Уши Семечки сами собой прижались к голове от ужаса, как и уши щенка, а глаза неестественно округлились.
– Что этому дракону нужно от моих родителей? – проскулил щенок.
– Н-наверное, хотел съесть их.
– НееЕЕЕеееет! – щенок с воем закрутился на месте, споткнулся о собственные лапы и плюхнулся на землю. Он жалобно посмотрел на Семечку:
– Ты правда так думаешь?
– Н-не знаю.
И действительно, можно ли знать наверняка, что в голове у дракона?
Одно ухо щенка робко приподнялось.
– Тогда, может… Может, он не стал есть их, а отволок в своё гнездо?
– Может быть, – не стала спорить Семечка, но в душе не поверила в это ни на мгновение. Если в логово Колдовских Гончих действительно пробрался озлобленный дракон, от них остались бы только обглоданные кости.
Она жалела щенка, но не могла не порадоваться за себя. Что, если бы дракон наведался в Минчгород, а не к Колдовским Гончим?
Тётя Граб и дядя Бук остановили бы её на полпути к спасительному гнёздышку в старом дереве и отправили бы в одиночку защищать город минч-уиггинсов и всех его обитателей. А главное, Семечка не смогла бы отказаться, потому что действительно любила свой дом.
Любила и поросший мхом ручей, бегущий через весь город, и гамаки из листьев, где так приятно было спать днём.
И орешки сливистового дерева, напоминавшие то солнечное ядро, то морозную ягоду.
И бабушек, и дедушек, и детёнышей, игравших среди лиан, и песни, и запахи.
И великие деревья Парящего Леса, наполненные магией от корней до самой маленькой веточки.
Она любила их всех, поэтому, если бы тётя Граб и дядя Бук послали её биться с драконом, Семечка бы попыталась сразиться.
Но у этой схватки мог быть только один возможный исход, и очень быстрый.
Щенок поморгал, глядя на задумавшуюся Семечку, и снова спросил:
– Правда-правда? Ты так думаешь?
– Ага, – ответила Семечка, погружённая в свои мысли. Только она имела ввиду: «Ага, хорошо, что дракон съел твоих родителей, а не меня».
Но щенок понял всё совершенно иначе. Он поднялся, почесал за ушами и заявил:
– Значит, они всё ещё живы. Мы должны найти их и спасти.
– Что? – удивилась Семечка.
– Мы должны найти дракона, – пояснил щенок. – Тогда мы найдём моих папу и маму.
Не тратя больше времени, он засеменил в противоположную сторону от того места, куда они упали, сорвавшись с края Парящего Леса.
– Подожди! – взвизгнула Семечка, бросаясь за ним вдогонку и тыча рукой туда, откуда они прибежали. – Что ты делаешь? Наш дом там, в другой стороне!
К её ужасу, щенок не повернул назад.
Его хвост всё ещё был зажат между задними лапами. Он трусил, нервно оглядываясь по сторонам. Вместе с тем в нём было что-то настолько решительное, что Семечка поняла – он говорил всерьёз.
Он собирался найти дракона.
– Тогда я пойду домой без тебя, – растерянно пропищала она.
Щенок остановился и повернул голову. Казалось, он впервые как следует рассмотрел Семечку и удивился:
– Так ты та самая минч-уиггинс! Та, кто хранит знаменитый меч и необычайную магию.
– Мгм, – пролепетала Семечка.
– Драконо-Борец-И-Защитник-Своего-Народа, – вспомнил щенок. Его хвост слегка расправился, а взгляд оживился. – Мне повезло, что я встретил тебя. Идём!
И он снова побежал, держа курс на север.
Семечка подняла взгляд и содрогнулась.
Донный Мир был слишком велик для минч-уиггинса.
В Парящем Лесу небо виднелось маленьким голубым пятнышком между кронами деревьев, а весь мир состоял из бесконечных лесных тропинок, из корней, коряг и опавших листьев.
Но самое главное, воздух, земля и вода там дышали магией.
Здесь же небо накрывало Семечку сверху, словно глубокая широкая чаша, так, что у неё закружилась голова.
Здесь тоже были деревья, но они росли далеко друг от друга и казались неживыми. Более того, из некоторых слишком прямых и ровных стволов торчали всего по две голые ветки без всякой листвы.
А земля здесь была голая, плоская, унылая и такая пустая, будто из неё выкачали всю магию.
Больше всего на свете Семечка хотела вернуться домой и никогда не видеть Донный Мир.
Но как бы она бросила здесь глупого щенка? Что, если бы он заблудился и не смог вернуться в Парящий Лес? Что, если бы дракон съел и его тоже?
Когда Гончие уйдут,
Тишина настанет вдруг.
Лес не слышит ваших мольб,
И в дома нагрянет скорбь.
В стихе это звучало так, будто уход Колдовских Гончих ни к чему особенно страшному не приведёт. Все просто немного погрустят и вернутся к своей обычной жизни.
Но дедушка говорил, что в той песне, которую он слышал в детстве, вместо слова «скорбь» говорилось «гробь».
Конечно, ты никогда раньше не слышал про гробь.
Это только потому, что ты не минч-уиггинс. Хотя многие молодые минчи тоже могут не знать это слово, его редко произносят. Оно слишком страшное.
«Гробь» означает катастрофу, конец света. Такую катастрофу, что прячься-маленький-минч-прячься-но-ничто-тебя-не-спасёт. Кстати, есть ещё несколько слов, которые стоит знать.
«Вероломство», что значит подлость и предательство.
«Заключённый», что значит пленник.
Запомни эти два слова хорошенько, чтобы они не застали тебя врасплох, как это случилось со мной той ужасной ночью…
Но обо всём по порядку.
Вплоть до этого мгновения Семечка не задумывалась о том, что гробь может нагрянуть.
Колдовские Гончие никогда раньше не покидали Парящий Лес. А в байках и поговорках, которые любил собирать дедушка, обычно не находилось скрытых смыслов или предзнаменований.
Но что, если стихи про Колдовских Гончих вовсе не были просто глупой считалкой?
В Парящем Лесу жили всего три Колдовских Гончих.
Если дракон съел двух из них, то осталась только одна – щенок.
Каким-то образом Семечка должна была вернуть последнюю Колдовскую Гончую обратно в лес, пока не случилась гробь.
– Подожди меня! – снова пискнула она и поспешила за щенком.