Ковен

УИЛЛОУ

25

Я избегала его.

Он знал это. Я знала. Я была уверена, что в этот момент об этом знала вся школа. Прошло два дня с тех пор, как он избавил меня от мучений в своем кабинете, а я отказывалась даже думать о нем.

О том, как он дышал в меня.

— Завтра ночью мы проведем нашу первую Жатву, — сказала Сюзанна, расхаживая по комнате. Ибан сидел рядом со мной, и его кокетливая улыбка никак не могла унять нарастающую во мне панику.

Из всего, что я знала о Холлоу Гроув до приезда сюда, Жатва пугала меня больше всего. Теперь, когда Грэй уже не раз питался от меня, это не должно было иметь никакого значения, но почему-то имело. Я не могла избежать его, если он приходил в мою комнату по ночам.

— Как часть договора между нашими видами, ведьмы должны были снабжать нас кровью, чтобы поддерживать наши физические формы. Этот аспект питался и хранился как священный на протяжении всех веков трудностей между нами, — сказал Грэй, засунув руки в карманы и прислонившись к дверному проему позади нас. Класс, который они выбрали, был просторнее обычного, в нем поместились все семьдесят с лишним студенток.

Я сглотнула, когда Ибан воспринял мой растущий страх от невозможности избежать Грэя, как дискомфорт от самого кормления. Он положил руку мне на колено и ободряюще сжал его.

— Все не так уж плохо, — прошептал он, и мне ничего не оставалось, как улыбнуться ему. Я проигнорировала взгляд Грэй, когда он остановился на моем лице, и сделала вид, что его не существует.

Похоже, теперь это стало моей привычкой.

— Вы имеете в виду, что они питаются студентками? Я полагала, что они питаются людьми в городе, — сказала одна из других ведьм.

Я узнала в ней одну из оставшихся одиннадцати новых учениц, на которую мне указали после погребения умершей ведьмы.

— Сосуды, которые вы видите в Холлоу Гроув, приписаны к школе. Они остаются здесь, и, находясь в этих стенах, питаются тем, чем хотят. Только несовершеннолетние, согласно уговору, не имеют права, — пояснила Сюзанна.

— Если к вам приставлен Сосуд для этой Жатвы, то завтра вечером, когда вы вернетесь с занятий, на двери вашей спальни будет красная метка. Если нет, то с восьми часов вечера вы будете обязаны оставаться в своей комнате. Если вы никогда не принимали участия в Жатве, вам помогут подготовиться, если вас выберут, — продолжал Джордж, его голос стал более сочувственным, когда новые студенты обменялись обеспокоенными взглядами. — Бояться нечего. Если вы захотите, кормление может быть очень быстрым и безболезненным.

Я сглотнула, взглянув на Ибана.

— Когда они расскажут нам про пары? — спросила я, наблюдая за тем, как он поджал губы.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, склонив голову набок.

— Сосуд, который выбрал нас в качестве своих кормильцев на этот год. Когда мы узнаем, кто это будет?

Потрясение на лице Ибана ничуть не уменьшило моей нарастающей паники.

— Парных связей не было уже несколько десятилетий, Уиллоу. Их перестали делать после резни пятьдесят лет назад, — прошептал он, прислонившись ко мне.

Я чувствовала пристальный взгляд Грэя на своей спине, как будто ублюдку было недостаточно осознания того, что я никогда не смогу наслаждаться общением с Ибаном. Расстояние было единственным способом успокоить его, но будь я проклята, если доставлю ему такое удовольствие.

— О чем ты говоришь?

Моя мать училась в университете после резни. Она ни разу не намекнула, что теперь все не так, что они отклонились от первоначального способа борьбы с Жатвой.

— Раз в неделю Сосуд, выбравший нас, приходит покормиться.

— Раз в неделю кормится Сосуд, приставленный к нам, но каждый раз это другой Сосуд. Это сделано для того, чтобы ведьмы и Сосуды не вступали в противоестественные отношения друг с другом, — пояснил он, пожав плечами.

— Каждую неделю разные? — спросила я, чувствуя, как дыхание вырывается из моих легких. Это не должно было иметь значения. Если один Сосуд питался от меня, этого было достаточно. Все они были одинаковы, все чудовища, скрытые в человеческой коже, созданной из земли.

Вот только мне будет гораздо сложнее использовать одержимость Грэя в своих целях. Я бы потратила меньше времени на то, чтобы пристрастить его ко мне, к моей крови, к моему телу. Не говоря уже о том, что Грэй будет питаться от другой ведьмы. Я зарычала, покачав головой, и улыбнулась, когда Ибан посмотрел на меня в шоке.

Блять.

Красная метка на моей двери вырвала дыхание из моих легких. Я должна была знать, что мне выпадет несчастье быть выбранной на первой неделе, но я надеялась…

Я не знала, на что я надеялась.

— Все не так уж плохо, — сказала Делла, пропуская меня в комнату. Она подошла к кровати и взяла в руки светло-серый слип длиной до пола, который остался лежать на покрывале. — И это может быть приятно, если ты хочешь.

Она сдвинула в сторону тонкий шелковый, обнажив короткий кружевной слип.

— А почему их два? — спросил я, присев на край кровати.

— Ты носишь эту, — сказала она, взяв в руки кружевную и прижав ее к телу, вращаясь. — Если ты готова к удовлетворению более плотских желаний.

— Если я позволю Сосуду трахать меня? — спросила я, задыхаясь.

Я даже не знала, кто это будет.

Делла пожала плечами, взяла в руки шелковую ночную рубашку и протянула ее мне, что бы она ни увидела на моем лице.

— Тебе не обязательно любить кого-то, чтобы трахнуть его. Он даже не должен тебе нравиться.

— Как я могу принять решение о том, хочу я его или нет? Я даже не знаю, кто войдет в эту дверь, — сказала я, вздохнув, встала и стряхнула с плеч пиджак. Я сложила его и положила на комод, позволив пальцам опуститься на бант у горла, чтобы развязать его.

— Ты никогда не узнаешь, кем он был, и я думаю, что в этом-то и заключается его привлекательность. Это ночь веселья, никаких последствий на завтра, потому что ты даже не узнаешь его имени, — сказала она со смехом. — Тебя больше привлекают женщины? Я просто решила, что тебе нравятся мужчины из-за того, как ты флиртуешь с Ибаном. Если тебе нравятся и женщины, я могу сказать об этом Директору Торну. Есть несколько Сосудов, которые предпочитают женскую компанию.

— Нет, дело не в этом. Но ведьмы ненавидят Сосудов, так почему они должны позволять Сосудам прикасаться к ним? — спросила я, думая о том, как я отчаянно хотела избежать запретного аспекта. Как я боялась осуждения, если бы позволила Сосуду прикоснуться к себе.

Оказалось, что под покровом темноты и тайны Жатвы на это готовы пойти гораздо больше ведьм, чем я ожидала.

— Говоришь как женщина, у которой никогда не было секса в состоянии ненависти, — рассмеялась она, вставая и помогая мне расстегнуть рубашку. Я не протестовала ни против странной интимности этого процесса, ни против того, что, когда она закончила, мой бюстгальтер остался открытым для ее взгляда. Мне показалось, что она заботится обо мне, что она заправила прядь волос мне за ухо, и это была самая близкая дружба в моей жизни.

Это заставило меня почувствовать себя моложе, чем я была, чем мне когда-либо позволялось быть.

Я вспомнила руки Грэя на мне, его рот, поглощающий меня, словно он не мог решить, ненавидит ли он меня или хочет жить с его лицом между моих ног.

Я подозревала, что концепция секса ненависти имеет под собой основания.

— Не совсем секс, — сказала я, когда меня осенило.

Делла усмехнулась, понимание озарило ее лицо. Мы оба знали, что кто-то прикасался ко мне не с самыми добрыми намерениями, что он взял больше, чем я могла позволить.

И что мне это понравилось.

— Никто, кроме нас, не должен знать. Я помогу тебе подготовиться, и твой секрет будет в безопасности со мной, если ты решишь надеть кружева. Нет никакой гарантии, что он примет то, что ты предложила, но в любом случае этот секрет останется за тобой, — сказала она и отошла в сторону, когда я стянула с себя рубашку и бросила ее в корзину в углу. Юбка и носки последовали за ней, я стянула их с ног, оставшись в лифчике и трусах, и потянулась за шелковой ночной рубашкой.

Как ни заманчиво было отдать другому Сосуду то, что Грэй считал своим, это отменяло годы подготовки. Годы настаиваний моего отца на том, что если я останусь нетронутой, то Сосуд дойдет до одержимости.

Особенно, если в первый раз у меня пойдет кровь.

Я замерла, ткань затрещала в руке, сжимаясь в кулак.

— Часто ли Сосуды отклоняют предложения? — спросила я, с ужасом, поднимающимся в горле. Я попыталась сглотнуть, чувствуя, как могильная грязь внезапно заполнила мои легкие.

— По моему опыту, нет, — ответила она, слишком внимательно изучая мое лицо.

Все Сосуды питались Жатвой. Это я знала. Если бы не было парных уз — если бы Грэй не был тем, кто пришел ко мне в ту ночь, разве он был бы с другой? Даже мысль о том, что он питается от кого-то другого, вызывала у меня желание вырвать ему глотку.

Черт.

Меня не должно было это волновать. Он не был моим и никогда им не станет.

Блять. Блять. Блять.

Я сбросила шелковую ночную рубашку, и моя рука на мгновение задержалась на кружевной, раздумывая. Мелочная, мстительная часть меня хотела позволить тому, кто вошел в мою дверь, забрать все это. Я хотела отдать то, что должно было принадлежать Грэю, и показать ему, как мало он значит.

Ведьмы, возможно, никогда не узнают, но я не сомневалась, что Грэй сможет учуять меня на другом мужчине. Он будет точно знать, что я сделала, и это сослужит ему чертовски хорошую службу.

Я сглотнула, прогоняя эту мысль, и взяла в руки шелковый халат.

— Может быть, в следующий раз, — сказала Делла, ласково улыбаясь. — Первый раз — это очень тяжело. Думаю, это был правильный выбор для сегодняшнего вечера.

Я потянула за ткань, натягивая ее и позволяя ей опуститься на мои изгибы. Она обнимала каждую линию и бороздку моего тела, облегая его, как вторая кожа, словно была создана для меня.

— У меня будет достаточно времени, чтобы насладиться другими удовольствиями, — сказала я, отгоняя от себя ту часть меня, которую это волновало.

— Снимай лифчик и трусы, — сказала она, скривив губы и сморщив нос. — Таковы правила. Независимо от того, какая одежда…

— Это отвратительно, — пробормотала я, но потянулась за спину и расстегнула лифчик.

Грудь упала без поддержки, ткань прилипла к ней и не оставила ничего, кроме воображения, в полупрозрачном шелке. Спустив трусы с ног, я отбросила их в сторону и, приготовившись, перешла в центр комнаты.

— У тебя есть два варианта. Я могу пристегнуть тебя либо к кровати, либо к крюку, — сказала она, указывая над моей головой. Конечно, с потолка свисал крошечный крючок, который я не заметила.

— Пристегнуть меня? — спросила я, наблюдая за тем, как она подходит к шкафу. Она достала с верхней полки пару мягких наручников, подошла ко мне и взяла мои руки в свои. Обернув каждое из моих запястий одним из них, она стала медленно двигаться, давая мне время привыкнуть к ощущению мягкой кожи на моей коже.

Когда каждое запястье было обмотано, она скрепила наручники крошечными защелками так, что они оказались пристегнутыми друг к другу у меня на глазах.

— Это не может быть обязательно, — сказал я, и мои глаза расширились, когда она снова пошла к шкафу. Она вернулась с цепочкой, пропустила ее через петли в кожаных наручниках и обмотала вокруг моих запястий.

— Тебе нельзя позволять видеться с ним, — сказала она и бросила цепь на пол. Она держала кусок ткани перед моим лицом, и смысл ее слов стал ясен, когда я сглотнула.

— Нет, — сказала я, качая головой. — Я отказываюсь быть связанной и держать глаза завязанными.

Она вздохнула, взяв мои связанные руки в свои. Тепло ее кожи пронизывало внезапно охвативший меня холод, возвращая меня в то место, куда я не хотела идти.

Туда, где я поклялась, что сделаю все, чтобы избежать этого.

Моя грудь вздымалась, паника пришла быстро и внезапно. Я не могла дышать. Темнота сомкнулась по краям моего зрения.

— Пожалуйста. Пожалуйста, не надо, — умоляла я, качая головой из стороны в сторону.

Делла замерла, ее лицо исказилось, когда она поняла, что что-то не так.

— Уиллоу, я должна. Если я не сделаю этого, они заставят тебя. Ты меня понимаешь? Это необязательно.

Я хныкала, перебирая варианты, борясь за возможность дышать.

— Я не могу…

— Я позову Директора Торна, — вдруг сказала она, вздохнув и посмотрев на меня. — Может быть, он сможет сделать специальное предложение, если сам увидит тебя.

— Нет! — закричала я, заставив ее замереть на месте. — Крючок. Просто сделай это, — сказала я, пытаясь унять дрожь в пальцах. Моя челюсть болела от того, как сильно я стискивала зубы, от того, как я сжимала ее, пытаясь сдержать панику.

Боль помогала. Она всегда возвращала меня в настоящее.

Делла взяла со шкафа пульт управления и нажала на кнопку, пока крюк не опустился передо мной. Я смотрела на него, пока она скручивала красную ткань, перекручивала и наслаивала ее, пока не убедилась, что не смогу увидеть сквозь нее. Пока я не поняла, что останется только темнота, которая, казалось, никогда не закончится.

— Ты уверена? — спросила она, протягивая вверх одну руку.

Я не понимала, что плачу, пока ее палец не провел по влажной щеке, стирая ее с нежностью, которой я не заслуживала. Я фыркнула, отгоняя стыд.

Я кивнула, позволяя своим глазам закрыться, когда она накрыла мои глаза тканью. Как только она коснулась моей кожи, мои глаза распахнулись. В них не было ничего, кроме кромешной, вечной черноты. Ничего, кроме пустоты, лишенной всякого света и жизни.

Как будто меня похоронили заживо.

Я всхлипнула, снова зажмурив глаза и пытаясь убедить себя, что это всего лишь задние веки. Что я не была там заново.

Я была в Холлоу Гроув. Мой отец не может ко мне прикоснуться.

Не мог наказать меня, когда я не слушалась его по выходным, когда он приводил меня в свою хижину.

Делла подтянула мои запястья к крюку и накинула на него цепь. Только лязг цепей доносился до моих ушей, а не мое собственное тяжелое, рваное дыхание.

Я почувствовала, когда она отстранилась. Цепь поднялась, увлекая меня за собой, и я встала на ноги, закинув руки за голову.

— Скоро все закончится, Уиллоу, — сказала она, и ее шаги стихли.

Потом она ушла, и я снова осталась одна.

Одна в своем собственном аду.