Кот в малиновом тумане

Глава 16 Вандал

Темпл наслаждалась конфетой. «Ванильный крем» от «Этель М» — толстый слой шоколада, потом хрупкая сахарная корочка, и вот уже нежная начинка тает на языке… М-м-м!..

Она редко позволяла себе сладкое, бедная, лишенная удовольствий детка. Единственным исключением из строгой диеты, включающей комплекс карбогидратов, овощи, фрукты и обезжиренный йогурт, было время, когда по каналу PBS шел детектив.

Нынче вечером это был «Инспектор Морзе» — сериал, отвечающий высоким запросам Темпл, однако в нем имелась загадка, которая интриговала ее в несколько ином разрезе, чем тот, который задумывал сценарист. Она никогда не встречала мужчины, который был бы настолько хронически увлечен женщинами, как главный герой сериала, и при этом столь же хронически неспособен сделать с ними хоть что-нибудь продуктивное. Вообще-то, можно было ожидать, что такой крутой перец, как этот инспектор Морзе, давно бы уже осознал положение вещей и наплевал на слабый пол.

Темпл потянулась к пульту, который выглядывал из под передней лапы Полуночника Луи. Тот любил с чувством глубокого удовлетворения развалиться на программе телевидения в обнимку с пультом и так лежать, лениво втягивая и опять выпуская когти с видом собственника.

Темпл приподняла лапу Луи, счастливо избегнув когтей, и отняла у него пульт. Три нажатия на кнопку «громкость» сделали звук почти невыносимым для барабанных перепонок. Однако речь героев не стала четче. Интересно, почему британские фильмы всегда имеют такую озвучку, как будто записывались в бочке с дождевой водой во время грозы? Да и сами актеры мямлят, точно у них жвачка во рту.

Грохот, раздавшийся где-то в здании, помешал ей расслышать очередное суровое рассуждение инспектора. Блин!.. Суровые рассуждения инспектора Морзе всегда очень важны для следствия. Темпл вернула вторую конфету обратно в коробку и подалась вперед, чтобы лучше слышать. Она схватила пульт обеими руками, точно целясь из пистолета, направила его на экран телевизора и нажала кнопку громкости еще два раза.

Все равно непонятно.

— Дик-ци-я! — грозно приказала она экрану. — Ваши британские киноактеры набрали полон рот гадской овсянки, сэр!..

Еще один громкий звук раздался где-то наверху.

Что они там делают? Двигают мебель? Надеюсь, съезжают.

Она нахмурилась, пытаясь сконцентрироваться на тексте, но… О, нет! В следующей сцене Морзе и Льюис беседовали в его чертовом красном «роллс-ройсе». Теперь неправильно записанный звук мотора перекрывал весь диалог!

Бабах!

Нет, это не в телевизоре. Это наверху. Точно.

Темпл встала и нацелилась пультом в экран в последний раз, отправляя Морзе и Льюиса вместе с их винтажной колымагой в телекоммуникационный рай.

— Это уже чересчур, — сказала она Луи, и тот моргнул, безмолвно соглашаясь. — Между прочим, вечер четверга. Что они там делают? Тренируются с боксерской грушей? Прыгают через скакалку? Играют в боулинг?.. Я намерена высказать свое недовольство четкой и ясно, при помощи правильной дикции, принятой в театре «Гатри», причем, лично.

Она бросила воинственный взгляд на потухший экран, кивнула Луи, выхватила из сумки ключи и направилась к двери.

Праведный гнев — очень хороший ускоритель. Он, точно на крыльях, пронес все еще негодующую Темпл по лестнице на один этаж вверх и заставил промаршировать половину пути по кольцу коридора — если только в кольце можно найти точку, обозначающую половину пути. Ее раздражение начало утихать, только когда она сообразила, что не имеет понятия, из какой именно квартиры доносился шум.

Она стояла в растерянности посреди тускло освещенного коридора, злая, как черт, и старалась найти какой-то логический подход к своему нелогичному делу.

— Звук был такой, точно кто-то резвился прямо у меня над головой, — проворчала она сквозь зубы.

Стоп. А вдруг то, что для нее было беспардонным грохотом, для нарушителей спокойствия являлось… э-э-э… проявлениями страсти? Хороша же она будет, ворвавшись в чью-то квартиру и обнаружив там романтический вечер, переходящий в ночь любви!.. Но все равно, нечего заниматься этим так громко. Соседи не должны страдать!

А может, бессовестные жильцы не занимаются любовью, а, наоборот, дерутся? С этими старинными толстенными стенами иногда бывает трудно отличить одно от другого. Кто-то, возможно, колошматит кого-то. А она это услышала. Еще одно убийство? Прямо над головой?

Теперь ей стало страшно постучать в дверь, в любую из дверей. Сегодня она уже была сыта по горло мертвыми телами.

Может, просто у кого-то слишком громко работает телевизор?.. Ага, и по нему идет передача про землетрясение в Лос-Анжелесе.

Размышляя таким образом, она продолжала идти вперед по коридору. Ее остывающее раздражение выбрасывало последние искры ярости. Темпл начинала верить в то, что ее гражданский долг — выяснить, что происходит.

Она уже почти дошла до двери, в точности похожей на ее собственную, в конце коридора. Теперь все было тихо — тише, чем воскресным утром. Слишком уж тихо. Если весь этот грохот был вызван какими-то естественными причинами, он же не мог так… внезапно закончиться? Или мог?

Она на цыпочках прокралась в конец коридора. Маленькая лампочка над резной полированной дверью освещала номер квартиры: одиннадцать.

Темпл хлопнула себя по лбу. Теперь до нее дошло, где она находится. Квартира одиннадцать расположена точно над ее собственной. И это в настоящий момент — несчастливый номер Мэтта Девайна.

О, господи, она покажется ему навязчивой… но что, если с ним что-то случилось? Темпл посмотрела на часы и заколебалась. «Пошевели мозгами, — приказала она себе. — Вечер четверга. Детектив начался в десять. Мэтта не может быть дома! У него смена в «КонТакте» с семи часов вечера».

Темпл закусила губу. Ладно. Но что если что-то случилось с его квартирой в его отсутствие?.. Случилось внутри его квартиры?

Ее долг — выяснить это. Но как? У нее нет ключа. Положим, она должна…

Темпл уставилась на дверной звонок, но тут же отбросила мысль воспользоваться им — его старомодный мелодичный звон будет глупо выглядеть в пустой квартире. А квартира Мэтта выглядела пустой даже тогда, когда хозяин был дома — настолько скудно она была обставлена. Тогда откуда взялся весь этот грохот?

Темпл подняла руку и быстро постучала в дверь. Ай!.. Красное дерево сорокалетней выдержки оказалось очень твердым и толстым. Чтобы постучать как следует, ей придется сбить все костяшки.

Ни звука. На стук никто не ответил. С другой стороны, она ведь и не ждала, что кто-то ответит.

Темпл постучала еще раз, подольше и погромче. Потом потрясла ушибленной рукой, ожидая ответа, которого не могло последовать, и это было ясно с самого начала.

— Эй! — позвала она. — Есть здесь кто-нибудь?

Может, позвать Электру? Но вдруг она ошиблась? Вдруг все эти звуки были вызваны совершенно обыденными причинами. Например, Икорка носилась по стенам и по потолку, обваливая мебель (крохотная Икорка?). Или мусорщики опустошали баки на заднем дворе (в десять часов вечера в четверг?)… Ну, все равно, ей совсем не хочется выглядеть назойливой соседкой, особенно, когда дело касается Мэтта. Наверное, надо просто наплевать на этот грохот.

Темпл сделала несколько шагов назад по коридору, отходя от двери.

А если все же что-то случилось? Что-то плохое?.. Лучше уж показаться назойливой, чем оказаться трусихой. Или наоборот?

Пока Темпл обдумывала эту дилемму, ей в голову пришла мысль, что она не сделала очевидного: не проверила, заперта ли дверь.

Отметая прочь все сомнения, она решительным шагом вернулась к двери, схватилась за тяжелую бронзовую ручку, повернула ее, и… вошла в квартиру.

Дурацкий шаг. Непоправимо дурацкий. Если дверь была незаперта, то…

Свет в квартире не горел, но уличное освещение проникало в комнату сквозь ничем не занавешенное французское окно. Призрачное, розовато-оранжевое сияние фонарей очерчивало, точно пролитая марганцовка, контуры тех немногих предметов, которые составляли меблировку, и… силуэт человека, стоящего прямо напротив Темпл.

Этот силуэт был совершенно неподвижен, как будто человек вошел в комнату и замер на месте, превратившись в монохромное изображение самого себя.

Перепуганная до смерти, Темпл нашарила на стене выключатель — ровно в том же месте, что и в ее квартире. Она щелкнула им, надеясь, что он работает.

Выключатель работал так замечательно, что она некоторое время моргала от неожиданно ярко вспыхнувшего света, который практически ослепил ее как раз в тот момент, когда ей надо было бы, по идее, повернуться и убежать.

Когда ее глаза привыкли к свету, она обнаружила себя посреди первозданного хаоса. Мэтт Девайн стоял к ней спиной, кажется, обозревая руины книжных полок, сделанных из ящиков из-под апельсинов. Все книги были разбросаны по полу гостиной, по разным углам, точно их просматривал и швырял некий демонический цензор.

— Мэтт! Почему ты не на работе?

Он обернулся на звук ее голоса, но смотрел сквозь нее. А, между тем, это вовсе не она изображала из себя безгласное привидение!

Мэтт потряс головой и, щурясь от света, вернулся к созерцанию разрушений.

— Отпустили, — наконец, произнес он, не глядя на Темпл. — Не уволили. Я им не нужен сегодня.

Ну, по крайней мере, он заговорил.

— То есть, ты вернулся пораньше и застал… вот это?

Он только молча мотнул головой.

Темпл сделала несколько осторожных шагов вперед. С ним все нормально. С ней тоже. Неизвестно, что стало причиной всего этого разгрома, но она-то ведь эксперт по наведению порядка!

— Похоже, сама квартира не пострадала, — бодро сказала мисс Оптимизм. — Окна не разбиты, двери не сломаны. А мебели итальянского модерна, которую можно было бы раскурочить, у тебя все равно нет.

Она подошла поближе и заглянула ему в лицо. Однако, ее умное замечание не смягчило застывшего выражения, которое делало его глаза совершенно неживыми. Наверное, у него шок. Темпл прикинула, как бы она себя чувствовала, вернувшись однажды домой и застав свою квартиру в руинах, и поёжилась. Вандализм — вот единственное слово, которое пришло ей в голову. И неважно, какие мотивы двигали разрушителем.

— Если они надеялись что-нибудь украсть, с тобой им явно не повезло, — сказала она. — Может быть, поэтому они разозлились и начали все крушить. А спальню ты проверил?

Мэтт опять мотнул головой. Его лицо по-прежнему ничего не выражало.

Она процокала по голому деревянному полу к двери, за которой в ее собственной квартире этажом ниже располагалась спальня.

— Здесь?

Он кивнул, и она нашарила выключатель. Опять дурацкий поступок. Что, если грабители не ушли, а только спрятались? Кто ее спасет? В данный момент от Мэтта, кажется, было не больше пользы, чем от статуи Давида в холле «Цезарь Паласа».

Меж тем, ее пальцы уже повернули выключатель. Лампа на потолке вспыхнула и осветила ровным светом комнату, такую же скудно меблированную, как гостиная, но пребывающую в образцовом порядке.

Удовлетворенно кивнув, Темпл выключила свет и вернулась в разгромленную гостиную, чувствуя себя дизайнером интерьеров, выполняющим благотворительную миссию.

— Там все нормально. А где Икорка?

— Где-то. Бегает.

Мэтт все еще разговаривал короткими отрывистыми фразами, как человек, чей мозг только наполовину включен. Нахмурившись, он попытался вспомнить детали.

— Была здесь, да. Думаю, она… ушла. Опять.

Темпл решила сконцентрировать его внимание на будущем.

— Слушай, Мэтт, этот разгром, на самом деле, просто божеская милость. Мы можем, наконец, купить тебе что-то нормальное. Я знаю отличный магазин необработанной мебели и где-то примерно дюжин шесть старьевочных лавок, набитых очаровательными вещицами по сходной цене — винтаж пятидесятых, или что хочешь. Мы тут все преобразим…

Он, наконец, начал двигаться. Наклонился, поднял книгу с пола, разгладил страницы, закрыл.

— Прости, — Темпл поникла, внезапно почувствовав полную беспомощность. Порой жизнерадостность не помогает. Порой она выглядит как оскорбление.

Мэтт опустился на подлокотник перевернутого дивана. Диванные подушки валялись на полу, точно огромные игральные карты.

— Кто мог это сделать? — возмущение, которое всегда было у нее наготове, уже опять вскипало в груди Темпл, на этот раз по серьезному поводу. — Подростки, которые хотели украсть электронику с целью ее продать и купить наркотиков? Разочарованные воришки могут устроить разгром, просто чтобы выплеснуть злость. Но как они вошли? Ты проверял балконную дверь? Хотя мы на четвертом этаже…

Застывшее лицо Мэтта было барьером, не позволявшим ей достучаться до него. Темпл начала паниковать, как плохой пловец, внезапно потерявший опору. Может, позвонить его коллегам по работе? Может, ему сейчас самому не помешает «горячая линия»?

Она вздохнула, совершенно не зная, что еще сказать. Потом наклонилась и начала собирать разбросанные книги, распрямлять помятые страницы, закрывать распахнутые обложки. Незнакомые имена и названия скользили под ее пальцами. К. С. Льюис[53], Д. К. Честертон[54], Семиярусная гора»[55]… а, вот: «Маленький принц»[56] во французском оригинале. Несколько философских трактатов за авторством человека по имени Ролло Мэй[57]. Романы Айрис Мердок, Ромена Роллана и Сьюзан Ховач[58].

Мэтт все так же сидел на своем ободранном диване и смотрел в пол, по которому она ползала, собирая книги.

Темпл воздвигла стопку из книг высотой по колено, но, поскольку их все равно некуда было поставить, это выглядело бесполезным.

— У тебя так мало вещей, зачем кому-то… Разве что…

Мэтт ее вряд ли слышал. Она обернулась к нему во внезапном озарении, как пишут в старых романах:

— Разве что… Мэтт! Моя квартира как раз над твоей!

Он поднял на нее безжизненный взгляд карих глаз.

— Ты что, не понимаешь? Это, возможно, ошибка! Кто-то, должно быть, искал мою квартиру! Меня. Наверное, это те двое, которые избили меня тогда… Ну, конечно. Тогда все правильно. Никто за тобой не охотится, никому это не нужно. Это все я! Они, наверное, все еще ищут Макса. И пришли в ярость, не застав меня дома. Или хотели меня напугать. О, Боже!.. А я сидела внизу с Луи, смотрела детектив…

Она прихлопнула рот ладонью, не желая выпускать наружу еще более пугающие предположения.

Мэтт выпрямился, впервые хоть как-то отреагировав на ее слова. Он опять помотал головой и сказал:

— Нет.

Его голос был таким хриплым, точно его душили. В какой-то момент Темпл с ужасом подумала, что он, возможно, застал преступников в своей квартире, и они ему что-то сделали.

Она обшарила его глазами, страшно встревоженная.

— Мэтт! С тобой все в порядке?

— Нет.

Его голос стал тверже, но как будто сделался еще более хриплым.

Темпл заморгала.

— «Нет» — те, кто вломились к тебе, охотились не за мной, или «нет» — с тобой не все в порядке?

Он встал.

— Нет, Темпл, никто за тобой не охотится. Я не могу позволить тебе так думать. Нет, дело совсем не в тебе.

Он распростер руки, как бы охватывая весь разгром:

— Это все я! И только я! Я один. Я, я, я… Mea culpa, mea maxima culpa[59].

Она вздрогнула от неожиданной ярости в его голосе, обескураженная и почти окаменевшая. Что она такого сказала? Что сделала не так?

Мэтт еще шире развел руками, и она заметила, что костяшки на его пальцах сбиты до крови, как будто он стучал, стучал, стучал в райские двери — а они были тяжелы и прочны, гораздо толще и прочнее дверей в «Серкл Ритц». «Knock, knock, knocking at Heaven’s door…»[60]

— Ты можешь не смотреть по сторонам в поисках преступника. Он перед тобой. Это сделал я.

— Ты?! — она снова оглянулась на царящий в комнате разгром. — Но что произошло?

Он посмотрел ей прямо в лицо. Что он там видел — ее непонимание? Может быть, ее разочарование?

Он снова опустился на подлокотник, спрятав кисти рук между колен и уперев глаза в пол, по-прежнему усыпанный книгами.

— Сегодня умер один человек.

Ох. Смерть — это не всегда головоломка, детектив, загадочное событие, которое случается с кем-то незнакомым, типа неопознанной жертвы убийства. Иногда смерть подбирается вплотную и бьет, точно молния, по жизням близких людей… Но кто? Его мать? Тогда откуда такая ярость?

— Я очень сочувствую, Мэтт…

— Не сочувствуй, не надо. Это не был… близкий мне человек.

— Но…

Он поднял голову и усмехнулся:

— Ты выглядишь, как маленький фокстерьер. У меня в детстве был такой. Постоянно чесался. А когда не чесался, вертел головой и так удивленно таращился… Бог свидетель, у него были на это причины.

— Я… пытаюсь понять.

— Ты не сможешь понять. Я вот не понимаю. — Мэтт поднял голову к лампе, как будто смотрел на солнце. — Ирония — не тот случай, который предполагает легкий ответ.

— Ты можешь мне сказать, кто умер?

Он продолжал смотреть на белый плафон, как будто изучал НЛО, приклеенное к потолку.

— Один человек. Мой отчим.

Ох.

— Получается, ты его все-таки нашел…

— Но не живым! Он просто умер, Темпл. Сейчас. Сегодня. Как раз когда я почти уже нашел его! — правая рука Мэтта сжалась в кулак.

— И ты никогда не сможешь столкнуться с ним лицом к лицу…

— Однажды я уже столкнулся. Давно.

— И…

— Он ушел. А я остался.

— Так ты выиграл.

Он покачал головой.

— Это он выиграл. Он всегда выигрывал и оставался тем же, кем был. И сейчас он опять выиграл. Сбежал.

— Сбежал от чего?

— От меня.

«От меня», — эхом отдалось в голове Темпл.

— Ты теперь знаешь, зачем так хотел его найти?

Он кивнул.

— Но теперь уже поздно.

— Так скажи мне, зачем?

Мэтт окинул взглядом разбросанные книги.

— Чтобы избить до полусмерти. Если бы я мог, я бы вытащил его из гроба и избивал бы, пока бы его не зарыли.

Такая невероятная злоба и ярость в спокойном и вежливом Мэтте Девайне ударили Темпл, точно кулак в живот. А она на собственном опыте знала, что такое удар кулаком в живот.

— Почему? — прошептала она, чувствуя себя и вправду глупой собачонкой; глупой, бессловесной, и, вдобавок, слепой, как летучая мышь. — Откуда такая злость?..

— Я не знал, что она такая. Я прятал ее под спудом, под лицемерными тайнами бесконечных исповедей и покаяний, даже под ханжеской пошлостью психотерапии… Я забрался на этакое рациональное плато и не видел, как к моим ступням подбирается кипящая лава похороненной подо всем этим злости. Не видел. Пока он не сдох.

— Но почему? Почему это все, зачем?..

Мэтт потер лицо, как боксер в нокдауне, поднимающийся на ноги, чтобы продолжать схватку.

— Он нас избивал, когда мы не могли дать ему сдачи. Я раньше думал, что хочу понять, почему он это делал, хочу услышать его объяснения, его историю… Но на самом деле я хотел закончить свою собственную историю, дописать ее до точки. Я хотел вышибить ему мозги, а он сбежал. Одурачил меня. Удрал в могилу.

Темпл села на пол, как ребенок, слушающий страшную сказку. Все, что она могла — это задавать свои наивные вопросы и надеяться, что его ответы помогут ему разобраться в самом себе. Как можно понять другого человека? Только слушать и не пытаться судить. Темпл подозревала, что отчим Мэтта никогда не был способен кого-то понять, и, соответственно, никогда не мог быть понят. Но теперь Мэтт потерял даже шанс проиграть.

— Избивал… вас? — спросила она тихо.

— Мою мать. Меня. Она говорила — это все алкоголь. Но там было и кое-что еще. Подлость. Болезненная ревность. Множество уродливых, неназываемых вещей. В конце концов, я однажды дал ему сдачи. И он уехал. Если он больше не мог избивать нас с мамой, ему необходимо было найти того, кого он сможет избивать. Кто не ответит. Один раз дать ему в морду было недостаточно. Я думал, что достаточно, я уговорил себя, что достаточно, и даже поверил в это. Я говорил себе, что хочу понять прошлое, а не разорвать его на мелкие кусочки… И тут он сыграл со мной свою последнюю подлую шутку. Он умер — и показал мне, какими мелкими на самом деле были все мои мотивы. Я хотел найти его и убить, Темпл. Но кто-то сделал это раньше меня.

— Он был… убит? Сегодня?

Мэтт кивнул.

— Ага. Я нашел его, когда он был еще жив, но на следующий день после того, как я обнаружил его берлогу, он подох. Его просто убили. У меня даже не было ни одного шанса проявить благородство и не убивать его, так что он снова выиграл — на этот раз, навсегда.

— Мэтт, — Темпл посетило ужасное предчувствие совпадения, в котором была замешана так называемая идеальная справедливость — и удивительная ирония. — Как звали твоего отчима?

— Мне противно даже произносить его имя. По крайней мере, я скоро увижу его начертанным на могиле. Эффингер. Клифф Эффингер.