Константин Великий. Чудо пылающего креста

Константин I. Биографическая статья

КОНСТАНТИН I, известный как Великий (288?-337), — римский император, родился 27 февраля предположительно 288 года н. э. в Наиссе (ныце Ниш) в Верхней Мезии (Сербия). Он был незаконнорожденным сыном Констанция и Флавии Елены (по описанию св. Амвросия, содержательницы придорожной гостиницы). Еще мальчиком Константина отправили — практически в качестве заложника — ко двору правителей восточной части Римской империи[1]. В 302 году он сопровождал императора Диоклетиана в поездке по Востоку, был возведен в ранг первого порядкового трибуна[2] (tribunus primi ordinis) и служил в войсках августа[3] Галерия на Дунае. В 305 году Диоклетиан и его соправитель Максимиан отреклись от престола, и августами стали Констанций Хлор и Галерий, в сан же цезарей[4] были возведены Флавий Валерий Север и Максимин Дайя (по другим источникам Максимин Даза). Теперь Констанций потребовал от Галерия вернуть сына, на что тот неохотно согласился. На самом же деле рассказывается история, что Константин бежал от Галерия и избавился от погони, похитив всех почтовых лошадей. Он нашел своего отца в Гезориаке (Булонь), отплывающим в Британию, чтобы отразить нашествие пиктов и шотландцев. Одержав победу, Констанций умер в Эбораке (Йорк), и 25 июля 306 года армия провозгласила его сына августом. Однако Константин принял свое назначение армией на этот пост с притворной неохотой и написал Галерию осторожное письмо, слагая с себя ответственность за действия войск, но прося признать себя в качестве цезаря. Галерий был не в силах отказать ему в просьбе, боясь мощи западной армии, и в течение года Константин носил титул цезаря не только в своих собственных провинциях, но и в восточных. Он успешно воевал с франками и аллеманами и перестроил по-новому оборонительные сооружения на рейнской границе. Восстание Максенция в Риме (28 октября 306 года) при поддержке его отца Максимиана привело к поражению, пленению и смерти Западного августа Севера. После этого Максимиан признал Константина августом (307 год); они скрепили свой союз браком Константина и Фаусты, дочери Максимиана; и отец с зятем объявили себя консулами, что, однако, не нашло признания на Востоке. Галерий вторгся в Италию, но мятеж в войсках заставил его отступить от ворот Рима. Максимиан уговаривал Константина напасть на его отступающую армию с фланга, но тот еще раз проявил решимость строго следовать по пути законности. В 308 году Диоклетиан и Галерий на совете в Карнунте решили отменить действия западных правителей. Максимиан был отстранен, Лициний назначен августом Запада (11 ноября 308 года), а титул «сына августа» (цезарей) получили Константин и Максимин Дайя. Константин молчаливо игнорировал это соглашение: он продолжал носить титул августа и до 309 года, когда правитель Востока, считавшийся старшим, официально не объявил его августом (совместно с Лицинием), в его доминионах никакие иные императоры не признавались. В 310 году, пока Константин отражал нашествие франков[5], Максимиан попытался вернуть себе титул августа в Арелате (Арль). Константин спешно вернулся с Рейна и преследовал Максимиана до Массалии (ныне Марсель), где взял его в плен и казнил. Поскольку законное право Константина на западную часть империи основывалось на его признании Максимианом, ему теперь пришлось искать новое оправдание законности своей власти, и он нашел его в своем происхождении от римского императора Клавдия Готика (Готского), который был представлен как отец Констанция Хлора.

Терпение Константина вскоре было вознаграждено. В 311 году Галерий умер, и Максимин Дайя (который в 310 году принял титул августа Востока) сразу же повел армию к берегам Босфора и одновременно вступил в переговоры с Максенцием. Это бросило Лициния в руки Константина, который вступил с ним в союз и отдал ему в невесты свою единокровную сестру Констанцию. Весной 312 года Константин перешел через Альпы — до того, как Максенций закончил свои приготовления — с армией, которая, по словам его панегириста[6] (возможно, преуменьшившего ее численность), составляла 25 тысяч, а по сведениям Зонораса[7] — примерно 100 тысяч человек. Он штурмом взял Сузы, разбил полководцев Максенция[8] в Турине и Вероне и направился прямо в Рим. Этот смелый шаг, совсем не вяжущийся с обычной осторожностью Константина, похоже, явился результатом одного события: как говорится в книге Евсевия[9] «Жизнь Константина», глазам Константина явилось чудо — видение Пылающего Креста, появившегося в небе в полдень с надписью под ним на греческом: «Эв тоута вика» («Сим победишь»), и оно привело к обращению его в христианство. Евсевий заявляет, что слышал эту историю из уст Константина; но он писал после смерти императора, и она, очевидно, была ему незнакома в таком виде, когда он писал «Историю Церкви». Автор другого сочинения «О смерти гонителей» («De mortibus persecutorum») был хорошо осведомленным современником Константина (это сочинение приписывают Лактанцию, писателю и ритору, жившему при Диоклетиане и умершему в 317 году), и он рассказывает нам, что знак Пылающего Креста явился Константину во сне; и даже Евсевий добавляет, что это было не дневное видение, а ночной сон. Как бы то ни было, Константин стал носить монограмму собственного изобретения — — на лабаруме[10].

Максенций, веря в численное превосходство, выступил из Рима, готовый оспаривать переправу на севере Тибра через Мильвиев мост (Pons Mulvius — ныне Понте Молле). Армия, за шесть лет прекрасно обученная Константином, сразу же доказала свое превосходство. Галльская конница загнала левый фланг врага в Тибр, и с ним погиб Максенций, как говорили, вследствие обрушения моста (28 октября 312 года). Остатки его войска сдались по собственной воле, и Константин включил их в ряды своей армии, за исключением преторианской гвардии, которая в конце концов была распущена.

Таким образом, Константин стал бесспорным властелином Рима и Запада, и христианству, пусть еще и не принятому как официальная религия, Медиоланским эдиктом (ныне Милан) было обеспечено терпимое отношение во всей империи. Этот эдикт явился результатом встречи между Константином и Лицинием в 313 году в Медиолане, где состоялось бракосочетание последнего с Констанцией, сестрой Константина. В 314 году между двумя августами началась война, причиной которой, как нам сообщают историки, явилось предательство Бассиана, мужа сестры Константина Анастасии, которого он хотел возвести в ранг цезаря. После двух трудно доставшихся побед Константин пошел на мировую, присоединив к своим доминионам Иллирик и Грецию. В 315 году Константин с Лицинием занимали должность консулов.

Мир сохранялся около девяти лет, в течение которых Константин, мудро действуя как правитель, укреплял свое положение, тогда как Лициний (возобновивший гонения на христиан в 312 году) постоянно терял свои позиции. Оба императора создали мощные армии, и весной 323 года Лициний, войска которого, говорят, имели численное превосходство, объявил войну. Он дважды терпел поражение — сначала в Андрианополе (1 июля), затем в Хризополе (18 сентября), когда попытался снять осаду Византия, и, наконец, попал в плен в Никомедии. Заступничество Констанции спасло ему жизнь, и его интернировали в Фессалониках, где в следующем году казнили по обвинению в преступной переписке с варварами.

Теперь Константин царствовал как единственный император на Востоке и на Западе и в 325 году председательствовал на Соборе в Никее. В следующем году его старший сын Крисп был изгнан в Полу и там предан смертной казни по обвинению, выдвинутому против него Фаустой. Вскоре после этого Константин вроде бы убедился в его невиновности и приказал казнить Фаусту. Истинный характер обстоятельств этого дела остается тайной.

В 326 году Константин решился перенести место пребывания правительства из Рима на Восток, и уже к концу года был заложен первый камень в основание Константинополя. Константин подумывал по меньшей мере еще о двух местах для устройства новой столицы: Сердике (ныне София) и Трое, — прежде чем его выбор окончательно пал на Византий. Вероятно, этот шаг был связан с его решением сделать христианство официальной религией империи. Рим, естественно, являлся оплотом язычества, за которое с горячей преданностью цеплялось сенатское большинство. Константин не хотел искоренять это чувство открытым насилием и поэтому принял решение основать новую столицу для империи собственного творения. Он объявил, что место для столицы явилось ему во сне; торжественная церемония открытия совершалась христианскими духовными лицами 11 мая 330 года, когда город был посвящен Блаженной Деве (по другой версии — богине счастливой судьбы Тихе).

В 332 году Константина попросили оказать помощь сарматам в борьбе против готов, над которыми его сын и одержал крупную победу. Спустя два года, когда 300 тысяч сарматов расселились на территории империи, на Дунае снова вспыхнула война. В 335 году восстание на Кипре дало Константину предлог для казни молодого Лициния. В том же году он разделил империю между своими тремя сыновьями и двумя племянниками — Далмацием и Аннибалианом. Последний получил вассальное царство Понт и, в пику персидским правителям, титул царя царей, тогда как другие правили как цезари в своих провинциях. При этом Константин остался верховным правителем. И наконец, в 337 году Шапур II, персидский царь, заявил свои претензии на провинции, завоеванные Диоклетианом, — и вспыхнула война. Константин готов был лично возглавить свою армию, но заболел и после безуспешного лечения ваннами скончался в Анкироне, пригороде Никомедии, 22 мая, незадолго до кончины приняв христианское крещение из рук Евсевия. Он был похоронен в церкви Апостолов в Константинополе.

У Стэнли говорится, что Константин получил право называться «Великим» скорее в силу своих дел, чем того, каким он был; и верно, что его интеллектуальные и моральные качества не были настолько высоки, чтобы обеспечить ему этот титул. Его претензия на величие в основном зиждется на том, что он предвидел будущее, ожидающее христианство, и решился извлечь из него пользу для своей империи, а также на достижениях, завершивших труд, начатый Аврелианом и Диоклетианом, благодаря которым квазиконституционная монархия, или «принципат», Августа преобразовался в голый абсолютизм, иногда называемый «доминатом». Нет причин сомневаться в искренности перехода Константина в христианство, хотя мы не можем приписывать ему страстную набожность, коей наделяет его Евсевий, а также не можем принять за истинные те истории, что ходят вокруг его имени. Моральные предписания новой религии не могли не оказать влияния на его жизнь, и он дал своим сыновьям христианское образование. Однако по мотивам политической целесообразности Константин отложил полное признание христианства как государственной религии до тех пор, пока не стал единственным правителем империи, хотя он не только обеспечил терпимое к нему отношение сразу же после победы над Максенцием, но уже в 313 г. выступил на его защиту от оппозиционного течения донатистов и в следующем году председательствовал на совете в Арелате. Рядом актов он освободил Католическую церковь и священнослужителей от налогов и даровал им разнообразные привилегии, которые не распространялись на еретиков, и постепенно выявилось отношение императора к язычеству: его можно было бы назвать презрительной терпимостью. С высоты признанной государством религии оно скатилось до простого суеверия. В то же время разрешалось отправлять языческие обряды, за исключением тех мест, где их считали подрывающими моральные устои, и даже в последние годы правления Константина мы находим законы в пользу местных жрецов — фламенов и их коллегий[11]. В 333 году или позже был установлен культ рода Флавиев, как называлась императорская семья; однако жертвоприношения в новом храме были строго запрещены. Только после окончательной победы Константина над Лицинием языческие символы исчезли с монет, и на них появилась отчетливая христианская монограмма (которая уже служила знаком монетного двора). С этого времени постоянного внимания императора требовала ересь арианства[12], и тем, что он председательствовал на соборе в Никее, и впоследствии, вынеся приговор об изгнании Афанасию, он не только откровеннее прежнего заявил о своей причастности к христианству, но и выказал решимость утверждать свое верховенство в делах Церкви, ничуть не сомневаясь в том, что его сан Великого понтифика[13] дает ему высшую власть над религиозными делами всей империи и приведение в порядок христианства находится в его компетенции. В этом вопросе ему изменила его проницательность. Было сравнительно легко применить принуждение к донатистам, сопротивление которых светской власти не было всецело духовным, но в значительной степени являлось результатом не столь уж чистых мотивов; но ересь арианства подняла фундаментальные вопросы, которые, по мысли Константина, возможно было примирить, но на деле, как справедливо полагал Афанасий[14], они обнажали существенные противоречия доктрины. Результат предвещал возникновение процесса, приведшего к тому, что Церковь, которую Константин надеялся сделать орудием абсолютизма, стала самым решительным противником последнего. Не заслуживает более чем беглого упоминания легенда, согласно которой Константин, пораженный проказой после казни Криспа и Фаусты, получил отпущение грехов и был крещен Сильвестром I и своим пожертвованием епископу Рима заложил фундамент светской власти папства.

Политическая система Константина явилась конечным результатом процесса, который, хотя и длился, пока существовала империя, принял отчетливую форму при Аврелиане. Именно Аврелиан окружил персону императора восточной пышностью, носил Диадему и украшенное драгоценными камнями одеяние, принял стиль доминуса (господина) и даже деуса (бога); он превратил Италию в подобие провинций и дал официальную дорогу экономическому процессу, замещавшему режим договора на режим статуса. Диоклетиан постарался защитить новую форму деспотии от узурпации со стороны армии, создав хитрую систему совместного правления империей с двумя линиями преемствования власти, носящими имена Юпитера и Геркулеса, но это преемствование осуществлялось не путем наследования, а путем усыновления. Эта искусственная система была разрушена Константином, который установил династический абсолютизм в пользу своей собственной семьи — рода Флавиев, доказательства культа которого найдены и в Италии, и в Африке. Чтобы окружить себя царским двором, он создал новую официальную аристократию в замену сенаторского ордена, который «солдатские императоры» 3-го века н. э. практически лишили всякого значения. Эту аристократию он осыпал титулами и особыми привилегиями, так, например, он создал видоизмененное патрицианство, освобождавшееся от фискального бремени. Так как сенат теперь ничего не значил, Константин смог позволить себе снова допустить его членов к карьере провинциальных администраторов, которая со времени правления Галлиена была почти закрыта для них, и даровать им некоторые пустые привилегии, например, свободные выборы квесторов и преторов[15], а с другой стороны, у сенатора было отнято право быть судимым равными себе, и он перешел под юрисдикцию провинциального губернатора.

В вопросе административного устройства империи Константин завершил начатое Диоклетианом, разделив гражданские и военные функции. При нем префекты претория полностью прекратили осуществлять военные обязанности и стали главами гражданской администрации, особенно в делах законодательства: в 331 г. их решения стали окончательными, и не допускалась никакая апелляция к императору. Гражданские правители провинций не имели никакой власти над военными силами, которыми командовали дюки; и чтобы надежней обеспечить защиту от узурпации, чему служило разделение власти, Константин нанимал комитов, которые составили значительную часть официальной аристократии, чтобы они наблюдали и докладывали о том, как у военных идут дела, а также армию так называемых официальных агентов, которые под видом инспектирования имперской почтовой службы осуществляли массовую систему шпионажа. Что касается организации армии, Константин подчинил командование военным магистратам[16], отвечающим за пехоту и конницу. Он также открыл доступ варварам, особенно германцам, к высокоответственным должностям.

Организация общества по принципу строгой наследственности в корпорациях или профессиях частично, несомненно, уже закончилась перед приходом Константина к власти; но его законодательство продолжало ковать оковы, привязывавшие каждого человека к той касте, из которой он был выходцем. Такие originates (наследственные сословия) упоминаются в самых первых законах Константина, и в 332 году признается и утверждается в жизни наследственный статус сельскохозяйственного сословия колонов[17]. Кроме того, муниципальные декурионы[18], ответственные за сбор налогов, потеряли все лазейки к отступлению: в 326 г. им запретили приобретать неприкосновенность путем вступления в ряды христианских священников. В интересах правительства было такими средствами обеспечить регулярное поступление в казну налогов, тяжелым бременем как в деньгах, так и в натуре ложившихся на население еще при Диоклетиане и, разумеется, оставшихся таким же бременем при Константине. Один из наших древних авторитетов говорит о нем, что десять лет он был отличным правителем, двенадцать лет — грабителем и еще десять — расточителем, и ему постоянно приходилось вводить новые чрезмерные налоги, чтобы обогащать своих фаворитов и осуществлять такие экстравагантные проекты, как строительство новой столицы. Благодаря ему появились налоги на сенаторские поместья, известные как collatio glebalis[19]_; и на прибыль от торговли — collatio lustralis[20].

В общем законодательстве правление Константина было времен нем лихорадочной активности. До нас дошло около трехсот его законов в кодексах, особенно в своде Феодосия. В этих законах просматриваются искреннее желание реформ и следы влияния христианства, например, в требовании гуманного отношения к заключенным и рабам и наказаний за преступления против морали. Тем не менее они зачастую грубы по мысли и напыщенны по стилю изложения и явно составлялись официальными риториками, а не опытными законниками. Подобно Диоклетиану, Константин верил, что пришло время, когда общество нужно перестраивать декретами деспотической власти, и важно отметить, что с той поры мы встречаемся с неприкрытым утверждением воли императора как единственного источника закона. По сути, Константин воплощает в себе дух абсолютной власти, которому предстояло господствовать в течение многих веков как в Церкви, так и в государстве.

Библиография: основные древние источники, рассказывающие о жизни Константина, — биография Евсевия, которая, однако, малодостоверна из-за религиозных предубеждений автора; трактат «О смерти гонителей», приписываемый Лактанцию; торжественные речи панегиристов; вторая книга истории Зосима (написана с точки зрения язычника); «Excepta Valesiana» и труды Аврелия Виктора и Евтропия. Среди современных книг можно отметить Н. Schiller «Geschiehte der romischen Kaiserzeit» (1887); С. H. Firth «Constantine the Great» — (1905); Secck «Geschichte des Undergangs der antiken Welt» (1909); и, главное, «Cambridge Mediaval History» (Кембриджская средневековая история, 1911, с полезной библиографией). По религиозной политике Константина рекрмендуется G. Costa «Religione e politika nel impero romano» (1923). Для рассмотрения же многих легенд и мифов, сложившихся вокруг личности и деяний Константина, рекомендуется: Burch «Myth and Constantine the Great» (1927).