Движение вперед, высокие цели, успех, солидарность, единый коллектив, человек превыше всего, все молодцы, прибыль зашкаливает, наш потенциал безграничен, непрерывный рост, мы вместе, новые цели, международный уровень, мы первые, с нас берут пример, очередной месяц успеха, мировые кризисы нам нипочем, коллективный ум, все для людей, лучшая в мире забота о здоровье и отдыхе сотрудников, мы работаем на все человечество... – Ты только не захрапи! – Пен толкает меня в бок.…есть резервы, мы горды, наши девизы правильные, мы растем, у нас работают сотрудники из многих стран, единый коллектив, будет еще лучше, наука, технология, инновации, ускорение, открытость, мы впереди всей планеты, мы помогаем планете Земля и всей Вселенной... – Просыпайся, – Пен опять толкает меня локтем. – Скоро заключительные аплодисменты. Я открываю глаза. На сцене стоит очередной докладчик, лица его почти не видно – свет как будто умышленно направлен в сторону. Докладчик в белой рубашке и красном галстуке. Воротник рубашки расстегнут – это знак, что тут можно чувствовать себя как дома в семье. – Кто эти люди? – спрашиваю я Пена. – Разные, с третьего этажа. Сегодня даже Хелен не выступала. Значит, дела совсем плохи. – Это почему? – Чем выше начальство, убеждающее, что все хорошо, тем хреновее идут дела. – Крамольные вещи говоришь! – И не говори! Сам себя боюсь. Раздались аплодисменты. На сцену вышли все докладчики, поклонились, один из них сказал, что мы вместе свернем горы. Потом свет на сцене погас, докладчики исчезли, свет зажегся в зале. Это собрание было единственным ярким событием за прошедшую неделю. Мы шли с Пеном в свой офис, и я обратил внимание, что Корр прав – в корпорации работает много красивых молодых женщин, одетых немного легкомысленно. – Ну да, и все в пассивно-сексуальном дресс-коде, – равнодушно сказал Пен. – Есть где разгуляться любителю. Вечером я решил позвонить Марии. Я не ожидал, что она так обрадуется моему звонку. – Ой, мне сказали, что ты меня искал. Я ждала звонка. – А что сама не позвонила? – спросил я. – Ты не звонил, и я решила, что я тебе больше не интересна. А зачем ты меня искал? – Сам не знаю. Было грустно, хотелось поболтать. – Я сейчас на прогулку иду, пойдем вместе? – вдруг предложила Мария. – Давай! Сходим на Северный холм? – Северный холм… Знаешь, доктор Сильвия мне как-то сказала, чтобы я туда не ходила. Я спросила почему, а она пожала плечами и сказала, что туда ходить не рекомендуется. Но с тобой я не боюсь, пошли! Не знаю, почему я предложил пойти на этот холм. Наверное, потому, что там мы будем одни. Не гулять же нам среди спортивных площадок, где по вечерам толпа из таких же гуляющих? Мы шли по тропе, окруженной зарослями полыни. День выдался жарким, и к вечеру прерия наполнилась ее горьковатым запахом. Солнце висело у самого горизонта, раскрашивая низкие облака. Мария шла быстро – несмотря на ее легкую полноту, она была в отличной спортивной форме. Казалось, что она скользит по земле, ловко лавируя между камнями, которыми была усеяна тропа. Под ногами трещала засохшая трава – этот путь явно не пользовался популярностью. – Ты давно тут? – спросил я, любуясь ее профилем. Мария была красивая, много красивее, чем мне показалось в лаборатории. – Полтора года, еще столько и я уеду. – Не нравится тут? – Очень нравится, но у меня есть жених и мы решили накопить денег, купить квартиру, а потом я рожу ребеночка… Ему тут работы не нашлось, и мне приходится зарабатывать одной. Впрочем… Я не знаю, есть ли у меня жених. Ты же знаешь, что обычные телефоны здесь не работают. У меня сохранился мой прежний, я ездила на поезде, чтобы ему звонить. Два часа туда, два – обратно. Сначала он был рад моим звонкам, все расспрашивал. Потом как-то тон его изменился. Сухим стал, что ли. Сам приезжать сюда не хочет, говорит, что дорого. Я ему предлагала оплатить билеты, а он говорит, что мужчины не должны быть на содержании у женщин. Вот смешной! Ждет, когда я заработаю на квартиру, а на билеты денег не берет. – А сама что не поехала? – Так ведь первые три года отпуск не положен. А в выходные я обернуться не успеваю. Но если честно, мне уже и не хочется к нему ехать. – Нам не положен отпуск? – Да, первые три года. Я думаю, что корпорация хочет, чтобы мы поменьше общались с Большой землей – так называем все, что не в городе. А что, это правильно, чтобы меньше общались. Тут все условия, делай, что хочешь. Я вот в секцию художественной гимнастики хожу. Хочешь я шпагат сделаю? – Тут пыльно. – Плевать! Мария остановилась, дала мне сумочку, болтавшуюся у нее на плече, и лихо растянулась на тропе. – Вот! Это продольный. Поперечный у меня пока не получается, есть к чему стремиться. – Молодец! Ты прямо как девчонка. Гибкая, быстрая. Мы дошли до подножья холма. Красивый был этот холм! Крутые склоны, местами поросшие кустарником, скалы, красневшие в лучах заходящего солнца. Тропа серпантином уходила на вершину. – Давай туда бегом? – предложила Мария. Я согласился, не пасовать же перед девчонкой! И вот мы на вершине. Отдышались, осмотрелись. Вокруг прерия с небольшими холмами. Низины уже потемнели, над ними летали орлы, выискивая добычу. На юге виднелись силуэты зданий нашего города. К моему удивлению, он оказался гораздо больше, чем я думал. Вот здание вокзала с башенкой, дома на главной улице, коробки нашего жилого комплекса, разделенные спортплощадками. Справа от центра города виднелись панели солнечных батарей, а слева тянулись ряды небольших темных зданий. Десятки, а может даже сотни. В просветах между низкими однообразными строениями блестели стекла теплиц, еще дальше зеленели лужайки. – Что это? – спросил я у Марии. – Там какое-то производство и склады. Все за забором, не всем туда можно. Я только знаю, что там сплошная автоматика, рабочих мало. Впрочем, какие они рабочие! На Большой земле я видела ладони и пальцы настоящих рабочих. Хорошо, что я беру кровь из вены, их пальцы я бы проколоть не смогла. – А дальше вроде как теплицы? – Ага, почти все продукты в магазинах местные, даже мясо. Выбор небольшой, но все качественное, свежее. Мне доктор Сильвия рассказала, что около теплиц искусственные луга. Стоят насосы, качают воду из земли, поливают. – А не проще ли все это устроить у реки? – Проще, наверное, но решили, что так лучше. Корпорация деньги считает. Доктору Сильвии очень нравится, что мы мало чего покупаем в других городах. Тут хорошая экология, в продуктах нет химии. Воздух был теплым, но ветерок освежал, духоты не чувствовалось. Приятно там было, не зря Цвейг полюбил сюда приходить. А вот и плоский камень, о котором он рассказывал. Он и правда теплый, сидеть на нем было одно удовольствие. – Ух ты! – восторгалась Мария. – Тут здорово, я теперь часто буду сюда приходить. Мы сидели на камне и смотрели, как солнце погружается в невесть откуда взявшиеся тучи. Ветер усилился, стало свежее. Я обнял Марию за плечи. – Не надо, – сказала она. – Не надо так быстро, мне надо к тебе привыкнуть. Она сорвала веточку полыни, растерла, понесла к лицу. – Обожаю этот запах. Не могу без него. Так кошки валерьянку любят. У меня дома сушеная полынь на подоконнике лежит. – Ольга сказала, что ты не ходишь в кафе. Сама готовишь? – Ох уж эта Ольга, за всеми следит. Да, готовлю, я экономлю. Мне нужно много заработать. Доктор Сильвия меня ценит, уже заплату прибавила. Сказала, что через полгода еще добавит, если я не буду ничего нарушать. – А сейчас ты нарушаешь, что сюда пришла? – Так ведь не запрещено, а просто не рекомендовано. Будут ругать – скажу, что не поняла. Простят, я думаю. Мария на секунду задумалась. – А почему Ольга так мной интересуется? – Она мой куратор, она мной интересуется. Узнала, что твой телефон у меня в адресной книге, и рассказала про тебя. – Ревнует! – засмеялась Мария. – Сейчас, наверное, видит, что мы с тобой вдвоем, и локти кусает. – Нет, – я тоже засмеялся. – Она как раз рекомендовала мне на тебе жениться. Сказала, что ты хозяйственная и красивая. Про «красивую» я придумал. Решил, что лишний комплимент не помешает. –Значит, точно ревнует, – Мария развеселилась еще больше. – Ну и ладно, так ей и надо. Ее в корпорации не любят. Следит за всеми, как будто подозревает что-то. Улыбается, а глаза холодные, колючие. С ней может только Аник общаться. Ну, Аналитик, ты его знаешь, наверное. Странный тип, не нравится он мне. На Кощея из русской сказки похож – я видела картинку. Когда в лабораторию приходит, то пытается за мной приударить. А у самого ногти отполированы. Ты можешь представить мужика с полированными ногтями? Все они зануды и думают только о себе. А Ольга… Однажды я ее на улице встретила, она даже головой не кивнула, улыбнулась только. Да как улыбнулась, просто зубы показала. Зубы, кстати, у нее отличные – белые-белые. Сама курит, а зубы белые. Я даже спросить хотела, чем она их отбеливает… Ой, что это?! Да, случилось то, о чем говорил Цвейг. Я почувствовал, что камень задрожал. Не сильно, но дрожь явно ощущалась. – Тут так бывает, не бойся, – я старался говорить спокойно. – Цвейг сюда часто ходит, ничего страшного не происходит. Подрожит и перестанет. – Я боюсь. Поверь, я могу предчувствовать нехорошее, здесь что-то не так. Мария слезла с камня, присела, положила ладонь на землю. – И земля дрожит. Весь холм дрожит. – Цвейг рассказывал, что иногда слышит голоса, – сказал я. Мы прислушались. Было тихо. Смолкли даже стрекотавшие в полыни кузнечики. – Нет голосов, – сказал я. – Цвейг говорил, что так бывает один раз на третий. – Цвейг – это шофер? Хороший мужик. Открытый, простой. Что думает, то и говорит. Он меня перевозил. Замуж звал, огорчился, когда про жениха узнал. Слушай, давай уйдем отсюда. Не зря на этот холм ходить не рекомендуют. Мы оглянулись на заходящее солнце, от которого остался лишь маленький краешек, и начали спускаться. Дома я открыл тетрадь и стал записывать, что именно я не понимаю в жизни корпорации и города. Писал, отвлекался, ловил себя на мысли, что не вспоминаю свидание с Марией, а думаю об Ольге. О ее колючем взгляде, о ее странной улыбке, о том, что она следит за мной, о том, что она Аналитика ласково зовет Аником, о ее возможной ревности… Мне хотелось думать и писать о более важных вещах, но какой-то чертик заставлял вспоминать только Ольгу. Я тогда много чего записал в дневнике. Последние фразы были такие: «Мне пора спать, но если честно, то сейчас хочется обнять и поцеловать Ольгу, сказать ей: «Спокойной ночи». Летописец я хренов! Целый вечер гулять с женщиной и понять, что люблю другую!»