Когти Тьмы

Глава 2. Точка невозврата

Закончиться любому шляху

Придёт черёд.

Дороги нет, поддашься страху

Идти вперёд?

Пока Герман лежал без чувств, разум его терзали видения. Несколько фрагментов из его короткой жизни врезалась в его память настолько прочно, будто её впечатали туда калёным железом. Одно из воспоминаний было о том дне, когда его жизнь безвозвратно переменилась. Мир и беспечность всё ещё витали в воздухе, но незримая угроза уже набирала силу. Именно события того дня стали точкой невозврата, после которой вся жизнь пошла под откос и превратилась в бесконечную гонку со смертью.

— Герми, золотце, подойди ко мне, — слабым голосом произнесла лежащая на кровати женщина, закутанная в одеяло.

— Да, матушка, чего Вам угодно, — Герман сделал несколько шагов вперёд и оказался у самого изголовья кровати.

— Просто хочу поглядеть на тебя, поговорить, — мать слабой рукой коснулась мальчика и улыбнулась. Лицо её было бледным и измождённым, неизлечимая болезнь мучала её уже ни один год, заставляя то и дело исходить ужасающим кашлем с кровью. Сейчас ей было будто бы немножко лучше, но Герман знал, что это лишь временно. Приступы случались по много раз в день.

— Как твоё обучение, сынок? — продолжила мать расспросы.

— Прекрасно, матушка. Мастер Зеран мной доволен, мы как раз закончили очередной трактат по астрономии, написанный… хм… как же зовут этого… философа…

Мать улыбнулась:

— Не важно, милый. А как продвигаются другие занятия?

— В верховой езде и фехтовании мне нет равных, матушка! Сегодня на деревянных мечах я победил троих дворовых, нападавших на меня одновременно. Отец говорит, что такие упражнения куда больше походят на реальный бой, чем схватка один на один. А из лука я сегодня попал в мишень с пятнадцати шагов, — в словах мальчика чувствовался энтузиазм, эти упражнения определённо доставляли ему радости куда больше, чем астрономия.

Увлечённый рассказ мальчика прервал зашедший в комнату мужчина:

— Опять хвастает своими успехами? Победа над тремя крестьянами ничего не стоит. В жизни враги куда более искусны.

— Ну, я же только учусь, — попытался оправдаться мальчик.

— Конечно, сынок. Но не забывай, что изучать искусства, науку и ремёсла не менее важно. Чтобы стать настоящим лидером, нужно иметь представление обо всём, а во многом быть лучшим. Помнишь, что об этом говорил Фома Трелисский?

— Ну… — Герман не знал, что ответить, все цитаты будто бы вывалились из его головы.

— Лишь тот, кто впереди, может вести за собой, — пояснил отец и слегка потрепал сына по волосам, — иди, воробушек, учись дальше. Нам с матерью нужно поговорить.

Конечно, Герман не мог ослушаться отца. Он вышел, и то, о чём говорили его родители осталось для него загадкой. Зато он прекрасно помнил, что происходило позже в этот день. В гости в их родовое имение на днях был приглашён один из магов огня. Это был далеко не первый из гостивших в поместье членов ордена. Гаронд в последние месяцы часто приглашал к себе магов, а к некоторым и сам ездил с визитами. Побывал он и при дворе короля, и даже в Нордмарском монастыре. Поездка на север была длинной и утомительной, отец потратил на неё больше месяца, но судя по всему вернулся ни с чем. В этот раз маг и старший Вейран долго беседовали наедине, но судя по раздосадованному лицу Гаронда после беседы, желаемого он в очередной раз добиться не смог.

Герман не знал наверняка, но догадывался, что нужно отцу от магов. Он хотел получить то, в чём уже ни раз отказал ему орден паладинов — возможность использовать целебную магию, чтобы излечить жену. К сожалению, сам Гаронд не обладал достаточными познаниями, и не имел необходимой руны. Он надеялся, что служители Инноса не откажут ему в помощи и исполнят такую пустяковую на первый взгляд просьбу. Что им стоило хотя бы попытаться исцелить магией? Однако реальность оказалась куда печальней — везде его ждал отказ. Принятый после реформации устав ордена строго запрещал применять подобные заклинания к лицам, не являющимися магами и паладинами. Сами паладины обладали лишь рунами, действие которых было направлено на владельца. Что касается магов огня, те все как один твердили, что колдовство всё равно не поможет, что оно мол излечивает только от травм, ожогов и порезов, но бессильно против внутренних недугов. Так ли это было на самом деле узнать было невозможно — никто не соизволил даже попытаться помочь. «На всё воля Инноса. Всё должно идти своим чередом», — пожимали плечами маги в ответ на мольбы и уговоры Гаронда. Ни магия, ни мощные эликсиры — ничто из этого не было доступно простым смертным.

Вейран был потомственным дворянином, и притом не самым последним в иерархии ордена паладинов. Но всё, чем ему дозволено было пользоваться — это руна святой стрелы и стандартная целебная руна. Как-то раз Герман видел, как отец пытался учить мать пользоваться рунной магией, но из этого ничего не вышло — после первых неудач она отказалась упражняться, сославшись на то, что это очень утомительно и лишь отнимет у неё последние силы. Мать уже смирилась с неизбежностью своей смерти, Гаронд же смириться с этим не мог. Что касается Германа, то тогда для него смерть была чем-то отдалённым, чем-то таким, что, несомненно, имеет место, но точно не с ним и не с его близкими. О здоровье матери он знал немного, на все расспросы она отвечала, чтобы он не волновался, и что всё будет хорошо. Иногда мальчик этому даже верил. По крайней мере, тогда, когда заверения матери не прерывались приступами неудержимого кашля. Он помнил, что, когда был совсем мал, мать была бодрее и веселее, играла с ним, смеялась и радовалась жизни. Как же прекрасны и вместе с тем далеки были эти дни! Болезнь сильно её изменила, как физически, так и эмоционально. Теперь она почти не участвовала в воспитании сына, а была будто бы сторонним наблюдателем.

Заезжий маг огня гостил в небольшом флигеле, и судя по всему, собирался вскоре уезжать. Герман видел, как тот распорядился, чтобы седлали его лошадь. Однако у Гаронда, на этот раз оказались на мага особенные планы. Около флигеля собрался небольшой отряд вооружённых людей. Как у каждого уважающего себя рыцаря, у Вейрана в поместье всегда была малая дружина, с которой он должен был явиться на войну по первому зову. В то время войны не было. Орки в Нордмаре совсем недавно потерпели сокрушительное поражение и были отброшены далеко на север. Восточные орки тоже до поры не давали о себе знать — быть может, копили силы, или же погрязли в собственных междоусобицах. Пустынники из Варранта активно торговали с Миртаной и практически все их вольные города, расположенные в крупных оазисах, всячески выказывали дружелюбие бывшему герцогу Венгардскому, а ныне королю-объединителю Миртаны, наречённого при коронации именем славного героя прошлого — Робаром Первым.

Король был уже стар и тяжело болен, все в любой момент ожидали его смерти, но это нисколько не ослабляло государственной власти, поскольку наследник престола по своей хватке не уступал отцу. Любые мятежи быстро подавлялись королевскими войсками, ведомыми ещё довольно молодым принцем, но уже успевшим показать себя славным воином. Будущий Робар Второй, а никто не сомневался, что он примет это имя при скорой коронации, как-то незаметно остался единственным наследником, когда его братья и даже сестры скоропостижно скончались. Кто-то на охоте, кто-то от переедания, после которого язык внезапно посинел, а глаза вылезли из орбит, а старшая сестра и вовсе случайно выбросилась из башни из-за несчастной любви. Видимо, принц знал толк не только в воинском искусстве, но и в жестоких интригах. Немало самонадеянных лордов погибло лишь оттого, что вовремя не склонились. Непокорные головы попросту отрубали. Гаронд знал об этом не понаслышке, паладины были опорой власти, самыми лояльными и преданными войсками, которые часто подавляли мятежи. Вейраны много поколений являлись вассалами герцогов Венгардских, были с ними с самого начала «великого объединения» континента. Семью Гаронда не коснулись репрессии, наоборот, он зачастую оказывался на острие карающего копья. Много лет он делал свою работу, не задавая вопросов. Но теперь его терзали сомнения. Раньше маги огня и паладины были гарантами мира и безопасности, третейскими судьями, которые разрешали споры между феодалами и просто служили людям, помогали в случае несчастий, болезней, нашествий орков и других бед. Теперь же, после проведённых реформ, кроме войны они не занимались ничем, и даже помощь умирающему, если он не был членом ордена, стала запрещена, в чём Гаронд уже успел убедиться на примере своей жены. И всё это было ради монополизации власти, ради того, чтобы у народа не было средств противостоять королю. Точно так же в строжайшем секрете держался рецепт взрывной смеси, которую использовали для взрыва гор и стрельбы из корабельных и настенных орудий, и ещё многое другое. При новом короле прогресс стал уделом избранных.

Отряд, собранный старшим Вейраном, был совсем невелик и состоял только из самых доверенных людей. Герман сидел у окна в усадьбе и читал книгу очередного философа. Отвлёкшись на мгновение, он увидел происходящее возле флигеля и сразу забыл о книжках. Естественно, буквы были не столь интересны, как творившееся на улице. Неужели поблизости объявились бандиты? Зачем отец созывает солдат? Вскоре мальчик узнал ответ. Дело было вовсе не в разбойниках и не в предстоящей войне. Отец задумал схватить своего гостя. Несколько человек встали у окон и двери, Гаронд же зашёл внутрь. Герман смотрел на это, разинув рот, он не мог понять, что происходит. С каких пор маги огня стали врагами?

Подстраховка у окон оказалась излишней. Буквально через минуту Гаронд вывел связанного чародея. Вместе с ним они направились в крыло поместья, где была комната матери. Только сейчас Германа поразила очевидная, но в то же время невероятная догадка. Неужели отец решил принудить мага вылечить жену? Напуганный происходящим мальчик бросил книжки и выбежал во двор, но один из солдат по приказу Гаронда сопроводил его обратно. Что было дальше, Герман точно не знал. На следующий день матери стало существенно лучше, и она даже смогла встать с кровати. Кашель никуда не делся, но приступы стали мягче и короче. Что касается мага огня, то люди видели, как верховой в красной мантии спешно покинул имение. Казалось, на этом всё и кончится. Но это было только начало. Тогда Герман ещё даже не подозревал, что маг на самом деле заточён в подвале поместья, а вместо него для отвода глаз из имения уехал переодетый слуга отца.

Тогда ещё было несколько месяцев до того, как маги огня узнали, что произошло с их собратом. Это были несколько счастливых месяцев вместе с матерью. Тогда казалось, что жизнь, наконец, может вернуться в её ослабшее тело. Она стала выходить гулять, проводила время с сыном и мужем. Герман уже давно не был таким счастливым. Но безмятежность была недолгой. У всего была своя цена, и это взятое в кредит счастье оказалось Вейранам не по карману. Гаронд допустил в своём плане одну ошибку — не смог покончить с магом огня. И в конце концов пленнику удалось бежать. Расплата ордена была незамедлительной и кровавой. Нападение карательного отряда на поместье Герман вновь и вновь переживал в кошмарах практически каждую ночь.

Королевские войска вошли в поместье Вейранов без приглашения, так, как завоеватель заходит в город, который собрался разграбить. Не было ни предупреждений, ни вызова отца в столицу, ничего. Дворовые оказались не готовы к такому визиту, и никто не оказывал сопротивления, послушно подчиняясь приказам королевских солдат. В особняке успели запереться лишь те, кто находился поблизости — Гаронд с семьёй и ещё несколько человек. Главное здание поместья вовсе не было крепостью, однако прибывшему отряду было бы нелегко захватить его сходу. В отличие от непосвящённых в дело крестьян, Гаронд быстро сообразил, что к чему. Удивительным было то, что король не удосужился провести открытое расследование и сразу же послал карательную экспедицию в имение своего вассала. Впрочем, король мог и вовсе не знать о происходящем, а распоряжение могло исходить от одного из гроссмейстеров паладинов или даже от великого магистра магов огня, который, как говорили, был очень близок с наследником престола. Переговоры были короткими. Гаронду предложили сдаться и вместе с семьей отправиться под конвоем в цитадель паладинов — крепость Готу, где им будет вынесен приговор. Несмотря на кажущуюся безвыходность положения Гаронд отказался. И тогда начался штурм.

Сначала гул голосов за воротами стал громче, перейдя в грубые окрики и какие-то команды, а потом — оглушительный удар, от которого содрогнулись стены особняка. Герман прильнул к щели в ставне, сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать. Он увидел, как из рядов солдат вперёд вышли двое в багровых мантиях. Их руки взметнулись, и в воздухе вспыхнули сгустки чистого, ревущего пламени. Огненные шары с глухим стуком врезались в дубовую дверь дома, и сразу запахло палёным деревом и гарью. Каждый удар был словно удар молота по наковальне, отзываясь в костях мальчика.

Он видел, как от жара пламени вспыхнули и почернели плетистые розы, что так любила его мать, увитые вокруг крыльца. Лепестки, ещё недавно такие нежные и розовые, обуглились и осыпались за мгновение. Но защитники не сдавались. Раздался сухой щелчок арбалета, и один из магов огня вскрикнул — болт пробил его плечо, алый цвет мантии стал ещё темнее. Колдун, корчась от боли, попятился, и его товарищ, внезапно лишившийся бравады, поспешно отступил за стену щитов, запустив последний огненный плазмоид. На мгновение Герман почувствовал слабый проблеск надежды. Но тут дверь, которую он знал с детства — массивную, с коваными узорами, у которой он всегда ждал возвращения отца, — с треском поддалась и рухнула внутрь. Но и внутри поместья врагов ждал тёплый приём. Внутри завязалась свалка. Крики, лязг стали, хрипы. В узком коридоре штурмующие лишились преимущества численности, после короткого боя потеряли несколько человек и отступили. Среди нападавших не было паладинов, лишь солдаты местного ополчения из гарнизона соседней крепости. Все настоящие воины, как и положено, несли службу у границ.

Германа схватила за руку горничная, Марта, её лицо было белым как мел. Они, вместе с матерью и ещё парой слуг, оставив свой наблюдательный пункт, бросились в дальнюю комнату на втором этаже, ближе к внутреннему двору — маленькую гостиную с вышитыми подушками и его любимым ковром, где он играл в солдатики. Дверь захлопнули, подперли тяжёлым стулом. Мать прижала его к себе. Он чувствовал, как бешено стучит её сердце, а пальцы дрожат, впиваясь в его плечо.

И тут — страшный грохот в заднюю дверь особняка. Удар. Ещё удар. Дерево затрещало, щепки полетели внутрь комнаты. Через несколько мгновений ворвавшиеся с заднего двора враги уже поднялись наверх. Стул, прижимавший дверь в их убежище отлетел в сторону. В проёме возникли чужие, перекошенные яростью лица в потёртых кирасах ополченцев.

— Предатели! Смерть изменникам! — хрипло прокричал кто-то из нападающих.

Старый слуга, бывший солдат Генрих, служивший ещё деду Германа, шагнул вперёд с кочергой в руках. Единственный удар — и он рухнул, обезглавленный. Кровь брызнула на беленую стену, на вышитые голубые незабудки на скатерти. Герман застыл, не в силах отвести взгляд от этой алой, горячей дуги. Он увидел, как горничная Марта, заслонившая собой его мать, беззвучно открыла рот, когда клинок вышел у неё из спины, пройдя насквозь.

Потом всё смешалось. Крики. Звон. Его мать оттолкнула его к задней стене, заслонив своим телом. Он видел, как её красивое, доброе лицо исказилось не страхом, а яростной, материнской решимостью.

— Беги, Герман! Беги! Не оглядывайся! — её крик пронзил гул битвы.

Его охватил слепой, животный ужас. Он рванулся, петляя между сражающимися, падающими телами. Он проскочил в проём, и в ту же секунду позади него материнский крик оборвался. Не крик боли, не вопль ужаса — а короткий, обрывающийся на полуслове звук, словно у неё внезапно вырвали душу. И наступила тишина. Страшная, оглушительная тишина, хуже любого шума. Но Герман был послушным ребёнком, поэтому он не остановился и даже не стал оборачиваться, а продолжил бежать. Лишь это спасло ему жизнь. Он метнулся к лестнице, бросившись под ноги одному из не ожидавших такого манёвра вражеских солдат и сбив его вниз. Перескочив через перила, и не обращая внимание на матерящегося ополченца, сломавшего при падении руку, он побежал дальше. Задняя дверь в сад была распахнута — видимо, оттуда и вошли убийцы. Но он побежал в другую часть дома, в поисках помощи.

В коридоре он наткнулся на отца, который нёсся вглубь особняка, услышав крики в тылу. Штурмующие всё ещё не смогли прорваться через главный вход, оттуда также доносились звуки боя. Гаронд даже не успел облачиться в доспех, а лишь накинул кольчугу. Его меч, руки и одежда были в крови. Герман чуть не врезался в отца, и не успев отдышаться, попытался рассказать о случившемся, но слова застревали в горле. Отец велел ему замолчать — он и так обо всём догадался. Приказав мальчику бежать в кабинет, Гаронд помчался в комнату, откуда только что вырвался его сын. И никто из карателей не смог уйти оттуда живым… Но Герман не видел этого, также как не видел того, как отец склонился над телом своей жены, как его кулаки сжались, зубы заскрежетали, а в глазах блеснула жажда мести. А может быть, просто слеза. Но одно было ясно наверняка — c этого момента прежнего мира быть уже не могло.

Направленный на уничтожение мятежного паладина отряд был небольшим, они рассчитывали на внезапность и помощь магов огня, которые, однако, побоялись сунуться в дом, где оказались бы практически беспомощны. Многие из солдат, брошенных на штурм, погибли, а оставшиеся опасались заходить внутрь — они не ожидали такого яростного сопротивления и теперь их боевой дух был сломлен. Двое выживших дружинников Вейрана остались верны своему сюзерену, не взирая на происходящее. Им удалось удержать узкий коридор у входа и не пропустить захватчиков внутрь. Однако когда на сцену вновь вышли маги огня, и всё же устроили пожар, пришлось отступить. Герман забился в угол в кабинете и ждал возвращения отца. Всё, что он чувствовал в тот момент — это страх и непонимание. За что? Чем его семья прогневила богов? Или же боги здесь ни при чём и всё это дело рук короля и ордена?

В сравнительно узких коридорах и заставленных мебелью комнатах Гаронд стоил сотни осаждающих. Враги не могли его окружить и закалённый боями паладин, который с раннего детства не расставался с мечом, легко расправлялся с солдатами, которые были выходцами из крестьян и ремесленников. В казармах новобранцев научили различать право и лево, да объясняли с какой стороны держаться за меч. Когда фактор внезапного удара был потерян, у них не было шансов. Герман знал, что отец вскоре вернётся с победой, но воскресить мать было не под силу даже ему. Гаронд, действительно, вскоре вошёл в комнату. Он был хмур, одежда забрызгана кровью, будто бы он только вышел со скотобойни, отработав там весь день. Алые капли стекали и с клинка, который паладин не потрудился ни протереть, ни спрятать в ножны. Герман не задавал вопросов, фигура отца в тот момент внушала ему едва ли не больший страх, чем что-либо ещё. Он никогда не видел его таким — для него он был добрым, любящим и заботливым, хотя порой и строгим учителем. Сейчас же перед ним стоял хладнокровный убийца, для которого отнять чужую жизнь было лишь вопросом одного взмаха мечом. Гаронд ничего не сказал и лишь молча и угрюмо кивнул сыну, после чего наклонился над стоящим у стены сундуком и начал выбрасывать из него вещи. Наконец, сундук опустел. Тогда теперь уже бывший паладин нажал какую-то скрытую кнопку, что-то щёлкнуло, и в дне открылась небольшая потайная дверца. Оттуда Вейран извлёк странный талисман, сделанный из красных тряпок и зубов, какого-то монстра. Герман никогда до этого не видел ничего подобного, амулет напоминал орочьи побрякушки, однако было ясно, что он таит в себе нечто большее.

Не раздумывая, Гаронд надел этот дикарский оберег. Послышался топот — нападающие заняли одно крыло особняка. Огненный шар рассёк воздух и врезался в стену, недалеко от входа в кабинет. Послышался крик и звук глухого удара. Один из дружинников вбежал в помещение и, едва ли не задохнувшись, прокричал:

— Милорд, они уже внутри! Маги… Рика убили… Мне их не сдержать.

Гаронд улыбнулся, и было в его совсем не уместной улыбке что-то зловещее и пугающее:

— Не высовывайся, Альберт, присмотри за моим сыном. Я сам со всем разберусь.

— Милорд… — в лице дружинника читалось удивление, но посмотрев на Гаронда, он не решился перечить, — как прикажите, милорд…

Вейран хорошо вышколил своих приближённых, даже в минуту смертельной опасности на них можно было положиться. Жаль, что из всей дружины теперь оставался лишь один. Остальные были либо застигнуты врасплох в деревне, либо убиты во время штурма. И за это тоже они ответят.

Ещё один огненный шар разорвался в непосредственной близости от двери, оставив после себя чёрный след на каменной стене. Лестница наверх уже была охвачена огнём, который вот-вот норовил перекинуться и дальше. Нападавшие, похоже, планировали просто сжечь не желавших сдаваться защитников имения. Альберт отошёл подальше от входа, заслоняя собой Германа, и присматривая то за дверью, то за окном. Впрочем, он практически ничем сейчас не мог помочь ни мальчику, ни своему лорду. Гаронд же, не обращая внимания на разбушевавшийся рядом огонь вышел из комнаты. На мгновение Герману показалось, что пламя то отступает перед его отцом, то, наоборот, бросается на его грудь и беспомощно гаснет.

Гаронд был быстр, но никому в узком помещении не уйти от брошенных практически в упор сразу трёх огненных шаров. И в этом Гаронд не был исключением. Исключительным было то, что, встретив грудью такой удар, мятежный паладин не превратился в запечённый в собственном соку окорок. Вместо этого он настиг обескураженных магов. В ближнем бою у них не оставалось ни единого шанса на спасение. В одно мгновение загнанный зверь превратился в охотника. Никто из вошедших в дом врагов не ушёл живым. А Гаронд с тех пор уже не мог остановиться в своём мщении. А может, и мог, но не хотел.