Когти Тьмы

Глава 18. Воспоминания в пути

Что может лучше быть дороги

Чтоб в голове всё прояснить?

Шагай вперед, оставь тревоги

И сможешь мысли подчинить.

Они шли весь день. И даже в сумерках марш не прекращался. Не то что люди — даже похожие на гору мышц волы в упряжках совсем выбились из сил. Доклад Мильтена о ситуации с культистами в долине рудников имел эффект разорвавшейся бомбы, и капитан авангарда паладинов хотел во что бы то ни стало захватить замок Старого лагеря раньше сектантов. Лорд Гаронд приказал не терять ни минуты, и все, кто всё ещё сохранял способность соображать, были с ним согласны.

Марш был беспрецедентным, авантюрным до безумия и нарушал все мыслимые правила военного искусства. Ведь уставшие бойцы не могли быть эффективны. Но план предусматривал первый привал лишь у площади обмена, почти в сорока милях пути от города, если идти широкими дорогами. По донесениям, там пока сохранялась относительная стабильность. Условия были безвыходными: успеть — или проиграть, даже не успев оказать достойного сопротивления.

Начинать поход со штурма собственного замка было бы безумием. Тем более информации, кто контролирует его сейчас, не было. Разведчики сообщили, что Старый лагерь занят каким-то отрядом, но внутрь попасть им не удалось. И эта сводка уже неделю как устарела.

Даже Мильтену, несшему лишь лёгкую сумку и облачённому в мантию мага, которая была намного легче даже доспехов ополченца, не говоря уже про рыцарей, пришлось нелегко: мозоли на ногах, ноющие суставы и шея, затекшая от бесконечного пути по пересечённой местности. Конечно, в основном они шли по дорогам, но и дороги эти ровными не назовёшь. Где-то в хвосте, всё больше растягиваясь и отставая, медленно тянулась колонна с новыми каторжниками — точнее, со старыми, которых вновь отловили патрули и теперь гнали обратно в колонию как рабочую силу. Их охраной занимались дополнительные силы, большая часть из которых потом должна вернуться в город.

Совещания, военные советы, диспуты, стратегические планы — так себе до этого представлял военную науку Мильтен. Но реальность оказалась иной: короткие приказы, быстрые доклады, минимум разведданных. Ничего больше паладины позволить себе не могли. Сам маг сначала занимался благословением оружия воинов, готовящихся к походу, а затем, едва рассвело, его разбудили. Он, не до конца проснувшись, выдвинулся из Хориниса в сторону рудниковой долины.

Кое-какие слухи Мильтен всё же успел услышать. Когда самый современный и невероятно вооружённый корабль пристал в порту Хориниса, его ждал торжественный приём, насколько это вообще возможно, в случае когда о почетных гостях из столицы узнают лишь, завидев парус на горизонте. «Лучшие» люди города встречали лорда Хагена и других паладинов с почестями, но в ответ получили лишь строгие пренебрежительные взгляды, а мэра и вовсе арестовали прямо в порту. Говорят, Хагену не понравилось, как выглядит город.

Приход подкреплений с континента был ожидаем, хоть корабль и обогнал вести о нём, прибыв всего через каких-то жалких пять дней. Учитывая творящийся вокруг бедлам, конечно, никто не озаботился ремонтом фасадов в порту, выносом мусора и прочими украшательствами, какие обычно наводят в ожидании высокого начальства. Небольшие суда три дня шли до континента, и новости о падении барьера за это время по ожиданиям едва должны были дойти до короля, не говоря уже о столь быстрой реакции.

Впрочем, Мильтен не сомневался, что падение барьера засекли маги — ему даже не требовалось у кого-то это уточнять. Вместо этого он при случае расспрашивал паладинов и их оруженосцев о происходящем на континенте и в других частях королевства. Пока за Миртанским морем было достаточно спокойно, если не считать стычек с орками в Нордмаре. Но напряжение росло, и люди говорили о будущем неохотно. Чуть легче было разговорить угрюмых вояк на темы, касающиеся их искусства. Поведали молодому магу, например, немало о корабле Эсмеральда, флагмане королевского флота. Это был просто замечательный корабль, но, к сожалению, единственный оставшийся военный корабль такого класса. Остальные погибли на Восточном архипелаге, не справившись с задачей переломить хребет орочей орде.

Впрочем, военный галеон был весьма быстр и невероятно вооружён, поэтому мог позволить себе ходить без эскадры. Единственной слабостью этого чуда техники было то, что пушкарское дело было развито слабо: разрывные боезапасы изготавливались вручную, а стрелять отлитыми из ржавого металлолома ядрами было неэффективно, особенно учитывая низкую точность орудий. Куда этим поделкам до огненных шаров магов огня, которые от орочей ладьи могли оставить лишь пылающие головешки, если там не оказывался шаман, способный отвести удар в сторону или усмирить прожорливое магическое пламя, которое водой далеко не сразу затушишь!

На Эсмеральде паруса и палуба были обработаны той же пропиткой, что и мантии магов огня, в результате чего практически не горели. Но столь дорогую обработку не мог позволить себе практически никто, и потому огненный шар всё ещё оставался лучшим оружием против флота в мире Моргарда. Из-за такой разницы в поражающей силе пушки, слабо способные воспламенять корабли и больше подходящие для разнесения их в щепки, не получили широкого распространения, и технический прогресс в их развитии шёл медленно.

Никто в Миртане не мог знать, что они теряют, пренебрегая совершенствованием артиллерии! Мильтену тоже это было неизвестно, хотя он был весьма прогрессивен, и высоко ценил возможности алхимического огня в различных формах, в том числе внутри бомб. Пушки, которыми была в достатке снабжена Эсмеральда, позволяли кораблю обходиться без штатных магов огня, что было важно для престижа паладинов, владеющих рунной магией весьма посредственно.

В обучение рыцарей Инноса почти не входило развитие внутреннего магического резерва: они могли освоить лишь слабые руны света и заживления ран, и то, в основном полагаясь на молитвы как поддержку их слабых дарований. Раньше Мильтен не понимал, как молитва может помочь творить магию, но, покинув барьер и соприкоснувшись с настоящими алтарями, осознал скрытую доселе божественную мощь. Среди воинов порой находились особые таланты, но иерархия в Миртане была такова, что таких обычно отправляли на переобучение к магам огня, где они становились членами иной ветви ордена Инноса. Почему так? Скорее всего, никто из лордов, да и сам король, не желали иметь под боком бронированные магической сталью живые орудия для убийства, раскладывающиеся огненными шарами или способные вызвать настоящий шторм.

Маги имели большую уязвимость — слабую защиту в ближнем бою и от стрел, тогда как паладины были этого недостатка лишены. Но при встрече с огненным шаром превращались в запечённый в собственном панцире стейк. Баланс сил был ясен: никто не мог однозначно взять верх. Король лавировал между ветвями ордена Инноса, умело используя их в государственных интересах. Почему маги сами не надевали броню, наплевав на запреты? Теоретически могли, но мантии магов лучше подходили для колдовства, были устойчивы к высоким температурам и не давали перегреться и загореться. Опыт ношения тяжёлой брони у большинства магов, кроме небольшого процента бывших паладинов, отсутствовал. Чтобы концепция боевого мага-универсала воплотилась, нужно было переосмыслить многое в подготовке членов ордена, разработать новые виды удобного снаряжения, сочетая доспехи с мантиями магов и сохраняя их лучшие свойства. Эти реформы мог инициировать лишь король при полной поддержке глав обоих ветвей ордена. Главным аргументом против этого было, что маги огня по доктрине были мирным крылом ордена, ориентированным на молитвы, исследования и помощь верующим. Тяжёлое военное снаряжение не очень сочеталось с этой миссией.

Уже не первый год прошёл со времени легендарной битвы у Восточного архипелага, после которой Миртана почти лишилась флота и ряда колоний. Второй по значимости торговый остров после Хориниса, Архолос, бывший связующим звеном в морском торговом пути на восток, потерял своё значение, находясь теперь почти под полным контролем орков. Сам Архолос представлял лишь тень былого величия и был почти полностью оккупирован. Ходили слухи, что кто-то из местных лордов присягнул вождю орков и заключил с ним мир. Безумие, в которое мало кто верил, но на эту тему судачили во многих трактирах. Ведь если орки договороспособны, может, удастся избежать войны, найти разумный компромисс? Откупиться? Пожертвовать частью земель? Такие мысли нещадно выкорчёвывались, а идеологи подобного толка до недавнего времени пополняли ряды каторжан. Теперь же отработанная карающая машина, снабжавшая армию магической рудой за счёт устранения несогласных, была уничтожена. И это само по себе было изрядной угрозой.

Если бы король дал слабину, это означало бы конец и падение Миртаны под натиском орков и внутренних противоречий всего за несколько месяцев. Именно поэтому необходимо было немедленно восстановить контроль над рудной долиной и железной рукой взять под контроль Хоринис — город и весь остров. Об этом единодушно говорили все воины, прибывшие с лордом Хагеном. Казалось, они полностью доверяли своему лидеру и не сомневались в его решениях. Возможно, для них он был даже большим авторитетом, чем сам король. Впрочем, генерала Ли тоже любили и превозносили, и где он оказался?

В соответствии с этим льготы вольного города Хориниса были отменены, мэр отстранён, а лорд Хаген — лучший стратег, не раз проявивший себя в битвах с орками и мятежниками — взял управление под личный контроль, объявил мобилизацию и военное положение.

Мильтен, помнящий город десятилетней давности, едва мог его узнать. Причины — не только покосившиеся фасады и крысы на грязных улицах, но и война, нарушившая торговые маршруты. Явившись в город, когда его отправили на помощь готовящейся экспедиции к паладинам, Мильтен был вынужден пройти через весь средний квартал, он видел полупустые торговые ряды, которые раньше ломились от различных товаров со всех концов света. Он видел гостиницу, ставни на окнах которой покосились, давно требуя ремонта. И, наконец, он заглянул в лавку своего воспитателя — мастера Боспера. Дом, который когда-то приютил его, хоть и не пришёл в упадок, но выглядел хуже, чем в былые дни. Луки на полках пылились, давно не находя покупателя. Впрочем, количество охотничьих трофеев на стенах изрядно выросло — видимо, ученики старого мастера неплохо преуспевали в охоте. Мага на входе встретил хмурый взгляд седого старика, щурящегося подслеповатыми глазами, и явно недоумевавшего о причинах визита мага. Молчание затянулось, и, Мильтен понял, что Боспер совершенно не узнаёт его. Не желая ворошить былое, он развернулся и вышел, так и не сказав ни слова, и услышав за спиной лишь облегчённый выдох мастера, который, похоже, не очень был рад посетителю красноризцу. Помнится, он всегда больше почитал Аданоса, считая его последователей ближе к людям, а доктрину умеренности и равновесия более правильной, чем стремление последователей Инноса выжечь инакомыслие.

Несмотря на явные сложности, Хоринис всё ещё держался, а начавшие активно действовать паладины явно способствовали наведению порядка. Тысячи каторжников бежали, а новые патрули отлавливали их всюду, убивая или заставляя сдаваться. Хаос первых дней был взят под контроль, самые ловкие бандиты скрылись в лесах и дальних схронах, затаившись. Лишь один явный оплот бывших каторжников остался — поместье лендлорда Онара. Никогда он не был настоящим лордом, но был ловким дельцом и отличным организатором. За годы он обогатился, поставляя в обход норм припасы рудным баронам, и почти все фермеры острова были ему должны — отдавали львиную долю урожая или становились батраками.

Деньги у Онара были — контрабанда магической руды была прибыльным бизнесом, но важнее было продовольствие — стратегический товар в условиях возможной войны. Осознав, что толпа каторжников сметёт его бизнес, Онар сыграл на опережение. Не дожидаясь ополченцев, которые в первые дни сели в оборону, боясь не дожить до прихода королевских войск с континента, он нанял отряд наёмников. Точнее, в несколько раз расширил существующий, ведь у него уже был десяток прикормленных головорезов.

Когда из долины вышла армия под руководством генерала Ли и магов воды, Онар не растерялся и предложил взаимовыгодное сотрудничество. Те, кто соглашались служить ему, получали провизию и жалование, и им нужно было лишь следить, чтобы никто не беспокоил крестьян на его территориях — ни каторжники, ни дикие хищники, ни сборщики налогов.

Так Онар стал фактически мятежником и сепаратистом, но избежал принудительного изъятия запасов. И даже получил в распоряжение небольшую армию под управлением опытного военачальника. Не все сторонники Ли приняли это предложение, предпочтя покинуть Хоринис собственными силами. Но сам Ли согласился, увидев шанс остаться в большой игре и сохранить преданных воинов. Другого способа обеспечить их продовольствием, не прибегая к грабежам, не было. Также как и не было способа без кровопролития и осады города добраться до порта Хориниса, чтобы сесть на корабль и покинуть остров. Несмотря на нелюбовь к королю, Ли оставался патриотом, если не Миртаны, то человечества в целом. Даже маги воды видели это и обещали посодействовать в его помиловании.

Поэтому, несмотря на желание отомстить королю, идти на открытый мятеж при угрозе орочьего вторжения он не стал. Затаился, ожидая следующий ход королевских миньонов и готовясь, в случае чего, шантажировать город прекращением поставок продовольствия или даже сожжением амбаров. Этот план Мильтен узнал до разделения с магами воды. Когда он добрался до лорда Хагена, тот уже был в курсе ситуации и распорядился сохранять статус-кво, не провоцируя прямой конфликт с наёмниками лендлорда.

Покидая рудниковую долину вместе с магами воды и наёмниками бывшего Нового лагеря, Мильтен переночевал в крестьянском имении у перевала, а на следующий день дошёл до фермы Онара, где отделился, направляясь в монастырь. Однако кое-что задержало его. Ещё до трактира маг посетил ферму зажиточного крестьянина Секоба, где жил ребёнком до семи лет, до того как перебрался с матерью в город, чтобы пойти в школу. Там неподалёку была похоронена его мать…

Он возложил к могиле букет полевых цветов и посидел несколько минут, размышляя о жизненном пути. Быть может, мать гордилась бы, узнав, что сын стал магом огня. Она всегда хорошо отзывалась о них, возможно, даже слишком ими восхищалась, считая магию даром богов, а магов — избранными пророками. Тогда Мильтен мечтал стать магом. Но реальность разбила мечты вдребезги, и лишь невероятное стечение обстоятельств позволило ему стать проводником воли Инноса.

Как же давно это было… Он едва мог вспомнить лицо матери, и даже имя её звучало чуждо. Лишь тёплое ощущение, которое она ему дарила, осталось с ним на всю жизнь. Слишком рано она оставила его, слишком тяжело было воспитывать ребёнка одной, браться за любую работу: она помогала торговцам, стирала и убирала в гостинице, мыла посуду в трактире. Всё ради обучения сына при храме Аданоса. Она верила, что это поможет ему в будущем — и это помогло.

Грамотность ценилась и отличала горожан от крестьян. Мать мечтала, что он устроится писцом или даже пойдёт послушником в монастырь. Но болезнь забрала её, когда Мильтену было около десяти. Он уже три года учился в школе, освоив письмо, чтение, азы арифметики и истории. Это помогло избежать нищеты. Мастер Боспер, занимающийся охотничьим снаряжением, взял его учеником по просьбе послушника Аданоса. Хотя грамотность мало помогала в ремесле, Мильтен стал неплохим продавцом и прижился у мастера. Поначалу, помимо помощи с торговлей, он точил заготовки, чистил и обрабатывал шкуры, но к четырнадцати годам уже самостоятельно ходил на охоту, хоть и не углубляясь в чащу.

Почему могила матери оказалась у родной деревни? Тогда, когда стало совсем плохо, она вернулась туда, где жила травница, берущая за услуги меньше, чем городские алхимики. Увы, было слишком поздно: дорога из города измотала её, начался жар, и она не дошла до целительницы. Осталось лишь похоронить её здесь… Так, по крайней мере, ему говорили. Мильтен остался тогда в городе, мать обещала скоро вернуться, уверяла, что всё в порядке. Но он увидел лишь могилу, спустя несколько лет, когда Боспер разрешил ему выходить из города самостоятельно. Даже камень надгробия принадлежал когда-то кому-то другому. Кому-то, чьё имя забылось, а родственники переехали или сгинули, и местные, не долго думая, использовали камень повторно, стесав с него подпись и нацарапав новую, сейчас еле заметную. Впрочем, имя не имело значения, Мильтен хорошо усвоил этот урок в колонии. Была важна лишь сила, знания, друзья, авторитет, деньги… То, что заставит других с тобой считаться. То, чего у его матери не было, но теперь, во многом благодаря ей, есть у него.

Она так и не рассказала ему, кто был его отец. Всегда говорила, что он был достойным и сильным человеком. Маленький Мильтен верил, не задумываясь, почему отец оставил их. Недосказанность позволяла придумать оправдания: ушёл на войну, погиб, умер от болезни…

Сейчас он понимал, что это были лишь фантазии. Если бы отец имел уважительную причину, мать бы рассказала. Молчание означало, что он просто бросил их. Она не хотела лгать, но и не могла сказать ребёнку правду. И хоть теперь он понимал истину, всё равно надеялся на лучшее. Быть может, мать была права: иногда надежда лучше горькой правды.

Посидев у могилы, Мильтен отправился в путь, не подозревая, что его отец когда-то пробыл на ферме Секоба лишь одну ночь, спрятав там важный предмет. Отец разделил кров с матерью — молодая, глупая, не устояла перед чарующей харизмой незнакомца-мага. Она подслушала разговор этого мага с хозяином фермы о записях с дальнего похода… Когда он, каким-то чудесным образом узнал об этом, то вызвал её на разъяснительный разговор, начавшийся с угроз и закончившийся фривольно…

Мильтен не мог знать, что отец жив, знаком ему, и слишком силён, чтобы считаться с моралью и правилами — слишком “достоин”, чтобы иметь семью или близких. Для всех было безопаснее, чтобы никто не знал про его детей. Но именно он помог мальчику осуществить мечту — не из отцовской любви, а потому что увидел в нём инструмент своих планов, которые давно выше людей, где жизнь — лишь алгоритм, а люди — переменные.

Это незнание было для Мильтена лучше и безопаснее правды. Мысли Мильтена и так метались во время марша в рудниковую долину: слишком много произошло в последние дни, и сознание, истощённое недавней тяжёлой борьбой с демоном, едва справлялось. Он думал, вспоминал, и это отвлекало его от тягостей пути.

После всех событий, потрясших Хоринис, и решения самых острых проблем в городе и окрестностях, паладины отдали приоритет стратегически важному региону — рудниковой долине. Магическая руда была в дефиците, и её добычу требовалось срочно восстановить. Поэтому безумный марафон продолжался. Авангард лорда Гаронда, около четверти от всех профессиональных воинов, и для охраны каторжников ещё сотня ополченцев в придачу, большая часть из которых не выдержала темпа. Они не отстали, а остались на обороне ключевых точек, как говорил Гаронд, упорно не признававший, что оставлял слабаков в тылу. Через эти точки должны были пройти группы пленников, чтобы вернуться в долину как подневольные рудокопы. Большинство каторжников не могли идти вровень с регулярным войском, да и не всех ещё отловили.

Тем не менее, план работал, и Гаронд, двигаясь ударными темпами, взял под контроль всю дорогу от порта Хориниса до Минненталя и на вторые сутки, то есть через десять дней после падения барьера, достиг старого замка. За это время многое там изменилось до неузнаваемости.