Глава 16. Вестник

Чем хуже весть несёт посланник,

Сменить нужней тем кнут на пряник.

Он принят лучше должен быть,

И так ведь сложно говорить…

Внутри храма Мильтена ждало новое потрясение. Если внешний вид монастыря был впечатляющим, то интерьер храма был попросту ошеломляющим. Ничего подобного Мильтен не видел ни в своих скитаниях по острову в юности, ни тем более в колонии. Монастырь был закрыт для мирян, и даже сильные мира сего редко допускались внутрь. Богатство и мощь, которые демонстрировали скромные часовни вроде той, где они недавно молились с Исгаротом, здесь были умножены в сто крат. Через центральный витраж во время утренней молитвы цветные лучи должны были попадать на алтарь, но сейчас око Инноса уже сместилось на запад, и свет падал на одну из стен.

Высокие сводчатые потолки терялись в полумраке, где плясали блики от огромных горящих… свечей? Нет, миниатюрных огненных шаров, подпитываемых силой этого места. Стены были расписаны фресками, изображавшими деяния Инноса и его героев. В воздухе висел густой, сладковатый запах ладана и старого камня, пропитанного молитвами вековой давности. Но главное находилось в центре — величественный алтарь из белого мрамора. Нечто подобное, но гораздо более грубое Мильтен видел в храме, оккупированном братством Спящего. Быть может, артефакт былой эпохи? На нём стояли золотые и серебряные кубки, драгоценные чаши и несколько небольших, но невероятно детализированных статуэток, вырезанных из тёмного, мерцающего изнутри камня. Это были те самые малые реликвии, о которых когда-то ему рассказывал Корристо. Статуэтки, сделанные изначально из золота и магической руды, служили сосудами для кристаллизации благословенного камня — редчайшего минерала, способного накапливать и усиливать божественную энергию. Иногда такие камни находили в природе, в местах силы, и они были крупнее искусственных, становясь основой для мощных дорожных или городских алтарей. Но эти, можно сказать рукотворные, были ничуть не слабее. От них исходило почти физическое давление чистой, неразбавленной силы Инноса, подпитываемое десятилетиями молитв и самой энергетикой этого места. В кубках же напитывалась силой святая вода.

Промедление посланника длилось всего мгновение, но его было достаточно, чтобы на него обратили внимание. В конце зала, за алтарным камнем, на трёх возвышающихся тронах, сидели трое мудрецов. Их мантии были алыми, почти как кровь и украшены богатыми золотыми узорами, сразу показывающими статус носивших. Почти в такой же мантии ходил и Корристо. Узоры на этих произведениях портняжного искусства были не просто украшением, а сложной сетью защитных рун, дающих способность развеивать вражескую магию и лучше контролировать огненную стихию. Но, несмотря на то, что это были магистры огня, взгляды, устремившиеся на него, были холоднее льда Нордмара.

Верховный Совет: Пирокар, Ультар и Серпентес. Имя последнего значило по древнемиртански Змей. И говорили, что он оправдывает это прозвище, которое ему дал едва ли не сам Ксардас, когда Серпентес прошёл испытание огнём. Он был первым и последним, кто преуспел на этой стезе, ведь задачи этого испытания делались невыполнимыми специально, чтобы научить послушников терпению. Если же кто-то проходил его, то, скорее всего он был изворотлив и хитёр, как змея. Раздосадованный совет тогда и наградил его этим именем. А спустя годы и сам талантливый маг стал магистром, заняв место тех, кто выносит вердикты. По крайней мере, такую историю Мильтен слышал как-то от одного из магов круга долины рудников, который был выходцем из хоринисского монастыря. Про двух других магистров он ничего практически не знал, но, догадывался, что они не менее хитры, опасны, и проницательны.

Мильтен заставил себя сделать шаг вперёд, затем другой. Шаги гулко отдавались в гробовой тишине огромного зала. Он шёл по длинному ковру к алтарю, чувствуя, как тяжесть взглядов впивается в него всё сильнее с каждым шагом. Разговор будет не простым. Он шёл не с победой, и не с рядовым посланием. Он шёл с вестью о гибели. И ему предстояло убедить самых могущественных магов Миртаны в том, что тьма, которую они считали давно поверженной, уже у их порога.

— Уважаемый совет, — голос Мильтена, прозвучавший под высокими сводами, показался ему чужим и слишком громким в гробовой тишине храма. Он склонил голову в почтительном поклоне, приближаясь к тронам магистров.

Трое властителей монастыря молча кивнули ему, их лица оставались непроницаемыми масками, но в глубине глаз — холодных, как полированный агат, — вспыхнул искоркой интерес. И тревога.

— Я прибыл с вестями. Меня зовут Мильтен, и я был учеником магистра Корристо в долине рудников. Он, должно быть, упоминал меня в своих донесениях.

— Да, мы слышали о неканоническом посвящении нового адепта, — голос Пирокара был низким и властным, он заполнил собой всё пространство, словно удар колокола. — Продолжай.

Мильтен сделал глубокий вдох, собираясь с духом. Воздух, напоённый ладаном и древней магией, грел ему лёгкие.

— Я вынужден сообщить, что все маги нашего круга, кроме меня, погибли.

Тишина в зале стала ещё гуще, ещё тяжелее. Тень пробежала по лицам магистров, но ни один из них не дрогнул, не прервал его. Они ждали. Как хищники, затаившиеся перед решающим прыжком.

— Они были жестоко и подло убиты. Одним из рудных баронов по кличке Ворон и его людьми.

Здесь не выдержал Ультар. Его пальцы сжали резные подлокотники трона так, что костяшки побелели.

— Зачем? И как это связано с падением барьера? — его вопрос прозвучал как удар хлыста.

Мильтен почтительно склонил голову в его сторону.

— Вы правы, магистр. Связь есть, хотя и косвенная. Незадолго до падения барьера в главной шахте произошла катастрофа. Подземные воды прорвались в штольни и затопили их. Бароны пришли в ярость и панику. Они решили силой захватить другую, уже разработанную шахту, принадлежавшую наёмникам магов воды.

— Но почему нельзя было договориться? — в разговор мягко, почти шёлково, вступил Серпентес. Его прозвище «Змей» вдруг показалось Мильтену как никогда уместным. — Разве раздел добычи не был регламентирован, и не всем было выгодно поддерживать непрерывные поставки?

— Это… сложно объяснить, не зная местных порядков, — попытался как-то покороче сформулировать суть Мильтен. — Что-то вроде местной политики. Три лагеря в колонии жили обособленно и плохо ладили между собой. Вместо переговоров Гомез, формальный глава Старого лагеря, и его советники решили действовать силой.

Он сделал паузу, давая словам улечься и ожидая, не будет ли вопросов. Их не последовало.

— Когда это случилось, я был вне лагеря по тренировочному заданию, поэтому всех деталей не знаю. Насколько я смог понять, магистр Корристо, как и вы, посчитал, что война вредна. Он настаивал на переговорах с магами воды для использования их резервов для поставок королевству. Что послужило триггером нападения можно лишь догадываться, но, похоже, от магов планировали избавиться очень давно, и случившееся просто стало последней каплей. Что-то окончательно вывело баронов из себя… и они обрушили свой гнев на обитель магов.

Он сглотнул, прежде чем продолжить, в его памяти всплыли перекошенные лица трупов, увиденные в замке, а также сцена бойни, которую он видел в видениях. Но видения не были фактами, и, он не мог судить об их истинности. В это время слово вновь взял Ультар:

— Что за вздор! Даже Драго один мог бы выжечь весь замок дотла, не говоря уже о магистрах. И братья всегда ждали возможного удара, Корристо не раз упоминал о своих опасениях и предпринятых мерах. Тем более он не расслабился бы в такой кризисный момент. Как их смогли застать врасплох?

— Я не знаю, как им это удалось, — Мильтен лукавил, но опустил глаза, его голос выражал скорбь, а искренняя горечь утраты скрывала волнение и помогала избегать скользких тем, — похоже, они нашли способ защититься от нашей магии. Возможно, помимо внезапности они использовали какие-то щиты из руды, какие-то орочьи артефакты… или даже помощь сектантов Спящего нельзя полностью исключать. Я возвращался в лагерь после падения барьера, когда основные силы баронов его уже покинули, предал огню тела братьев. Также видел много убитых каторжников, но среди мёртвых тел не было обожжённых. Или от них уже избавились раньше, или же по какой-то причине огненные заклятья оказались почти бессильны, а в ближнем бою маги не имели шансов против головорезов. Меня самого они тоже поймали, как ребенка.

Он опустил взгляд, не в силах больше выдерживать пронзительные взгляды Совета.

— Что было с тобой в это время? — сухо уточнил Пирокар.

— По пути обратно в лагерь меня стукнули по голове, зайдя со спины, когда я этого не ожидал, схватили и взяли в плен. Возможно, хотели как-то использовать. Может быть, тогда ещё остальные были живы, и я мог стать предметом торга. В любом случае, очевидно, что я не представлял для них такой угрозы, как более опытные братья. Но мне повезло — один из… знакомых каторжников помог мне бежать. Он и сказал мне тогда, что всех остальных убили. Не все каторжники отвернулись от веры в Инноса и были согласны с действиями баронов. Он думал, что я буду следующим. Он развязал мои путы и вернул руны. Среди них была руна телепорта за пределы лагеря, и благодаря этому я спасся.

Он снова поднял глаза, в них горела решимость.

— После побега я добрался до лагеря магов воды. И я должен сказать… у них и вправду скопились гигантские залежи руды. Гораздо больше, чем когда-либо накапливали в замке бароны. Возможно, пара лет полноценных поставок. И дальше… — он замолчал, и в его голосе впервые прозвучала неуверенность. — Дальше вы мне, пожалуй, не поверите, магистры.

Трое мужей на тронах переглянулись. Тишина в зале повисла тяжёлым, звенящим пологом, готовым разорваться от того, что будет сказано дальше.

— Это касается того, как пал барьер, — продолжил Мильтен, чувствуя, как у него пересыхает в горле. — И здесь в деле замешан магистр Ксардас.

— Погоди, — властно перебил его Пирокар, и в его голосе впервые прозвучало нетерпение. — Ты же сказал, что всех магов огня убили. Всех, кроме тебя.

— Да, магистр, это так, — подтвердил Мильтен, кивая. — Но есть одно важное обстоятельство. Неужели вы не знаете, что Ксардас много лет жил в долине рудников отшельником, полностью прервав все связи с Кругом Огня?

На лицах трёх магистров отразилось неподдельное, крайнее изумление. Они переглянулись, и в этом молчаливом диалоге читалось полное неведение.

— Нет, — твёрдо ответил Пирокар. — Корристо в своих донесениях ничего подобного не упоминал. Он лишь писал, что магистр Ксардас «погружён в глубокие исследования» и «не желает ни с кем общаться, дабы не нарушать свои труды».

— В каком-то смысле он не обманул вас, — горько усмехнулся Мильтен. — Но он умолчал главное. Ксардас выстроил себе башню в горах на окраине колонии и жил там в полном одиночестве. Да, он вёл какие-то исследования. И да, он, действительно, почти ни с кем не разговаривал. Но, — Мильтен сделал паузу, чтобы его слова прозвучали с нужным весом, — едва ли его уже можно было считать членом нашего круга… и даже ордена. Перед своим уходом в затвор он… отличился не лучшим образом. Создал огненного голема. Магистр Корристо говорил мне, что эта магия запрещена.

— Это действительно так, — подтвердил Пирокар, и его лицо стало мрачным, как грозовая туча. — Призыв и подчинение элементалей огня — это не просто укрощение духов стихии. Оно требует пленения и пыток души разумного существа, а это путь сродни некромантии, учение, ведущее к гибели души. Оно было предано анафеме столетия назад. Сведения о нём сохранились, но их практическое применение строго запрещено. — Он пристально посмотрел на Мильтена. — Но значит, Ксардас жив?

— Да, магистры. Насколько я могу судить, если с ним, конечно, не случилось ничего в последние дни, — ответил Мильтен. — Более того, добравшись до магов воды, я получил от него послание.

Он видел, как напряглись все трое, услышав это.

— В послании он утверждал, что ритуал поддержания барьера был изначально нестабилен, ибо под развалинами древнего храма орков, что в глубинах долины, обитает некий демон. Именно ему, по словам Ксардаса, и поклонялось Братство Спящего, чьей деятельностью магистр Корристо тоже активно интересовался перед своей смертью. Видимо, он был тоже близок к ответу.

Лица магистров стали задумчивыми. Казалось, их мысли текли в одном направлении.

— Ещё чуть-чуть, — тихо, скорее для себя, произнёс Ультар, — и мы бы тоже разгадали эту тайну. Донесения Корристо становились всё тревожнее и однозначнее… Продолжай.

— Ксардас утверждал, — продолжил Мильтен, — что это зло необходимо уничтожить любой ценой, и для этого я должен был помочь его посланнику — человеку, которого я знал под прозвищем Везунчик, и который до этого работал на магов воды, помогая им собрать юниторы. Хороший наёмник, очень способный. Возможно, вы его даже видели — он доставлял последнее срочное письмо, которое мы получили от вас и он говорил, что получил его лично в руки от одного из магистров, — магистр Пирокар слегка кивнул и сощурился, будто припоминая, а Мильтен продолжил. — Здесь, почтенные магистры, начинается та самая невероятная часть моего рассказа.

Он снова сделал паузу, собираясь с мыслями.

— Я не знал, как поступить. Ксардас всё ещё был, по крайней мере формально, Великим магистром Ордена Инноса. Его письмо было заверено личной магической печатью и не вызывало сомнений в подлинности. Наставник учил меня распознавать подделки. Учитывая произошедшие события, я не решился перечить Ксардасу и… помог его посланнику.

Он замолчал, в памяти всплыл оглушительный гул ритуала, ослепительное сияние руды и фигура в древних доспехах.

— Этот помощник магистра Ксардаса… этот воин… использовал мощь целой горы накопленной в Новом лагере магической руды. Ритуал проводился по свитку, переданному Ксардасом. В итоге его протеже зарядил некий древний артефактный меч, камень в котором засиял фиолетовым светом. Мощь ритуала была подавляющей, а Везунчик должен был лично воткнуть меч в гору руды. Обычный человек бы не выжил, и даже опытный маг. Я стоял в стороне, защищённый сформированным с помощью свитка барьером, но и то, едва не потерял сознание. А на наёмнике были особые доспехи. Очень странные, очень старые, целиком выкованные из магической стали, но по форме и мощи невиданные. Не такие как у паладинов, а как на древних фресках. — Голос Мильтена дрогнул от благоговейного ужаса. — Я готов поклясться, магистры, что они были достойны Великого Робара, проводника воли Инноса и воспетого в сказаниях героя древности! Быть может, это и были его легендарные доспехи… но мне это точно неведомо.

Юный маг выдохнул, готовясь к главному. А магистры не перебивали, внимательно слушая и разглядывая его мимику, словно опытные следователи.

— Этот воин, по моей просьбе или же по велению собственного сердца, отомстил убийцам магов Круга Огня. Я помог ему с телепортом, ведь ему как раз нужно было сбежать от разгневанных служителей Аданоса, чей ресурс мы использовали, — здесь Мильтен, слегка темнил, но описывать откуда у наёмника взялась руна было явно излишним, — Он убил Гомеза и его людей в замке, а затем… он должен был добраться до того демона, что обитал в подземных пещерах орков. Изгнание этого ужасного существа, как я полагаю, и повредило магические потоки, питавшие барьер. Видимо, они были с ним как-то связаны. Заклинание дестабилизировалось, и барьер пал.

Мильтен опустил голову, исчерпав всё, что хотел сказать.

— Вот и всё, магистры. Если я поступил неверно, слепо доверившись авторитету Ксардаса… покарайте меня. Я приму ваш суждение со смирением.

В храме воцарилась тишина, столь же глубокая и бездонная, как воды озера у стен монастыря. Трое магистров сидели неподвижно, только грудь вздымалась от дыхания, напоминая, что это не просто реалистичные статуи. Их лица были обращены к Мильтену, но глаза будто видели что-то далёкое, ужасное и неотвратимое, надвигающееся на их мир.

Тишину, повисшую после слов Мильтена, первым нарушил Ультар. Он говорил тихо, задумчиво, словно размышляя вслух и почти не замечая стоящего перед ними молодого мага.

— Это… многое объясняет, — произнёс он, обращаясь к коллегам. — Тот тёмный зов, что мы ощутили в день падения барьера. Он был похож на крик умирающего, но искажённый, извращённый… будто рваная рана на теле самого мира.

Пирокар медленно кивнул, его пальцы сомкнулись на подлокотнике.

— Версия брата Мильтена, при всей её… сказочности в деталях, сходится с нашими наблюдениями. Мы тоже чувствовали пробуждение чего-то древнего и злого в долине. — Его взгляд стал тяжёлым, как свинец. — Но в наших расчётах не было ни Ксардаса, ни этого… героя в доспехах. Мы полагали, что демона потревожили своими тщетными ритуалами те жалкие культисты из Братства Спящего.

Мильтен молчал, чувствуя, как нарастает напряжение. Он сознательно умолчал о некоторой роли магистра Корристо в нарушении ритуалов братства Спящего. О том, как тот, движимый лучшими побуждениями, подменил данные в альманахе о юниторах, который затем передал сектантам для их рокового ритуала. Этот поступок был слишком спорным, граничил с ересью, и Мильтен не желал порочить светлую память учителя, авторитет которого, помимо прочего был единственным щитом, защищающим Мильтена и дающим ему легитимность в качестве члена ордена. Вместо этого он просто подтвердил:

— Сектанты действительно проводили некий крупный ритуал. Он не удался, но, возможно, послужил последней каплей… тем толчком, который позволил силам тьмы прорвать ослабевшую пелену. Или же, — он осторожно добавил, — дал магистру Ксардасу последний ключ к разгадке. Ведь все неустанно искали причину, почему барьер был возведён с ошибкой и разросся до таких невероятных размеров. Могущественный демон как раз мог быть подходящей причиной.

— Письмо, — внезапно потребовал Пирокар, его голос прозвучал резко, как удар клинка. — Ты говоришь, получил послание от Ксардаса. Оно сохранилось?

Мильтен потянулся в свою сумку. Свиток чудом уцелел, не сгорев от энергии ритуала. Не иначе, как Ксардас специально его создал таким образом, чтобы у Мильтена осталось вещественное свидетельство. Он также пережил тот момент, когда Сатурас в ярости превратил дерзкого мага огня в ледяную глыбу, ведь в это время свиток был в руках магов воды. Тогда в первый раз он спас Мильтена, теперь ему предстояло вновь сослужить ту же службу. В дальнейшем маги воды скопировали для себя интересующие их руны стабилизации магических потоков, а письмо вернули Мильтену вместе с остальными вещами.

— Да, магистр. Он чудом уцелел… — он передал письмо Пирокару, а сам продолжил — маги воды едва не растерзали меня на месте, когда вся их многолетняя добыча, целая гора магической руды, в мгновение ока превратилась в бесполезный, мёртвый камень. Они сочли меня виновным в злонамеренном уничтожении их богатства. Лишь падение барьера и последовавший хаос спасли меня от неминуемой казни. Крушение барьера доказало им, что я не обманывал.

Пирокар осмотрел свиток, направил немного силы в подпись Ксардаса и убедился, в её достоверности, после чего передал послание Ультару, который тоже с интересом осмотрел письмо. Затем, то же проделал Серпентес. Письмо было подлинным. На лицах магистров отразилось жёсткое понимание. История звучала дико, но в ней была пугающая логика и вещественные доказательства.

— Ты поступил опрометчиво, брат Мильтен, — сурово произнёс Пирокар. — Даже следуя указаниям магистра Ксардаса. Ты знал, что убийство сущности такой мощи может иметь непредсказуемые последствия, вплоть до разрушения барьера. Ты должен был найти способ передать эту информацию нам, за барьер. Любой ценой.

Мильтен выпрямился, в его глазах полыхнули искры. Несмотря на всё смирение, которое он демонстрировал, сдерживаться дальше было выше его сил.

— Как бы передал, магистр? — спросил он с вызовом, в котором слышалась усталость и горечь. — После затопления шахты в колонии началась война. Все пути были перекрыты, лагеря готовились к осаде, а бароны Гомеза рыскали повсюду, выискивая шпионов и дезертиров. Я чудом спасся, а любая попытка связаться с внешним миром была бы равносильна самоубийству — единственный перевал был полностью под контролем людей Гомеза. Даже в лучшие времена письма шли порой неделями, не говоря уже о том моменте. А промедление… — он сделал паузу, глядя им прямо в глаза, — промедление могло привести к куда более страшным последствиям. Я же видел своими глазами избранника Инноса, которого фактически благословил Верховный Магистр, пусть и ушедший в изгнание. Культисты тем временем уже потревожили демона. Их ритуал, пусть и провальный, расшатал древние печати. Я позже, после падения барьера, сам посетил их логово на болотах. Выжившие сектанты… они не просто сошли с ума. Проклятый болотник, который они курили, ослабил их разум. У них были тяжёлые, кошмарные видения, с которыми неподготовленному человеку без благословения и защиты Инноса не совладать. Некоторые из убили себя умерли, не вынеся мучений. А те, кто выжил… я уверен, что теперь их разумы полностью подчинены Белиару. Они стали проводниками его воли. Я наблюдал со стороны, как они проводят жуткий ритуал, убивают своих бывших товарищей, вырывают их сердца. В этих… существах не осталось ничего человеческого. Их были сотни, и они владеют магией — один я не мог им противостоять, и вынужден был сбежать. Теперь в рудниковой долине гнездо культистов Белиара, почтенные магистры. Это угроза для всех жителей острова. А если бы не тот удар, что нанёс посланник Ксардаса, их было бы намного больше, они были бы готовы лучше, и, возможно, даже взяли бы под контроль всю рудниковую долину. И кто знает, что за демон бы вырвался на свободу, после того, как тысячи сектантов объединились бы с орками. О поставках руды пришлось бы забыть. Одни лишь маги воды не смогли бы сдержать эту заразу. Даже малый риск такого развития событий заставлял действовать, не теряя даже дня.

Он закончил свою пламенную речь, и вновь в храме воцарилась тишина, на этот раз ещё более напряжённая, полная невысказанных мыслей и тяжёлых предчувствий. Магистры совета молча смотрели на него, и в их взглядах уже не было прежней непримиримости — лишь глубокая, бездонная тревога за будущее их мира. Аргументы Мильтена, если и не убедили их, то по крайней мере были приняты с пониманием.

— Итог подведёт лишь Иннос, — прозвучал вердикт Пирокара, и его слова, холодные и тяжёлые, повисли в готовом воспламениться от напряжения воздухе храма. — Но прежде нам нужно лучше понять, с кем мы имеем дело. Какого круга ты успел достичь?

— Магистр… — Мильтен едва не сказал Ксардас, разрушив всю свою стройную историю, — Корристо говорил мне, что я уже достоин третьего круга.

Ультар и Серпентес обменялись красноречивыми взглядами. Он был невероятно молод для такого высокого уровня мастерства. Многие послушники были старше, но имели право использовать лишь свитки и простейшие руны первого круга.

— Очень хорошо, — произнёс Пирокар, и в его голосе зазвучали нотки холодного любопытства. — Продемонстрируй нам. Разожги огненный шар. Максимальной силы, на какую только способен.

Мильтен с недоумением оглядел богатое убранство храма.

— Прямо… прямо здесь, магистр?

— Именно здесь, — с лёгкой, хитрой улыбкой подтвердил Серпентес. — Под сенью Инноса. Его дом выдержит.

Мильтен кивнул, собрав волю в кулак. Его пальцы сомкнулись на знакомой руне. Он сконцентрировался, призывая огонь… и почувствовал неладное. Обычно послушная магия вдруг стала увёртливой и строптивой. Она изгибалась, выскальзывала из ментальной хватки, отказываясь формировать привычный сгусток плазмы. Вместо ровного шара перед ним закрутился беспорядочный, шипящий вихрь. Мильтен влил в заклинание больше силы, но это лишь усилило хаос. В груди застучало сердце, паника подступала к горлу.

Нет. Только не сейчас. Стиснув зубы, он сделал мощное волевое усилие, отсекая страх. И в голове сами собой родились слова молитвы, той самой, что он первой сегодня читал с Исгаротом. «Иннос, даруй силу своему слуге, да будет воля моя проводником Твоей воли…»

И случилось чудо. Сопротивление рухнуло. Бушующая энергия внезапно успокоилась и послушалась. Конструкция заклинания стабилизировалась, и перед ним возник идеально ровный, ослепительно яркий шар чистого пламени. Опасаясь повредить драгоценные реликвии, Мильтен сжал его до размеров крупного яблока, удерживая всю мощь в плотно сфокусированном ядре.

Серпентес одобрительно улыбнулся. Но Ультар, не дав перевести дух, скомандовал:


— Увеличь его! Вдвое!

Мильтен попытался… и вновь ощутил то же странное сопротивление. Его собственная магия словно бы не слушалась его, будто кто-то другой, невидимый, взял над ней контроль. Вспомнилось ощущение демонического присутствия в болотах, щупальца, сковывающие разум. Инстинктивно, не думая, он выстроил в уме тончайший, невидимый барьер — тот самый, что помог ему когда-то отгородиться от тлетворного влияния Белиара. Барьер отсек постороннее воздействие. И шар послушно вырос, удвоившись в размерах, его жар грел лицо, но оставался под полным контролем.

Ультар лишь едва заметно ухмыльнулся, удовлетворённо кивнув.

— Теперь, — голос Пирокара прозвучал как приговор, — сожми его. В точку. Доведи до аннигиляции. Не развей, а именно поглоти обратно.

Мильтен остолбенел. Он никогда не делал ничего подобного. Развеять силу — да. Но сконцентрировать и заставить исчезнуть, словно её и не было? Его ум лихорадочно работал. Он вспомнил принципы магии воды, которые слышал вскользь от Корристо, обрывки фраз, которые говорили Риордан и Мердарион, когда он обратился к ним за советом. «Всё это — лишь разные стороны одной силы, — пронеслось в голове. — Холод и огнь, расширение и сжатие…»

Рискуя всем, он мысленно пересобрал, развернув в противоположную сторону управляющий контур руны, обратив поток энергии вспять. Он не гасил пламя, а будто бы трансформировал руну огненного шара в заклятие ледяной глыбы, заставлял его схлопнуться, втянуться в самого себя, в ту самую точку, в разлом пространства, из которого появилась энергия.

Огненный шар дрогнул, сжался в ослепительно яркую искру и бесшумно исчез, оставив за собой лишь холодный воздух, которому Мильтен не дал сконцентрироваться в лёд, прекратив вливать силу.

В полной тишине Пирокар медленно, трижды хлопнул в ладоши. Звук был сухим и гулким.

— Скоро ты сможешь претендовать и на четвёртый круг, — произнёс Ультар, и в его голосе впервые прозвучало нечто, отдалённо напоминающее уважение. — Но не торопись. Сила, пришедшая слишком быстро, часто ослепляет. Серпентес же молча улыбался, хотя его улыбка не вызвала ничего, кроме беспокойства.

— Теперь, — Пирокар поднялся с трона, — произнеси клятву огня. Как при посвящении. Но на этот раз здесь, в святом месте, при новых живых свидетелях и под оком Инноса.

Мильтен опустился на колени перед алтарём, чувствуя на себе вес взглядов трёх едва ли не самых могущественных магов Миртаны. Он произнёс знакомые слова, но на этот раз они наполнились новым, глубочайшим смыслом, который он просто не мог понимать, когда произносил впервые.

— Я клянусь мощью богов и силой священного Огня, что дела мои и знания мои с этого дня и навеки будут едины с пламенем Инноса до тех пор, пока тело мое не вернется в чертоги Белиара и не угаснет огонь моей жизни.

Каждое слово отзывалась эхом в благословенных камнях алтаря, будто сам Иннос внимал его обещаниям. Закончив, он поднял глаза. Лица магистров были довольны.

— Отныне, — возвестил Пирокар, — ты будешь носить второе имя, данное тебе Советом. Сальварес, что значит «Спасшийся». Но мы разрешаем тебе сохранить и имя, данное при рождении.

— Мильтен Сальварес, — кивнул Серпентес. — Адепт Хоринисского монастыря. Размещайся среди братьев. Мастер Парлан поможет тебе с кельей, а мастер Горакс обеспечит всем необходимым. Ты вправе свободно ходить по обители.

— Как обустроишься, — добавил Пирокар, — спустись в подвал к алхимику Неорасу. Сообщи ему печальную весть о мастере Дамарке. Знаю, они активно переписывались. Думаю, вы найдете, что обсудить.

Новоиспечённый адепт Огня третьего круга Сальварес склонил голову в знак покорности и, получив кивок в ответ, развернулся и вышел из храма. Он шагал по цветущему двору, и лишь теперь до него стало доходить, по какой тонкой грани он только что прошёл. Он был принят. Он был жив. Но остались и тайны, что он не раскрыл, они отягощали его душу куда сильнее, чем любое испытание. Облегчение было иллюзорным, ничего ещё не было кончено, всё только начиналось.

Загрузка...