Ковентри возрождается

21. ДЖОН ИДЕТ К БРАДФОРДУ

В классе живописи художественной школы для трудящихся Джон Дейкин и Брадфорд Кинз стояли над мольбертами друг против друга. Вокруг виднелись седые и лысые макушки: пенсионеры, склонившись, усердно копировали Тициана.

— Я пришел узнать насчет мамы.

— Кто ваша мама?

— Лорен Макскай, — солгал Джон.

У Брадфорда затрепетало сердце от тысячи электрических разрядов. Он даже дышать перестал. Кровь отхлынула от его лица. Он потерял всякое самообладание. Ему было двадцать шесть лет.

— Вы знаете, где она? — спросил Джон, размышляя про себя, неужели этот неряха с длинной нелепой бородой, заляпанной красками, в полдень уже напился.

Впервые встретив Лорен Макскай в январе, Брадфорд в считанные минуты страстно влюбился в нее. С тех пор он жил одним желанием: видеть ее и слышать ее голос. В перерывах между их невинными встречами, дважды в неделю, жизнь лишалась радости; по ночам он лихорадочно писал картины: Лорен в своем черном костюме, Лорен обнаженная, Лорен... Лорен... Лорен... Лорен.

— Нет, я не знаю, где она. — Голос Брадфорда предательски задрожал. — Она пропустила два занятия. Адреса она так и не дала, вот я и не знал, где и как ее искать.

В его голосе слышалась одержимость. Джон отнес ее за счет его художественной натуры; всем известно, что художники — полоумные, вечно оттяпывают себе уши или бросают приличную работу и сбегают на острова, где живут среди тучи туземцев.

— Она забыла здесь свою работу, — сказал Брадфорд, которому хотелось задержать подольше сына Лорен. Ему необходимо было узнать о Лорен все что можно, дабы потом обсасывать эту информацию, разжевывать и переваривать ее, вернувшись к себе в запущенную квартирку на улице, застроенной стандартными прокопченными двухэтажными домами. Брадфорд поднял одну из картин.

Джон с презрением посмотрел на мазню матери.

«Ребенок бы лучше сделал», — подумал он.

Брадфорд тоже посмотрел на картину.

«Настоящий примитив, — подумал он, — подлинный, тонкий и наивный».

Лорен Макскай/Ковентри Дейкин написала, по просьбе Брадфорда, «Небеса». Изображена была медленно текущая река, по течению и против плыли лодки с гребцами. Берега реки были утыканы фруктовыми деревьями и дубами. Плакучие ивы томно клонили ветви в воду. Берега заросли нарциссами, дикой геранью, наперстянкой, лютиками и маргаритками. Похожая на Лорен женщина раскинулась на подушках, усыпанных драгоценными камнями. Она читала книгу. На зеленой траве лежала коробка шоколадных конфет «Черная магия». В плетеной корзине у ног женщины виднелись бутылки вина и головка эдамского сыра. В небе светили сразу и солнце, и луна, и звезды. Там плавало всего одно облачко. Вдалеке виднелись город, гора, море, маяк и объявление, на котором меленькими буквами было написано: «Наконец-то всеобщая занятость, минимальная заработная плата 200 фунтов в неделю».

— Ты знал, что мама умеет рисовать? — спросил Брадфорд.

— Нет, — ответил Джон. «Не умеет она рисовать, — подумал он, — дерьмо все это».

— Так мать, значит, не дома? — спросил Брадфорд.

— Да, куда-то уехала.

— Понятно. Я и не знал, что у твоей матери есть дети. Она замужем?

— Да, за папой. За Дереком Макскай.

— Понятно; так тебя зовут?..

— Джон Макскай. У меня есть сестра, Мэри Макскай.

— Твой отец американец?

— Нет.

— Вот как; а у твоей матери акцент... вы где живете?

— Недалеко отсюда.

— Где именно?

Брадфорд до этого понапрасну перерыл всю телефонную книгу. Никаких Макскаев там не было.

— Мне пора в колледж. — Джон повесил на плечо парусиновую сумку. Брадфорд увидел, что на ней несмываемыми чернилами написано:

ПРИНАДЛЕЖИТ ДЖОНУ ДЕЙКИНУ

ПЕРЕУЛОК БАРСУЧЬЯ РОЩА, 13

РАЙОН ТЕМНЫЕ ТРОПИНКИ

Чернила расплылись, но адрес навечно врезался в память Брадфорда Кинза. Записывать его не было нужды.