Корпорация

Последствия

Утром, как я и ожидал, на экране мигало сообщение: «Зайди ко мне, Иден». Понятно, сейчас мне объяснят, что есть правила, которые нельзя нарушать. Иден сидел, глядя в экран, и, казалось, не замечал моего присутствия. Иногда он морщил лоб, кривил губы, всячески стараясь показать свое недовольство. Наконец он откинулся на спинку кресла, посмотрел на меня и медленно сказал:

– Итак, мы имеем две проблемы. Проблема первая – за каким хреном ты направился на швейную фабрику? Проблема вторая – опять же за каким хреном ты изображал из себя ревизора? Есть еще третья проблема – что мне с тобой делать? Теперь слушаю тебя.

Ответ у меня был готов.

– Проблема первая – мне было интересно. Я много слышал об этой фабрике, хотелось посмотреть на нее своими глазами. Проблема вторая – изображал ревизора, чтобы мне не задавали лишних вопросов. Проблема третья – это не моя проблема.

Иден задумался. По его глазам было видно, что он подбирает приличные слова.

– Мы оцениваем проступки сотрудников по десятибальной системе, – сказал он. – Чем больше, тем хуже. Восемь означает увольнение.

– А что же тогда девять? – спросил я.

– Девять – это тоже увольнение плюс половина твоих накоплений отходит в пользу корпорации.

– Я так понимаю, что десять – уезжаешь с пустыми карманами?

– Не совсем с пустыми, тебе оставляют деньги на проезд до города, откуда ты приехал.

– Гуманно. По тону Идена я понял, что наказание будет легким.

– Корпорация всегда заботится о своих сотрудниках, – сказал Иден. – Даже в таких случаях.

– И сколько баллов я получу?

Иден постучал пальцами по столу, посмотрел в окно, потом сказал:

– Я не передам твое дело Хелен. Цени мою доброту. Чтобы ценил мою доброту еще больше, я поставлю по единице за каждый проступок. Это означает, что я провел с тобой воспитательную беседу. Ты чувствуешь, что начал перевоспитываться?

– Да, – сказал я. – Я уже перевоспитался.

– Иди, работай, – Иден сделал жест ладонью, означающий, что он больше не хочет меня видеть, и снова повернулся к экрану. Я встал, но тут Иден, не глядя на меня, спросил:

– И что ты собираешься делать?

– Работать, конечно, – сказал я.

– В обеденный перерыв сходи в магазин и купи метлу.

– Это еще зачем?

– В семь вечера приходи с метлой на волейбольную площадку, будешь метлой разгонять облака.

У кубика меня поджидал Пен.

– Влетело? – спросил он.

– Отделался легким испугом.

– Учти, что теперь тебе будут удваивать штрафные баллы. Сколько получил сейчас?

– Две единицы.

– В следующий раз получишь две двойки, – сказал Пен. – Каждая двойка – минус десять процентов от зарплаты.

– Ожидаемо. Тут не забалуешь.

– А правда, зачем ты потащился на швейную фабрику?

Вот это было неожиданно! Я не предполагал, что мой подвиг станет всем известен.

– Меня что, по телевизору показали? – спросил я.

– Разослали сообщения всем, кто с тобой работает.

– Уронили мой авторитет?

– Не думаю. Я, например, тебя еще больше зауважал, не каждый на такое решится. Я сам хотел бы погулять по промзоне, да смелости не хватает. А ты еще ревизора изобразил. Мне бы такое и в голову не пришло.

Целый день я сидел и ждал звонка от Ольги. Звонка не было. И, если сказать правду, я был этому рад. Зато ближе к вечеру позвонил Корр.

– Слушай, я сегодня приготовлю маринованную рыбу, это очень вкусно. Хочешь попробовать? Приходи к восьми.

Маринованную рыбу я очень любил. Ровно в восемь я позвонил ему в дверь. – Ну, герой, проходи! – сказал Корр, открывая дверь. Он был облачен в спортивный костюм, который подчеркивал то, что лучше было скрывать. Увидев мой взгляд, он похлопал себя по животу и сказал, что после ужина пойдет на теннисный корт, постучать по стенке, а к концу месяца обязательно сбросит три килограмма. – Минимум углеводов, хлеба не будет, ты уж извини, – сказал он. – Ничего, такой минимум и мне пойдет на пользу, – сказал я, принюхиваясь. Всю студию заполнял запах соуса, который булькал в кастрюле на плите. Корр взял ложку, выудил из кастрюли кусок рыбы, внимательно посмотрел на него и положил обратно. – Судак, – сказал он, облизывая ложку. – Местный, без тяжелых металлов, химии и прочих вредностей. – Тут есть свой пруд? – спросил я, усаживаясь за стол. – Тут все есть, – Корр принес кастрюлю и стал выкладывать рыбу на тарелки. – Помидоры и перец местные, лук местный, чеснок местный. Помидоры, конечно, гидропоника, но вполне приличные, есть вкус, кислинка. Нормальные помидоры. Рыба и правда была вкусная – мы съели по три куска. А дальше у нас начался странный разговор. В дневнике у меня у нем всего шесть строчек, деталей я не помню, но в памяти осталось странное впечатление – Корр как будто пытался узнать, что я из себя представляю. Он спросил, зачем я ходил в промзону, выслушал мой рассказ, одобрительно кивнул, посмеялся над тремя волейболистами, потом опять спросил – зачем? Он выслушал мой рассказ еще раз, сказал, что никогда не понимал таких героев, что в городе это не приветствуется, что здесь принято ложиться спать, не вспоминая свои подвиги, а со сладостным чувством, что сегодня ты не нарушил ни одного правила корпорации. Потом мы долго обсуждали, как нужно объединять людей, достаточно ли их загнать в резервацию с репрессиями, или все-таки нужна общая для всех цель. Корр сказал, что, если прилетят марсиане, возможно, мы объединимся во время сражения с зелеными человечками, но, скорее всего, большинству и тогда будет плевать, что творится за стенами их квартир. И еще я узнал важное – все в корпорации знают, что по субботам Ольга привозит алкоголь, но ее тут уважают и многое прощают. И что она на Большой земле работала социологом, была прекрасно обеспечена и приехала в этот город, чтобы посмотреть, как живут люди, которых насильно пытаются сделать счастливыми. И еще я узнал, что после трех лет работы в корпорации помимо покупки хорошей квартиры можно получить еще большие льготы – дорогие машины, питание в специальных кафе, скидку на покупку модной одежды и многое другое. При этом Корр постоянно спрашивал, что я думаю, смотрел мне в глаза, и я чувствовал, что он не верит в мою искренность. – Ты мне так рассказываешь, – интересовался он, – а что на самом деле думаешь? Я его заверял, что я человек простой, без камня за пазухой и фиги в кармане. Корр многозначительно кивал – знаем, знаем, какой ты простой. Потом он вдруг резко расслабился, рассказал, что знает дизайнеров, которые играют в волейбол с Шаном, Шеном и Шоном, что дизайнеры спортивные, молодые, веселые и хорошо рисуют. Они ходили к нему в кружок живописи, но учить их ему было нечему. Он только показал им, как смешивать краски и как грунтовать холст. Возвращаясь, я прошел мимо дома Ольги. Ее окна были темными. Это, почему-то, я тогда отметил в дневнике. Наверное, в то время для меня ее окна были важнее, чем разговор с Корром.