Святое кто попрал ногами
В надежде в небо воспарить,
Тому уж не помочь словами,
Спасти нельзя, иль убедить.
Будь он хоть прав и прогрессивен,
Решивший бога заменить,
Вердикт всегда императивен —
Еретика остановить.
Привычная дорога к Болотному лагерю оказалась на этот раз полна сюрпризов. Конечно, Мильтен уже не был тем молодым следопытом, как при первом своём знакомстве с этой местностью, но и испытания на этот раз соответствовали его рангу. После падения магического барьера, вся фауна долины рудников будто взбесилась. Если по пути в Старый лагерь он хотя бы шёл проторенной дорогой, то дальше его путь лежал уже по берегу реки вдоль дикого леса, в который и в спокойное время решался зайти не каждый охотник. Первым тревожным знаком было, когда обезумевшие падальщики с выпученными глазами и высунутыми языками, будто поражённые бешенством выскочили из кустов и бросились сломя голову на путника. Такая наглость застала Мильтена врасплох. Он слишком хорошо знал повадки этих птиц, а сейчас они полностью их нарушили. Впрочем, застать врасплох мага, который знал, что отправляется не на расслабленную прогулку — это всё же слишком громко сказано. Скорее, он просто был удивлён, причём удивление это проявилось в основном уже после того, как руна огненной стрелы сделала своё дело. Осматривая обугленные туши, зловонно чадящие жжёнными перьями, он с недоумением обнаружил признаки истощения животных. Даже мясо столь вымотанных бегом птиц уже не взял бы ни один охотник. Оно приобрело зеленоватый оттенок и было несъедобным: жёстким, полным горечи и даже опасным из-за большого количества токсинов. Похоже, они носились по лесу уже не первый час. То ли что-то воздействовало на их слабый разум, не давая покоя, то ли какие-то хищники напугали и загоняли стаю этих быстро бегающих пернатых.
Оба варианта казались равновероятными. Головная боль не давала служителю Инноса покоя, так что менее стойкий к такому воздействию организм мог и вовсе выйти из строя. С другой стороны, это не исключало и второго варианта. Если какое-то ментальное воздействие влияло на птиц, то могло влиять и на более опасных тварей, заставляя их убивать без разбора. Немного подумав, Мильтен пришёл к выводу, что стоит взять в руки руну огненного шара. В случае чего, им можно пробить шкуру даже мракорису, или же распылив шар на несколько огненных стрел можно поразить целую стаю волков или глорхов. С недавнего времени Мильтену покорился и такой трюк. Корристо называл эту уловку малым огненным штормом.
Как оказалось, это было весьма своевременным шагом, потому что не успел маг пройти и пары сотен метров, как услышал хруст ломающихся веток и шум, свидетельствующие о быстром приближении из зарослей чего-то тяжелого. Только лишь успел сфокусироваться в руках огненный шар, как из-за деревьев выскочила огромная стремительная тень. Огромными прыжками нечто неразборчиво клыкастое приближалось к нему, не оставляя сомнений в своих намерениях. У чародея была лишь одна попытка, чтобы попасть. Ещё с первой боевой тренировки он усвоил урок, что упредить движущуюся цель очень сложно. Времени на то, чтобы перенаправить огненный шар у него не было. Зверь был слишком быстр, его скачки были слишком высоки и непредсказуемы. Мильтен медлил, сосредоточенно глядя на надвигающуюся дикую смерть. Без сомнений, это был мракорис. Одного удара его лапы, не говоря уже об укусе острых, как сабля, клыков, было достаточно, чтобы убить, раскромсать, раздавить. Но этот хищник никогда не атаковал на бегу. Его излюбленной тактикой был резкий рывок, удар мощной передней лапой, когти которой могли разорвать любую кожаную броню и даже пробить железный доспех. Затем, этот обычно ночной охотник довершал дело, разрывая оглушённую жертву зубами. Уклониться от удара было крайне сложно, хотя опытные охотники именно так и побеждали, если дело доходило до рукопашной схватки. Впрочем, это удавалось им, как правило, лишь благодаря тому, что днём мракорис был менее ловок. И даже несмотря на это мало кто мог похвастаться такой удачей. И ещё меньше людей были готовы добровольно повторить такой опыт. Всё это пронеслось в голове у Мильтена за те пару секунд, что он ждал приближения монстра.
Когда тварь приблизилась на расстояние в несколько метров, так что ей оставался лишь последний прыжок, маг пустил свой огненный шар в цель. Телекинетическое поле толкнуло сгусток плазмы со всей мощью, на которую он был способен. Ещё довольно неопытный по меркам последователей Инноса адепт едва ли мог продемонстрировать нечто выдающееся, однако сгусток плазмы промчался с невиданной для этого заклинания быстротой, какой мог позавидовать даже опытный боевой маг, приближающийся к званию магистра. Какую бы уловку не использовал Мильтен для достижения этого эффекта, он достиг результата. Огонь обглодал лицо и грудь зверя, остановив готовящуюся атаку, сперва сбив монстра с толку, а затем приведя в неистовство. Оглушительный вой, прерываемый булькающим рычанием и хрипами пылающей глотки разорвал воздух. Мильтен же, воспользовавшись задержкой, не стал повторять атаку, а вместо этого бросился в сторону. И это спасло его, потому что несмотря на секундное замешательство, совершенно потерявший контроль хищник прыгнул. Какая бы мощь не была заключена в огненном шаре, она была не способна мгновенно убить двухтонную гору мышц. Эта особь была особенно огромной, в несколько раз больше молодых сородичей. Его по праву можно было назвать некоронованным царём лесов Миртаны. Рог на его голове был бы лучшим украшением зала трофеев в замке любого герцога. Туша рассвирепевшего мракориса стремительно пронеслась мимо отскочившего с его дороги человека. Не будь зверь ослеплён, он, конечно, развернулся бы для новой атаки, которая, скорее всего, стала бы фатальной. Но, на счастье мага огонь сделал своё дело. Хоть он и не убил, но достаточно покалечил монстра, чтобы тот потерял и зрение, и свой острый нюх. Даже если его нос и мог ещё ощущать какие-то запахи, то это были лишь различные оттенки его собственной горелой плоти. В исступлении монстр сделал ещё пару прыжков вперёд. И это было его ошибкой. Река в этом месте имела очень обрывистый берег, так что последний прыжок оказался роковым. Зверь сорвался в воду буйной горной реки, и бушующий поток понёс его вниз по течению, ударяя о камни. Ещё какое-то время Мильтен смотрел, как зверь пытается совладать со стихией и царапает попадающиеся на пути скалы, силясь выбраться. Быть может, будь он здоров, он даже смог бы, однако потеряв ориентацию в пространстве, он лишь барахтался, как слепой котёнок. Дальше на пути к болоту река обрывалась водопадом, так что участь этого могучего зверя была предрешена. В этот раз он выбрал себе жертву не по зубам и поплатился за это.
Мильтен с трудом восстановил дыхание и успокоился. Короткая стычка измотала — не каждый день смотришь в глаза смерти. По какой-то странной традиции эта часть пути на болота всегда изобиловала приключениями. Здесь он когда-то впервые столкнулся с гоблинами, здесь он сам однажды был в теле хищника, загонявшего жертву. Теперь, почти в том же месте он победил самого опасного хищника в мире. Конечно, победа была несколько омрачена тем, что он не смог взять трофей, однако он уже давно не был охотником, а магу огня рог мракориса мог пригодиться разве что в качестве алхимического ингредиента. Впрочем, он не припоминал таких рецептов, так что расстройство было недолгим. Гораздо больше беспокоила мысль, что мракорисы никогда по своей воле не выходят днём на охоту. Если что-то довело до безумия столь могущественное создание, то это не предвещало ничего хорошего. На мгновение, он задумался о том, чтобы повернуть назад. Маги примут его и без информации о происходящем в секте. А сейчас он мог ещё успеть присоединиться к войску генерала Ли и вместе с ними в безопасности покинуть долину рудников. Что тянуло его в эти мрачные топи, полные гигантских болотных червей? Что он надеялся там увидеть? Однако совесть не позволяла ему повернуть. Если не из чувства долга, если не из-за исходившей от бывшего Братства Спящего угрозы, то хотя бы ради того, чтобы узнать о судьбе двух женщин, не без его участия оказавшихся в своё время у лидера сектантов, он должен был проделать этот путь. Он знал, что ничего им не должен, и что останься они у Гомеза, их судьбы была бы почти наверняка хуже. Они могли умереть ещё до падения барьера, или же их ждала судьба тех девушек из гарема баронов, которых изнасиловали и убили дорвавшиеся до женщин после смерти Гомеза стражники. Их участь была ужасна, и Мильтен сожалел, что вообще решил зайти в особняк рудных баронов. Расправа произошла, по-видимому, уже после падения барьера, так что убрать тела никто уже не озаботился. Увиденное едва ли позволит молодому магу спокойно спать по ночам, даже когда эта чёртова головная боль, усилившаяся после падения барьера, наконец, утихнет. После этого он осознал, какие звери таились среди каторжан, и как важна была дисциплина, которую поддерживали рудные бароны. При всех их недостатках и пороках, при них в лагере был хотя бы какой-то закон и порядок. Даже трупы магов огня, которых тоже оставили гнить прямо в бывшей обители, не произвели на него такого жуткого впечатления. Они были его друзьями и в каком-то смысле даже семьёй, но всё же погибли быстро, и как подобает воинам — от меча.
Молодой священнослужитель всегда отличался упорством, порой переходящим в упрямство, и сейчас, несмотря на все знаки судьбы, просто кричащие о смертельной опасности затеянной вылазки, всё же продолжил начатый путь. Одного мракориса было недостаточно, чтобы заставить его отступить от намеченного. Явись сейчас перед ним сам Иннос и скажи, что он должен повернуть, Мильтен мог и его послать к Белиару. В конце концов, он имел законное право быть в обиде на своего бога, не защитившего своих верных последователей. Но Иннос бы никогда не явился. Он вообще никогда не являлся, присутствуя в жизни людей лишь посредством магии и благословений. Возможно, глас Инноса был доступен избранным, но Мильтен знал, что он никогда не будет достоин стать чемпионом бога огня и света. Слишком темны были его тайны, слишком крива его дорожка в орден. Хотя кто он такой, чтобы решать каков должен быть проводник божественной воли? Может быть, Иннос ничем не лучше своего сводного брата, предпочитающего мерзавцев и негодяев. Может быть, Инносу и вовсе нужен палач, а не праведник.
Оставшийся путь прошёл на удивление спокойно. Несколько остервеневших шершней, стайка падальщиков, заплутавший кротокрыс. В общем, ничего такого, что могло вызывать проблемы. Все животные были напуганы и атаковали бездумно, будто надеясь на избавление от страданий. Ворота Болотного лагеря, от которых начиналась гать, оказались без охраны. Раньше на страже всегда стояла пара матёрых воинов с отполированными до блеска двуручными мечами. Неподалёку от ворот можно было обычно встретить первых послушников и даже гуру, вокруг которых собирались ученики. Сейчас же везде было запустение, а в ближайшем жилище, выдолбленном в стволе огромного дерева, лежал окровавленный труп. Мильтен подошёл поближе и убедился, что послушник погиб недавно. Судя по позе, он убил себя сам, выдавив собственные глаза пальцами. Какую же боль и степень отчаяния должен был ощущать несчастный, если дошёл до такого? Шутки кончились, в секте происходило что-то кошмарное, настолько, что даже все ужасы и горы трупов в Старом лагере, и обезумевший мракорис по дороге могли оказаться лёгкой разминкой перед тем, что ждало в храме Братства. Мильтен никогда не сходился в бою с гуру, кроме небольшой стычки с Юберионом. Но, если остальные лидеры секты были хотя бы вполовину так сильны, как был их предводитель, то у одного мага огня, тем более не владевшего даже всем набором рун третьего круга, не было ни единого шанса в бою с ними. Это, если не считать стражей Братства, мечи которых были, пожалуй, даже опаснее.
Голова вновь стала раскалываться, и Мильтен отогнал от себя боль уже ставшей привычным за последние полдня способом — отсекая внешнее воздействие демона. Несмотря на все старания, мысли всё равно путались, будто он приближался к эпицентру, от которого распространялось тлетворное воздействие. Он попытался удержать фокус на своей миссии, вновь вспомнив события последнего дня, с момента его разговора со Шрамом и до выхода из лагеря. Эта часть суток была самой сложной из-за ментального давления, которое он на себе непрерывно испытывал. И из-за обилия трупов. Ему хотелось забыть всё как страшный сон, но усилием воли он заставил себя вспомнить. Затем, чтобы не забывать для чего он здесь. Чтобы помнить, что будет, если тьма победит.
Ещё будучи в замке Старого лагеря, он подготовился к походу. В арсенале появились новые заклинания, которые достались по наследству от убитых магов круга. Конечно, их тела ограбили до его прихода, вынеся из обители все ценности, но всё же представление о ценном сильно разнилось у простых головорезов-стражников и обученного мага. К счастью алхимическая лаборатория почти не пострадала, хотя было и совсем не до неё. Но, что-то подсказывало, что он ещё вернётся в это место. Почти не было дела грабителям и до блёклых рунных камней, совсем не похожих на магическую руду. Они догадывались, что это что-то магическое и потому большинство рун всё же пропали, но специально их не искали. До того, как Мильтен придал огню тела товарищей, а заодно и сваленные в кучу во дворе тела остальных убитых, он старательно обыскал их на предмет ценностей. От наставника ему досталась малая руна исцеления, зажатая в его окоченевшей руке. На ладони были видны следы ножа, которым кто-то пытался расцепить во всех смыслах мёртвую хватку Корристо, однако приз, по-видимому, был сочтён не стоящим усилий, и руна так и осталась в руке. Вторая рука Корристо была разрублена на куски, и пальцы отсечены напрочь — тот, кто извлекал другую, видимо, гораздо более ценную руну совсем не церемонился. С трудом и отвращением, стараясь не смотреть на искаженное предсмертной болью и трупным окоченением лицо наставника, бывший ученик закончил начатое неизвестным мародёром, в тайне надеясь, что позарившийся на имущество магов негодяй уже тоже валяется в куче трупов. К сожалению, насчёт самого убийцы такой надежды не было. На месте осталась и руна огненного шторма из потайного кармана в рукаве Драго. Другой же руны не было — видимо он использовал её во время нападения на обитель, и, как и почти все остальные руны она оказалась украдена. Полученное заклинание принадлежало к четвёртому кругу, но небольшой эксперимент показал, что в случае нужды Мильтен уже способен ей воспользоваться. Истинный огненный шторм отличался от малого тем, что огонь с помощью этого заклятья мог призываться с разных мест пространства, а не только из рук колдующего. Магистры огня могли призывать огненные потоки хоть прямо из земли или вырывать части построек, превращая окружающее пространство в гигантский плавильный цех, в котором неистово вращались потоки плазмы, магмы и горящих предметов. В исполнении Мильтена пока до настоящего шторма было далеко, но мощь исходящей из задуманного места струи огня сожгла гору трупов за считанные секунды. Недостатком было то, что столь же быстро эта волшба сжигала и запасы его магических сил, так что для постоянного применения пока не подходила. В другой ситуации он всё равно наверняка испытывал бы гордость по этому поводу, но на этот раз в его голове было место лишь печали, скорби, а большую часть времени защищавшему от безумия безразличию. Не потому ли он так рвался в болотное логово сектантов, что просто хотел умереть? Эта мысль не раз приходила ему в голову, но он отгонял её, словно назойливую муху. Он шёл туда, потому что должен, и потому что так велит ему чутьё. А оно ещё ни разу не подводило, раз он до сих пор жив. Впрочем, никаких гарантий на будущее это не давало.
Ещё одна руна завалялась на полу, видимо выпав в суматохе. Ей, на удивление, оказался «кулак ветра» — заклинание, которое было получено от сектантов Спящего. Большая часть ценностей и даже зелий, были украдены, но всё же в спешке грабители нашли не все запасы. Несколько бутылей и свитков перекочевали в сумку чародея, дополнив весьма скудные запасы, которые там были. Будто в тумане, Мильтен осматривал обитель, обыскивал и переносил тела, зажёг погребальный костёр, который он напитал своей магией и горючей смолистой жидкостью, предназначенной для обороны стен замка. Никто не препятствовал ему, а несколько человек, которые видели его вызывающе ярко красную мантию, попросту бежали без оглядки, будто увидели привидение. Времени на создание достойного погребального «ложа» не было. Он и так задержался в замке намного дольше, чем следовало, и в любой момент мог столкнуться с последствиями своей медлительности. Не дожидаясь, как костёр потухнет, он покинул почти опустевший Старый лагерь. Даже не верилось, что ещё вчера здесь жили тысячи каторжан.
Без инцидента совсем уж не обошлось, и на выходе из лагеря его окружили. Несколько оборванцев с дубинами и какими-то длинными ножами неуверенно попытались заградить путь. Один из них, шепелявя сквозь дыры от недостающих зубов, подбадривал других, утверждая, что это не маг, а какой-то самозванец, нацепивший робу. На этот раз Мильтен не испытал никаких эмоций — на сегодня их резерв уже закончился. Стоило этому умнику загореться несбиваемым магическим пламенем и в агонии свалиться на землю, на глазах превращаясь в обугленное полено, как остальные в панике разбежались, едва ли не застревая в дверях близлежащих домов, пытаясь протолкнуться в них одновременно. В другое время, это могло бы сильно взволновать Мильтена. Такая стычка могла бы даже считаться одним из самых невероятных и жестоких приключений за последние годы, но сейчас он, лишь пожав плечами, двинулся дальше, при этом, однако, не упуская из виду окрестностей, опасаясь удара или выстрела в спину. Но обошлось без того — это, действительно, просто была кучка идиотов, а не настоящая засада или отвлекающий манёвр. Редкая удача, но ему было всё равно, лишь бы головная боль хоть немного притупилась. А смерть каторжника, на удивление, ослабила её, будто неведомый мучитель, принял от него жертву… Возможно, стоило, убить и остальных? Зачем он отпустил этих негодяев? Стиснув зубы, маг отогнал эту еретическую мысль, недостойную адепта Инноса. Выйдя из замка и окончательно уверившись, что погони за ним не последовало, он прикрыл глаза и нашёл источник заразы в своём сознании — то незримое щупальце, что буравило его ауру и перетряхивало разум. Лишь когда он волевым усилием отсёк врага, мысли прояснились и частичное оцепенение спало. Мир стал вновь более реальным. Остаток пути до Болотного лагеря, он ещё несколько раз проверял своё состояние, убеждаясь, что всё новые и новые «щупальца» пытаются оплести его и одурманить. Словно мифической гидре, им не было конца и на место рассечённых приходили новые. Но защита не была напрасной — это была битва за жизнь, за свою волю и свободу от древнего демона. Скольких эта тёмная сущность уже поглотила и сделала своими рабами? Спящий был без сомнения повержен, но что-то намного более страшное запустило свои мерзкие лапы в долину рудников…
Так что, Мильтен, был хотя и не полностью, но подготовлен к предстоящей встрече с остатками братства Спящего. Его мысли вновь сосредоточились на настоящем, боль отступила, сменившись бессильной злобой. Он чувствовал себя щепкой, пытающейся оседлать волны моря. Логика говорила отступить, но интуиция подсказывала, что отступив сейчас, он окончательно погибнет. Впустив однажды в свой разум демона, пытаясь помочь своему другу сектанту Лестеру, Мильтен обрёк себя на страдания, которые испытывали сейчас все бывшие последователи Спящего. И несмотря ни на какие техники защиты, полностью победить одержимость молодой маг не мог. Противник оказался слишком силён. Сколько он продержится, если не устранит источник проблемы? День, два, десять? Если не днём, то во сне демон может одолеть его, и тогда это обернётся катастрофой. Без сомнений, убивший себя сектант пытался избавиться от голоса в голове и ужасающей боли, которая даже обученного мага чуть было ни свела с ума. Готов ли Мильтен пойти по его пути, если отступит и не совладает с демоном? Он не хотел знать ответ. Но теперь недостающие звенья сложились в единую цепь событий, и цель его похода в Болотный лагерь стала ясна — он должен найти причину своей одержимости и избавиться от неё. Если придётся, то и убить уже безвозвратно отдавшихся Белиару демонопоклонников. Странно, что до этого он не понимал, зачем идёт сюда. Или понимал, но забыл? Или он шёл не за тем? Кто-то звал его на разговор. Было что-то зловещее и противоестественное во всём происходящем. Никогда ещё маг не был так рассеян и сбит с толку, как в этот день. Как он вообще смог зайти так далеко в таком состоянии? Или ему стало хуже только сейчас? Или сейчас ему наоборот лучше? Встречался ли на его пути мракорис или это было помешательство? Были ли выбегающие на дорогу твари, или он убивал бегущих из лагеря послушников братства? Водоворот лиц и тел промелькнул перед мысленным взором, будто он видел сегодня бесчисленное множество мертвецов. Или это были трупы, которые он сжег в Старом лагере? Скорее всего… Мотнув головой и будто физически скидывая нахлынувшее безумие, Мильтен двинулся дальше. К своей цели, чем бы она ни была.
Пустота и разруха — вот наиболее точные эпитеты для царившей в поселении атмосферы. Чем дальше маг продвигался вглубь, тем страшнее становилось. Солнце уже клонилось к закату, и это было явно не лучшее время, чтобы посетить болота, вероятно наполненные безумными сектантами, готовыми убивать голыми руками и потерявшими разум от головной боли и обволакивающего всё вокруг демонического присутствия. Для полного соответствия страшным сказкам не хватало, пожалуй, лишь тумана и выскакивающих из него мертвецов и монстров…
Приблизившись к площади, которая была единственным достаточно ровным и сухим местом на нижнем ярусе посёлка, и окружала древний храм, построенный ещё в незапамятные времена и лишь позаимствованный и частично отреставрированный сектантами. Именно в нём была резиденция Юбериона — основателя и бессменного лидера секты, незадолго до падения барьера скоропостижно скончавшегося от последствий с ошибкой проведённого ритуала с одним из наполненных остатками мощной магии фокусировочных кристаллов-юниторов. Несмотря на неточность в ритуале призыва Спящего, похоже, что Юберион всё же достиг желаемого и обратил на это место взор демонов, а то и самого Белиара. Последствия этого и надеялся если не устранить, то хотя бы понять Мильтен. И увиденное ему, мягко говоря, не понравилось.
Площадь была полна народа. Похоже, всё население лагеря было перед храмом. Часть бывших послушников валялась на каменных плитах в беспамятстве или в агонии от мучавшей их головной боли. Некоторым связали руки — видимо, они норовили повторить «подвиг» своего собрата, выдавившего себе глаза. Другие же пускали слюни в лужах собственных экскрементов и, скорее всего, их разум уже был полностью уничтожен. Однако не все были в столь плачевном состоянии. Среди собравшихся выделялось несколько десятков гуру, стражей и старших послушников, которые явно сохранили способность действовать. Но действия их были направлены совсем не на помощь пострадавшим товарищам. Происходившее больше напоминало какой-то тёмный ритуал, пришедший из полузабытых дней, когда демонопоклонники ещё не были под корень истреблены в землях королевства Миртана. Такими культами до сих пор пугали детей, а порой их следы и на самом деле находили в каких-нибудь пещерах или подземных катакомбах, но о массовых жертвоприношениях речи не было. Сторонники Белиара и младших демонов, служащих богу тьмы, всегда находились, но даже в Варранте жертвоприношения были под запретом после того, как армия Робара Второго разгромила войска владыки ассасинов Зубена, и был заключён мирный и заодно вассальный договор. Культ Белиара был всё ещё разрешён в пустынных регионах Варранта, но в качестве жертв допускались лишь животные. Здесь же то и дело из храма выносили окровавленное тело с дырой в груди на месте сердца, и скидывали на площадь прямо с выступавшего наверху постамента. Несколько стражей уносили изуродованные тела к болоту, бросая в трясину на пожирание болотожорам. Парочку этих жутких гигантских зубастых червей я даже увидел около того места, хотя раньше они никогда не заходили так глубоко в лагерь. Но вкус и запах крови привёл их месту пиршества. Стражи же, будто бы игнорировали этих тварей, занимаясь своей жуткой работой и возвращаясь вдоль кровавой тропы за новым телом. В храм же в это время другие волокли новую обезумевшую жертву. Видимо, жертвенником служил алтарь, который находился внутри древнего святилища.
Одежда некоторых из находившихся на площади претерпела изменения. Прямо там несколько послушников в больших ступах, где раньше разминали болотник, готовили из угля и какой-то клейковины чёрный краситель, которым вымазывали балахоны. После каждой жертвы один из сохранивших разум выходил из храма в новом одеянии, в котором кроме чёрного был лишь кровавый красный цвет. И что-то подсказывало, что «кровавый» было не метафорой. Мильтен был так заворожён открывшимся ему жутким зрелищем, что даже не понял, в какой момент и от чего потерял сознание…