кабака выйдет. С ними и договоритесь.

Они посмотрели на рыжего. Того бражка, видать, вовсе клонила долу. Лысая голова моталась по груди, глаза закрывались.

- Пойдём, Костянтин, - сказал купец. – Немного до белокаменной осталось. Скоро дома будешь.

Кормщики подняли рыжего под руки. Тот качнулся, и тяжело посмотрел на Егора.

- Ещё увидимся, разноглазый, - хрипло сказал он. – Запомни, меня зовут Костянтин Алябьев, сын Дмитриев, а по-немецки звали Карстен Роде. Поищи меня на Москве, я тебе уши-то обкусаю.

Буйного беглеца с ледяного острова увели.

Лодка с Егором и Арефием вывернула из Рузы и направилась к лодьям. Есаул заметил, что к правому берегу Москва-реки причалила душегубка в две доски. Оттуда вышли две знакомых фигуры и не спеша, но оглядываясь, ушли в лес.

- Где бурлаки?! – вызверился на казаков Шерефединов. – Где Митрошка?! Сбежал?! Ах вы, псы поганые!

- Митрошка бурлаков берегом ведёт, - спокойно ответил Егор. – Скоро будут.

Дьяк, сидевший на табурете, принесённом с ладьи, только плюнул на песок.

Затащив лодку на борт, Егор подошёл к Кириле. Тот варил кулеш и посмеивался, стоя спиной к злющему дьяку.

- Кудеяр сейчас приезжал, - зашептал брат Егору. – Велел поклон младшему брату царю Ивану передать. Пусть, говорит, знает, Ванька, кто его книги драгоценные от шведов уберёг.

- А где командир-то ихний? – покрутил головой Егор.

- Покормили его, дали оправиться, да опять связали, - махнул деревянной ложкой Кирила. – Дьяк хочет его в Рузе, в остроге оставить, да на обратном пути забрать. Яша места себе не находит, всё хочет выкуп за него получить. Сказал было дьяку про это, а тот его чуть не пришиб. Злющий он. День потеряли, да ещё и Кудеяр посмеялся. Онисим со своими в лесу был, на оленя пошли, следы тут видали. А Ефим стрелять не стал, хотя дьяк поросёнком визжал. Сказал Ефим, что тетива распущена, пока собирал, да на лук ладил, уплыл Кудеяр.

На берегу горели костры, Шерефединов ушёл спать на ладью, казаки хлебали кулеш. Сегодня наваристый был. Онисим добыл таки оленя. Ближе к вечеру вышли из лесу и бурлаки. Восемнадцать душ и Митрошка. Их накормили и велели спать, завтра надо уж в Рузе быть.

Солнце уже закатывалось, когда по Рузе выскочил в Москва-реку караван. Егор углядел давешнего купца и кормщиков, что повстречал в Горбово. На передней расшиве маячил лысый буян с рыжей бородой. Он презрительно глянул на царский караван. Проплывая мимо, только за борт сплюнул. Хорошо, Шерефединов не видал.

- Это что за рожа такая разбойничья? – удивлённо спросил Кирила.

- Да подрались с ним сегодня, - усмехнулся Егор. – Беглец с неметчины, в Москву к царю идёт. Как его, - он наморщил лоб: - Костянтин Алябьев, или по-немецки Карстен Роде.

Кирила замер и посмотрел внимательно на уходящие вниз по реке расшивы. Потом он дёрнул Егора за рукав и отвёл в сторонку.

- Знаешь, кто это? – спросил он негромко, глаза его горели.

Тот только плечами пожал.

- Если всё верно ты запомнил, то это старший брат Алёны Дмитриевны, - шептал Кирила. – Жена Степанова, что Бельский зарубил тогда ночью. Она по отцу-то Алябьева.

Егор только перекрестился, глядя вслед нежданно явившемуся родственнику. А тот даже не оглядывался.

- Вот судьба какая, - помотал головой Кирила. – Я его плохо помню, но рыжий он был, это да.

- Ладно, пойдём кулеш хлебать, - сказал Егор. – Вернёмся в Москву, думать будем тогда.

Слетев с коня, Богдан Бельский похлопал того по шее и бросил поводья своему дворянину. Земля у коновязи выбита копытами, даже трава не растёт. Только пыль всегда тут. Дворяне Бельского остались у коновязи, а он зашагал в Земскую избу. Надо уладить делишки с дьяком Наумовым, тот вчера нарочного присылал, дескать, подрались люди Бельского с холопами боярина Плещеева, да сильно помяли, один вот-вот душу богу отдаст.

И недосуг бы Бельскому ехать сюда, и невместно, да от дьяка ему надо кое-что узнать. Яша Наумов старый приятель, ещё по опричнине. Приходится он роднёй Нагим, к которым сам Богдан тропинку бьёт. Вот и поговорят о разных делах. К царевичу Дмитрию поближе надо становиться. Хоть и был три года назад Бельский дружкой царя на свадьбе с Марией Нагой, но особого внимания тогда красавице не уделил. А она наследника родила. Когда свадьбу гуляли, царевич Иван ещё жив был, никто на Мария и не посматривал, а оно вон как обернулось.

Долго с Яшей Наумовым Бельский не засиделся, признал, что его люди неправы были и виру штрафную оплатил.

- Соколов я прикупил, - сказал Богдан, уже прощаясь. - На охоту собираюсь в Макридин день. Три сокола с татарских полей мне привезли. Прямо жду, не дождусь.

Наумов страстный соколятник, оживился, и про дела забыл.

- Давай вместе поедем, - начал он потирать ладони. - Земская изба закрыта в Макридин день будет. Ты уже выезжал с ними на охоту?

- Нет, - мотнул головой Богдан. - Вот и хочу посмотреть. Готовься тогда. Можешь и сродственника своего взять Фёдора Нагого. У него аргамак хорош, тот, что в яблоках. Давно на него поглядываю.

- Да ты никак прикупить коня-то хочешь? - рассыпался смехом Наумов. - Давай, возьмём Фёдора, а про аргамака я ему не скажу.

Бельский был доволен, выходя на улицу, он даже улыбнулся. Пусть царевичу Дмитрию и года нет, но поближе к нему встать не мешает и сейчас.

- Доброго здоровья, Богдан Яковлевич! - кто-то остановился перед ним.

Да это ещё один знакомый по опричным делам - Панкрат Филатов. Давно не видались.

- Здоров и ты, Панкрат, - Богдан хлопнул его по плечу. - Слыхал, Псков от Батория защищал?

- Слава богу, отбились, - перекрестился на кремлёвские купола бывший опричник.

- А здесь дело какое?

- Купил деревеньку у Захара Томилова, надо отметить в Земской избе, - ответил Панкрат.

В это время мимо них пробежал, на ходу всовывая руки в рукава нарядного кафтана Яков Наумов. Он кивнул Панкрату, а Богдану крикнул, что, дескать, к царю велено сей же час явиться. Слуга уж подал ему коня и дьяк запылил к Фроловским воротам Кремля.

- Вот те раз! - растерялся Панкрат. - Я к нему, а он к царю.

- Завтра придёшь, - успокоил его Бельский, у него было хорошее настроение. - Поехали ко мне, расскажешь, как Псков от поляков обороняли.

Панкрат досадливо развёл руками и согласился.

Возле кремлёвских стен шла бойкая торговля. Два стрельца с бердышами лениво отгоняли шустрых продавцов, не давая загородить лотками проход к Земской избе.

- Пшёл прочь, чёртово отродье! – толкнул стрелец древком наглого торговца глиняными свистульками. Тот отошёл, потирая ушибленный зад и внезапно засвистал плясовую, указывая пальцем свободной руки на стрельца.

- Пляши, ярыга! – закричали в толпе, кто-то гулко захохотал.

Стрелец погрозил свистуну кулаком и сам засмеялся. Его напарник даже подпрыгнул пару раз, изображая пляску.

- Обалдуи, - небрежно сказал Бельский, улыбаясь и повернулся к Панкрату: - Деревню-то где купил?

- Недалеко от Москвы, - мотнул тот головой. – Захар-то свойственник Шуйским, они в приданое за женой его дали деревню эту. Ох, сколько медов там ставленных! Два дня мы с Захаром не могли выйти из дома. Потом в корыте отмокали, в себя приходили. Погуляли всласть.

- Так у тебя пасека там?

- Есть пасека, - кивнул Панкрат. – Так что, Богдан Яковлевич, на следующий год жду мёд пробовать.

Оба заулыбались. Богдан тому, что дело у него двигается поближе к царевичу Дмитрию, а Панкрат, что едет рядом с царским приближённым.

- А что, говорят, у Фёдора-то Ивановича жена другая будет? - склонившись к Бельскому, негромко спросил Панкрат.

- Это ты с чего взял? – удивился Богдан и сразу насторожился.

- Так Захар мне сказал, - Панкрат удивлённо посмотрел на него. – Ему жена рассказала, она с Шуйскими-то в родне. Видно, там и разузнала.

- Ты вот чего, - Бельский огляделся. – Про это никому не болтай. Сам понимаешь, царские дела опасные. Сегодня на коне, а завтра без головы валяешься.

Панкрат аж икнул от страха. Он-то без всяких мыслей разболтал уж десятку знакомых про это. А если кто донесёт? Ладно, бог не выдаст, свинья не съест.

До Никольских ворот от Земской избы совсем рядом. Если бы не базарные люди, доехали бы вмиг. Нет, мешают, снуют под ногами, суют прямо в лицо то пироги, то одёжу, непонятно с кого снятую, то связки репы или лука. У самой стены, в тенёчке, вонь. Тут мясники торгуют – говядина да баранина. Свежей не найти, тухнет быстро и потому солонина. Голодные мухи сизыми облачками висят над мясным рядом, тут же снуют под ногами шустрые кошки и быстрые собаки в репейных шкурах.

- Ты, Панкрат, вот чего, - всадники подъехали к Никольским воротам, прямо за ними усадьба Бельского. Богдан быстро глянул по сторонам, рядом никого, только трое свитских дворян шагах в десяти позади и продолжил: - Где, говоришь, деревня у тебя?

- На Чёрмной речке, Берёзовка, вёрст двадцать от Москвы, - ответил Панкрат. – Глину там берут для печей.

- Надо будет поговорить с тобой, - Бельский подмигнул бывшему опричнику. – Увидимся.

- Богдан Яковлевич, - Панкрат застенчиво почесал лоб. – Может, знаешь, кто из бояр скотиной торгует. Хочу коров завести, молоко, масло гнать. Бычков по осени на мясо, шкуры опять же. Там, у Берёзовки, рядом никто не занимается скотом, а луга хороши, заливные, думаю, что получится.

Бельский задумался.

- А ведь я тебе помогу, - сказал он, чуть прищурившись от раздумий. – Да. Недавно в боярской думе кто-то говорил, что хочет скотину свою распродать. Ты заезжай ко мне через неделю, тогда и скажу. Хорошему человеку всегда помочь надо. Я же помню, как в Ливонии ты мне половину барана подарил, когда мы в осаде стояли.

Панкрат улыбнулся в бороду, того барана он с царской кухни утащил. А когда повара спохватились, только косточки обглоданные остались, их собаки догрызли.

Разъехались, и про Псков не поговорили, да не до псковской обороны стало Бельскому.