Короли Падали

ГЛАВА 19

КАЛИ

Грегор прикрепляет камеру к голове Риса поверх одного из четырех черных защитных костюмов, которые предоставил Джед, похожих на те, что носят Легион, в комплекте с противогазами. В дни работы в лаборатории Джед, по-видимому, возглавлял команды экстренного реагирования, и у него был ограниченный запас костюмов на случай, если они понадобятся ему снова. Было решено, что четверо, отправляющиеся в старую лабораторию, будут подвергаться большему риску, чем те, кто отваживается войти в больницу, поэтому им были выделены скафандры.

— Как насчет оружия? Спрашивает Брэндон, стоя, прислонившись к стене кабинета Грегора.

— Как мы можем защитить себя?

— Они представляли бы больший риск взорвать что-нибудь там внизу. Кроме того, оружие будет бесполезно как против мутантов, так и против Бешенных.

— В чем разница? Разве мутация — это не Бешенный? Тот, кого я знаю как Тинкера, специалиста по гаджетам в группе, задает вопрос, который я бы ни в коем случае не сочла глупым. Даже после всех лет, которые я провела в Калико, зная о проводимых там экспериментах, я все еще не совсем понимаю разницу.

— Мутация — это неудачная попытка либо активировать, либо внедрить альфа-ген у субъекта, который является носителем активной инфекции. Они обнаружили, что эти двое плохо ладили друг с другом у многих испытуемых и со временем приводили к уродствам. Бешенный обычно не несет альфа-ген. Джед застегивает молнию на своем костюме, оставляя капюшон свисать с шеи.

— Что касается того, как защитить себя? Ну, я полагаю, именно поэтому мы взяли с собой трех рослых Альф. Другого пути нет. Вы можете попытаться вонзить нож в их черепа, но вам придется подойти достаточно близко.

— Если только вам не нужно подобраться поближе, — добавляет Титус, засовывая свой клинок в боковую кобуру. Метание клинков — один из его лучших талантов, чему я научилась, когда человек из одного из ульев, которые мы посетили, попытался взять меня в заложники, когда мы пытались уйти. Только что незнакомец приставлял лезвие к моему горлу. В следующее мгновение он лежал на земле с лезвием, торчащим из его черепа.

— Рен и я будем наблюдать за вами на этом мониторе, — прерывает Грегор, указывая на маленький экран на своем столе.

— Я зарядил батарейки, так что у тебя должно быть добрых сорок восемь часов без камеры. Только Рис оснащен встроенной в костюм камерой, которая прикреплена к его голове за защитным щитком костюма.

— Есть внешний коммуникатор для связи между скафандрами, и я уменьшил громкость. В ваших рюкзаках есть фонарики, вода, сигнальные ракеты и небольшой кусочек сушеного мяса. Я бы посоветовал вам быстро входить и выходить, так как эти запасы быстро иссякнут.

Рен стоит в стороне, и нет сомнений, что уровень ее беспокойства, вероятно, прямо сейчас зашкаливает, поскольку она переминается с ноги на ногу, руки все время трясутся. Если бы я не знала причину ее беспокойства, я бы подумала, что она накачалась пейотом.

Кадмус также убирает клинок в боковую кобуру и заправляет рубашку в брюки. Плотно облегающая грудь и руки ткань делает его еще более массивным, если это возможно.

— Я знаю, что ты откажешься, — говорит он, глядя на меня сверху вниз.

— Но я бы хотел, чтобы ты также подумала о том, чтобы остаться.

— Ни за что. Если Валдис заперт внутри, я хочу его найти.

— Это не похоже на тот Калико, который мы знали, Кали. Я немного описываюсь, думая о том, чтобы вернуться туда. Его брови вздрагивают с тем неуверенным видом, который я уже успела узнать.

— Я говорил тебе, что вернусь за тобой, несмотря на то, что был напуган до смерти.

Я должна отвести взгляд, чтобы скрыть вину, которую он наверняка увидит в моих глазах. Из всех нас Кадмус больше всего боится входить в эти туннели. Был ли его предыдущий опыт реальным или иллюзорным, не имеет значения, потому что его мозг, несомненно, увидит его таким же ясным, каким он его помнит.

— Ты не обязан этого делать, Кадмус. Вам не обязательно идти с нами.

— Что? Позволить Титусу присвоить все заслуги за спасение Валдиса? Он фыркает и качает головой.

— К черту это. И какая альтернатива? Наклоняясь ко мне, он украдкой оглядывается вокруг и понижает голос.

— Оставаться здесь с остальными и смотреть, как ты умираешь на экране? Я бы скорее вырезал свое собственное гребаное сердце. У Кадмуса жестокий способ демонстрировать любовь. Временами это звучит скорее оскорблением, чем привязанностью.

— Я могу позаботиться о себе.

— Ты можешь. Он заправляет прядь волос мне за ухо, кажется, на мгновение отвлекшись на этот жест, пока его глаза снова не находят мои, и он проводит пальцем по моей щеке. Эти бесполезные привязанности — не более чем пережитки его прежнего «я». Признаки человека, который смирился с собственным крахом.

— Мне нравится заботиться о тебе, Солнышко. Мне есть чем заняться.

В отличие от предыдущих слов, в словах Кадмуса нет скрытого смысла или замысла. Когда он говорит это мне, он искренне так думает.

— Вы могли бы быть свободны. Бродить по пустыне. Обладать всеми женщинами. Во всяком случае, тем, что от них осталось. Я фыркаю, чтобы боль не затронула мое сердце, но слишком поздно. Его слова уже глубоко засели во мне.

— Ты не обязан оставаться со мной, Кадмус. Это нормально — устраивать свою жизнь. Найти любовь и чувствовать любовь в ответ.

— Ты не любишь меня, Кали? Его губы изгибаются в печальной, но коварной улыбке — коварной усмешке человека, которого я когда-то знала, и я приподнимаюсь на цыпочки, обвивая руками его шею.

— Моя мать часто говорила мне, когда ты любишь что-то достаточно сильно, ты отпускаешь это.

— Кроме Валдиса.

Шмыгая носом, я убираю руки с его шеи и опускаю взгляд.

— Были ночи, когда я думала об этом. Когда я позволяла втянуть себя в эту боль. Пусть это поглотит меня, как пламя, не оставив ничего, кроме пепла. И я не могу. Я знаю, что он был бы достаточно упрям, чтобы сказать мне повернуть назад. Но в этом мире нет ничего, чего бы я не сделала, чтобы найти его снова. Снова почувствовать его объятия.

Подцепив пальцем мой подбородок, он поднимает мой пристальный взгляд на свой и приподнимает бровь.

— Тогда давай прекратим болтать и пойдем найдем этого упрямого ублюдка.

Сквозь слезливый смех я киваю.

— Давайте вернем его.

До рассвета осталось еще пару часов, рассвет вот-вот разразится, когда мы пробираемся сквозь темноту к лесу, где мы впервые помогли группе перелезть через стену. Теперь девять из нас шагают обратно к той стене, чтобы войти в Калико. Кадмус, Титус, Брэндон и я, а также Рис, Кенни, Джед, Рэтчет и Тинкер. Мы уже решили разделиться на две группы. Одна отправится внутрь Калико, в то время как другая спустится под землю, в старую исследовательскую лабораторию. Мы встретимся у главного входа в больницу в течение двух часов. Если одна группа по какой-либо причине станет скомпрометированной, другая должна продолжать выходить и обязательно запереть люк. Связь будет осуществляться с помощью портативных раций, предоставленных Грегором.

Мой желудок скручивается в узлы от чувства вины за то, что я считаю себя ответственным за всех этих людей, рискующих своими жизнями, чтобы рискнуть вернуться внутрь. Рис никогда бы не узнал, что лекарство находится в туннелях, если бы Кенни в конце концов не сказал ему, ради Рен. Хотя я сомневаюсь в этом.

Если я честна сама с собой, за последние пару месяцев были моменты, когда я искренне верила, что никогда больше не взломаю эти двери. Что в какой-то момент я буду вынуждена признать, что Валдис навсегда потерян для меня. Есть шанс, что он все еще может быть потерян. Я понятия не имею, что мы найдем в этой торжественной гробнице. Все, что я знаю, так или иначе, я должна попытаться. Он сделал бы то же самое для меня — он царапал бы эти стены каждый день, до кончиков пальцев, если бы думал, что увидит меня снова.

Мы добираемся до дерева, которое нависает над стеной, и начинаем карабкаться на другую сторону. Один за другим мы пересекаем толстый ствол, затем спускаемся по веревке на открытый двор внизу, где нас встречает знакомая территория закусочной. Трудно сказать, в каком крыле. Судя по расположению здания, я бы предположила, что это S-блок, но это больше не имеет значения. Внутри один сплошной ад, и мы все готовы прорваться через ворота.

Серебряные барьеры, подобные тому, что у главного входа, закрывают проемы, где окна когда-то отбрасывали ложную надежду на свободу. Я помню дни, когда я смотрела во двор в поисках своей сестры. Одно из многих напоминаний, почему я не могу позволить этому месту забрать другое, которое я люблю.

Джед и Рис берут на себя инициативу, когда мы шагаем через заросшие поля, где неподвижно лежат останки умирающих от голода Рейтов, от их тел остались только кости и пятнистая кожа, которая начала разлагаться. Я прикрываю нос от вони разлагающейся смерти, не похожей на запах мусоросжигательных печей или солдата, которого я видела поджаренным на огне в лагере мародеров. Пахнет гнилью и разложением.

Заражение.

— Осторожно, не повредите тела. В них полно мусора, — говорит Джед, переступая через полуразложившегося Рейтера.

— Предположим, я носитель Драги и меня укусил один из этих ранних Рейтов, что со мной будет?

— Я подозреваю, что вы в конечном итоге обратились бы, хотя, возможно, медленнее, чем большинство. Альфы — исключение, как я уже упоминал, и поскольку вы были заправлены альфа-белком, я предполагаю, что вам будет предоставлена небольшая выгода от этого гена, хотя и не большая. Его голос звучит немного приглушенно из-за маски его костюма.

— Впрочем, это все теория.

Я не уверена, являюсь ли я носителем или нет, за исключением того, что Джед упомянул, что большинство второго поколения таковыми являются.

— Почему быть носителем имеет значение? И что это вообще значит?

— Это означает, что где-то вы вдохнули частички болезни, хотя, возможно, их было недостаточно, чтобы пробить мозговой барьер. Но ваше тело вырабатывало антитела к ней. У альф антитела сильнее. Быстрее. Они могут сразиться с Драджем до того, как у него появится шанс пустить корни.

Я переступаю через то, что кажется ничем иным, как скелетом, но подергивание костей подсказывает мне, что чертова тварь все еще жива.

— Как долго Бешенный может продержаться без еды?

— Это зависит. Люди, как правило, живут где-то от тридцати до сорока дней без пищи, при условии, что они насыщены водой. Некоторые доживают до шестидесяти, прежде чем умрут.

Одна из причин, по которой я переживала, это то, что у Валдиса заканчивается еда, так что для меня это приятная новость.

— У Бешенного нет такой же функции мозга, как у людей, — продолжает он.

— Итак, там, где нам потребовалось бы около десяти граммов глюкозы для поддержания работы мозга, Альфа человеку требуется меньше, и больше энергии может быть выделено скелетным мышцам. Я бы рискнул сказать, что Ярость может длиться вдвое дольше, чем у человека.

Почти три месяца без еды. Это означает, что мутанты и Рейтеры, запертые в этой больнице, несомненно, пирующие мертвецами в течение первых двух недель, даже не близки к гибели. На самом деле, они, вероятно, готовы к следующему приему пищи.

Иногда лишь несколько Рейтеров, спотыкаясь, попадают в загон, который когда-то казался непреодолимым барьером для мира за их пределами. Когда мы с Брайани впервые прибыли в Калико, я помню, что именно это небольшое скопление зараженных удерживало меня даже от попытки побега. Безнадежная баррикада до самого горизонта.

Все три Альфы перепрыгивают через забор, Рис берет на себя инициативу, и они без малейших колебаний бросаются на Рейтеров. То, что начинается как небольшая орда примерно из дюжины человек, заканчивается тем, что каждый из них лежит на земле в различных стадиях увечий — у большинства отрезаны головы. Как только угроза устранена, мы перелезаем через забор и начинаем поиски люка. Включив фонарик, я просматриваю сильно утоптанный ландшафт, где Бешенные прошлись достаточно, чтобы утрамбовать песок, не допуская, чтобы какая-либо растительность препятствовала нашим поискам.

— Нашли! — кричит Кенни, и все мы собираемся вокруг участка песка, на который падает тень от темной крышки люка. Опускаясь на колени, Кенни и Титус разгребают грязь, обнажая толстую металлическую ручку и маленькую коробочку, которую Кенни открывает, чтобы показать плоскую клавиатуру под ней. Без колебаний он вводит дату и дергает за ручку.

— Какого черта? Он печатает это снова, и на этот раз я смотрю, чтобы убедиться, что нет оплошности или ошибки. Один. Ноль. Ноль. Один. Два. ноль. Один. Семь. Он снова пытается поднять его.

Услышав смешок справа, я переключаю свое внимание на Джеда, который стоит, качая головой.

— Похоже, ты ошибаешься. Грегор сказал День Д. Джед опускается на колени перед люком и вводит другую дату. Десять. Девятнадцать. Две тысячи шестнадцать.

— Это была дата, когда мы официально идентифицировали патоген, выделив его у рабочих, строивших объект под землей. Иронично, что они заразились, пытаясь построить ту самую лабораторию, которая продолжила бы изучение болезни.

Люк появляется из песка, и Джед с легкостью поднимает его, выпуская струю холодного воздуха, которая треплет мои волосы, когда я наклоняюсь над ним, вглядываясь в темноту.

Звук лязгающего металла и щелчок цепи, должно быть, означают раздвигание барьеров, о которых говорил Грегор.

Направив свой фонарик, Джед освещает туннели внизу, где мы можем видеть металлические выступы лестницы, торчащие из стены шахты, которая спускается вниз за пределы досягаемости света.

— Я не буду тебе лгать. Это, пожалуй, самая глупая вещь, которую мы могли бы придумать. Раздраженно вздохнув, он присаживается на корточки у входа в туннель.

— Я помню своего коллегу. Джима Брайсона. Очень многообещающего молодого ученого, который отвечал за выделение белка R-One. Он извлекал сыворотку из недавно зараженного Рейтера, когда впервые прозвучал сигнал тревоги. нас разделяло окно, и, как это является стандартной процедурой, все двери были заперты, и Джим оказался запертым в комнате с существом. Сигналы тревоги, казалось, разозлили его — настолько, что он вырвался из своих оков. У меня было ровно десять минут, чтобы эвакуировать здание. Пять из них я провел, наблюдая, как этот зверь разрывает моего коллегу на части, как касатка тюленя. Он некоторое время забавлялся с ним. Швырял его повсюду, прежде чем разрезал его заживо и сожрал внутренности. Его брови хмурятся, глаза затуманиваются, как будто из-за воспоминаний.

— Важно помнить… это не бездумные машины для убийства. Возможно, у них нет способности к логике, но они понимают, что такое месть. Его слова отзываются мучительным аккордом в моем позвоночнике, и я сглатываю, снова заглядывая в глубины.

— Пойдем поищем эти образцы, — говорит он, перекидывая ногу через край ямы.

Рис следует за ним. Затем Кенни, Брэндон, Тинкер и Рэтчет, и наконец, Кадмус, Титус и я замыкаем шествие. Осторожно спускаясь по каждой ступеньке, я слышу стук ног, приземляющихся на дно, и успокаиваюсь, зная, что есть дно, где Рейтеры не ждут, чтобы подхватить наше падение. Непрекращающийся гул возбуждения, который бьется во мне, заглушается ужасом от осознания того, что скрывается в этих туннелях. Мстительные твари, которые разыграют мою жестокую смерть, если я попаду в их руки. Я предполагаю, что это будет после того, как он затащит меня в свое гнездо и сначала добьется своего со мной. Хотя я бы никогда не признала это вслух, я внезапно испытываю благодарность к Кадмусу и Титусу, моим защитникам, которые боролись бы за то, чтобы этого не произошло.

Оказавшись на земле, мы собираемся в наши группы — пятеро в нашей, четверо в их, только потому, что Кенни нужно будет пойти с нами, чтобы получить доступ к главному компьютеру в больнице. В противном случае, я подозреваю, он предпочел бы остаться с Рисом.

— Поддерживайте контакт. И помните, если вас скомпрометируют… Нахмурившись, Рис опускает взгляд, как будто мысль о том, чтобы оставить кого-то позади, беспокоит.

— Не колеблясь, подавайте сигнал.

— Это касается и тебя. В теле Кадмуса нет ни единой косточки, которая, кажется, была бы готова подыгрывать другому Альфе, когда они стоят друг перед другом, как два врага.

Я встаю между ними, не сводя глаз с Риса, который такой же пугающий, как и два Альфы, которые стоят у меня за спиной.

— Мы все соберемся в главном госпитале у входа.

И, надеюсь, все мы, вместе с Валдисом, выйдем отсюда.

Предполагая, что Кенни сможет снова запустить компьютеры, он должен быть в состоянии открыть запечатанные двери.

Удостоив нас не более чем взглядом, Рис отворачивается от меня, беря инициативу в противоположном направлении, вниз по темным туннелям, которые ведут к исследовательской лаборатории. Трое его спутников следуют за ним, и я поворачиваюсь к четверым позади меня.

— Пошлите. Валдис ждет.