Кот в малиновом тумане

Глава 26 Старый матрац короля

Курсор на экране компьютера мигал быстрее, чем пульс.

Ничто так не раздражает писателя, когда в голове пусто так же, как на экране, а этот беспокойный курсор подначивает, подначивает, торопит, требуя поскорее заполнить строчку пикселями, выдать строй букв…

Темпл собиралась написать план пиар-компании для «Гуляки Луи». Каждая новая компания рождает клубящийся вихрь новых идей, но сейчас вихрь в ее голове был совершенно безыдейным. Все ее мысли были поглощены связью Джерси Джо Джексона с бандой «Глори Хоул» и отелем «Дерево Джошуа», который потом стал «Хрустальным фениксом». Ему принадлежала «Обитель Призрака»; некоторые думают, что он и сейчас там живет.

Обрывки идей крутились у нее в голове, как белье в стиральной машине. «Феникс» и призраки, город-призрак и старые времена, добыча золота и серебряные доллары, парки аттракционов и… Ничего не складывалось.

Когда телефон на столе рядом зазвонил, она с облегчением схватила трубку, радуясь, что может отвлечься.

— Темпл?

О, нет!.. Это не отвлечение, это мучение.

— Да, Кроуфорд.

— Рад, что застал тебя дома.

— Я тоже рада, что я дома.

— Вот и оставайся там. Я не хочу, чтобы ты опять совала свой нос в шоу. Между прочим, это опасно.

— Меня Дэнни Голубок пригласил участвовать в репетициях, а он, между прочим, режиссер. Он, а не ты.

— Ну, а я отменяю приглашение. Можешь считать это предостережением.

— Предостережением? Ты что, мне угрожаешь?

— А то! Если ты хотя бы одной своей опухшей ногой ступишь на сцену, я подам в суд за нанесение морального вреда.

— Это когда ты описался от страха, и твой костюмчик пострадал?

— Короче, ты меня поняла. Держись подальше, или я всех засужу. Я говорю серьезно. У меня постоянные боли в сердце с тех пор, как твой НЛО сорвался и чуть не пришлепнул меня и половину актерского состава.

— Это не «мой НЛО», а элемент декораций. Как ты можешь обвинять меня в том, что он сорвался, когда ты сам меня истерически толкнул, да так, что я была вынуждена схватиться за этот кабель?

— Я никого не обвиняю, но я подам в суд на всех, с кого можно стрясти денег: на «Хрустальный феникс», на Вэн фон Райн и Ники Фонтану. И на Дэнни Голубка. За преступную халатность.

— Очнись! Полиция думает, что этот несчастный случай был подстроен!

— А мне какая разница? Есть случай, есть пострадавший — я. Думаю, миллионов шесть можно получить за моральный ущерб.

— Кроуфорд! Не будь жопой! Ой, прости. Этого от тебя невозможно требовать. Но хотя бы не тупи! Ты же утопишь «Гридирон» и весь свой гениальный сценарий!

— Нет, не утоплю. Дэнни Голубок все равно уже раздербанил все номера, как Тузик грелку, расшвыривает репризы направо-налево, а то, что осталось, превращает в бред собачий. Этот мелкий извращенец ходит там, как Гитлер на высоких каблуках, топчет все мои лучшие идеи — это, видите ли, «не сработает»! Да что какой-то балерун может понимать в писательском ремесле?!

— Дэнни Голубок в последнее время балету предпочитает чечетку и джаз. К тому же, он поставил несколько самых успешных шоу в крупнейших театрах на Стрипе.

— Давай-давай, защищай его. Если ты — лучший его адвокат, я его засужу только так.

— Короче, ты позвонил для этого? Чтобы угрожать?

— Нет, я позвонил сказать, чтобы ты держалась подальше от «Гридирона». Если ты называешь это угрозой — твои проблемы.

— Кроуфорд, ты же сам втянул меня в это дело практически против моей воли!

— Ага. А потом я решил, что могу выкинуть твой номер в помойку, и именно так бы и сделал. Я не знал, что Голубок уцепится за него, как жаба за лист кувшинки.

— Ты… планировал выкинуть мой номер в помойку? Почему?

— Потому что это мое шоу. Я собирался написать его сам, от начала и до конца.

— Тогда для чего было просить меня, умолять, вытаскивать меня из дому в «Лас-Вегас Скуп» на выходных, чтобы я там потела и стирала пальцы до кости?

В трубке внезапно наступила красноречивая тишина.

— Может быть, мне просто хотелось тебя увидеть, — сказал, наконец, Кроуфорд своим самым загадочным тоном.

— Не придуривайся. Зачем?

— Чтобы ты попрыгала, — признал он. — Ишь ты какая, каждый год, видите ли, она пишет для «Гридирона» вступление и финал! На этот раз ты должна была явиться на шоу, приготовившись раскланиваться, а там — опа! — твоих номеров-то и нет. Вот только этот чертов кривляка Дэнни Голубок влез со своим…

— Какой мерзкий трюк! И почему меня это не удивляет? Мне кажется, я заранее все знала, еще когда ты меня уговаривал.

— Слушай, — голос Кроуфорда понизился и сделался глубже, так что теперь звучал, как гул статики в проводах. — Возможно, я планировал подшутить над тобой, но сейчас это уже не смешно. Некоторые сильные мира сего весьма недовольны чем-то в твоем номере. Они оставляют сообщения — мне, как будто я виноват, и все такое! Я получил несколько угроз на свой автоответчик. Анонимных. Они хотят, чтобы твой номер убрали из шоу. Может быть, они даже хотят, чтобы ты вообще исчезла с глаз долой. Я говорю тебе, держись подальше от «Гридирона» и «Хрустального феникса». Если ты не послушаешь и что-то случится, можешь пенять на себя. И не говори потом, что я тебя не предупреждал. И я это делаю после того, как ты меня чуть не угробила своим НЛО!

— Кроуфорд, ты говоришь, что кто-то хочет закрыть шоу из-за моего номера?! Но почему? Что в нем такого?

— Очевидно, он просто не слишком смешной, как я и говорил Голубку. И сейчас те, кому положено, это заметили. Так что держись подальше. Я тоже собираюсь уйти на дно, пока горизонт не очистится.

И он повесил трубку, не прощаясь.

Темпл смотрела на экран своего компьютера, где красовалась одинокая строка: «Гулянки в «Гуляке Луи» никогда не…».

Под обычным свинством Кроуфорда она почувствовала настоящий страх. В своей идиотской манере он предупредил ее об опасности и посоветовал делать то же, что собирался сделать сам: отказаться от «Гридирона».

Так. Это его дело — отказываться или продолжать. Что будет, если на подготовке шоу останется один Дэнни Голубок? Он справится, несомненно. К тому же, летучий полк братьев Фонтана стоит на страже, патрулируя каждую щель в «Хрустальном фениксе». Джонни Даймонд исполняет юмористическое попурри, которое она написала, и уж с ним-то точно все будет в порядке: вряд ли кто-то посмеет тронуть такую звезду, как Джонни… Но все-таки, во имя всего святого, что же такого угрожающего присутствует в ее номере?

И, если все-таки несчастные случаи были подстроены для того, чтобы отменить шоу, те, кто это сделали, забыли старое правило: шоу маст гоу он! Такие бойцы, как Дэнни и Джонни, а также актерский состав энтузиастов вряд ли согласятся так просто уйти со сцены из-за дурацких инцидентов. Если только эти «инциденты» не включают в себя убийство человека, упавшего с потолка, отчима Мэтта — Клиффа Эффингера.

Темпл нажала кнопку «save», сохранив чепуху на своем экране, и дала ей имя «2Луи».

Неудивительно, что она перепутала черного кота на Темпл Бар с Полуночником Луи: в последнее время она так редко видела своего четвероногого компаньона, что почти забыла, как он выглядит. Фактически, последний раз они виделись в «Фениксе»…

Темпл закрыла программу и выключила компьютер и монитор. Последние светящиеся буквы исчезли.

Чего нельзя было сказать о длинной строчке светящихся и пульсирующих вопросительных знаков в мозгу Темпл.

Район, в котором жил Восьмерка О’Рурк, нисколько не изменился: он был все таким же гопническим.

Темпл оглянулась на свой аквамариновый «гео-шторм», стоявший у потрескавшегося тротуара, точно сверкающая синяя бабочка, только что опустившаяся на землю. Ей очень не хотелось оставлять свое сокровище без присмотра в этом жутком квартале среди ржавого металлолома на колесах.

Она остановилась перед входной дверью, потом нажала на древний звонок. Кнопка была покрыта сотней слоев облупившейся зеленой краски.

Ожидая ответа, Темпл смотрела сквозь внешнюю сетчатую дверь на внутреннюю деревянную, такую же облупившуюся и зеленую, покрытую сложным узором трещин, оставшихся в краске. Потом позвонила снова.

Надо было предварительно созвониться, — подумала она запоздало. Но, выйдя из «Серкл Ритц», она еще сама не знала, в какую сторону двинется.

Третий звонок, как и два предыдущих, не поколебал сонную тишину приземистого оштукатуренного дома под крышей, засыпанной гравием. Древний кондиционер наверху механически гудел в чердачном окне.

Дверь затеняли кривые кусты с листьями, настолько объеденными насекомыми, что определить их вид было невозможно. Темпл ждала, переминаясь с ноги на ногу в своих теннисных туфлях, и наблюдала, как мелкие красные муравьи движутся гуськом к порогу из трещины в асфальте.

Тяжелая деревянная дверь крякнула и отворилась.

Восьмерка О’Рурк стоял в проеме, моргая на свет.

— Надо было сначала позвонить, — сказал он. — Я по ночам работаю, днем отсыпаюсь. Погоди, рубашку надену.

Он исчез в доме, предоставив Темпл самой открыть внешнюю дверь с дребезжащей сеткой и пройти внутрь.

Дом встретил ее точно таким же затхлым духом, как и в предыдущий визит — все старые дряхлые дома пахнут похоже. Восьмерка появился, застегивая пуговицы на полиэстровой рубахе неопределенного цвета.

Темпл пошла за ним по тускло освещенным коридорам сквозь череду темных комнат в тот же самый кабинет с письменным столом размером с бильярдный и горизонтальными щелями окон под самым потолком.

Он включил верхний свет и уселся за стол:

— Ну, так что за дела?

Темпл села в зеленое кожаное кресло с комковатым сиденьем, пришедшее сюда из какого-то винтажного кабинета пятидесятых или со свалки, и попыталась придумать какое-то резонное объяснение своему визиту.

— Я вчера ездила в «Гуляку Луи»…

Восьмерка кивнул, возясь с последней пуговицей, второй от воротника. Рубашка была, оказывается, бледно-зеленого цвета.

«Под ней майка, — подумала Темпл. — Кто носит майки в наше время, да еще в такую жару, как в Лас-Вегасе? И это даже не современная модель из каталога «Sears», с короткими рукавами и v-образным вырезом, а натуральная «семейная» майка, какие носили в невинные времена до Кларка Гейбла и фильма «Это случилось прошлой ночью». Точно, Восьмерка и парни из банды «Глори Хоул» были из тех времен, тридцатых годов… и вот они оказались в девяностых, которые предпочитают Кельвина Клайна «семейным» майкам и семейным ценностям… Может, — подумала она, — Кроуфорд Бьюкенен тоже носит майку. Цвета детской неожиданности. Это бы подошло к его трусливому характеру».

— Ну, и что ты об этом думаешь? — спросил Восьмерка. Он зажег сигару, которая выглядела как лапа добермана, пораженная гангреной.

Темпл удержалась от того, чтобы начать разгонять ладонью дым. Все равно запах от этой сигары был еще хуже дыма.

— О чем?.. А, о ресторане! Интересный. Имя неплохое. Требуется много работы.

Восьмерка кивал после каждого ее краткого предложения.

Темпл подвинулась вперед в кресле:

— У этого ресторана имеется довольно много перспектив. Особенно, если… ну, если я, то есть, мы, будем плясать от вашего прошлого в банде «Глори Хоул».

Он поперхнулся, выдохнув целое облако синевато-серого дыма.

— Ты предлагаешь… привязать его к городу-призраку?

— Тематически. Да, тематически. Смотрите сами. У вашей банды достаточно местного колорита даже для мега-сити вроде Лос-Анджелеса не говоря уже о Лас-Вегасе. Возьмем само название «Гуляка Луи». Оно сразу отсылает нас к просторечью, ко временам джаза, ваннам, наполненным водкой, к парням с наплечными кобурами и портсигарами и их дерзким подружкам в чулках с подвязками.

— Ванны были с джином.

— А я что сказала?.. Ну, простите, перепутала.

— Во времена сухого закона мы все были еще дети, — сказал Восьмерка с сомнением в голосе.

— Ну да, но ведь вы уже были! И Джерси Джо Джексон тоже ведь был?

— Этот скунс! — Восьмерка так разволновался, что с размаху затушил свою сигару в зеленой стеклянной пепельнице размером с поднос, стоящей на краю стола.

Темпл возблагодарила всех богов.

— Скунсы могут быть о-о-очень колоритными, — сказала она с нажимом.

— Ага, если кому-то нравится черно-белое, как тюремная одежонка.

Темпл улыбнулась:

— Ну, вы поняли, что я имею в виду? Заключенные! Вы и ваши приятели о-о-очень колоритная банда! Насчет Джерси Джо Джексона…

— Он подох, а мы нет.

— И это к лучшему. Мы можем… э-э-э… эксплуатировать его легенду, не задевая никого из живых.

— Мы?

— Ну… хотя бы подумайте об этом. Разве Джерси Джо Джексон не был членом банды «Глори Хоул»?

— Ага, был. Но не так долго.

— Почему?

— Во-первых, он сбежал с половиной серебряных долларов, которые мы стянули с того поезда. И попрятал их по разным дырам, которых в сороковых в Лас-Вегасе было полным полно.

— А вы? Вы зарыли то, что осталось, в пустыне Мохав, да так удачно, что потом сами сорок лет не могли найти, где зарыли.

— Ага. Но это из-за подвижек почвы. Пески. Пустыня выкидывает такие фокусы, понимаешь ли. Движется вокруг тебя, как тучи в небе во время сильного ветра. Да… И ветра, они тоже меняют лицо пустыни, как время меняет людей. Посмотри на меня. Ты можешь хотя бы представить, каким я был в твоем возрасте, детка?

Темпл покачала головой.

Откуда берутся все эти морщины и складки? Глаза, провалившиеся вглубь, точно зарытые в песках монеты? Уши и носы, как будто увеличившиеся в размерах?..

Она подумала об изъеденном песками и временем облике египетского Сфинкса и слегка содрогнулась, вспомнив его современную копию у отеля «Люксор» — косметически обновленную копию, с восстановленным лицом. За потрепанной внешностью старого Восьмерки О’Рурка она вдруг увидела мускулистого, сухощавого молодого парня, загорелого до цвета коринфской кожи, в белой «семейной» майке, работающего на какой-нибудь разгрузке-погрузке, потеющего во славу дяди Сэма.

— Дело в том, что самое интересное — это ваши годы, — сказала она. — В смысле — ваше время. Время, когда часы тикали, а женщины носили чулки со швом, и люди были добрее и смотрели на все вещи совершенно иначе. Когда даже падшие женщины были стильными, а мужчины брились опасными бритвами и носили шляпы. «Федоры». Все эти правила. Вся эта жизнь. Весь этот… джаз.

— Ничего не понял. К чему ты все это говоришь, а?

— Потому что я хочу достучаться до ваших воспоминаний, мистер Восьмерка! Я хочу вернуть времена банды «Глори Хоул», вернуть их на Темпл Бар у озера Мид. И здесь, в городе, в «Хрустальном фениксе». Я хочу привезти сюда духовой оркестр из Нового Орлеана. Как вам понравится туба? А французский кларнет?.. Пиарщики всегда находятся в одном танцевальном па от жуликов. Лучше всего покупают соус, а не стейк, сияющий джаз-бэнд, а не песню, ча-ча-ча на поверхности, а не то, что лежит под ней. Поющую и танцующую женщину, а не детектива-любителя…

— Ты придумала схему… — начал Восьмерка неуверенно.

— Не схему — тему! Для «Феникса», для Темпл Бар и «Гуляки Луи», даже для города-призрака Глори Хоул. А связь между ними — Джерси Джо Джексон!

— Ага, тот парень, которого даже помоечной крысой назвать мало!

— Но он уже мертв. Мы можем его использовать спокойно. Как он использовал вас, как он заставил вашу несчастную банду сорок лет скитаться по пустыне, пока сам проживал деньги в… как тогда назывался «Хрустальный феникс»? В старые времена, когда Ники и Вэн еще не восстановили его?

— «Дерево Джошуа», — сказал старик мрачно. — Так называется большой кактус, здоровенный, с кучей колючек.

— «Дерево Джошуа», — Темпл покачала головой с неодобрением. — Если это он придумал название, то особенным вкусом он не отличался.

— Джерси Джо не отличался вкусом, он отличался наглостью. Вот что больше всего ценилось в те времена. Типа Багси Сигела и Фламинго. Наглость. А мы — мы все, Мотыга, Дикий Синяк, Энциклопедия и остальные — мы были просто дети. Мы были шму.

— Шму?.. — растерялась Темпл.

— Это такие дураки, чучела, сделанные для того, чтобы их сшибали. Фигурки в тире. Неваляшки. Но шму всегда поднимаются обратно, и мы поднялись. Встали в последнем раунде, а Джерси Джо остался лежать. Последний раунд — вот что главное.

— Почему Джерси Джо был таким успешным бандитом? Что у него было такое?

— Кроме наглости? Половина всех серебряных долларов. Какую-то часть он вложил в землю и постройку «Дерева Джошуа», остальное схоронил в матраце. Прикинь? У парня собственный отель на Стрипе. У него в этом отеле собственный номер, как у бедняги Ховарда, и он засовывает мешок ворованных серебряных долларов в матрац!.. Потом он там живет, и все теряет, и отель превращается в дерьмо, в руины, постояльцев нет, и вот он подыхает. А годы спустя кто-то кувыркается на его старом матраце и находит хорошенький куш!

— Нет, — искренне сказала Темпл. — Это просто невероятно. Почему он оставался в этом номере, когда отель превратился в руины?

— Он чокнулся, вот почему. Чокнутый король в сердце своей рухнувшей империи. И еще, — Восьмерка достал из пепельницы окурок сигары и оглядел его с сожалением, как умершего старого друга, который, между прочим, очень натурально вонял. — Еще ходили слухи.

— Слухи?..

— Парни вроде Джерси Джо всегда круче выглядят по слухам, чем на самом деле. Говорили, что он сидит на золотой шахте. Что «Дерево Джошуа» было построено на земле, через которую проходит скрытая золотая жила, такая длинная, чистая и крупная, что ее хватит на путешествие в рай и обратно. Говорили, что земля и песок под отелем прорыты насквозь. Туннели. Секретные коридоры. Золото прямо под ногами — бери не хочу. Если сумеешь найти. Ну, что, годится? Умещается в твою схему-тему, мисси?

— О, да-а!.. — сказала Темпл. — Все умещается. Все рифмуется. Все отлично сходится. О, да, спасибо вам огромное!

Темпл закинула свою сумку на плечо и встала.

— Кстати, кто это в «Серкл Ритц» не дает вам спать по ночам в последнее время?

Восьмерка снова взял дохлую сигару, щелкнул зажигалкой и долго пыхтел, прежде чем окурок затлел.

— Ты знаешь, что такое конфиденциальная информация? — он выдохнул большой клуб вонючего дыма.

Темпл отскочила, но и не подумала уходить.

— Для пиарщиков не существует ничего конфиденциального, кроме дел клиента. Я думаю, для сыщиков тоже?

Восьмерка кивнул, продолжая ужасно дымить. Комнату заволокло облаками отравленного смога.

— Тогда просто скажите мне вот что, — настаивала Темпл. — Вы все еще работаете на кого-то в «Серкл Ритц»?

— Может, уже и нет.

— Я думаю, вы бы не отказались вытащить, например, Электру из неприятностей?

— Наверное, не отказался бы. А может, и нет.

Темпл нахмурилась. Восьмерка никак не отреагировал на упоминание имени ее квартирной хозяйки. Это что — признак железной выдержки, или Электра ни при чем? Но кто, кроме нее, мог его нанять?

Она вспомнила фантом, мелькнувший перед ней в зимнем саду «Хрустального феникса». Аура Макса была всегда такой загадочной, и связь между ним и «Серкл Ритц»…

— Но это же не может быть… Макс, — подумала она вслух.

Упоминание этого имени заставило Восьмерку подскочить на месте.

— Нет! — сказал он поспешно. — Не он. Другой. Этого я в глаза никогда не видел.

Ага! Восьмерка сказал «другой»!

Итак, его нанял не Макс, а какой-то «другой» мужчина, связанный с «Серкл Ритц».

Темпл медленно кивнула.

— До свидания, и спасибо за информацию.

Восьмерка подозрительно уставился на нее, не уверенный, что за информацию она имела в виду. Темпл этого и хотела. Пусть немножко поволнуется.

Она выбралась из дома самостоятельно, слегка, правда, натыкаясь на стены в полумраке. Перед ней, кроме выхода из дома Восьмерки, начал маячить выход из мысленного лабиринта. Другой, но тоже мужчина.

Неужели это Мэтт, который был в последнее время постоянно занят и постоянно расстроен? Мэтт, который, как она боялась, старательно отстраняется от нее по причине ее излишней настойчивости? Может, он сам настойчиво пробивается в другом направлении?

А может, и нет.

Возможно, они оба идут к одной и той же цели, но с разных сторон. И, возможно, место их будущей встречи — «Хрустальный феникс».