Вне всякого сомнения, существует множество научных споров по поводу того, замерзают ли усы у кошек.
Ясно, что эта тема невероятно трудна для понимания, но так случилось, что я нахожусь в уникальных условиях, которые позволяют предоставить науке необходимые эмпирические данные.
В тот момент, когда я запрыгнул в грузовик с мясом, я рассуждал теоретически: скоропортящиеся продукты должны быть доставлены к месту назначения очень быстро, чтобы избегнуть гниения на жарком солнце. Очевидно, я недооценил возможности современных холодильных установок.
Грузовик, который я выбрал, вскоре действительно завел мотор и загремел по камням, которые именуются дорогой, вокруг озера Мид. Через короткий промежуток времени он выбрался на ровную и гладкую шелковую ленту шоссе и прибавил скорость. Я свернулся в тугой клубок, сумев сгенерировать достаточно тепла, чтобы подо мною образовалась лужица растаявшего льда. Некоторые, вроде придурочной Кармы, могли бы назвать это аурой. Другие, как, например, саркастичная Икорка, назвали бы это по-другому, гораздо более приземленно, однако я-то знаю, что именно вызвало данный феномен: тепло моего собственного тела боролось со смертельным холодом, погружающим в гибельный сон.
Надо мной огромные, замерзшие, как камень, туши раскачивались в ритме движения грузовика. Я понимал, что мое состояние живого и чихающего существа является, скорее, исключением из местных правил. Так что случившаяся вскоре остановка, сопровождавшаяся скрежетом и фырканьем мотора, заставила меня вздохнуть с большим облегчением.
Я ждал, напрягая застывшие суставы, когда же откроется дверь, и луч света упадет в недра рефрижератора.
Ни лучика. Только Луи во льду.
Я не понимал, что происходит. Этот грузовик заехал на ночную парковку, или что?.. Они что — оставляют всю эту великолепную свинину просто так болтаться без присмотра?.. Сейчас, должно быть, не больше трех или четырех часов дня. Этому мясу в данный момент полагается разгружаться в ресторанах Лас-Вегаса. Как же мое прекрасное знание привычек двуногих могло подвести меня на этот раз?
И, что гораздо более важно, сколько времени займет превращение Полуночника Луи в замороженное кошачье филе?..
Наконец, грузовик вздрогнул: один из толстомясых (извините за выражение) водителей взгромоздился на переднее сиденье в кабине, и двигатель вновь ожил. Пол завибрировал, и эта дрожь передалась моему телу, превращая мой хронический озноб во что-то похожее на апокалепсию[101].
Затем рефрижератор дернулся вперед, и мы, наконец, начали двигаться. «Мы» — это, как вы понимаете, фигура речи, поскольку лично я не двигался. Поскольку, похоже, примерз к днищу грузовика. Каким-то образом мысль об Икорке, отосланной в дальний вояж по окрестностям озера Мид, больше не доставляла такого уж удовольствия.
Я тихо размышлял, смогу ли сохраниться достаточно долго, чтобы быть размороженным в будущие, не такие жестокие, времена, когда нечто вонзилось иголкой в мой расширенный зрачок. Возможно, меня пытаются клонировать в грядущем?
Нет, мои застывшие зрачки медленно сузились. Свет!
Я прыгнул, задействовав память тела, позволившую мне одним мощным броском достичь дверей. Я заорал, оставляя в проклятом грузовике несколько клочков шерсти, примерзших к полу.
Хамские ручищи перехватили меня прямо в воздухе. Я успел заметить очумелые лица водителей и почувствовать их дыхание, источающее запах пива. Ах, вот оно что, останавливаемся попить пивка в рабочее время, смерды?! Последним усилием я выпустил ледяные когти из обмороженных лап и прощально погладил негодяев по щекам.
Теперь уже заорали они. Но лапы мои коснулись земли! Одеревеневшие мускулы и суставы двигались исключительно по памяти, совершая привычные движения и постепенно оттаивая в процессе, который благодатное солнечное тепло помогало ускорить. Я был уже далеко, а водители все продолжали ругаться, споря, кто это был — скунс или медвежонок. Ни одна из этих догадок не соответствовала истине, но мне было недосуг давать этим двум невеждам уроки естествознания, помогающие распознавать живых существ по запаху. Во всяком случае, не теперь, когда я весь пропах говяжьими сардельками и свининой.
Слегка оттаяв, чему, несомненно, способствовал спринтерский бросок к свободе, я собрался с мыслями и повернул в направлении «Хрустального феникса». Мой все еще обледенелый хвост звенел по асфальту, когда я мчался, чтобы в очередной раз спасти любимый отель от посягательств дьявольских сил — как всегда, в одиночку, без этой надоедливой Икорки на хвосте.
Порой цель оправдывает средства, даже если средства ставят под удар мою личную жизнь.
Пригибаясь, проскальзывая и прячась, я проник внутрь отеля и доверился своему инстинкту. Инстинкт привел меня прямиком в подвал.
Некоторые могут подумать, что моя природная склонность к подвалам не доведет до добра. В самом деле, в одном из предыдущих приключений в подвале мне едва не пришлось окончить дни в брезентовом мешке. Но то был всего лишь незначительный подвальчишко в старом доме — достаточно жуткий и сырой, однако, все же не стоящий внимания Сесила Б. Де Милля[102].
В подвальном помещении имело место и последнее рандеву с Божественной Иветтой, среброкудрой персиянкой, цепко держащей мое сердце в своих наманикюренных коготках. В том же самом подвале «Голиафа» я прижал к ногтю серийного убийцу стриптизерок и спас тем самым другую мою куколку, мисс Темпл Барр, от участи, быть может, худшей, чем смерть. Наманикюренные коготки мисс Темпл Барр — тоже не кот чихнул, и я говорю это на основании собственного опыта, или, по крайней мере, на основании пристального рассматривания.
Так или иначе, если некто на раздвоенных копытах замышляет нечто ужасное сегодня вечером, я подозреваю, что его адское варево готовится как раз в недрах подвала — под сценой, пока сотни невинных зрителей наверху беспечно увлечены изысканными номерами, разыгрывающимися на сцене. Я никогда не имел чести видеть шоу «Гридирона», но уверен, что все, к чему приложила руку мисс Темпл Барр, должно являться образцом хорошего вкуса и чистейшей прелести. Возможно, именно поэтому я услышал громовые раскаты хохота, доносившиеся до меня сверху.
А еще я услышал топот стада слонов. Я нырнул под вешалку с костюмами, стоящую в коридоре, как раз вовремя, чтобы не быть затоптанным шестнадцатью парами серебряных башмачков, грохочущих по лестнице с неимоверным шумом. Хуже всего были визгливые голоса и смех хористок-любительниц, сопровождавшие топот их ножек. Кое-кто мог бы, грешным делом, возмечтать, чтобы перила снова рухнули.
Я выждал и скользнул дальше по коридору, держа нос по ветру. Если что-то, кроме сумасшедшего дома имени Басби Беркли, имеет тут место, я сразу увижу это или узнаю по запаху.
Ну и ну, я обнаружил запах грязи! Интересная находка для закрытого внутреннего помещения отеля, в котором даже невинная пыль является врагом номер один. Это был запах свежей земли, натуральной земли, а не песчаников, обычных там, наверху. Их еще иногда можно спутать с жалким содержимым кошачьего туалета в ванной мисс Темпл Барр, которое я, к счастью, так ни разу и не потрудился осквернить. Песчаники жесткие, сухие, почти без запаха, а это была настоящая вещь, насыщенная, точно колумбийский кофе с его землистым ароматом. Фактически, она напомнила мне о том, что я не в состоянии действовать в соответствии с планом, пока не схожу… впрочем, не будем вдаваться в подробности.
Что ж, ничего не поделаешь, закаленный в боях оперативник не станет отступать от задуманного по причинам санитарно-гигиенического характера. Я последовал дальше, ведомый запахом, прилагая весь свой опыт и все свои способности, чтобы не упустить кончик нити.
Он вел меня мимо гримерок, охваченных коллективной панической атакой, сопутствующей премьере. Я игнорировал облака пудры и тошнотворный запах дезодоранта для подмышек, который весьма редко работает. Почему эти двуногие ничему не учатся? Запах — это прекрасно. Запах не имеет цены. Запах отличает семейство человекообразных…
Мой нос был так низко опущен к земле, в смысле, к бетону, что я влепился прямо лбом в металлическую раму. От удара я опрокинулся назад и сел на хвост. Возможно, я даже на мгновение потерял сознание, потому что, сфокусировав взгляд, обнаружил, что у меня двоится в глазах.
Ну, не то чтобы двоится. Просто то, что я видел, не должно было находиться здесь, и то, что не должно было находиться здесь, было именно тем, что я видел. Компрене?[103] Я думаю, нет.
Позвольте мне объясниться. Я достаточно крупный чувак, чтобы мое столкновение с вешалкой потрясло всю конструкцию и сдвинуло часть костюмов в сторону. Теперь мне был виден кусок стены за вешалкой. Стены в этом подвале под главной сценой не представляют из себя ничего особенного. Все весьма предсказуемо: цементные блоки, выкрашенные скучной бледно-зеленой или бежевой эмалью.
Однако, за вешалкой находилась дверь, зияющая темным провалом. И не просто зияющая, а еще и пахнущая, как Хуан Вальдес[104] со всеми своими мешками колумбийского кофе и осликом! И всеми сопутствующими ослику запахами!
Натурально, я ринулся между костюмами в ароматную темноту. Поверьте, даже тот, кто полностью лишен обоняния, не перепутал бы помещение за дверью с гримерной, нечаянно задвинутой вешалкой. Это был земляной погреб. Чуял ли я запах крыс? О, да! Сразу нескольких[105].
Мои когти вонзились в мягкую землю. Я двинулся сквозь мрак. Мой нос вел меня все дальше, покуда я не понял, что это не погреб, а подземный туннель. Никаких сокровищ в нем не было видно, но зато где-то вдали капала вода, методично ударяясь о камень, который, вероятно, намеревался вырастить сталактит через тысячу лет или около того. Учитывая состояние моего мочевого пузыря, этот звук капающей на камень воды вполне мог считаться китайской пыткой.
Легкий сквозняк, несущий теплый влажный воздух, взъерошил мою шерсть. Я пошел за ним, и повернул направо, потом налево, потом опять направо… К этому моменту даже мое сверхъестественное умение ориентироваться в пространстве, проще говоря — чувство направления, оказалось несколько сконфужено. Я понимал только одно: я двигаюсь по обширной, разветвленной сети тайных подземных коридоров. Когда первое возбуждение от моего открытия прошло, я почувствовал некоторую скуку: темнота и сырость начали меня утомлять. Я с тоской подумал о самодеятельных артистах, поющих во все горло и отплясывающих пятки где-то там, наверху, на сухой и ярко освещенной сцене.
Вне всякого сомнения, мисс Темпл Барр наслаждается сейчас жизнью, в то время как я ползаю во мраке по кишкам «Хрустального феникса», ставя свое бедное, недавно размороженное тело на грань жизни и смерти…
Я остановился. Рядом со мной в темноте был кто-то еще.
Откуда я это знаю? Не могу сказать наверняка, но каждая шерстинка, еще оставшаяся на моем загривке, встала дыбом.
С крысами я справлюсь. Вот большая толпа крыс… может вызвать некоторые затруднения.
Я подергал усами, повернулся в темноте вокруг своей оси и понял, что прекрасно замаскировался: я ничего не видел.
И тут вдали показался свет — движущийся, узкий луч, похожий на луч карманного фонарика. Это означало только одно: хомо сапиенс. Меня, вообще-то, не пугает внезапная встреча с представителями данного вида, но я все же предпочел бы сохранить анонимность.
Пока я просчитывал возможные варианты, луч света сделался ближе. Тьма слегка рассеялась, и я увидел силуэт, припавший к земле в противоположной стороне туннеля. Или, возможно, канализационного коллектора — для этого определения он достаточно велик и вполне вонюч.
Кстати, о размерах и запахе: я пока не мог определить вид моего сокамерника, хотя у него были четыре ноги, ростом он был поменьше меня и почти такой же черный.
Приближающийся луч сверкнул яркими искрами в его сузившихся глазах. В одно ослепительное мгновение мы, пойманные лучом, встретились взглядом. Черт побери!..
Я смотрел в золотистые глаза Икорки.
В следующий миг мы бросились бежать, шарахаясь от луча, точно вампиры от убийственного лезвия солнечного света.
— Эй, — глухо прозвучал человеческий голос в глубине туннеля. — По-моему, тут крысы. Про крыс ты ничего не говорил!
Икорка отряхивала ушки влажной лапой с такой яростью, как будто лупила по роже вашего покорного слугу.
Мы притаились у выхода из туннеля, спрятавшись под костюмами.
— Грязный трюк, — прокомментировала она в пространство.
— Как тебе удалось сбежать из автобуса и вернуться назад так быстро?
— Изобразила солнечный удар на первой же остановке. Одна туристка в придорожной забегаловке сжалилась и повезла меня обратно в Лас-Вегас. Я сбежала от нее на заправочной станции, когда она вышла купить мне минералки и копченого мяса.
— Ты весьма неблагодарная попутчица.
— А ты — типичный представитель своего рода. Нечему удивляться. Как я и предполагала. Коварный, подлый, трусливый…
— Что значит трусливый? Я хотел уберечь тебя от опасности!
— Ты не сказал мне, что ты мой отец, Жиряга.
— Я не считал, что ты готова к такому открытию.
— Ага, конечно. Кто кого защищал? Ладно, к делу. Что это за дрянь тут происходит, старикан?
— Теперь, когда ты знаешь мое настоящее имя, — сказал я с достоинством, — ты могла бы не называть меня…
— Окей. Больше не буду, Фуи. То есть, Луи. Так что за дела?
Я задумчиво рассматривал грязь у себя под ногтями:
— Я пока не совсем уверен…
— Тогда что мы должны сделать, чтобы ты стал совсем уверен?
— Мы должны тщательно обследовать туннели.
— И каким образом? Привяжем ниточку и будем по ней ходить?
— Ну, для начала… — я поднял глаза и оглядел дыру, из которой мы выбрались. — Никто не выходит. Я полагаю, все темные делишки происходят где-то там, в глубине. Мне нужно вернуться для основательного расследования. А ты будешь ждать здесь на случай, если мне понадобится помощь. Вызовешь полицию.
— Ты думаешь, они поймут меня?
— Это несложно, — я встал и использовал свой немалый рост, чтобы снисходительно взглянуть на нее. — Я же нашел метод.
— Ладно, — она дернула хвостом и метнула на меня косой взгляд, который мне совсем не понравился. — Вали назад, изображай героя. Я останусь тут и послежу, не случится ли чего подозрительного.
— Отлично, — я не мог дождаться, когда останусь, наконец, наедине со свежей землей в туннеле. Позывы были уже невыносимы. — Оставайся на месте, и все будет хорошо.
— Звучит не больно-то обнадеживающе, — Икорка закатила глаза, но уселась, сложив лапки, как примерная девочка. Я ни на секунду не поверил, что застану ее на месте, когда вернусь из своей экспедиции. Подозреваю, она тоже мечтала уединиться и провести свою собственную экспедицию. — Пока-пока, папочка.