Когти Тьмы

Глава 14. Наследник без наследства

Нет худа без добра,

Как нет добра без худа.

Не жди у алтаря

Божественного чуда.

Лишь сам судьбу свою

Ты можешь обрести

И в горе, и в бою

Тебе её нести.

— Ему об этом знать не нужно, — произнёс твердый журчащий голос, разгоняя тишину и пустоту. Был ли на самом деле звук, или лишь его иллюзия? Вряд ли даже говоривший мог однозначно ответить.

— Брат, ты слишком далеко зашёл в своих самовольных планах, — пожурил другой, будто бы светящийся голос. Может ли звук светиться? Нет. Но это в данном случае не имело значения.

— А мне он даже по душе, — разлилась вокруг тьма, заполняя пустоту. — Настоящий боец, не сдался под моим напором, когда другие, даже готовящиеся к этому годами, от моего гласа превращались в безвольных болванчиков.

— Он приносил клятву мне, — недовольно ответил горящий факел, рассекая тьму на сотни тысяч мелких бурлящих теней.

— А ты сам знаешь её текст? — саркастично сгустился мрак, игнорируя сочащийся вокруг свет, который гнался за ускользающими тенями, слово кот за армией муравьев — каждого пойманного ждала гибель, но муравейник от этого практически не уменьшался.

— Клятвы Вам формально не противоречат друг другу, — остудил заигравшихся братьев третий, практически остановив время. Свет в недоумении завис в пространстве, не зная как ему обойтись в таком случае. Он так и остался на месте, слившись с окружающим мраком, после чего оба исчезли без следа. В конце концов, это не свет нарушает законы природы, это законы природы в этом месте определяются волей Троих. — Тем не менее, — продолжил ледяным тоном Аданос, — никому просто не удавалось жить и действовать в интересах всех сразу, когда между вами идёт вечная война. Но сейчас у нас есть общая приоритетная цель, и это стало возможным.

— Твои фантазии меня всегда умиляли, — воспылал Иннос, вновь разбивая ледяную пустоту лучами света, который, казалось, вот-вот сотворит новый мир в этом неведомом месте. Возможно, так бы и случилось, не будь здесь его братьев.

Тьма, вздыбилась, словно непроницаемый щит и лучи света всех спектров вонзились в него, покидая этот мир навсегда. Мрак недовольно ответил:

— Поберегись брат, не сожги то, что тебе не принадлежит. Он служит нам всем, и ты не властен это изменить, я не позволю.

— Успокойтесь оба, — вскинул невидимую руку Аданос, разрывая пространство меж светом и тьмой, так, что они больше не соприкасались, оказавшись будто в разных мирах, граница между которыми как бронированное стекло, вроде бы и позволяла видеть сквозь, но не давала пройти, — мы будем лишь наблюдать. Дайте воплощённым возможность действовать самостоятельно. Мы скоро уйдем из их мира, и они должны быть готовы решать свою судьбу без подсказок и… без привычных помех.

— Когда мы тоже воплотимся, я набью тебе морду, Аданос, — в один голос ответили и тьма, и свет, бессильно впиваясь в разделяющую их пустоту.

— Даже не мечтайте, там не будет такой возможности. Мы будем одним целым.

— Но ублюдок останется твоим, Аданос. И я могу заставить его страдать, — заскворчала тьма, будто масло на сковородке.

— Не моим, а всего лишь моего человеческого аватара, который, как вы сами видели, уже давно не обладает божественной силой.

— Сила ничто по сравнению со знаниями и умением, — возразил Иннос, — а в этом столь давно живущему магу нет равных в Моргарде.

— Не буду спорить, хотя и его смог обмануть и ослепить твой слуга, Иннос. Самый обычный человек.

— Не простой, а один из опытнейших моих последователей. И за это он и был убит.

— Такова цена баланса, я к этому не причастен.

— Как всегда, Аданос, ты никогда ни к чему не причастен, но уничтожаешь походя целые континенты.

— Это сделала ваша глупость.

— Именно об этом и речь, — усмехнулся Белиар, — но я думаю, мы задержались здесь. Я согласен на твой план, брат, и не буду мешать. И даже этот молокососа, так и быть, не буду трогать лично. Но, игра будет идти честно. Победит сильнейший.

— Я тоже не буду уничтожать твоих помощников своей силой, — моргнул вспышкой молнии Иннос, — но и не буду мешать смертным сделать это, если до того дойдёт.

— Они не мои помощники, а наши общие.

— Уж мы-то знаем, что это не совсем так. Точнее, совсем не так. Но пусть всё идёт своим чередом. Ты открыл карты, ещё не видя всех наших. Обычно, это ошибка. Но, почему-то, на этот раз я не верю, что ты поспешил. Так тому и быть. Победу одержит сильнейший, даже если всё уже предрешено, — подытожил Белиар, и тьма развеялась, не оставив о себе и воспоминания. Пространство, будто не выдержало такого дисбаланса, и огонь Инноса поглотил его, сжигая саму суть бытия, чтобы исчезнуть вместе с ним.

— Капканы расставлены, приманки разложены, охота начинается, — равнодушно подумала пустота, когда никого больше не осталось.

…

Мильтен открыл глаза, пытаясь вспомнить тревожный сон. Огонь, тени, журчание ручья и звон пустоты… Они говорили о чём-то важном, о чём-то напрямую его касающемся, но о чём именно? Смысл ускользал, память подводила, быстро стирая ночное наваждение, зато тело напомнило о своих потребностях. Ноги болели, спина ныла, в животе урчало. Вчера был тяжёлый день. Но где же он сейчас?

Он очнулся на кровати, навевавшей воспоминания о юности. Простая деревенская кровать с периной из смеси перьев и пуха неизвестного происхождения. Ему вспомнилось, как он сам ощипывал молодых падальщиков, перья которых еще не успели загрубеть, а пух был отличным сырьем для подушек. Впрочем, на этой кровати перья и пух, похоже, были смешаны с каким-то сеном, единственным достоинством которого был запах луговых трав, в том числе успокаивающий аромат лаванды. Впрочем, даже он не перебивал злачного запаха, тянущегося из-за двери. Если бы воспоминания совсем покинули Мильтена, уже по этому сочетанию он мог бы догадаться, что находится в дорожной корчме. Но ночной морок уходил всё дальше в чертоги то ли памяти, то ли забвения, и маг начинал возвращаться к реальности. Да, конечно, он дошёл до этой таверны на перекрестке ключевых дорог Хориниса. От неё до монастыря было уже рукой подать, всего-то несколько часов пути пешком. Ночь застала его в этом месте, а точнее ещё раньше — последние километры пути он проделал уже под светом звёзд и зеркала Белиара — самого яркого ночного светила, которое, как знали все учёные мужи, лишь отражало свет ока Инноса, но само было мёртвым отродьем Белиара. Иннос же ночью отправлялся к далёким мирам во множестве своих ипостасей, чей далёкий свет доходил до нас в виде небольших огоньков, напоминая о скором возвращении бога с рассветом.

На удивление путь в ночи почти не доставил Мильтену неудобств, ибо всё зверьё было разогнано толпами беглых каторжников, снующих тут и там в поисках убежища или в попытках поскорее достичь порта Хориниса, чтобы покинуть опостылевший остров. Некоторые счастливчики провели на каторге лет по двадцать. Большинство из таких старожилов, впрочем, исчезли в неизвестном направлении вместе с Вороном, потому что простые рудокопы, не ставшие после восстания частью новой элиты, просто не выживали столько лет в шахтах. Мильтен и сам не выжил бы, если бы пришлось гнуть там спину. Для него, быть может для него одного из всех живых, магический барьер оказался благом, ведь после восстания ему удалось закрепиться в иной роли — охотника и добытчика мяса и шкур, ресурсов крайне востребованных в условиях возникшего тогда дефицита, длившегося до заключения договора между новым бароном долины рудников и королём. Воистину, нет худа без добра. Без этого он не повстречал бы Ксардаса, не стал бы магом огня, да и просто бы умер. С другой стороны, если бы не план по созданию магического барьера, он бы и не оказался в колонии. Нити судьбы так плотно переплелись, что не было сомнений в том, что сейчас, когда этот узел событий, повлекших создание купола над Миненталем и затишье с сохранением нового статуса-кво на десятилетие, разорван, а точнее буквально взорван, грядущее таит в себе ещё больше неопределенности, боли, страданий и насилия. И сейчас решается то, какую роль Мильтен займет в этой новой саге, в новом для себя мире, где он больше не простой гражданин провинциального, хоть и крупного города, а настоящий маг огня, далеко не самой низкой степени посвящения, ставящей его по статусу вровень с королевскими паладинами, и даже несколько выше, ведь как у служителя Инноса, у него было право спорить с лордами, и они должны были его выслушать, хотя и не обязаны прислушиваться. Впрочем, если он будет вещать от лица ордена, то прислушаются все. Но это право ещё нужно заслужить. Пока же для своих коллег из местного монастыря Инноса он был никем. Но он твёрдо решил, что скоро это изменится. Скоро маги его примут, как своего.

Утро, действительно, застало Мильтена в трактире «Мёртвая гарпия», где он провёл беспокойную ночь. Сны снова были полны кошмаров, в которых щупальца тьмы пытались дотянуться до его разума, сменяясь голосом Ксардаса, который звучал то повелительно, то насмешливо, а затем всё затмилось невероятной сценой, будто посланной самими богами. Но, скорее всего это был лишь плод воспалившегося воображения и последствия близкой встречи с магией Белиара. Днём его больше не беспокоили головные боли, но глупо было надеяться, что всё пройдёт совсем бесследно. С рассветом кошмары отступили, уступив место тревожной, но твёрдой решимости. Поклявшись некроманту, он связал себя путами долга, но теперь этот долг вёл его уже не в болотную трясину, а к вратам монастыря — месту, куда он когда-то мечтал попасть как ученик, а теперь шёл как надеявшийся стать своим чужак, выживший благодаря милости судьбы.

Уверившись в своих силах, единственный выживший в колонии служитель Инноса надел свою рясу и взял сумку с нехитрым дорожным скарбом — это были все его вещи, и вряд ли в будущем их станет сколь-либо больше, ведь быт магов общинный, и личными предметами является разве что облачение, гребень и бритва. Руны, конечно, тоже маги носят с собой, однако, формально они принадлежат ордену. Ему практически ничего не осталось в наследство от круга магов. Но ему ничего и не было нужно — ни оружие, ни деньги, ни эликсиры. Он был способен сделать всё или обойтись без этого. Даже место для ночлега ему предоставили даром. Трактирщик был, очевидно, довольно умён. Маг огня по своей сути был оружием, был такой силой, с которой лучше не ссориться, и, наоборот, выгодно иметь союзником.