Хоть золото струится в жилах
Оно нам не заменит кровь
Металл очистится в горнилах
Но не родит огонь бойцов…
Воздух в долине Яркендар был иным. Непроглядная влажная мгла, пахнущая гнилым тростником и вековой пылью, стелилась по земле, скрывая подножья исполинских руин. Грандиозные арки, опрокинутые колонны и зияющие пустотой оконные проёмы дворцов тысячелетней давности выступали из тумана, как кости давно умершего великана. Выше, на плато, туман редел, и там, среди менее пострадавших зданий из тёмного, почти чёрного камня, кипела жизнь. Новая жизнь, принесённая старым злом.
Лагерь Ворона раскинулся на просторной площади перед полуразрушенным храмом, чьи стены были покрыты выцветшими фресками, изображавшими странных существ и забытые ритуалы. Палатки из шкур и трофейных брезентов теснились вокруг костров, где варили похлёбку бывшие каторжники и стражники. Над всем этим царила дисциплина, жёсткая и безжалостная. Бладвин, получивший за свою рьяность прозвище «Пёс», лично следил за порядком, его новый, трофейный двуручный меч выглядывал из ножен за спиной. Раньше одним из доверенных людей Ворона был некий Шакал. Можно сказать, что кличка «Пёс» была почётнее, чем та, что досталась его предшественнику, сгинувшему в Новой шахте. Ещё один хитрый оппортунист — Торус, более осторожный и методичный, всегда старавшийся занимать непыльные должности, занимался организацией работ — он распределял людей на разведку, на постройку укреплений и на добычу руды. А руды здесь было много. Но не магической, а золотой.
Ворон стоял на каменном парапете бывшей цитадели, взирая на свою зарождающуюся империю. Его чёрный, украшенный перьями гарпий доспех сливался с сумраком каменной кладки. Внутри него, словно вторая душа, шевелился и говорил Кхардимон:
— Смотри, мой ученик. Видишь, как семя прорастает на удобренной кровью почве? Они — инструменты, кайло в твоих руках. Не забывай об истинной цели среди этой суеты.
— Я не забываю, — тихо, одними губами, ответил Ворон. Его взгляд был устремлён вдаль, к зияющему чёрному входу в штольни, где уже трудились первые добровольцы из числа его людей. — Но даже Когтю Белиара нужна рука, что сможет его поднять. И армия, что расчистит ему путь.
— Мудро. Золото купит верность тех, чьи души слишком малы для великих дел. Оно прикует их к тебе цепями алчности. Но помни — их преданность сломается при первом же испытании. Истинную силу дарует лишь наш Владыка. Но не все готовы принять его.
Ворон молчал, впитывая слова. Голос в его голове был не просто наваждением, он был проводником знаний, тысячелетней мудрости и магии. Именно Кхардимон когда-то подсказал выброшенному штормом на берег пирату лоцию через коварные рифы, приведшую затем добытый им корабль в скрытую бухту. Он привёл затем этого капитана к берегам рудниковой долины именно тогда, когда было необходимо, и тем самым дал Ворону возможность исчезнуть с его маленькой армией. Именно этот древний дух указал по прибытию на старые рудники, где были оголены золотые жилы. И он вскоре поможет открыть путь к древней темнице, в которой погребено главное сокровище, владельцем которого все эти годы он, Райвен, готовился стать. Ему вспомнились его ужасные сны, которые годами не давали ему выспаться. Будто он клювом разрывает плоть зверей и людей, будто он повелевает лесными тварями, указывая с высоты им путь. И крылья за его спиной, чёрные как ночь. Почти такие, какова сейчас его броня. Что это были за видения, боль от которых утихла на время лишь за магическим барьером? Прошлое, будущее? В глубине души он знал, что когда-то был маленьким беззащитным мальчишкой, чья фамилия теперь навсегда вычеркнута из всех книг Миртаны и проклята. Он помнил ту боль, которую принесли его семье маги огня, и ту ненависть, которая питала его. Но, испытал ли он радость, когда, наконец, расправился над магами огня, которые, будто в насмешку, столько лет жили бок о бок с ним? Нет, он не испытал тогда ничего, кроме слабого удовлетворения, какое бывает, если избавился от давно созревшего нарыва. Не более. Ненависть его не угасла, а как будто бы выгорела, как будто лишилась топлива в его душе, в которой осталась лишь зола и пепел. Такова судьба орудия Белиара? Такую участь ему уготовил бог тьмы? Но примет ли он этот злой рок? Станет ли безвольной марионеткой или сам будет вершить судьбы мира? Нужен ли ему этот Кхардимон, или стоит избавиться от него, как от назойливого паразита? Пока было не время, пока он был ещё нужен. Но Ворон читал книгу, доставшуюся ему из вещей молодого мага огня, он знал как возвести в своём разуме барьер, неприступный для демона. Когда настанет нужный момент, когда коготь Белиара будет в его руках, он избавится от ненужного попутчика, который, наверняка, так же думает и на его счёт.
Шаги на лестнице заставили разбойничьего барона обернуться. На парапет поднялся Декстер. Бывший «призрак» и барыга из Старого Лагеря преобразился на свободе. Грязь и отчаяние каторги сменились напускной важностью и жестокой уверенностью в себе. Его одежда была по-прежнему как у «призраков» Старого лагеря, но теперь была укреплена кольчугой, явно снятой с кого-то из бывших стражников. На поясе висел не просто нож, а добротный короткий меч.
— Барон, — Декстер склонил голову, но в его глазах читалось не раболепие, а деловое участие сообщника. — Первая партия золота переплавлена в слитки. Бладвин уже присматривается к людям — кто работает, а кто отлынивает. Добровольцев в шахты пока хватает. Обещанная доля их прельщает.
— Это хорошо, — голос Ворона звучал глухо, с лёгкой неестественной скрипотой, которую придавал ему то ли дух Кхардимона, то ли не совсем идеально сросшиеся недавние раны. — Но добровольцы — это временно. Золото нужно армии. Армии, которую мы построим здесь. Нужно оружие, доспехи, провизия. И люди. Как те, что будут сражаться, так и те, кто будет их обслуживать. В том числе рудники должны перестать быть способом обогащения для всех подряд. Золото должно добываться рабами.
Он повернулся к Декстеру, и тот невольно отступил на шаг под давлением гнетущего, пронизывающего взгляда.
— Твоя очередь, Декстер. Ты знаешь тропы. Знаешь людей. Возьми лодку. Вернись в Хоринис. Найди там тех, у кого нет будущего. Обещай им его здесь. Золото, еду, кров. Силу. А тех, кто не захочет слушать добрые слова… — Ворон сделал паузу, и Кхардимон внутри него усмехнулся. — Привези их иначе. Сила тоже является аргументом. Нам нужны рабочие руки. Много крепких мужских рук.
На губах Декстера расползлась гадкая, понимающая улыбка.
— Понял, вождь. Мужские руки для рудников. А насчёт… другого товара? Женские руки тоже могут быть полезны. Для поднятия боевого духа наших воинов, так сказать.
Ворон смотрел на него несколько секунд, и Декстеру стало не по себе. Казалось, этот взгляд видел все его грязные мысли, все прошлые «торговые» операции как в колонии, так и до неё. Как он продавал в Варрант одурманенных людей, не понимающих что с ними происходит, которых везли как контрабандный товар, постоянно поддерживая в беспамятстве всё новыми порциями курительных смесей и других «эликсиров». В Миртане рабство было запрещено, как оно стало запрещено и в Варранте, когда тот стал вассальной полуавтономной областью королевства. Но, на все небольшие рудники и притоны, как известно, ревизоров не хватит, поэтому рабский рынок лишь ушёл в подполье и немного снизил обороты, никуда, впрочем, не исчезнув.
— Делай что хочешь, — наконец отрезал Ворон. — Но помни о главном. Каждый лишний рот должен окупаться. Я строю не бордель, а цитадель. Твои личные развлечения не должны мешать моим планам. Пираты обеспечат тебе связь. Используй их пути. Первая задача — люди для рудников. Вторая — разведка. Узнай, что творится в городе, где стоят королевские войска. Ищи слабые места.
— Будет исполнено, — Декстер кивнул, уже строя в голове планы. Он мысленно перебирал старые связи в портовых тавернах и воровских притонах. Мужчины для рудников… Ну что ж, найдём. А "лишний" товар… он всегда отыщет своего ценителя. Эта мысль грела его подлое сердце куда сильнее, чем ближайший костёр.
После его ухода Ворон снова остался один. Голос в его голове зазвучал вкрадчиво:
— Видишь? Они все одинаковы. Мелочны, алчны, управляемы низменными инстинктами. Они — грязь у твоих ног. Но грязь, из которой мы вылепим орудие мести, закалённое в пламени битв и инкрустированное золотом этих шахт. Теперь… оставь суету в лагере своим псам, этому Бладвину и Торусу. Наше время пришло. Древние храмы Яркендара хранят тайны. И одну из них мы должны найти сегодня. Ту, что откроет тебе путь к истинной силе».
Ворон, раздав указания, направился прочь от шумного лагеря, вглубь мёртвого города. Его фигура растворялась в тумане, как призрак. Он шёл на зов прошлого, ведомый демоном в своей душе, чтобы в итоге разбудить другого, куда более древнего и могучего.
Туман на плато был тоньше, почти прозрачным, но от этого древние руины казались ещё более безжизненными и отчуждёнными. Ворон шёл по мостовой, высеченной из цельных каменных плит, его шаги отдавались гулким эхом в безмолвном каменном мешке улиц. Он оставил позади шум лагеря, копошащегося у подножия плато, и теперь его окружали лишь ветер да призраки мёртвого города. Его цель была одна из наименее повреждённых построек — массивное здание с колоннадой, больше похожее на храм или дворец знаний. Массивные дубово-бронзовые двери давно проиграли битву со временем, и он без труда вошёл внутрь.
Воздух здесь был спёртым и сухим, пахнущим пылью тысячелетий и, почему-то слегка отдававшего озоном, будто в глубине храма разразилась гроза. Но не было слышно ни звука. Лучи света, пробивавшиеся сквозь трещины в куполе, освещали огромный зал. Стены от пола до потолка покрывали барельефы и фрески, изображавшие людей в странных, стилизованных одеждах, совершающих непонятные ритуалы под сенью невиданных построек.
И тут его охватило странное, почти мистическое чувство дежавю. Он подошёл ближе к стене, смахнул толстый слой пыли с одного из орнаментов, обрамлявших дверной проём. Замысловатые спирали, переплетающиеся линии, стилизованные солнца и звёзды… Он видел это раньше. Не здесь, нет. Но где?
Память, затуманенная годами ненависти и боли, выдала обрывок. Пещера. Побег из монастыря. Мальчик Герман бежит, загоняемый егерями и их псами. И каменный постамент с такими же узорами. Телепорт, что забросил его сюда? Нет, не сюда, но в место определённо очень похожее. Сердце его заколотилось чаще. Значит, это была одна культура? Те же строители? Те же маги?
— Они везде оставляли свой след, мой мальчик, — прозвучал в голове менторский голос. — От самых дальних архипелагов до глухих пещер Хориниса. Они…мы были… основателями. До того как возгордились. До того, как решили, что можем подчинить даже воплощение самого Белиара.
Ворон не ответил, увлечённый изучением символов. Он провёл рукой в перчатке по холодному камню, пытаясь ухватить ускользающее воспоминание, чувство, что он на пороге великого открытия, что вот-вот сложит пазл своей искалеченной жизни.
Его внимание привлекли статуи. Они стояли в нишах вдоль стены, плоские, почти двумерные, словно вырезанные из огромного песочного печенья. У них были огромные, непропорционально круглые головы с намеченными чертами лиц и грубо высеченные тела. Смутно напоминали «пряничных человечков» из забытых детских страшилок. Он без задней мысли постучал по каменной груди одной из статуй рукоятью кинжала.
И тогда камень шевельнулся.
Раздался скрежет, будто кто-то перетирал ломоть гранита. Голова статуи повернулась на негнущейся шее, и два углубления, изображавшие глаза, наполнились тусклым багровым светом.
У Ворона не было времени на удивление. Каменная рука, движущаяся с неожиданной скоростью, обрушилась на него, угодив ему прямо в левое плечо. Удар был чудовищной силы. Его отбросило на несколько метров, и он с глухим стуком ударился спиной об одну из колонн. Острая, огненная боль пронзила плечо и ключицу. Мир помутнел на секунду.
Инстинкт заставил его перекатиться в сторону, хоть при этом он чуть и не потерял сознание от боли. Второй удар голема, разбросав осколки камня, пришёлся в колонну, как раз в то место, где только что была голова барона. Ворон, рыча от боли и ярости, наконец, выхватил меч. Сталь со звоном ударила по каменной ноге твари. И отскочила, не оставив и царапины. Ответный же удар монстра, на этот раз пришёлся в грудь, защищённую нагрудником. Панцирь выдержал, но сила удара снова отшвырнула барона, и он ударился спиной о стену. Дыхание остановилось, а тело, как будто бы парализовало. Меч выпал из онемевших пальцев.
Он поднял голову, отчаянно хватая ртом воздух. Мир вокруг неистово вращался, но сквозь навалившуюся пелену он всё же различал силуэты. Из ниш вылезали другие статуи, их плоские тела скрипели и скрежетали, а багровые глаза смотрели на него без мысли, но с безжалостной целью. Одна из тварей наступила на его клинок огромной каменной ступнёй, даже не заметив его. Големы окружили его, зажимая в углу, загораживая выход. Их каменные кулаки, каждый размером с его голову, а то и больше, медленно заносились для решающего удара.
И тут раздался смех. Холодный, беззвучный, леденящий душу смех, который слышал только Ворон. Это был смех Кхардимона.
— Смотри! Только посмотри на него! Повелитель тьмы, будущий владыка Яркендара, поверженный садовыми пугалами! — голос демона звенел ядовитой насмешкой. — Эти големы — пыль у ног настоящих магов! Прах, собранный в куклы, чтобы пугать воров и крестьян! Они даже не могут думать, лишь подчиняются примитивным командам! И ты, с твоим жалким железным кинжалом, не можешь с ними справиться! Где твоя сила? Где твоя воля? Ты слаб, Герман Вейран. Слаб и глуп!
Ворон прижался к стене, чувствуя, как каменные глыбы вот-вот раздавят его. Страх, настоящий, животный страх, которого он не испытывал с детства, сжал его горло. Он вновь будто бы стал тем ребенком, которого загоняли псы.
— Довольно! — голос Кхардимона внезапно сменился с насмешливого на повелительный. — Дай показать, как следует приказывать слугам.
Ворон был готов на всё, чтобы выжить, и его сознание согласилось с предоставленным шансом мгновенно. В тот же миг он почувствовал, как его собственное тело перестаёт ему подчиняться. Его конечности онемели, его голосовые связки сжались сами по себе. Он был лишь пассивным наблюдателем в своей собственной оболочке. Его губы раздвинулись, и из его горла полились странные, гортанные звуки, складывающиеся в слова на языке, который был древнее самого камня вокруг.
— Кхар'тадд-ра! Назгал-мор! Денн-парт!
Звуки вибрировали в воздухе, наполняя зал магической мощью. Багровый свет в глазах големов померк. Их занесённые для удара конечности замерли, затем медленно, скрежеща, опустились. Один за другим, они развернулись и, не глядя на него, потащились обратно к своим нишам. Через мгновение они снова стояли недвижимо, лишь потревоженная пыль на полу вокруг них свидетельствовала о недавнем движении.
Контроль над телом вернулся к Ворону так же внезапно, как и исчез. Он встал на колени, давясь кашлем, держась за пронзённое болью плечо.
— Запомни этот урок, — прозвучал в его голове голос, снова ставший спокойным и менторским. — Сила — не в стали. И даже не в мышечной мощи. Сила — в знании. В том, что я дарую тебе. Не забывай советоваться с наставником. Твоя самодеятельность погубит тебя раньше, чем это сделают враги.
Ворон молча кивнул, всё ещё не в силах вымолвить ни слова. Дрожащей от боли и унижения рукой он достал из поясной сумки руну, и прислонил к вмятине на нагруднике. Сосредоточился, вызывая в памяти сложные мантры и жесты, принципу формирования которых учил его ещё отец, а затем он тайком наблюдал за обучением старших послушников монастыре. Но раньше у него никогда не хватало сил на наполнение силой сложной руны, на удержание её конструкта. Но сейчас, сквозь боль, он почувствовал нечто иное. То же, что спасло его тогда, истекающего кровью на каменных плитах холла замка в долине рудников. Холодный, чуждый поток энергии, исходящий из глубины его же существа — силу Кхардимона. Она смешалась с его собственной, направляя её в руну, усиливая в разы, стабилизируя нужный образ для активации заклинания исцеления. Руна на его груди вспыхнула тёплым золотистым светом, который стал вливаться в тело, выискивая в нём нарушения и заполняя собой. Сломанные ребра встали на место с тихим щелчком, плечевая кость, раздробленная на куски, собралась, будто частички железа, притянутые магнитом, разорванные мышцы и связки срослись за несколько секунд. Боль, сперва усилившись, через миг отступила, сменившись приятным теплом.
Он поднялся на ноги, по-новому глядя на застывших големов и на стены, покрытые письменами. Он был слаб. Но у него был учитель. И он научится. Узнает от него всё, до того, как от него избавится.