Короли Падали

ГЛАВА 1

КАЛИ

Сегодняшний день …

Это начинается не более чем шепотом. Легкий ветерок, который поднимает песок пустыни и поднимается к верхушке можжевелового дерева, треплет его листья. Если я остановлюсь, чтобы прислушаться, я могу услышать его голос на ветру, зовущий меня с другой стороны этого ада.

Валдис…

Как только оно появляется, дразня мой слух, оно исчезает в запустении. И черная дыра в моем сердце становится глубже с каждым восходом солнца. Воздух, которым я дышу, становится гуще, более удушливым, чем накануне.

— Там лагерь. Рядом со мной Титус смотрит в бинокль на небольшую долину, расположенную у обочины дороги, где мы остановились, чтобы сориентироваться. Солнце садится за горы, мрачное напоминание о том, что еще один день подходит к концу — еще один день, когда я не приблизился к тому, чтобы открыть запечатанные двери, за которыми Валдис находится в ловушке.

— Не улей. Может быть, одна семья.

— Тогда они меня не интересуют. Мой голос такой же безжизненный, какими стали мои надежды после почти двух месяцев поисков повстанцев в пустыне. Два месяца разочарования. Усталость. Отчаяние. Два месяца с тех пор, как я наблюдала, как весь мой мир исчезает за непроницаемыми стальными дверями Калико.

— Сомневаюсь, что они что-нибудь знают.

Недели за неделями мы обыскивали каждый улей и даже несколько лагерей мародеров, оставляя за собой смертоносный след, когда некоторые из них становились враждебными. Просто маловероятно, что такой маленький лагерь у черта на куличках будет иметь какое-либо отношение к повстанцам.

— Там есть мясо. Я чувствую его запах. И они могут знать ближайший источник воды. Может быть, немного опунций, которые мы сможем взять с собой в дорогу. Опуская бинокль, Титус поворачивается ко мне лицом.

— Я бы сейчас не отказался от оленины и глотка прохладной воды.

Позади него Кадмус стоит, расставив ноги, и мочится на куст креозота. Солдат Легиона Брэндон, который уже почти не похож на солдата, с оторванными рукавами рубашки и волосами, густо засыпанными песком, карабкается на четвереньках за ящерицей, которая исчезает в кактусе.

Мы потеряли направление. Цель. Недели небытия заставили меня отчаянно цепляться за маленький осколок надежды, что Валдис все еще жив в той больнице.

Если бы не Титус и его решимость спасти своего друга, боюсь, я осталась бы одна, поэтому я киваю, признавая поражение. Как бы я ни боялся останавливаться на ночь, я не могу просить его продолжать. Я не могу рисковать потерять его настойчивость во всем этом. Мне нужно, чтобы он не дал мне впасть в отчаяние, не дал превратиться в разбитую скорлупу.

— Мы остановимся здесь на ночь.

Не могу отрицать, что я устала. Каждая косточка в моем теле ноет, как у старой женщины, измученной унынием. И все же я продолжаю идти по этой заброшенной пустоши, потому что у меня больше ничего нет. Без Валдиса этот мир недостаточно заманчив для меня, чтобы продолжать идти.

— Это здорово. Кадмус шагает обратно к грузовику, его раздражение безошибочно угадывается, когда он распахивает пассажирскую дверь, почти срывая ее с петель.

— Чертовски замечательно. Эй, что ты скажешь, если мы обзвоним всех оставшихся на планете людей и спросим, видели ли они повстанцев?

— Не делай этого, Кадмус. Не сейчас, — предупреждаю я, мое терпение истощается с каждым словом, слетающим с его губ. Из всех нас Кадмус больше всех сопротивлялся поиску повстанцев.

Он поворачивается, насмешливо постукивая себя по подбородку.

— А еще лучше, почему бы не спросить гребаных Рейтеров, пока мы этим занимаемся? Может быть, они заключили с ними какую-то сделку за последние несколько недель.

— Вы закончили?

— Нет. Даже близко. Мы здесь гоняемся за призраками, Кали. Ты видела, как какой-то ублюдок, похожий на мессию, вошел в те двери, прежде чем они закрылись. Ты когда-нибудь задумывался о том, что с твоей головой было не в порядке в ту ночь? Что, может быть, тебе померещилось?

— Я видела его! Я знаю, что я видела! Я бросаюсь к нему, но меня останавливают руки, обхватывающие мои и поднимающие с земли.

— Отпустите меня! Отпустите меня!

— Хватит, Кадмус, — говорит Титус позади меня, его резкий тон перекликается с явным раздражением.

— Ей это не нужно.

— Ты точно знаешь, что ей нужно, не так ли, Титус? Губы Кадмуса кривятся в усмешке.

— Ты каждый день говоришь ей именно то, что ей нужно услышать, не так ли?

Мое тело падает в грязь, и Титус бросается вперед на Кадмуса.

Грузовик колеблется, когда Титус пытается встать на ноги в грязи. Он наносит удар кулаком в грудную клетку другого Альфы. Кадмус ударяет локтем в позвоночник Титуса, и упавший Альфа с ворчанием поднимается на ноги, прежде чем Титус ударяет Кадмуса кулаком в лицо, откидывая его голову в сторону, разбрызгивая кровь. Кадмус наносит ответный удар Титусу в нос. Все это за считанные секунды.

— Прекратите это! Остановитесь! Вопреки здравому смыслу, я бросаюсь к сражающимся Альфам и протискиваюсь между ними, как раз в тот момент, когда Кадмус замахивается для следующего удара. Прижавшись к груди Титуса лицом к Кадмусу, я зажмуриваю глаза, дыхание застревает у меня в горле, и готовлюсь к удару.

В отсутствие боли я открываю глаза и нахожу его челюсть твердой и напряженной, грудь вздымается. Из уголка его губы сочится кровь, а в глазах застыл убийственный взгляд человека, потерявшего надежду. Того, кому больше нечего терять.

Нахмурившись, он опускает кулак, и я чувствую, как напряжение Титуса спадает у меня за спиной.

Руки запутались в моих волосах, я на волосок от того, чтобы потерять то немногое здравомыслие, что у меня осталось.

—Почему с тобой все время так чертовски сложно?

Облизывая уголок губы, Кадмус качает головой и фыркает.

— Полагаю, кто-то должен быть плохим парнем, верно? говорит он, забираясь в грузовик.

В моем животе пульсирует тупая боль, которую я игнорировала уже несколько дней. Не из-за моего беспокойства по поводу их ссоры, но из-за чего-то, чего я боюсь еще больше. У меня наступила течка, и я знаю, что ее присутствие является частью того, что заставляет этих двоих чувствовать себя неловко. Они чувствуют это на мне, и инстинкт умоляет их дать разрядку. Из-за чего они, вероятно, подрались бы, если бы не уважение их отсутствующего брата.

Оглянувшись на Титуса, который вытирает кровь из носа, я перелезаю через Кадмуса в маленькое пространство между его ногами и приборной панелью и занимаю свое место рядом с ним. Он захлопывает дверь перед Титусом и опирается локтем на выбитое окно, размазывая кровь по губе тыльной стороной ладони.

Его взгляд опускается на мои бедра и спину, брови вздрагивают от его обеспокоенного выражения, но он не говорит ни слова. Ему и не нужно. Его напряженные мышцы и выпуклость, которую я заметила в его промежности, когда забиралась на него, говорят мне все, чего я не хочу знать.

Месяц назад именно Титус принес мне облегчение после почти двух недель сильной боли, и я знаю, что, несмотря на естественные инстинкты их тел, они оба боятся того момента, когда им снова придется бросить вызов своему брату.

Однако я постараюсь сдерживаться столько, сколько смогу. Держать свою боль и агонию при себе, чтобы не разбудить их примитивные побуждения.

Титус забирается на водительское сиденье с другой стороны от меня, и через окно я вижу, как Брэндон карабкается к задней части грузовика. В тишине Титус заводит двигатель и сворачивает с дороги, вниз по склону холма. В сторону лагеря внизу.

Мужчина, возможно, лет пятидесяти, поднимается на ноги, прекращая разведенный им костер, когда мы въезжаем, и Титус паркует грузовик за периметром. Без колебаний он выходит из машины и подходит к мужчине, который стоит, заложив руку за спину, как будто тянется за оружием.

Подняв ладони в воздух, Титус делает медленные и легкие шаги к нему.

— Мы не желаем тебе никакого вреда.

— Чего вы хотите? В голосе мужчины нет ни дружелюбия, ни приветствия, когда он переводит взгляд с Титуса на грузовик.

— Просто убейте уже этого ублюдка и возьмите мясо, — бормочет Кадмус рядом со мной, которому уже наскучил этот обмен репликами. Я предполагаю, что именно по этой причине Титус выскочил первым.

— Мы путешествовали несколько дней. Мы надеялись разделить ваш лагерь.

— Я ни с кем ничем не делюсь. А теперь убирайся отсюда.

Когда Титус опускает руки, мужчина выхватывает из-за спины клинок и выставляет его перед собой.

— Я не хочу неприятностей. Просто уходите, и никто не пострадает.

— Черт возьми, Титус. Кадмус шатается рядом со мной, и я хватаю его за руку, чтобы остановить. Его взгляд падает на мою руку на его коже, возможно, это первый контакт, который я установила с ним за неделю, и он откидывается на спинку стула.

— Нож не идет ни в какое сравнение с пистолетом, и вам не мешало бы защитить свой лагерь чем-нибудь, что не требует близкого расположения, чтобы убивать. Я рад оставить вам один. И несколько пуль тоже. Титус кивает на то, что выглядит как безголовый олень, нанизанный на вертел над огнем.

— В обмен на немного мяса для меня и моих друзей.

— Какие друзья?

Со вздохом я подталкиваю Кадмуса локтем рядом со мной, заставляя его вылезти из грузовика, и вылезаю вслед за ним. Выйдя, я хватаю фляги с крючка над задним окном и привязываю их к своему телу.

Глаза мужчины задерживаются на мне дольше, чем на двух других, и, хотя я, возможно, когда-то боялась этого взгляда, стоя между двумя Альфами, я набираюсь смелости выдерживать его взгляд, пока он не отвернется.

Он фыркает, пряча нож за спину, и скрещивает руки, кивая в мою сторону.

— Мясо для женщины.

Кадмус фыркает от смеха, и прежде чем Титус или я можем остановить его, он бросается вперед и сжимает горло мужчины так сильно, что глаза незнакомца широко распахиваются.

— Мясо за возможность прикрепить голову к позвоночнику, — говорит он сквозь стиснутые зубы.

— Подожди… просто подожди… Лицо мужчины краснеет, вены вздуваются на лбу, предупреждая, что Кадмус действительно планирует отделить его голову от тела.

— Папа? Мягкий голос привлекает мое внимание к маленькой девочке, возможно, тринадцати лет, выходящей из палатки позади него. Ее запачканное и рваное платье не в состоянии скрыть выпуклость живота под ним.

— Убирайся… обратно в палатку … Девочка Тесса, — хрипит он.

Отталкивая мужчину, Кадмус отпускает его, и пожилой мужчина падает на землю.

— Папа! Когда она бросается вперед и падает рядом с ним, я замечаю еще одну маленькую девочку, выглядывающую из палатки. Эта всего лишь малышка.

Мои глаза перебегают с девочек на мужчину, который лежит на боку, тяжело дыша, в то время как его дочь сжимает его плечо.

— Ребенок твой?

Мужчина хмурится, потирает красную полоску на горле и кашляет.

— Нет, это не мое. Какой-то… маленький ублюдок, который сбежал. Оставил ее одну.

Опустив голову, девушка ерзает рядом с ним, как будто ей вдруг стало неудобно.

— Отлично. Ты победил. Давай посмотрим пистолет, — говорит мужчина, переворачиваясь, чтобы подняться на ноги.

— Я полагаю, он мог бы пригодиться сегодня вечером.

Титус направляется к задней части грузовика и возвращается с одним из многих пистолетов, которые мы отобрали у павших и изуродованных солдат в Калико. Брэндон замедляет шаг и останавливается рядом со мной.

Последние несколько недель он был гораздо менее энергичным компаньоном по сравнению с накачанными тестостероном Альфами, почти братским. Совсем не похож на офицеров Легиона, которых я знала до него. После Калико мы предоставили ему возможность вернуться домой в Солен, но он предпочел остаться с нами. Найти повстанцев и узнать, что случилось с его братом за этими дверями.

Должна признать, было приятно, что он был рядом.

— Ты получишь патроны, когда мы уйдем. Титус протягивает ему то, что должно быть пустым пистолетом, и мужчина поднимает его к Кадмусу, глядя в оптический прицел.

Кадмус даже не вздрагивает в тот момент, когда нажимает на спусковой крючок, и ничего не происходит.

Мужчина вздыхает, снова опуская пистолет, и его пристальный взгляд скользит по всем нам четверым, прежде чем снова остановиться на мне.

— У вас там неплохая свита, юная леди. Должно быть, это кто-то важный. Закатывая глаза, он машет нам, неохотно опуская плечи.

— Пошли. Давай раздобудем тебе что-нибудь поесть.

Девушка отказывается смотреть в глаза, когда мы проходим мимо нее по пути к костру. Пока мы усаживаемся в грязь, Титус помогает мужчине снять оленя с огня и водрузить его на уже вбитые в землю столбы.

— Мы ищем группу, которая называет себя «Черепа». Когда-нибудь слышали о них? Спрашиваю я, наблюдая, как они вдвоем срезают мясо с обугленной туши.

Мужчина делает паузу на середине ломтика, и я замечаю, как по его лицу пробегает тень хмурости, прежде чем он возвращается к разделке.

— Нет.

— Но папа…

— Кажется, я сказал тебе убираться обратно в палатку! — прерывает он, и я поворачиваюсь, чтобы обнаружить, что она смотрит на меня, прежде чем она отводит свой взгляд от моего.

— Я принесу тебе немного еды.

— Да, папочка.

Я украдкой бросаю взгляд на Кадмуса рядом со мной, потирающего руки, и когда мы встречаемся взглядом, я знаю, о чем он думает. Возможно, пытка этого человека заставит его заговорить, но нет никакой гарантии, что он скажет нам правду о том, где их найти, и к тому времени, как мы раскроем его ложь, его может уже давно не быть.

— Эти мятежники… с ними кто-то есть. Наш друг.

— Ничего об этом не знаю. Мы здесь держимся особняком. Просто попробуем выживать день за днем.

Титус раскладывает мясо на небольшом квадрате шкуры и, пересекая лагерь, кладет его мне на колени.

Я ловлю понимающее выражение на его лице, которое отзывается крошечным проблеском надежды, расцветающим в моей груди. На данный момент я оставляю свои вопросы и откусываю кусочек мяса, который практически тает у меня на языке. Такое пикантное и восхитительное, что пробуждает давно забытые воспоминания о том, когда я в последний раз елd оленину.

— Напоминает мне о муле-олене, которого готовила моя мать. Где вы на это охотились?

— Немного леса по дороге туда. Он кивает головой в сторону протоптанной тропинки через растительность позади него, которая исчезает за холмом.

— Первый олень, которого я увидел здесь за последнее время. Жили за счет койотов, птиц, кроликов.

— Как вы охотитесь без ружья? Я не настолько глупа, чтобы думать, что он охотился на койота голыми руками и с клинком.

Отведя от меня пристальный взгляд, он пережевывает пищу и слизывает жир с пальцев.

— Расставляет силки.

— Ты, должно быть, живешь здесь один, как король. Я обвожу взглядом лагерь, где на веревке свисают плетеные циновки, а в ящике рядом с маленькой палаткой стоят банки с чем-то похожим на фрукты.

Предметы, на которые, держу пари, он обменивал свой улов.

— Ты знаешь, где мы могли бы найти здесь воду? Я уверена, что мои вопросы начали раздражать его, судя по его раздраженному фырканью, которое следует за этим.

— Там, выше по тропинке, есть ручей. Он поднимает свой клинок, чтобы направить, и я смотрю в торону леса, на который он указал ранее, впереди.

— Я могу показать им, папочка. Тесса снова подбегает к нам, сложив руки перед животом.

— Ты никуда не пойдешь, девочка. А теперь возвращайся в палатку, и я принесу тебе немного еды.

— Мужчины могут остаться здесь. Я сама пойду с ней.

— К черту это, — говорит Кадмус рядом со мной.

— Ты не убежишь в лес одна.

— Тогда Брэндон может прийти. Я поворачиваюсь к Брэндону, чье значительно меньшее телосложение должно казаться меньшей угрозой, и обратно к отцу девочки, который расправляет плечи, двигая челюстью от созерцания.

— Со мной все будет в порядке, папочка. И я обещаю, что потом вернусь в палатку.

Он машет своим клинком в сторону Кадмуса и Тита.

— Эти двое остаются. Я не хочу, чтобы они приближались к моей Тессе. Направив клинок на нее, он приподнимает бровь. Губы сжаты.

Я поворачиваюсь, чтобы поймать ее кивок, пока она шаркает вокруг лагеря в другую сторону. Поднимаясь со своего места, я чувствую крепкую хватку на своей руке и поворачиваюсь к Кадмусу.

— Что-нибудь странное, и ты кричишь.

— Со мной все будет в порядке. Я высвобождаю свою руку из его рук и следую за девушкой, Брэндон следует за мной.

В тот момент, когда мы переваливаем через холм, я замечаю впереди небольшую рощицу деревьев, снимаю с груди одну из трех фляг и протягиваю ее Брэндону.

— Тесса? Я зову ее, когда она бежит впереди нас.

Бросив быстрый взгляд через плечо, она улыбается, прежде чем снова переключить свое внимание вперед. Как будто она не хочет смотреть слишком долго. С этой девушкой что-то не так. Она напоминает мне одну, которую я знала еще в Калико, Марго, которая любила раскачиваться взад-вперед весь день и часто улыбалась и хихикала в неподходящее время, в результате чего один охранник избил ее до смерти на глазах у всех.

— Ты собиралась что-то сказать там, сзади. О повстанцах?

— Нет, я не хотела. Она хихикает и пропускает несколько шагов вперед.

— Хотя ты хотела. До того, как твой папочка прервал тебя.

— Неа! Я просто забыла.

Мы прорываемся ко входу в лес, и свет, пробивающийся сквозь кроны деревьев над головой, тускнеет ровно настолько, что я могу видеть только в нескольких футах перед собой. Призрачная фигура Тессы радостно носится по кустам, издавая звуки, которые, как я поняла, в лесу в такое позднее время опасны.

— Сколько тебе лет, Тесса?

— Двенадцать. Через два месяца мне будет тринадцать.

Мысль о ребенке, растущем внутри ее маленького тела, вызывает у меня желчь в горле.

— Ты всего лишь ребенок. Слова срываются с моих губ, прежде чем я успеваю их остановить.

— Не-а. Мой папа говорит, что я настоящая женщина. У меня началось кровотечение два года назад.

Бросив мимолетный взгляд на Брэндона, я вижу, как он хмурится, в то время как мы вдвоем идем бок о бок, следуя за девушкой. Большинство винит в уничтожении нашего вида таких девочек, как Тесса, у которых менструации начинаются намного раньше. Способ матери-природы предлагать больше производителей, как бы отвратительно это ни звучало.

Тесса оглядывается через плечо, на ее губах появляется кокетливая улыбка, когда она смотрит на Брэндона.

— Тебе нужна девушка?

Он переводит взгляд на меня и обратно на нее.

— Нет.

— Ты милый. Она снова хихикает, рисуя в моей голове более четкую картину того, что эта девушка не совсем здорова.

Журчание текущей воды сопровождается хлюпаньем влажной растительности под моими ботинками, и еще через несколько ярдов мы достигаем края стоячего ручья. Тесса опускается на колени у воды и поджимает губы, наклоняясь вперед, чтобы отхлебнуть жидкости, в то время как я погружаю одну из наших фляг под поверхность.

— Ты или твой отец вообще ткут?

— Нет, а что? — спрашивает она между глотками воды.

— У вас нет консервированных фруктов или чего-нибудь еще?

Ее брови сводятся вместе, и она падает на задницу, кряхтя, держась за живот.

— Ты имеешь в виду банки возле палатки? Дамы подарили нам их.

— Какие дамы?

Расправив плечи, она отводит от меня взгляд и вздыхает.

— Папа говорит, что мы держимся особняком, но это не совсем так. Иногда дамы Сенизы приходят в гости и приносят нам подарки.

— Сенизы?

— Так папа их называет.

Я закрываю первую флягу и макаю вторую, стараясь не выглядеть слишком жаждущим информации.

— Эти дамы… они путешествуют с кем-нибудь?

— Да. Иногда есть мужчины, которые носят маски на лицах.

— Какого рода маски?

— Страшные. Они похожи на кости.

Черепа. Очевидно, они получили название от лидера, по слухам, Альфы из Калико, который собирает черепа своих жертв.

Прочищаю горло — жалкая попытка удержаться от счастливого смеха при первом намеке на разгадку, который у нас появился за несколько месяцев. Рядом со мной я ловлю улыбку Брэндона, проблеск надежды, что он может узнать, что случилось с его братом в той больнице. Пока им удавалось выживать после мутаций и Альф, я случайно знаю, что на кухне достаточно еды, чтобы им хватило на несколько недель, так что мысль о том, что они погибнут, не высечена на камне.

— Нам нужно возвращаться в лагерь. На улице довольно темно. Я надеваю полные фляги на голову и поднимаюсь на ноги. Протянув руку, я предлагаю помочь ей подняться.

Вместо этого Тесса царапает свою руку, на ее лице появляется выражение беспокойства.

— Мне не очень нравится ночное время.

— Ты чего-то боишься?

Она кивает, и ее царапанье становится более заметным, до такой степени, что грубое царапанье ее ногтей оставляет красные полосы на ее плоти.

— Бешенные?

Ответное покачивание ее головы заставляет мой желудок сжаться.

— Чего ты боишься?

Паника танцует на ее лице, и ее царапины, должно быть, разорвали ее кожу.

— Ты возьмешь меня с собой?

Мы с Брэндоном обмениваемся быстрым взглядом, и я опускаюсь перед ней на колени.

— А как насчет твоей сестры? Разве ты не будешь скучать по ней?

— Она не моя сестра.

Как я и подозревал.

— Она твоя дочь, не так ли?

Когда она кивает, я закрываю глаза и делаю долгий выдох.

— Ребенок у тебя в животе. Твой отец положил его туда?

Скрестив руки на груди, она нервно проводит пальцами по коже.

— Он сказал… никому не говорить. Он сказал, что это наш секрет. Ее глаза блестят от слез, и я наклоняюсь, чтобы взять ее за руку в свою. На мгновение я сжимаю руку Брайани, и от этой мысли у меня тоже наворачиваются слезы на глаза.

— Хотя это больно. Это очень больно. И он не останавливается. Даже когда я кричу. Это пугает Ханну, и он кричит на нее, но не останавливается.

Я не могу взять их с собой. Не ребенка и ее младенцев. Не тогда, когда мы планируем вторгнуться в лагерь повстанцев.

Но я могу наказать этого человека за то, что он сделал. Я могу заставить его пожалеть, что он вообще поднял руку на Тессу.