Когти Тьмы

Глава 15. У порога

Кто молится, тому воздастся,

Кто верует — тому дано.

Лишь тем судьба ни с чем остаться,

Кто очерствел душой давно.

Покинув трактир, Мильтен двинулся по дороге, ведущей к монастырю. Утро было прохладным, туман стлался по земле, цепляясь за корни деревьев и камни. Воздух пах влажной землёй и хвоей — запах, который он не ощущал десять долгих лет, потому что в колонии почти не было хвойных, кроме как разве что в некоторых высокогорных районах. Но когда он был учеником, то проводил большую часть времени в замке, где пахло помимо нечистот в основном пылью, потом тренирующихся стражников и страхом забредших на приём посетителей. И ещё раскалённым железом, с которым работали в кузнице по соседству. Здесь же пахло свободой, которая, впрочем, могла в любой момент оборваться. Но это не мешало наслаждаться моментом.

Мысли прервало шуршание в кустах. Мильтен замер, привычно рукой сжимая руну огненного шара. Он стал предпочитать её огненной стреле, которая хоть и могла быть быстрее, часто не наносила противнику достаточного урона. Достигнув большего мастерства и осознав пару ошибок в построении образов заклятья, Мильтен уже после гибели наставника смог продвинуться вперёд, и научился не только направлять полёт огненного шара, но и раздувать его до нужной величины после отправки в свободный полёт. Это откровение пришло к нему после схватки с мракорисом, когда уже после он прокручивал в голове разные варианты действий. Последней каплей стала битва с обезумившими послушниками братства Спящего. Способ поражать нескольких противников был нужен Мильтену как воздух, от этого зависело его выживание. И когда он всё же догнал отряд генерала Ли и магов воды, он отдал удивлённому Риордану таинственное кольцо с аквамарином, и рискнул обратиться за советом. Риордан направил его к Мердариону, и тот буквально за десять минут расставил всё по местам — указал на те мелочи в конструкции, которые Мильтен не замечал, считая просто стабилизирующими. И так оно и было, но ведь достаточно было их дестабилизировать, чтобы огонь увеличился в размерах. Этот эффект в конце концов, молодой маг и научился контролировать, не допуская раньше времени взрыва. К тому же выросший магический резерв, за счёт времени проведённого в медитации, из-за изготовления сложнейшего свитка изгнания нежити, и из-за успешной конфронтации с демоном, позволял не жалеть сил, и напитывать огненный шар за доли секунды, полностью заменяя тем самым огненную стрелу.

На этот раз чутье не подвело бывшего охотника. Из зарослей на поляну у дороги выскочили два падальщика, их перья были взъерошены, глаза дикими от ужаса. За ними, разрывая землю когтями, гналась стая волков. Один из падальщиков, совсем обезумев, рванул прямо на Мильтена, а второй сначала бежал чуть в сторону, но затем, увидев человека, почему-то сменил направление, решив атаковать того, кто казался слабее хищников. Глупость дорого обходится тем, кто не способен вовремя оценить ситуацию. Мильтен не стал ждать, пока клювы и когти вопьются в него. Едва первый падальщик оказался в нескольких шагах, он выпустил огненный шар. Сгусток плазмы, раздувшийся до невероятных размеров, охватил обеих птиц, не оставив от них даже обугленных костей — лишь горящие ошмётки разметало по поляне, даже зацепив ими волков. Взрыв оглушительно прогремел в утренней тишине, эхо покатилось по лесу. Волки, ослеплённые вспышкой, напуганные огнём и грохотом, в панике бросили оставшуюся добычу и скрылись в чаще. В другую сторону сбежали остатки стаи падальщиков, никто из которых больше и не думал бросаться на мага.

Тишина вернулась, нарушаемая лишь треском догорающих веток. Мильтен стоял, глядя на дымящееся пятно на земле. Вспомнились дни юности, когда он, простой парень из пригорода, охотился в этих лесах с самодельным луком. Тогда убийство даже падальщика было достижением, а встреча с волком, не то, что со статей — смертельной опасностью. Теперь же он одним движением руки испепелил двух крупных птиц и обратил в бегство хищников. Силы, о которых он тогда не смел и мечтать, теперь были его частью. Но стала ли жизнь от этого проще? Вряд ли. Страх сменился ответственностью, а наивность — грузом воспоминаний.

Снова двинувшись в путь, он погрузился в раздумья. Дорога вела его вверх, к монастырю, но прежде ему встретилась небольшая часовня, стоявшая на развилке. Она была сложена из серого камня, к входу вёл ряд ступеней. Над крышей возвышался большой купол, который поддерживали четыре колонны с желобками, наверху кончающиеся упирающимися в перекрытия капителями. Место было ухоженным, чувствовалась забота — каменная кладка не имела трещин, рядом с огромной каменной статуей держащего двуручный меч палладина, стояла скамейка, позволявшая путникам перевести дух и помолиться. Очень похожая часовня, только посвящённая Аданосу, была в городе Хоринисе.

Под куполом, но у самых ступеней, молился маг в красной мантии. Невысокий, худощавый, но крепкий, с сединой в волосах и внимательными глазами, которые сразу поднялись на Мильтена, когда тот подошёл и остановился. Взгляд был настороженным, изучающим. Маг явно знал всех своих на острове, а незнакомец в мантии мага вызывал подозрения.

— Мир тебе, брат, — произнёс Мильтен, останавливаясь на почтительном расстоянии.

— И тебе мир, — ответил маг, не опуская рук. — Я Исгарот. Не припоминаю тебя среди братии.

— Я не из местных. Меня зовут Мильтен. Был учеником магистра Корристо в… в колонии.

Исгарот нахмурился, его брови поползли вверх.

— Был учеником? Почему был? — спросил он, и в его голосе прозвучала тревога.

Мильтен опустил взгляд, собираясь с духом. Говорить об этом было всё ещё больно, но скрывать ещё хуже.

— Потому что магистр Корристо мёртв. Все остальные маги огня, бывшие в Минентале мертвы. Их убили… незадолго до падения барьера.

Лицо Исгарота побледнело. Он сделал шаг вперед.

— Убиты? Все?.. Но как?.. А как ты…? — он не находил слов и зачастил с вопросами, не успевая их доформулировать.

— Я выжил чудом. И так долго шёл сюда, потому что должен был сначала… — голос Мильтена дрогнул, но он заставил себя продолжать, — я не мог оставить их тела гнить в том проклятом замке. Я предал их огню. Как положено.

Наступила тяжёлая пауза. Исгарот смотрел на него с новым выражением — прежняя настороженность сменилась скорбью и уважением.

— Ты отдал им последний долг. Это… похвально. — Он тяжело вздохнул. — Тогда мы помолимся не просто так. Помолимся за упокой их душ. Вместе. Иннос примет нашу молитву.

Мильтен молча кивнул, с облегчением принимая предложение. Он встал рядом с Исгаротом перед статуей, символизирующей боевую ипостась Инноса. Они начали молитву. Исгарот вёл её, но порой делал паузы, будто ожидая, что Мильтен продолжит. Вероятно, хотел убедиться, что незнакомец, действительно, из ордена, а не является самозванцем, втирающимся в доверие. Мильтен не подвёл — слова молитв, заученные когда-то под строгим надзором Корристо, сами лились с его уст. Они прошли едва ли не весь молитвенник, от простых обращений до сложных гимнов, посвящённых деяниям Инноса.

С каждой произнесённой строфой Мильтен чувствовал, как тяжесть на душе понемногу ослабевает. Он едва ли не физически ощущал исходящую от часовни силу — тихую и умиротворённую, но явственную, подобную теплому свету, окутывающему душу. Это было иначе, чем грубая и почти хаотичная мощь магической руды, которая будто замороженный в горной породе взрыв только и ждала выхода. Нет, здесь была упорядоченная, чистая энергия благословенного камня — редкого кристалла, в котором сила земли преломлялась и усиливалась верой, превращая часовню в подобие алтаря под открытым небом. В колонии не было ничего подобного — магические барьеры блокировали не только физический выход, но и эту тонкую связь с божественным. Заряженные реликвии теряли силу при пересечении барьера, а новые зарядить было невозможно. Маги жили под куполом в долине рудников в духовной изоляции, и лишь теперь Мильтен по-настоящему понимал, чего был лишён.

Он вспомнил каменный круг в горах — место, где когда-то ощутил проблеск древней силы, скрытой в глубине скал. Тогда это было смутное, почти инстинктивное чувство охватывающей всё существо мощи, будто бы он на мгновения сам становился богом. Здесь же благословление Инноса было мягким, не вызывающим эйфорию, но успокаивающим, структурирующим мысли. Плечи сами расправились, дыхание стало глубже, а муть в голове, оставшаяся после ночных кошмаров и видений, наконец, окончательно рассеялась.

Исгарот, закончив молитву, обернулся к нему. На его лице была лёгкая улыбка — печальная, но искренняя.

— Ты впервые по-настоящему ощутил святое место, верно? — спросил он. — Вижу по твоим глазам. Иннос не оставляет своих детей, даже если они долго были вдали от Его света. Нужно лишь не забывать обращаться к Нему.

Мильтен кивнул, не находя слов. Он всегда считал молитвы формальностью, обязательной частью обучения, но лишённой реальной силы. Теперь же он понимал, что был слеп. Вера была не просто ритуалом — она была источником силы, мостом между магом и богом, который заряжал не только душу, но и сам камень часовен и алтарей. Приобщившись к ней, он уже не понимал, как мог столько времени обходиться без этого. Попрощавшись с Исгаротом, он двинулся дальше. За час, проведённый в молитве, они почти не обменялись мирскими словами, но между ними возникла странная связь, словно они стали ближе, чем иные друзья, годами делящие хлеб и вино.

Дорога к монастырю вновь пошла вверх. Мильтен шёл, переосмысливая всё, что с ним произошло. Он был больше не просто выжившим каторжником, не просто магом, случайно получившим силу. Он был служителем Инноса — и именно это давало ему шанс выстоять против тьмы, что надвигалась на мир.

Окружавшие дорогу заросли внезапно оборвались, уступив место головокружительному творению магического искусства и инженерной мысли древних. Перед Мильтеном открылся вид на озеро, темные воды которого леденили душу своей бездонной глубиной. А посреди него, вздымаясь из самой толщи вод, стояла исполинская скала, на вершине которой покоился монастырь магов огня. Он был выложен из того же камня, что и его основание, словно за один миг вырос по воле неведомых сил — гигантская крепость света, неприступная и вечная. С материком его связывал лишь один-единственный, узкий и невероятно длинный каменный мост, перекинутый через бездну. Почти без опор, без перил, лишь тонкая полоска камня над черной гладью. Если разрушить его — ни одна армия мира не смогла бы достичь врат монастыря. Это было место силы, убежище и твердыня.

Мильтен замер на краю, сердце учащенно забилось в груди. Он видел это место издалека, будучи простым охотником, но никогда не осмеливался подойти так близко. Тогда это было запретное, почти мифическое место, куда путь ему был заказан. Теперь же он стоял на его пороге. Сделать шаг на этот мост означало не просто преодолеть пропасть. Это означало принять свой новый статус, перейти черту, отделяющую прошлое от будущего. Сделав глубокий вдох, он ступил на камень. Ветер, гулявший над озером, рванул навстречу, пытаясь сорвать его вниз, но Мильтен твёрдо шёл вперёд, не глядя под ноги, уставившись на массивные врата монастыря, что росли с каждым его шагом. И перед ними стоял страж.

Это был мужчина средних лет с овальным лицом, украшенным редкой, жидковатой бородкой. Его темные, маленькие глаза смотрели на пришельца с немым недоверием и прищуром. Лысина блестела на утреннем солнце. Несмотря на послушнические одежды — черно-красную робу с золотыми нашивками в виде языков пламени, — его крепкие, сложенные на поясе руки и широкая грудная клетка выдавали в нём физическую силу. За спиной у него висел невзрачный посох с железным набалдашником.

Он молчал, и Мильтен молчал в ответ, чувствуя на себе тяжёлый, оценивающий взгляд. Тишину нарушал лишь вой ветра. Наконец, Мильтен не выдержал:

— Я пришёл с важными вестями для Верховного Совета. Мне необходимо говорить с магистром Пирокаром.

Страж, которого звали Педро, как Мильтен узнал позже, лишь недоверчиво скривился.

— Я не знаю вас. А мой приказ гласит: не впускать никого, кроме магов и послушников сего монастыря, а также новых адептов, принесших положенное подношение.

Мильтен опешил. Он не ожидал, что какой-то послушник будет перечить магу, пусть и ранее незнакомому. Но ведь кто попало не надевает одеяние служителей Инноса — это было бы преступление, за которое, мягко говоря, не погладят по голове. Разве что калёным железом или топором, в руках палача.

— Ты что, не видишь? — он указал на свою красную робу.

— Вижу, — невозмутимо ответил Педро. — Но я не знаю каждого мага в Миртане лично, а то, что Вы не из нашего монастыря знаю наверняка. Проход должен быть согласован или вы должны показать командировочное удостоверение, доказывающее, что вы временно являетесь одним из магов этой обители.

Внутри Мильтена что-то закипело. После всего, через что он прошёл, этот упрямый болван преграждал ему путь из-за какой-то бумажки?

— Я Мильтен, ученик покойного магистра Корристо и маг Третьего круга. Ты и правда будешь перечить мне?

На лице Педро мелькнула тень сомнения, но он лишь выпрямился и повторил, словно заученную мантру:

— Мои предписания чётки. Без разрешения Совета или кого-то из магистров я не могу вас впустить.

Мильтен сжал кулаки. Ему всерьёз захотелось схватить за шиворот этого тупого исполнителя и швырнуть с моста в ледяную воду озера. Он с трудом подавил в себе этот порыв, понимая, что это лишь усугубит и так шаткое положение.

— И что же? Не пойдёшь ли тогда доложить о моём приходе? — с язвительной надеждой спросил он.

— Нет. Моё место — здесь, у ворот. Я не могу оставить пост, — отрезал Педро.

— Может, хотя бы крикнешь кого-нибудь?

— И оставлю врата без присмотра? Никогда. Вы можете оказаться шпионом или врагом. Пока я стою здесь, вы не пройдёте.

Мильтен в изумлении покачал головой. Он поражался этой слепой, идиотской преданности уставу, лишённой всякой гибкости и здравого смысла.

— С таким рвением, — с горькой усмешкой произнёс он, — тебе никогда не стать магом. Магия требует не только силы, но и мудрости. А у тебя, я вижу, проблемы с головой.

На сей раз его слова попали в цель. Глаза Педро вспыхнули обидой.

— Вы ошибаетесь! Именно такое испытание мне и дали — стойкость и верность долгу. Только пройдя его, я могу надеяться на посвящение.

В этот момент Мильтен понял, что слова дальше бессильны. Этот человек был столь же непробиваем, как стены монастыря за его спиной. Отступать было некуда. Идти назад — значит признать поражение.

— Хорошо, сейчас поищу свою бумагу, — сказал он для того, чтобы не вызывая подозрений сунуть руку в свою походную сумку. Его пальцы нащупали гладкую поверхность старого свитка, чудом уцелевшего во всех передрягах. Свиток Сна — очень простое, но эффективное заклинание.

— Ты, наверное, переутомился брат, — тихо произнёс Мильтен. — У меня кое-что есть для тебя.

Педро нахмурился, не понимая.

— Что вы сказа… — он не успел договорить.

Мильтен развернул свиток, направляя в него силу. Древние символы вспыхнули голубоватым светом. Волна магической энергии, невидимая и неслышимая, покатилась к послушнику. Его глаза внезапно стали стеклянными, веки тяжело сомкнулись. Не успев издать ни звука, он рухнул на каменные плиты у входа, погрузившись в глубокий, магический сон. Мильтен едва успел подхватить его падающее тело, чтобы он не стукнулся головой. Не хватало ещё, чтобы он так глупо умер.

Стоя над спящим телом, Мильтен почувствовал укол совести. Но времени на раскаяние не было. Быстро обыскав сумку на поясе Педро, он достал массивный железный ключ. Вложил его в замочную скважину и повернул. Механизм щёлкнул с громким, удовлетворяющим звуком.

Массивные врата монастыря магов не открылись… зато открылась маленькая низенькая калитка в них. Наклонившись, Мильтен, наконец, зашёл в обитель.

Переступив порог, Мильтен замер, ослеплённый не ярким светом, а открывшейся ему неожиданной картиной. Он предполагал увидеть суровый, аскетичный двор крепости — каменные плиты, плацы для построений, может быть, тренировочные манежи для послушников. Вместо этого он попал в цветущий рай.

Просторный внутренний двор монастыря был огромным, ухоженным садом и огородом. Аккуратные грядки с пряными травами и овощами чередовались с рядами виноградных лоз, тянувшихся по деревянным шпалерам. Воздух был густым и сладким от аромата спелых ягод, нагретой солнцем хвои можжевельников и цветущих целебных растений. Послушники в простых рабочих одеяниях, а не в парадных нарядах, какой был у стража ворот, трудились среди зелени — одни пололи грядки, другие собирали урожай в плетёные корзины. Это был не оплот воинствующей магии, а скорее обитель трудолюбия и созерцания. Лишь высокие стены по периметру, сложенные из серого камня, напоминали о том, что это место — неприступная твердыня.

В центре этого зелёного моря возвышалась главная церковь монастыря. Её стрельчатые арки и устремлённые в небо шпили были исполнены в строгом готическом стиле, но свет, исходивший от неё, был тёплым и живым. Огромное круглое окно-роза над главным входом было целиком занято витражом, изображавшим сияющее Око Инноса. Лучи утреннего солнца, падая под нужным углом, пронизывали цветное стекло, заставляя его гореть мириадами огненных бликов и отбрасывать на каменные плиты радужный ковёр из света. А на самой вершине главного шпиля сиял золотой круг с расходящимися в стороны лучами — стилизованное око Инноса, символ верховного бога. Отполированная поверхность ослепительно сверкала, будто и вправду была крошечным светилом, венчающим это место силы. Но если присмотреться, то в центре звезды можно было всё же различить символ бога огня — горящую свечу, напоминающую раскинувшего в стороны руки человека, чьим лицом было пламя.

Жилые и хозяйственные постройки примыкали к стенам, образуя замкнутый прямоугольник, внутри которого и буйствовала вся эта жизнь. Мильтен знал, что мощь монастыря скрыта от глаз — бесчисленные подвальные уровни, библиотеки, лаборатории и обсерватории, где и творилась настоящая магия. Где-то здесь же, под землёй, под усиленной охраной, хранились легендарные артефакты — Огненный щит, Священный молот и сам Глаз Инноса. Мысль о том, что когда-то всем этим управлял Ксардас, ещё до своего заточения в долине рудников, заставила Мильтена снова содрогнуться. Что может быть скрыто в тайниках и подвалах этой крепости? Как давно скрытые от глаз дела отступника расходились с официальными представлениями ордена о допустимом зле?

Его размышления прервала наступившая тишина. Работа в саду замерла. Все — и послушники, и несколько магов в красных мантиях — остановились и уставились на него. На незваного гостя, появившегося из ниоткуда в самом сердце их цитадели. К нему уже шёл один из магов — немолодой, с лицом, испещрённым морщинами, но с прямой осанкой и ясным, властным взглядом. По манере держаться и тому, как другие почтительно расступились перед ним, Мильтен сразу понял — это кто-то из старших, хоть всё же и не магистр — иначе бы его одеяние было иным.

Мильтен поспешил навстречу, почтительно склонив голову.

— Мир и свет вашей обители, брат. Я — Мильтен, маг третьего круга. Прибыл из долины рудников со срочными вестями для Верховного Совета.

— Мир и тебе, брат. Я Парлан, распорядитель этого монастыря, четвёртый круг, — ответил маг, пока его проницательные глаза изучали пришельца с ног до головы. — Говоришь, из-за барьера? — спросил он, и в его голосе прозвучало неподдельное удивление. — Это, действительно, будет интересно магистрам. Совет как раз в храме. Дневная молитва окончена, но они всегда задерживаются, чтобы обсудить дела ордена. Ступай. Они наверняка захотят сейчас же выслушать тебя.

Мильтен кивнул и уже собрался было идти, как Парлан остановил его жестом.

— Постой. А как ты прошёл? У ворот должен был дежурить послушник Педро. Не было… проблем?

Мильтен с наигранной лёгкостью пожал плечами, доставая из кармана мантии тяжёлый ключ.

— Точно, чуть не забыл! Бедняге явно требовался отдых. У него всё в голове перемешалось. Я дал ему возможность уснуть. — С этими словами он протянул ключ Парлану, — хорошо бы, чтобы парня временно подменили и перенесли на кровать, а то продрогнет лежать на камне.

Парлан взял массивный ключ, и на его обычно невозмутимом лице появилось выражение чистого, неподдельного недоумения. Он посмотрел на ключ, потом на Мильтена, потом снова на ключ, словно не веря своим глазам.

— Ты усыпил Педро? — уточнил он, и в его голосе зазвучали нотки чего-то, что могло бы быть и недовольством, и сдержанным восхищением. — Ну что ж… Иди. О твоём… методе входа… мы поговорим позже. О Педро я позабочусь.

Развернувшись, Мильтен направился к величественному входу в храм. За его спиной он чувствовал с десяток колющих взглядов, но не оборачивался.