Ковен

УИЛЛОУ

11

Мужчина, стоявший рядом со мной, был одет в брюки цвета глубокого леса, настолько мрачные, что они были почти черными. Его рубашка была белой и ярко выделялась на фоне зеленого галстука, который он пытался ослабить, когда мы выходили из зала суда.

— Я не собираюсь хоронить тебя заживо, — сказала я, взглянув на него.

Он захихикал.

— Щедрость с твоей стороны, — сказал он, положив руку мне на поясницу и направляя меня к выходу.

Я почувствовала на себе пристальный взгляд, и если в обычных обстоятельствах я могла бы протестовать против прикосновения незнакомца, то здесь я его приняла. Посмотрев на Ибана, я подмигнула ему сквозь ресницы и слегка поджала губы. Возможно, мне не удалось бы симулировать румянец, но краем глаза я заметила, что Торн наблюдает за нами.

Мой предок разговаривал с ним, глядя нам вслед.

Я ухмыльнулась, придвинувшись к своему сопровождающему на малейшее расстояние.

Он рассмеялся, покачивая головой из стороны в сторону.

— От тебя одни неприятности, — промурлыкал он, глубокий баритон его голоса прошелся по моей коже.

Я улыбнулась ему, показав все свои верхние зубы в редкий момент легкости.

— Ты даже не представляешь, — сказала я, подняв брови. Если бы он знал, он бы посоветовал Ковенанту убить меня и покончить с этим. Последний из рода Мадизза или нет.

Двери в залы Трибунала разошлись в стороны, железо широко раздвинулось при нашем приближении. Он провел меня внутрь. Темнота коридоров, казалось, пронизывала все, полностью окружая меня. Только во внутреннем дворе светила луна, освещая умирающий плющ и розовые кусты, пытавшиеся взобраться на здание, хотя они были лишь засохшей шелухой того, что когда-то было прекрасным.

— Что случилось с растениями? — спросила я, остановившись возле одного из открытых окон.

Снаружи было прохладно — ночной сентябрьский воздух Массачусетса. На этой стороне коридора не было оконных стекол, и я почувствовала запах влажной земли, из которой должны были вырасти растения. Если линия Мадиззы могла заглохнуть на несколько десятилетий, то Брэев должно было хватить с лихвой для поддержания природного баланса.

Это не должно было потребовать особых усилий, поскольку Земля была вполне способна процветать без нас во всех других частях света.

— Никто не знает. Магия здесь уже не так сильна, как раньше, — ответил Ибан, потирая рукой затылок. Он нахмурился, глядя на умирающие растения во дворе, когда я приостановила шаг. Он продолжал идти в нескольких шагах, его рука соскользнула с моей спины. В отсутствие зрителей я позволила его прикосновению угаснуть без поощрения.

На данный момент он выполнил свою задачу.

Полностью развернувшись к внутреннему двору, я села на карниз окна и перекинула ноги. Скользя по камню под арочным окном, я спустилась во двор.

— Твоя комната здесь, — сказал Ибан.

Я не смотрела на него, пока шла к решетке, увитой плющом.

— Через несколько минут она все еще будет там, — сказала я.

Даже сама шпалера старела, была неухоженной и запущенной. Я подумала, не связано ли это с закрытием школы, не перестали ли они ухаживать за территорией за пятьдесят лет, прошедших с тех пор, как ученики ходили по этим коридорам.

Я протянула руку вверх и провела пальцем по одному засохшему, мертвому листу плюща. Он рассыпался на кусочки, сорвался с лианы и упал на землю у моих ног. Я наморщила лоб, глядя, как лоза качается в мою сторону, словно изголодавшись по жизни. Я позволила ей обвиться вокруг моего пальца, сжимая так, словно она могла выпить мою магию до дна.

— Когда в последний раз кто-то делал подношение? — спросила я, просунув палец сквозь лозу, когда опустилась перед ним на колени. Я коснулась руками сухой, неплодородной земли, наблюдая, как она просеивается сквозь мои пальцы. Почва Новой Англии была плодородной, она способствовала росту и поддержанию жизни.

Это было неестественно.

— Подношения запрещены Ковеном, — ответил Ибан, скрестив руки на груди, пока я стояла.

Я уставилась на него, мой рот открывался и закрывался, я качала головой в недоумении.

— Запрещены, — повторила я, торопливыми движениями стягивая с себя свитер.

Под ним оказались голые руки, хрустящий воздух холодил кожу. Ибан провел мускулистой рукой по своим ухоженным и уложенным песочно-каштановым волосам, его челюсть сжалась под короткой бородой, обрамляющей овальное лицо. Он впился зубами в нижнюю губу, а его зеленые глаза расширились и уставились на татуировки, покрывавшие мое правое предплечье. Черный контур цветов с нежным белым оттенком внутри доходил до локтя, где оставался промежуток, а затем цветок георгина покрывал плечо и бицепс, изгибаясь к шее и спускаясь под ткань майки, чтобы прикрыть боковую часть груди.

Я протянула вверх голые руки, прикоснулась ими к хрупким лианам, жаждущим пополнения. Дело было не в том, что для поддержания жизни им требовалась магия. А в том, что они должны были получить обратно часть того, что у них было отнято.

Лианы обвились вокруг моих пальцев, со скрипом раздвигаясь и охватывая руки. В этом движении чувствовалась осторожность, которая ужасала меня, как будто само растение было поражено тем, что кто-то может хотеть отдавать, а не брать.

— Accipere, — пробормотала я, сильнее сжимая руку и побуждая лианы брать то, что им нужно.

Они медленно потянулись вверх по моим рукам, обвивая кожу и обвиваясь вокруг татуировки цветов. Дойдя до локтя, они остановились, переключив свою энергию с распространения на сжатие.

Я вздохнула, когда они больно сжались, и кожа в местах прикосновения лоз вздулась.

— Уиллоу, — сказал Ибан, шагнув ко мне.

— Не надо, — сказала я, когда лианы слегка втянулись.

Он не трогал меня, пока я закрывала глаза. В местах прикосновения растений кожа лопалась, по краям просачивалась кровь, когда крошечные колючки вонзались в меня. В тот момент, когда лианы втянули кровь, воздух наполнился привкусом магии. Он был металлическим и землистым, с запахом цветов и хвои. Лианы содрогались от каждого глотка, от каждого рывка, питаясь тем, в чем им было отказано.

То, что изначально принадлежало им.

— Магия крови запрещена. Если Ковенант узнает, чем ты занимаешься… — запротестовал Ибан.

Мои глаза распахнулись.

— Что они собираются делать? Изгонят меня? — спросила я с резким смешком.

Все мы знали, что я добровольно уйду, если мне будет предоставлен выбор, но этот выбор был отнят у меня еще до моего рождения. У моего рождения, у моего существования была только одна цель.

Ковенант был слишком глуп, чтобы распознать гадюку, подстерегающую в цветах и готовую нанести удар при первой же возможности.

Я упала на колени, наблюдая, как растения продолжают пить, забирая лишь достаточное количество крови, чтобы нести магию, в которой они так отчаянно нуждались. Мое подношение не осталось незамеченным. Сухие листья, покрывавшие лозы, вновь ожили. Зеленый цвет вырвался из лозы в том месте, где она коснулась меня, и волной распространился вверх от локтей к рукам. Она продолжала двигаться к шпалере, и жизнь начиналась заново, пока деревянная опора за ней не скрылась под пышной зеленью растения.

Я свесила голову вперед, когда наступило изнеможение, но была полна решимости отдать растению все, что ему было нужно. Хватка ослабла, как будто растение поняло, что осмелилось взять слишком много, что если оно подвергнет меня риску, то, возможно, никогда больше не получит нового подношения. Когда растение отпустило меня, один листик прошелся по моей щеке, и я прильнула к нему.

В ответ на мягкую и едва уловимую благодарность.

Лоза мягко скользнула по моей коже, оставив отчетливые кровавые рубцы, и вернулась на шпалеру, которую называла своим домом.

— Давай отведем тебя к целителю, — сказал Ибан, шагнув ко мне.

Я погрузила пальцы в землю под собой и набрала горсть грязи, которая теперь казалась мягкой и спелой. Я намазала ею свои раны, покрыв руки и кисти.

Она принесла мне облегчение, которое я заслужила своим подношением, и светилась мягким зеленым светом, пока мои раны зашивались. Глаза Ибана расширились, он смотрел, как я счищаю грязь с рук, обнажая гладкую, незапятнанную кожу.

Я попыталась встать, покачнувшись на ногах от нахлынувшего головокружения. Лоза протянулась, обхватила меня за талию и укрепила без спроса.

— Она помогла тебе. По собственной воле, — сказал Ибан, и шок в его голосе обезоруживал. Кем бы он ни был и кем бы ни стали Брэи, они были настолько далеки от того, чему меня учила мать о Зеленых, насколько это вообще возможно.

— Наша магия — это баланс. Ты не можешь брать больше, чем отдаешь, и при этом ожидать, что природа ответит на твой зов. Это танец, отношения, подобных которым не существует. Если мы только берем и используем, то чем мы лучше людей, которые отравляют землю? — спросила я, нежно проводя пальцем по лозе, которая поддерживала меня.

Когда я почувствовала, что могу стоять на ногах, она снова отстранилась и вернулась к своей дремоте, теперь уже сытая.

— Неудивительно, что моя мать возненавидела это место. Вы все настолько испортились из-за собственного эгоизма, что вас уже даже не учат старому, не так ли? — спросила я, качая головой и делая шаг к окну, через которое я проскользнула, чтобы попасть во двор.

Земля бросилась мне навстречу, уперлась в подошвы ног и помогла удержаться на ногах. Она пружинила подо мной, помогая моим ослабевшим конечностям найти энергию для движения. И не моя магия побуждала его к этому, не тогда, когда я истощила столько энергии, принося ее в жертву этой лозе.

Это были симбиотические отношения, которые должны быть у ведьмы с ее сродством. Гармония, а не воровство.

Я прислонилась к краю камня, коснулась руками уступа и попыталась приподняться. Но не успела земля помочь, как передо мной возникло лицо Ибана. Он положил руку мне на талию, приподнял меня, пока я не улеглась полностью, и глубоко вздохнул.

— То, что ты только что сделала…

— Это было запрещено. Я знаю, — я вздохнула и покачала головой, когда мои глаза закрылись от усталости. Если бы я не опасалась за свою жизнь в этом месте, куда мне пришлось приехать, я бы, наверное, сразу уснула. Давненько мне не приходилось отдавать столько себя сразу.

— Это было прекрасно, — сказал он, его глубокий голос потряс меня. Он обернул мой свитер вокруг плеч, согревая мою озябшую кожу и глядя на меня сверху вниз. — Я никогда не видел ничего подобного.

— Ты не собираешься бежать и рассказать Ковенанту, что я нарушила правила? — спросила я, заливаясь смехом и оглядываясь на Трибунальную комнату.

— Нет, — ответил он, нахмурив брови и взяв мою руку в свою. Он повернул ее, рассматривая мою неповрежденную кожу и вытирая песчинки грязи. — Ты заставляешь меня жалеть о том, что я отказался от своей магии. Я думаю, может быть, это то, что стоит защищать.

Улыбка сползла с моего лица, когда я встретила его взгляд и уставилась на него. Потрясение охватило меня, поглотив все мысли. Из всего, что он мог сказать, это было не то, чего я ожидала.

Существовать без магии было равносильно потере части себя, потере самой важной части того, что делало меня мной. Я не знала, кто я, если бы не шепот земли в моих венах и не аромат леса, наполняющий мои легкие.

Даже сейчас, зная, что то, что я отдала, вернется со временем и отдыхом… Я чувствовала себя никем. Как пустая оболочка самого себя.

Из всего, что делал Ковен, я была уверена, что выбор, который должен был сделать мужчина-ведьмак, был самым жестоким. Семья или магия.

— Это не похоже на ее комнату, мистер Брэй, — раздался сзади меня голос Торна.

Я застонала, наклонив голову вперед, и прижалась лбом к белой рубашке Ибана. Его галстук щекотал мне щеку, а я старалась не обращать внимания на тяжесть взгляда директора, впивающегося в мой позвоночник.

— Мы отвлеклись, — сказал Ибан, помогая мне поставить ноги на камень. Он взобрался рядом со мной, перебирая ногами, чтобы как можно мягче провести меня по камню.

Я захихикала, уткнувшись в его руки, и в бреду, вызванном моим истощением, почувствовала себя полупьяной. Я так давно не позволяла себе подобных ощущений, что риск в большинстве случаев перевешивал пользу. Столь внезапное истощение магии было шоком для системы, заставляя меня жаждать хоть какой-то стабильности.

Я поняла это в тот момент, когда Торн понял, что я сделала: его тело напряглось, а Ибан обхватил меня за талию и поддержал, когда я споткнулась на первой ступеньке.

— Вот, — сказал Торн, поднося запястье ко рту.

Он расстегнул запонки на рукаве пиджака, чтобы можно было засучить рукав и убрать его с дороги. Он медленно погрузил клыки в плоть, удерживая мой взгляд своим стальным взглядом. Кровь покрыла его губы, когда он отдернул их, шагнул ко мне и поднес ко рту.

Я отпрянула назад.

— Пей. Это поможет восполнить твою магию.

Я нахмурилась и покачала головой, чувствуя, как в нутро проникает отвращение. Если бы его кровь была во мне, у него был бы определенный… доступ ко мне, и я была бы менее способна бороться. Его внушение было бы сильнее. Он мог бы чувствовать меня, где бы я ни находилась; мои эмоции ему было бы легче ощутить, как свои.

— Не упрямься, — прорычал Торн, потянувшись вперед и обхватив меня сзади за шею, чтобы удержать. Он прижал запястье к моему рту, его ноздри вспыхнули, когда я крепко сомкнула их. — Открой свой поганый рот и пей, Ведьмочка.

— Похоже, она этого не хочет, Директор Торн, — сказал Ибан, и что-то в осторожности и недоверии, прозвучавших в его голосе, заставило меня поверить, что Сосуды не часто предлагают такое.

— Обязательно быть настолько невыносимой? — спросил Торн, наконец убирая запястье.

Я подождала, пока заживут следы от проколов, и только после этого позволила губам раздвинуться настолько, чтобы заговорить. Я тщательно вытирала кровь с лица предплечьем, не позволяя ни капле, ни мазку коснуться языка.

— Обязательно быть таким мудаком? — спросила я, не обращая внимания на придушенный звук, который издал Ибан, когда я сделала шаг в сторону от Торна. Младший мужчина быстро зашагал рядом со мной, поддерживая меня, пока я старалась идти самостоятельно. Ноги под ногами были как желе, дрожали с каждым шагом.

— Если хочешь притвориться рыцарем, по крайней мере, имей приличие нести ее, — рявкнул Торн, и я почувствовала, как Ибан дернулся в ответ.

— Я ничем не притворяюсь, — запротестовал он, но не сделал ни единого движения, чтобы поднять меня. Это меня вполне устраивало, так как его помощь в ходьбе была достаточно неловкой. Мне не нужно было, чтобы он понял, что я слишком тяжелая, и уронил меня.

— Во имя Ада, — простонал Торн позади меня.

Я сделала еще один шаг, и тошнота захлестнула мое нутро, когда моя нога не коснулась камня. Мой мир перевернулся, когда Торн выбил у меня ноги из-под ног, подхватил меня под колени и обхватил другой рукой за спину.

Я завизжала и без раздумий обхватила его за шею, слишком уж пронзительным был его голубой взгляд, когда мы были так близко.

— Опустите меня, — прошептала я, сглатывая свое беспокойство.

Зеленые не должны были полностью отрываться от земли. Даже каменная плитка была лучше, чем этот ад.

— Заткнитесь, мисс Мадизза, — сказал он и зашагал вперед, направляясь по коридору к вестибюлю, через который мы вошли в школу. Оставшихся учеников не было, и все молчали, пока он направлялся к лестнице.

— Грубиян, — огрызнулась я, извиваясь в его хватке.

— Это только заставит меня еще больше захотеть уронить тебя, — сказал он, не сводя с меня взгляда. Он старался не слишком меня толкать, так как боль от истощения магии засела в моих костях.

Я насмешливо произнесла.

— Как будто ты и так не склонен к этому.

В уголках его глаз появились морщинки, а в груди зародился глубокий гул. Это была редкая, искренняя улыбка, и я в шоке смотрел, как его губы растягиваются в широкую ухмылку.

— Тебе когда-нибудь надоедало твоя собственная позиция?

— У меня нет никакой позиции! — запротестовала я, широко раскрыв глаза. Если бы я не была слишком напугана, чтобы отстраниться от него, боясь, что он меня уронит, я могла бы дать ему пощечину за то, как недоверчиво он смотрел на меня краешком глаза.

Я чувствовала в этом взгляде немое «неужели?».

— Неужели? — спросил он через мгновение. Он поднимался по лестнице так, словно я была невесомой в его руках, хотя мы с ним оба знали, что это не так.

Я была среднего роста с фигурой «песочные часы». На моем теле было приличное количество мышц, которые скрывались под любовью к шоколаду и сладостям, смягчавшим мои изгибы. Мне нравилась моя «средняя» фигура, но я никогда не встречала человека, который мог бы перенести меня на руках на несколько лестничных пролетов.

— Ты, похоже, пробуждаешь во мне худшие качества, — призналась я, не имея другого выхода, кроме как признать, что, хотя он был трудным и по своей природе злым, возможно, я тоже не была особо сговорчивой.

Он усмехнулся, покачав головой и закатив глаза к потолку.

— Взаимно, Ведьмочка.

— Ты всех студенток Холлоу Гроув называешь ведьмочками? Это потому, что ты не можешь запомнить их имена? — спросила я, с любопытством глядя, как он огибает угол на вершине третьего лестничного пролета. Чем дальше мы уходили от земли, тем больше я ненавидела это проклятое место.

— Только тебя, — хмыкнул он, не став уточнять, почему мне так повезло получить прозвище, о котором я не просила.

— Повезло мне, — простонала я, когда он пинком распахнул дверь. Перед нами был коридор, состоящий из одних дверей по обе стороны коридора, и он опустил меня на ноги перед той, что была справа.

— Ключ, — сказал он, протягивая руку.

Ибан вложил ему в руку старинный латунный ключ, и я покраснела, поняв, что даже не заметила, как он поднялся с нами по лестнице. Его глаза впились в мои, как будто он тоже это знал, и я покраснела еще сильнее.

Директор Торн был опасен во всех худших смыслах, если я даже не замечала, что меня окружают, когда он держал меня в своих объятиях.

Черт возьми, я была проклята.

Торн обхватил меня за талию, пока я раскачивалась, пытаясь уверить себя в том, что причиной моей рассеянности является усталость. Другой рукой он вставил ключ в замок на двери и повернул его, пока старая деревянная дверь не распахнулась. Он положил ключ в задний карман моих черных джинсов и потянулся ко мне, его рот был всего лишь на расстоянии вдоха от моего.

— Это крайне неуместно, — пробормотала я, наблюдая, как его губы дергаются в улыбке.

— Как и называть своего Директора мудаком, — пробормотал он, похлопывая по ключу двумя быстрыми, но сильными касаниями, от которых я вздрогнула в его руках.

Он провел меня через дверь в общую зону с четырьмя креслами и диваном, стоящим у камина в углу. Рядом с дверью находилась небольшая кухонька с холодильником и раковиной. По обе стороны комнаты находились две двери. Та, что слева, была открыта, открывая небольшую, но симпатичную спальню.

— Я так понимаю, это моя? — спросила я, освобождаясь от хватки Торна. Комната покачивалась, когда я шла к ней, но я задержалась в дверном проеме личной комнаты, заглядывая внутрь.

Стены были выкрашены в светло-серый цвет, портьеры цвета шалфея распахнуты, открывая вид на то, что, как я была уверена, должно было быть садом. Изголовье двуспальной кровати было обито тканью песочного цвета, постельное белье — светло-кремового. На люстре, висевшей над кроватью, розовые и желтые цветы переливались в форме нежных цветов. Рядом с кроватью стояла единственная деревянная тумбочка, на которой в вазе стоял букет роз.

— Соответствует ли это твоим стандартам? — спросил Торн, зная, что это гораздо более элегантный дом, чем тот, который я делила с матерью и братом.

— Очень мило, — призналась я с нерешительным вздохом. Я прикусила губу и медленно вошла в дом, бросив взгляд в сторону садов, которые требовали моего внимания. Я уже устала от одной мысли об этом.

— Хорошо. Занятия начнутся утром. Уверен, кто-то из ваших соседей по комнате с удовольствием покажет вам дорогу, — сказал Торн, возвращаясь к роли директора.

Мысли разбегались, я судорожно искала способ вернуть мужчину, который нес меня на руках по лестнице. Любви для Сосуда не существовало, но с его похотью можно было работать. С этим нужно было работать, если я хотела найти кости своей тети. Я открыла рот, чтобы заговорить, и ужас охватил меня при мысли о том, что мне нужно сделать.

И как ужасно это когда-то выглядело.

— Спокойной ночи, мисс Мадизза, — сказал он, засунув руки в карманы, словно не зная, что с ними делать.

Я сглотнула и, зажав рот рукой, кивнула.

— Спокойной ночи, Грэй, — пробормотала я, произнося слова настолько тихо, что человек не смог бы их услышать. Мои щеки потеплели, и я пожевала губу.

Торн замер, слегка наклонив голову в сторону, и на мгновение задержал на мне взгляд. Он кивнул, положив руку на плечи Ибана, который стоял, глядя между нами, словно ошарашенный.

Торн—Грэй, я заставила себя исправить даже свои мысли, кивнул один раз.

Потом они оба ушли.