РЕН
Рядом со мной потрескивает огонь. Мои руки дрожат, когда я опускаюсь между бедер, туда, где ощущение влажности пробудило меня от грез, и я собираю влагу пальцами, поднимая ее к свету.
Кровь.
Густая и красная, она полностью покрывает мои пальцы. В последний раз, когда из меня вытекла кровь во время беременности, я потеряла ребенка и проснулась оттого, что им питались Рейтеры.
Когда боль в моем животе снова пробуждается к жизни, я рычу, скручиваясь от боли.
— Рен? Что это?
Я не отвечаю Шестому, опасаясь, что он будет винить себя за это, но я подозреваю, что это мой второй случай, и мое тело просто не создано для беременности. Вместо этого я тихо рыдаю про себя, дрожа, когда мной овладевает агония.
— Рен! Он, несомненно, нашел кровь.
— Черт! Дрожащей, но нежной рукой он обхватывает мою щеку, приближая мое лицо к своему.
Я не хочу смотреть на него. Я не могу. И я благодарю за слезы, которые размывают его лицо.
— Я собираюсь позвать акушерку. Я сейчас вернусь.
Я хватаю его только за зад, прежде чем он оборачивает одеяло вокруг нижней половины тела и проламывается через плетеную дверь, зовя Хасею, пожилую женщину, которая приняла роды у нескольких женщин в нашем улье. Известно, что она очень опытна в таких делах, но если это следует за тем, как я была беременна в последний раз, боюсь, даже она не сможет мне помочь.
— Это не чрезмерно и не необычно после полового акта, — говорит Хасея, надавливая на мой живот двумя пальцами внутри меня. Хмурое выражение на ее лице добавляет страха к дискомфорту, который уже бурлит внутри меня.
— Твоя матка кажется немного большой в течение восьми недель. Ты уверена в своем последнем менструальном цикле?
К счастью, Шестой ждет снаружи, вместе с теми, кто еще собрался посмотреть, из-за чего поднялся переполох, иначе у него, вероятно, было бы дюжина или больше вопросов к Хасее прямо сейчас.
Лежа на спине, с согнутыми ногами, я мысленно подсчитываю, когда в последний раз мне приходилось думать о кровотечении. Каждая девочка, рожденная в поколении Рейтов, которые чуют запах крови, знает с точностью до часа, когда начинается их цикл, и у меня в последний раз был свой, перед тем как я отважилась выйти за стену после смерти папы, чуть больше двух месяцев назад.
— Честно, да.
— Хммм. Есть боль, когда я нажимаю здесь? Она проводит рукой по моему животу и усиливает давление.
— Нет. У меня были только небольшие спазмы, а потом пошла кровь.
— Я не нахожу чрезмерного количества крови во влагалищном канале, так что, возможно, мы подождем и посмотрим. Тебе следует отдохнуть, поскольку я уверена, что путешествие сказалось на тебе.
— Через восемь недель? Не кажется ли вам, что рановато для подобных опасений?
— Каждая беременность отличается от другой, милая. Я не совсем уверена, что всего два месяца. Ты потеряла одного до этого, верно?
— Да. Я съела несколько ягод. Я не знала, что они…
— Я не выношу суждения. Она убирает пальцы изнутри меня и опускает обе руки в ожидающее ее ведро для мытья посуды, натирая их мылом.
—Никаких половых сношений в течение пары дней. Просто пока мы не узнаем, что происходит с маленьким горошком. Я подозреваю, что это обычное кровотечение, возможно, даже вызванное имплантацией. Но если предположить, что вы пришли так рано, как говорите, то есть ряд причин, и я хотела бы исключить некоторые из них.
— Спасибо. Я опускаю ноги, прикрывая их тонким одеялом, которое Шесть дал мне ранее.
С улыбкой она вытирает руки о кусок ткани, который принесла с собой в палатку, и кладет ладонь мне на живот.
— Давай не будем беспокоиться, пока не узнаем наверняка, хорошо? Это не помогает.
— Обещаю.
Она фыркает и поджимает губы.
— Кто будет тем, кто убедит Риса не волноваться, хммм? Клянусь, этот человек беспокоится о вас больше, чем если бы прямо сейчас по лагерю пробежала орда Бешенных.
Я хихикаю, мои опасения рассеиваются от ее спокойного голоса.
— Я заверю его, что пока беспокоиться не о чем.
— Хорошо. И я сообщу новости о том, что ему придется воздерживаться день или два. После этого ты свободна заниматься своими делами. Она поводит бровями и фыркает от смеха.
— А теперь отдыхай.
Отдыхать. Это означает, что из-за меня мы не двинемся вперед, во Флориду. Мы потратили последние недели, собирая достаточно припасов, чтобы отправиться туда, а также обратно, на случай, если на востоке будет хуже, чем там, откуда мы пришли.
В тот момент, когда Хасея отодвигает плетеную дверь в сторону, Шестой стоит там, его глаза перебегают с меня на акушерку. Позади него небольшая толпа, которая держится от него на расстоянии, возможно, опасаясь того, что он сделает, если возникнут проблемы.
Хасея кладет руку ему на грудь и легонько похлопывает.
— Ей нужен отдых. И спокойствие. Отдых и безмятежность, ясно?
Нетерпеливо кивнув, он входит в пещеру, закрывая за собой дверь, и садится у стены с противоположной стороны. То, как он потирает свой бритый череп, напоминает мне о тех днях, когда он был всего лишь мальчиком, мучившим себя из-за возможности того, что он причинил мне боль.
— Привет. Я поднимаю голову, глядя на него сверху вниз.
— Ты не сделал ничего плохого. Я в порядке.
Руки прижаты к его черепу, он тяжело дышит через нос и качает головой.
— Тем более, крови было не так много, как я думала. И она сказала, что спазмы могут быть следствием зачатия.
Он молча наблюдает за мной, и я не могу сказать, доходят до него мои слова или нет, пока он безмолвно не поднимается на ноги и не устраивается рядом со мной, кладя руку мне на живот. Этот человек всегда был тихим созерцателем, возможно, с тех пор, как он обрел свой голос, но в такие моменты, как сейчас, я нахожу это разочаровывающим.
— Ты собираешься лежать здесь и мучить себя всю ночь, не так ли? Ты собираешься винить себя и ненавидеть себя, и все это будет напрасно, потому что со мной все в порядке.
— Я знаю. Ты сильная. Самая сильная женщина, которую я знаю.
— Достаточно сильные, чтобы надрать тебе задницу, если ты не прекратишь ненавидеть себя, чем ты занимаешься. Поверь мне, Шестой. Я скажу тебе, когда в чем-то будет твоя вина. Я хороша в этом.
Он фыркает и целует меня в плечо.
— Так и есть. Мы останемся здесь, пока ты не поправишься настолько, чтобы путешествовать.
Вздыхая, я отвожу взгляд в сторону костра.
— У нас были такие большие надежды прибыть через два дня.
Обхватив мое лицо ладонями, он возвращает мое внимание к себе.
— Если это место существует, оно никуда не денется. Я буду ждать столько, сколько потребуется, чтобы убедиться, что ты достаточно здорова для нашего путешествия.
Я поднимаю взгляд на окружающую пещеру и улыбаюсь.
— Это место достаточно уютное. Тогда, может быть, мы останемся здесь навсегда.
— Где бы ты ни была счастлива. Он проводит рукой по моим волосам и прижимается губами к моим.
— Я бы разбил лагерь в самом центре ада, чтобы остаться рядом с тобой, женщина.
— Там достаточно жарко, не так ли?
Из его груди вырывается смешок, и он перекатывается на спину.
— От тебя становится в два раза теплее, но да, я надрываю задницу в этой пещере.
— Я скучаю по тинайе в старой пещере. Помнишь, как плавал там? Охлаждался в воде?
— Зачатие ребенка внутри тебя. Движение его бровей привлекает мое внимание.
— Возможно, я был слишком поспешен. Слишком требователен. Мне снились сны о твоем животе, растянутом моим ребенком. Но, возможно, все это было слишком рано.
Я провожу костяшками пальцев по его щеке.
— Я тоже хочу этого ребенка. И пройдет совсем немного времени, прежде чем это произойдет. Может быть, даже раньше. По словам Хесайи, моя матка стала больше, чем она ожидала.
Он смотрит краем глаза, и его брови хмурятся еще больше.
— Это необычно?
— Полагаю, немного, но я не собираюсь беспокоиться, пока у меня не будет причины. И тебе тоже не следует.
— Тогда я не буду. Пока у меня не будет причины.
— Хорошо. Я провожу пальцем по глубоким бороздкам у него на лбу.
— Я бы хотела видеть тебя без всего этого беспокойства, постоянно написанного на твоем лице.
— Это результат того, что я был без ума от тебя.