Когти Тьмы

Глава 8. Хватка тьмы

Как в небесах болид

Застыть навек не сможет,

Так мрак, что в нас укрыт,

Огонь не изничтожит.

Всё поменялось внезапно, буквально в миг. Десятилетие относительно спокойной жизни, можно сказать почти беззаботной по меркам предыдущих, подошло к концу. «Идущий» уже начал привыкать к этой сельской размеренности и баронским привилегиям. Все сливки снимал он, и при этом даже не приходилось беспокоиться о всякой ерунде, толкать какие-то заумные речи, вдохновлять стражу или успокаивать гарем. Для всей этой глупости был Гомез. Рудный барон был главным, а они лишь его «пятернёй». Арто, Шрам, Бартолло, давно уже покойный Дранко, и, конечно же, он, Райвен. Однако все знали, кто по-настоящему управляет замком и всеми делами. Стражники бодро и отработанно кричали «За Гомеза!», но, начиная от самых младших рангов, «призраков», и заканчивая тяжеловооружёнными рыцарями, доспехам которых позавидовали бы даже некоторые гвардейцы, бегали перед Вороном, вытянувшись по струнке, и были не то что готовы, а неподдельно счастливы выполнить любое его поручение, даже если он прикажет им лично вычистить выгребную яму. Работать на Ворона — большая удача, и даже не важно, на каких поручениях. Нет, бывали, конечно, и уникумы, которые считали иначе, но для них неподалёку за внешним кольцом лагеря была просторная пещера с уже отъевшимися на человечине кротокрысами. Рудокопы даже не помышляли о том, чтобы заговорить с Райвеном без разрешения, и лишь иногда некоторые выскочки рисковали докучать своими вопросами. Впрочем, таких обычно он сам быстро учил уму-разуму. А некоторые бывали даже забавными. Меч Райвена носил говорящее название «Суд», а приговор у него был лишь один. Все знали об этом, и обнажать меч по делу ему не слишком часто приходилось. Без достойного противника можно и потерять хватку. Но он не забывал тренироваться, и не потерял. Даже самые могущественные маги, совладать с которыми, как полагали, не может никто в Минентале, пали от его руки, как жертвенные ягнята. Он был на вершине своей силы. Точнее, так он думал до недавнего времени, пока не столкнулся со смертью лицом к лицу. В этот миг пришло осознание, что его время наступило. Белиар больше не собирается ждать. И если бы не проклятье связывающего его договора, то сейчас он гнил бы вместе с остальными в той куче во дворе замка, куда в спешке оттащили трупы, чтобы они не мешали опустошать склады. А может быть тот Белиаров меч и вовсе поглотил бы его душу, как знать… Один из когтей тьмы… Ворон почувствовал его касание всем своим нутром, и совсем не в переносном смысле.

То ли по иронии, то ли по велению провидения, жизнь Ворона делилась на принципиально отличающиеся друг от друга периоды лет по десять-пятнадцать. Детство, отрочество, юность… Нет, у него не было практически ничего из этого. Уныние и зависть, гнев и чревоугодие, гордыня и похоть… Скорее можно было сказать так. Другой, на его месте, мог не заметить странностей, но он любил уделять внимание мелочам, без этого он бы просто не выжил. Смена каждого этапа происходила стремительно и беспощадно, не оставляя ему выбора и просто ставя перед фактом. Несмотря на роль пешки в этой игре, Райвен не жаловался на судьбу и даже вполне отдавал себе отчёт в том, насколько ему везло. Вот и сейчас, встретившись со смертью — а как ещё можно было назвать этого беспощадного палача — он каким-то образом всё ещё жил и дышал, оставаясь притом существом из плоти и крови. Он помнил то ощущение беспомощности, когда его проверенный годами меч просто отскочил, будто даже не зацепив доспеха, выкованного из самородков чистой магической руды. Его невозможно было пробить, просто невозможно. Даже если бы на его носителя обрушили все камни замка, то, скорее всего, он, будто черепаха, остался бы жив и, может быть, даже вылез из-под завалов. В таком снаряжении можно было выйти на бой даже против легиона орков и самое большее, что они смогли бы сделать — это оттолкать рыцаря в море и утопить. Был бы это другой доспех, например, как используют паладины, то против него, конечно, нашлись бы средства. В конце концов, паладина можно забить двухпудовыми дубинами или орочьими двуручными топорами, смять доспех тараном или выстрелом из корабельного орудия… Но для той брони, когда забрало опущено, способа пробить её обычным оружием просто не существует. К обычной броне добавлялось отклоняющее поле, создаваемое нанесёнными защитными рунами и подпитываемое энергией руды и души самого владельца. Отец рассказывал ему про эту мифическую броню, но, никто по-настоящему не верил в её существование. Почти наверняка, даже огненные шары и молнии отклонялись или поглощались. Гомез не смог даже коснуться мечом мстителя, хотя от его удара пошатнулся бы даже горный тролль. Этот же рыцарь просто поднял забрало и стоял, мерзко ухмыляясь, прежде чем нанести короткий смертельный удар своим чудовищным мечом, который вызывал ужас одним своим видом даже у человека, который считал, что познал все грани тьмы и безумия. Будто бы мстителю доставляла какое-то особое удовольствие беспомощность того, кто ещё недавно был владыкой. Гомез умер первым, и Ворон ещё помнил, как голова его недавнего сюзерена покатилась по каменному полу, пока тело всё ещё в недоумении стояло, а пальцы до белизны впивались в рукоять меча, силясь его не выронить…

У Ворона был лишь один вопрос — как живой человек мог обладать такой силой и сразу двумя легендарными артефактами, мощь лишь одного из которых была достаточной, чтобы свести с ума любого смертного. Из этого следовал логичный вывод, что нет смысла противостоять богу. Если сам Иннос принял решение отомстить за своих убитых последователей, то разумным решением было лишь бежать. Но в тот момент не было времени думать, и Ворон зачем-то напал, пока убийца был отвлечён Шрамом. Это было глупо, но инстинкты воина и ненависть к Инносу оказались сильнее. Он метил в сочленение доспеха и попал, но это не помогло. Магическая сталь даже в этом месте была не пробиваема. Ответный же удар был такой силы, что разрубил выставленный в блоке меч и броню Ворона, а затем и мягкую, как масло, плоть. Огромный, бурлящий магией двуручный меч врезался в тело в районе ключицы и без сомнения не мог оставить в живых. Райвен не помнил момента удара, только уже позже, разглядывая разрубленный панцирь, осознал, что ни при каких обстоятельствах не мог выжить без вмешательства другой божественной силы — Белиара. Связывавшие их узы не давали о себе знать много лет, с тех самых пор, как над колонией воздвигли магический барьер. Но после того как он отобрал у выжившего мага ту странную чёрную книгу и, воспользовавшись описанным там ритуалом, воззвал к богу Тьмы, всё изменилось. Он вновь почувствовал присутствие владыки. И как же вовремя это произошло! Они заключили новый договор как раз перед тем, как пришла смерть. Точнее, внесли ясность в старый. Раньше Ворон был просто должником. Теперь же он, спустя почти дюжину лет, наконец, знал, как выплатить долг. И посредник, которого Белиар послал для проверки выполнения договора, пришёлся как нельзя кстати. Возможно, он бы и не смог воскресить Ворона, но вокруг было столько жертв, столько боли и крови, что только совсем никудышный демон мог не справиться с настолько простой и необременительной задачей, как подлатать пару порезов. Пусть даже таких порезов, после которых обычно людей хоронят в закрытом гробу, чтобы не пугать женщин и детей. К счастью, он забрал руну высшего исцеления с тела Корристо. Ту самую руну, которую когда-то давно, будто в прошлой жизни, так жаждал получить его отец. С помощью этой руны и силы демона, которую подпитывали души умирающих под неумолимыми ударами чёрного меча стражников, всё было возможно. Да, мёртвые обычно не используют магию, но что значит столь мелкое воскрешение для Избранника Белиара? Это практически обыденность. Рутина. Не стоит впредь даже придавать этому значения. Нужно лишь убедиться, что в случае нового прихода смерти вокруг будет довольно умирающих, а он сам всё ещё будет нужен богу Тьмы. Незаменимых всё же нет, и Ворон это знал. Ворон не был идиотом. Поэтому он и стал тем, кем было суждено. А чтобы умирающие всегда были рядом, а Белиар был благосклонен, Ворон уж позаботится. Много лет он был будто бы слепой личинкой себя самого, блуждал во тьме без маяка. Теперь же он вновь узрел путь. Пора было выполнить предназначение — стать карающей дланью Белиара. А чтобы длань соответствовала Владыке, её должны венчать когти. И он найдет коготь, достойный самого Белиара. Почувствовав на себе мощь одного из таких древних когтей, Ворон понял, что это не было случайностью. Это был знак. И если один коготь уже осквернён Инносом и никогда не сможет служить идущему истинным путём, то значит, он найдёт другой. Его друг и спаситель, Кхардимон, эмиссар Белиара, рассказал ему всё. Рассказал о том, как он сам когда-то ошибся, не осознавая гениальный план Владыки, и как теперь вместе, спустя тысячелетие, они исправят досадную ошибку.

Железный авторитет в замке и в Старом Лагере в целом, который он нарабатывал много лет, пригодился как нельзя кстати. Несколько верных людей из стражи пережили резню, хотя многих и не досчитались. Ворон собрал выживших почти сразу после того, как мститель Инноса покинул лагерь. Один из этих остолопов даже видел, как Ворон «воскрес». Впрочем, разрубленный почти напополам стальной нагрудник и так говорил сам за себя. Конечно, он распорядился сразу найти новый доспех и внести в него некоторые коррективы. Больше никаких утаек — все должны видеть его истинную сущность. Сколько бы лет не прошло, а с тех пор, как он покинул тело Ворона, он каждую ночь во сне вновь и вновь возвращался к тем временам. Он был Вороном не только по имени, но и душой. Конечно, перьев Ворона нигде не нашли, но перья гарпии подошли даже лучше. Новая броня, нагрудник от которой раньше носил Гомез, будет чернена и украшена оперением вместо дурацкого меха. Новый лидер должен вызывать уважение уже одним своим видом. А также указывать на грядущие перемены. Так сказал ему его друг Кхардимон. Перья — это признак элиты, признак военачальника. А слово Кхрадимона, посланника Белиара, было почти словом самого Владыки. А ещё ему нужен был новый меч вместо сломанного. Но достойный длани коготь был далеко, а пока меч Шрама вполне подошёл. Жалкая игрушка, которой так кичился этот выскочка. За какие-то заслуги его отправили в колонию прямо с этим мечом, будто какого-то лорда, хотя он таковым никогда не был. Каторжник, конечно, даже до возведения магического барьера, не мог обладать оружием, и клинок был оставлен на сохранение. А точнее, достался главному надсмотрщику. Впрочем, хвастался им этот остолоп тоже не долго. Помнится, Шрам вернул своё в тот же день, как над долиной засиял магический барьер. Как давно это было? Вечность тому назад. Подумать только, в той, уже теперь прошлой жизни, Ворон боялся напрямую схлестнуться с этим фехтовальщиком. Из-за него он вынужден был мириться с второй ролью, не мог подступиться к Гомезу достаточно близко, чтобы окончательно от него избавиться. Даже несмотря на доказательства связи Шрама с магами воды, Гомез всё равно почему-то доверял ему. Что ж, где теперь все бароны? Были бароны, а стали жертвенные бараны. Остался один, по-настоящему сильный и достойный. Тот, которому хватило терпения ждать и ума, чтобы служить истинному Господину, для которого даже гнев Инноса не опаснее пламени свечи.

Силы не сразу вернулись, и после сращивания разрезанной плоти Ворон оставался без сознания. Его пробудило падение барьера. Выброс такой силы ощутили даже те, кто не имел отношения к тайным искусствам, а человек, деливший одно тело на двоих с демоном, не мог не отреагировать. Энергетический выброс привёл его в чувства и дал сил. Когда казавшийся мёртвым и лежащий в луже крови Ворон внезапно встал и начал давать указания нескольким мародёрствовавшим в тронном зале стражникам, они сперва не поверили своим глазам. Один пытался что-то то ли спросить, то ли возразить… Эта чепуха не волновала нового повелителя. Холопы должны подчиняться, или же они не нужны. Идиот умер быстро — Райвен сломал ему шею одним невероятно сильным ударом в голову, после которого голова стражника запрокинулась, будто у соломенного чучела для тренировок. Лёгкость, с которой это удалось и то удовлетворение, которое получил выживший барон, глядя в угасающие глаза своей жертвы, сперва удивили, но затем стали новой реальностью. Реальностью, в которой магическая тюрьма больше не блокировала его связь с Белиаром.

Спаситель пояснил, что чем больше жертв, тем больше сила и благосклонность Владыки. Жаль, нельзя было убить сразу всех — они были полезнее, чтобы приводить новых жертв. Да и нужны были грузчики, чтобы вывезти остатки руды и ценностей из замка. Руда — это квинтэссенция магии, а магия могла пригодится в будущем, чтобы добраться до когтя. Путь был ясен, как никогда. Почему раньше он этого не ощущал? Потеряв тело символизирующей тьму птицы, он был слаб, потерял связь с Владыкой. Да и проклятый барьер сдерживал, похоже, не только физически — за долгое время под ним он уже почти успел забыть, что он избранный. Воистину, это было испытание терпения не меньшее, чем пережитое в чужом теле. Но и награда была велика — целых пять магов огня, включая магистра, возвращение фамильной реликвии, и, главное, наконец, вновь услышать волю Белиара. Теперь, когда этот ненавистный купол пал, то Владыка смог почувствовать своё выросшее дитя, направить на верный путь. Теперь Идущий во тьме окончательно встал на верную тропу. Если раньше он блуждал во мраке неведения, был ищущим путь, то теперь он ступал уверенно, чувствуя, что каждый шаг приближает его к цели. Все жертвы были не напрасны, все муки стоили того, вся жизнь вела к этому триумфу. Ничто не могло больше остановить его. Никто не мог помешать.

После того, как он убил или покалечил ещё нескольких стражников, задававших глупые вопросы, больше никто не решился оспорить его лидерства, больше никто не переспрашивал, они лишь ждали приказов и их исполняли. Именно это ему и требовалось. Только так холопам следует говорить с господином. Теперь они знали своё место. Старый мир скоро рухнет, и старые порядки больше не имели значения. Он станет новым порядком, его слово новым законом. Даже орки преклонятся перед ним.

Вереница конвоя растянулась на добрую милю. Кто-то тянул телеги, груженные рудой, кто-то корзины и ящики с припасами. Ворон приказал вынести всё, что имело ценность. Вновь ставшие рабами каторжники стонали и выбивались из сил, поредевшая стража не могла контролировать всех, и многим удалось сбежать, однако это не имело значения. Это никак не мешало его цели, потому что он и не собирался брать их всех с собой. Если кто-то не влезет на корабль, когда всё необходимое уже будет погружено, то лишние просто будут принесены в жертву Белиару. Пока же рабочая сила была нужна. Маршрут для конвоя был новым — бухта у полуразрушенного маяка. Раньше никто не решался ходить туда, но ослушаться приказа Райвена было страшнее. Несколько стражников отогнали шныгов, пытавшихся сожрать грузчиков. Эти раздражающие рептилии наводняют окрестности рек и даже в обжитых районах Миртаны не редки случаи, когда какой-нибудь рыбак или зазевавшийся крестьянин попадает им в лапы. Впрочем, больших проблем они не доставляют, так как не отходят далеко от воды и почти не преследуют жертв. Хороший охотник может без особого труда подстрелить их на берегу, сам при этом оставаясь под прикрытием леса. В этот же раз, маршрут шёл совсем близко к речке, так что пришлось преподать урок мечами и арбалетами, укоротив головы этим когтистым ящерам с щучьими мордами.

Проявившие инициативу стражи стали десятниками новой гвардии. Под их руководством дела стали решаться быстрее. Они организовали защиту конвоя, а особо прытким связали ноги веревками, чтобы сложнее было сбежать. Какие-то лесные твари пробовали нарушить план, но пали под мечами гвардейцев. Особо отличился некий Винсент по прозвищу кровавый, его Ворон и поставил сотником своей армии. Человек с такой кличкой подходил как нельзя лучше, тем более что почти никто не знал, что получил её он ещё до колонии, будучи наёмником гильдии торговцев. И не за лютую жестокость, а всего лишь за то, что постоянно разбивал до крови носы наёмным рабочим, которые не хотели платить дополнительную мзду ему в карман. Ворон знал эти нюансы по долгу службы — именно ему приходилось вербовать стражников в Старом лагере и вызнавать всю «подноготную». Однако же для остальных кличка «Блад», за долгие годы сросшаяся с сокращённой формой имени в единый монолит «Бладвин», если и не нагоняла страх, то, по крайней мере, заставляла задуматься об опасности владельца. До этого лидером стражи долгое время был Торус, назначенный ещё Гомезом. Этот прохиндей выжил в той мясорубке, которую затеял Иннос в замке, а потому не вызывал у Ворона доверия. Он был полезен, но не стоило доверять ему руководство всей гвардией. Впрочем, совсем отдалять его тоже было бы глупо, ведь на его стороне был хороший опыт, да и Ворон уже много лет имел с ним дело и знал об образцовой исполнительности этого сержанта, когда-то некстати попавшегося охотникам на дезертиров и угодившего в колонию.

Новая структура армии уже приносила плоды, порядок восторжествовал, но люди всё ещё не понимали, какая честь им выпала, всё ещё не видели его план, не понимали, что всё предначертано. Ропот и шепотки раздавались не только в рядах бывших копателей, которые по понятным причинам вечно были недовольны. Многим удалось под шумок сбежать, пока верхушка Старого шахтёрского городка была не в состоянии обеспечить порядок, а падение барьера создало чувство вседозволенности. Некоторых перехватили на перевале у бывшей площади обмена. Как ни странно, Торус проявил сообразительность, и первым делом при падении барьера отправился туда, лично проконтролировав, чтобы не случилось неорганизованного бегства. Трудно сказать, почему он сам не сбежал. Возможно, из-за небольшого отряда королевских войск, контролировавших перевал. Возможно, из-за кучи ящиков магической руды, остававшихся в замке. Или же из-за боязни повторить неудачный опыт дезертирства? Так или иначе, не всех это останавливало. Многие разбежались по горам, штурмуя ранее неприступные из-за барьера перевальчики и даже порой близкие к отвесным скалы. Желание быстрее покинуть Миненталь оказалось роковым для многих, а особенно порадовало горных троллей, давно не имевших столько лёгкой добычи. Однако желудки троллей были не бездонны, а любые скалы можно было при должной сноровке преодолеть, так что ещё больше каторжников всё же проникли на север Хориниса, где сбивались в банды и терроризировали местных. Тем же бывшим рудокопам, кого ещё не знавшие о гибели Гомеза или не верившие в это и потому не дезертировавшие стражники успели сдержать, теперь приходилось примерить на себя роль вьючных животных и нести груз к бухте, в которую уже несколько десятилетий не заходили корабли. Точнее, не заходили корабли честных торговцев. Контрабантисты же перестали бывать там только десять лет назад, когда появился магический купол.

Разговоры о том, что барон обезумел и ведёт их к гибели, вместо того, чтобы бежать из колонии известным и ясным путём через самый широкий перевал, затихли, когда вышедший к морю авангард с недоумением увидел на горизонте парус. Силуэт корабля становился всё отчётливее и не успели задние ряды конвоя ещё дойти до бухты, как первая шлюпка уже причалила к берегу. Капитан не решился подвести корабль ближе, чем на два кабельтова. К счастью, пары вместительных шлюпок было достаточно, чтобы совершить погрузку всего необходимого. Встречавший их пиратский корабль не мог вывезти всех даже за несколько запланированных рейсов. Но откуда вообще взялся корабль? Кхардимон подсказал Ворону, что он был не единственным, кто заключил договор. Но они были в разной лиге. Капитан Грег задолжал Белиару и даже лично Кхардимону за дарованное убежище и теперь искупал свой долг. Грег конечно не мог говорить с демонами так, как Ворон, но бог тьмы ценил его за алчность и предсказуемую тягу к наживе. Старый пират и контрабандист не мог не воспользоваться случаем и поживиться грузом магической руды, пока королевские войска не восстановили контроль над рудниками. Специально для этого, часть руды, которую тащил конвой, предназначалась в качестве платы за доставку в новое безопасное место. Место, в котором Ворону уже доводилось бывать, самому не зная этого. Именно тогда, Кхардимон впервые увидел его, окропившим кинжал кровью преследователя. То бренное тело как раз и вернуло бывший на грани реальности дух в этот мир. Тогда молодой Вейран помог Кхардимону, сам того не зная, принеся в его владениях жертву. Теперь же была его очередь отблагодарить. Ритуал из книги дал, наконец, ему голос и возможность помочь по-настоящему. И голос его был так отчётлив, что порой заглушал мысли самого Ворона.

Что касается Грега и его команды, то вскоре их пути разойдутся, и Кхардимон обещал Ворону, что он может забрать и души пиратов, когда цель будет достигнута. Они пригодятся, чтобы восстановить силы изголодавшегося когтя Белиара — оружия, которого достоин лишь истинный чемпион Белиара, каковым вскоре станет Райвен. Воскресшего барона манила возможность скорее убить их всех, но лишь один из матросов дал ему повод, сделав замечание. Двое других морских сопляков вскоре отмывали палубу от вывалившихся ошмётков кишок. Больше ни один пират не вставал на его пути. Даже этот напыщенный индюк капитан Грег лишь хмурился и обходил его стороной. Пусть знает своё место. Удел низших — служить и бояться. Впрочем, Грега больше интересовало то, что его доля магической руды только что увеличилась со смертью одного из членов экипажа. Пираты… С ними легко найти общий язык. Язык силы и денег.

Через несколько часов, когда первые несколько десятков человек и несколько тонн груза очутились на корабле, он отчалил, направляясь через усеянную рифами, и практически недоступную для случайного в этих краях мореплавателя лоцию, к уютной небольшой бухточке на самом севере острова, где уже много лет пираты успешно находили убежище от карательных походов королевского флота. Даже орочьи галеры не встречались у этих полных мелями берегов, предпочитая маршруты подальше от берега. Да и что было ловить на этих скалистых берегах? Все ведь знали, что за пустынными песчаными пляжами кроме отвесных скал там ничего больше нет. Но Кхардимон знал лучше. Эти горы скрывали целую долину, способную дать кров и пропитание целому городу и защищающую от любых внешних агрессоров. Впрочем, тысячу лет назад живший там народ погубили не враги, а междоусобная вражда, прогневавшая самих богов. С тех пор единственными жителями этого региона были пираты, которым было удобно оттуда совершать набеги на торговые корабли, идущие в Хоринис. В основном они держались недалеко от берега и не ходили дальше, чем до ближайшего леса за дровами. В диких местах даже такой поход мог стоить жизни, так что большого желания к открытию новых земель пираты не испытывали, предпочитая пить ром в сбитых на скорую руку хижинах небольшого лагеря у берега, где они отдыхали, затаившись после успешного рейда. Там же часть команды отдыхала после очередного дела, пока другая смена вновь бороздила моря. Капитан Грег наладил ротацию команды так, что моряки могли отдохнуть и за это они обожали своего капитана. Он же, наоборот, команду ценил не особо, зная, что у него всегда есть резерв на берегу. В итоге, награбленное постепенно сбывали прямо в город Хоринис, перевозя на небольших лодках контрабандой. Учитывая близость их убежища к городу и сложную лоцию, транспорт на рыбацких плоскодонках был лучшим решением. Кроме того, рыбаки никогда не привлекали внимания стражи, а контрабанду сбывала местная шайка воров, нажившая изрядное состояние на такой торговле и от того пафосно именующая себя гильдией. Едва ли местные ремесленники были рады таким коллегам, но выбирать им, естественно, никто не предлагал. Впрочем, и они не наглели, предпочитая сбывать краденое заезжим негоциантам или в деревнях. Так было легче остаться вне поля зрения стражей порядка.

Не попавшие на первый рейс корабля каторжники разбили в пещере у моря временный лагерь, которым управлял тот самый, успевший выслужиться перед Вороном, Бладвин. В новой тяжелой броне, на нагруднике которой была изображена скалящаяся волчья пасть, с огромным мечом за спиной, он представлял собой впечатляющее зрелище, отбивающее желание спорить не только у рудокопов, но и у его бывших товарищей, а теперь подчинённых, в намного менее внушительной броне. Этих стражников-надсмотрщиков теперь, стоило назвать скорее бандитами и дезертирами, ведь они даже не подумали дождаться королевских войск и сдаться на их милость. Ворон лично отравился проконтролировать первый рейс корабля и организовать новый лагерь для беглых. Временный же вожак не поместившихся на корабль быстро сориентировался, что это его шанс показать себя и возвыситься, и нагонял страху на свою шайку. Впрочем, несмотря на все усилия, несколько рудокопов всё же сбежали ночью через уходящую куда-то в неизвестность пещеру. Странные завывания из темноты говорили о том, что, скорее всего, они не преуспели в своём побеге. Но, Бладвин не собирался сообщать об этой небольшой неприятности Ворону. Он был предусмотрителен, и на случай, если вдруг Райвен заметит, что рабов-грузчиков стало меньше, уже знал, кто из его подчинённых окажется виноват. Не трудно догадаться, что у этого невезучего был слишком длинный язык и завышенные, по мнению Вина, амбиции.

На следующий день весь оставшийся отряд отчалил на вернувшемся за ними и второй частью оплаты пиратском бриге от берегов Миненталя. Пираты вернулись порожними, как и планировалось. Большинство бывших рудокопов разместились в трюме, где едва могли повернуться, а единственным удобством была возможность сесть на ящик или бочку. Было душно, пахло плесенью, рыбой, потом и перегаром, но никому не приходило в голову жаловаться. Переход на другую сторону острова в такую погоду требовал всего-то полдня, и будущая свобода того стоила. Несмотря на то, что они были на положении полурабов, никто не верил, что может быть хуже, чем было в рудниковой долине.

Стражники же остались на палубе присматривать за пиратской командой, чтобы им не пришло в голову нарушить свою часть сделки. Бладвин предпочёл бы проредить экипаж, а остальных заставить подчиняться силой. Однако Ворон по какой-то причине приказал строго следовать сделке. Видимо, у него были другие планы на пиратов, и они были полезнее барону в качестве вольных наёмников. На корабле новый фаворит Ворона чувствовал себя уязвимо. Мысли о том, что железо брони в случае чего утянет на дно, тяготили. Он старался держаться подальше от фальшборта, но морская болезнь то и дело требовала наклониться над водой у края. От мыслей о еде становилось дурно, но к счастью, никто еды и не предлагал. Зато грог пришёлся ему по вкусу и на удивление, даже немного облегчил симптомы болезни. Но что он не смог улучшить, так это настроение. Чего Кровавый Вин никогда не любил, так это морских прогулок. Самым худшим его воспоминанием о каторге было то, когда его везли с Архолоса на Хоринис, чтобы отправить на рудники. Даже то непродолжительное время до восстания, когда ему пришлось самому махать киркой, не было столь отвратительно. Но и тогда, несмотря на качку и штормовую погоду, он был в штанах и рубахе, так что в случае крушения мог хотя бы попытаться спастись. На этот раз, хотя погода и благоволила, но при трагедии он мог рассчитывать лишь на быстрое утопление. Конечно, обычно никто не путешествует на корабле в полном снаряжении, но без брони остаться в такой компании он не рисковал, боясь получить нож под рёбра. Солнце светило, делая его пребывание на палубе ещё более невыносимым, но кают им никто не выделил. Да и не было тут кают, кроме каюты капитана и старпома. Остальные обходились натянутыми в трюме гамаками. Капитана Грега Бладвин также сторонился. Команда пиратов на этом рейсе была всего в два десятка человек, чего хватало, чтобы управляться с парусами брига, разделившись на две вахты. Часть пиратов осталась на суше. В случае стычки каторжники имели явное преимущество в боевой мощи и даже в количестве. Тем не менее, Бладвину было не по себе от пиратского капитана. Было что-то во взгляде этого морского волка, что подсказывало с ним не связываться. Также, как не стоило связываться с Райвеном. Несмотря на то, что никому не хотелось встречаться с чёрным и пернатым начальником, Вин всё же почувствовал облегчение, вновь ступив на твёрдую землю.