6.15. пополудни. Район Темные Тропинки, переулок Барсучья Роща. Среда, тринадцатое, вечер.
Инспектор сыскной полиции Слай терял терпение. Он ненавидел болтунов, а Дерек Дейкин болтал десять минут сорок секунд без передышки. Слай воспользовался этим, чтобы изучить Дерека и гостиную. Он мысленно делал кое-какие заметки, чтобы потом занести их в блокнот.
1. Обивка мебели и ковры: беж (как и гардины)
2. Обои: беж (с вишневым рисунком)
3. Картины в рамах с изображением паровозов (семь)
4. Книжный шкаф: картотека, энциклопедии, справочники по черепахам
5. Украшения: мало; на телевизоре призы со смотров черепах плюс кубок за бег с препятствиями; победитель среди третьеклассников — Ковентри Ламберт
6. На столе композиция из засушенных цветов
7. Домашние животные: кошки (две); у одной конъюнктивит
8. Дети: (двое); мальчик и девочка (приличного вида)
9. Муж: (один) зануда
10. Доказательство, что Ковентри Дейкин проживала по данному адресу:
У камина пара пушистых шлепанцев
11. На шкафу свадебная фотография:
невеста красивая, улыбается;
жених похож на крысу, не улыбается
12. Коричневая пластиковая сумочка, содержимое: расчетная книжка для полу- чения пособия на детей, щетка для волос, пачка вешалок для одежды, ключи, билеты на автобус, два гигиенических пакета (обычного размера), один кошачий ошейник.
Повысив голос и напустив на себя суровость, Слай сумел прорваться в поток сознания Дерека:
— Итак, в котором же часу вы видели свою жену в последний раз, мистер Дейкин?
Дерек заныл и стал разглядывать ногти; глаза его наполнились слезами. Слай мысленно отметил:
«13. Муж: возможно, педик?»
Дети Ковентри вышли из комнаты. Они еще никогда не видали, чтобы отец выставлял напоказ свои переживания. Искаженное лицо и вульгарные хрюкающие звуки, исторгавшиеся у него из груди, заставили их ретироваться в прихожую. Слай крикнул им вслед:
— Не уходите из дома, мне надо будет потом поговорить с вами.
Инспектор сыскной полиции Слай не стал утешать Дерека; он знал по опыту, что тогда все начнется сначала. Он и платка своего не предложил; обратно никогда не получишь.
— Я услышал слово «жена» и не выдержал, — объяснил Дерек Слаю, как только перестал плакать и судорожно вздыхать. — Жена — это женщина в фартуке, у которой руки по локоть в миске для теста. Жена — добрая и мягкая и говорит близким нежные слова. Жена не убивает соседа, а потом не убегает из дому...
Мэри и Джон Дейкины сидели у подножия лестницы. Они походили на тех мирных подростков, которых видишь на страницах каталога промышленных товаров крупной фирмы, скажем, «Литтлвудз»; на картинках они обычно валяются на стоге сена или же сияют восторженными улыбками с новеньких мопедов. Они не знали, что и думать; в прежней жизни не было ничего, что подготовило бы их к такому потрясению: родная мать — убийца. Они не знали, что сказать друг другу. Они молча вслушивались в голоса, доносившиеся из-за двери гостиной. Дверь открылась; инспектор сыскной полиции Слай стоял перед ними, весьма представительный в своей темной форме.
— Мэри, будь умницей, дай отцу чашку чая... побольше сахара... у него шок.
По дороге на кухню Мэри бросила взгляд в гостиную. Дерек трясся всем телом; по подбородку стекала слюна; пальцы его переплетались, как спаривающиеся змеи.
«Моя мать убийца, а отец сошел с ума», — подумала Мэри.
Она живо представила себе обстановку семейного завтрака в то роковое утро. Все было привычно... обыкновенно... как всегда... традиционно. Скучно... тихо... приятно... НЕ О ЧЕМ БЫЛО БЕСПОКОИТЬСЯ. Джон пристально разглядывал ковер в прихожей; он думал о том, что теперь уже никогда не сможет пойти в свой шестой класс колледжа, где он готовился сдавать экзамены по расширенной программе. Разве что перекрасить волосы и носить днем темные очки. Что еще хуже, имя его матери, Ковентри, попадет в газеты. А он говорил приятелям в колледже, что ее зовут Маргарет.
Инспектор Слай встал; беседа с Дереком была почти окончена. Дерек выл, как расстроенный волк. Слай с презрением наблюдал за ним. Он думал: «Дайте мне его в камеру минут на пять, и я сделаю из него мужчину. Что ему нужно, так это хорошая взбучка».
Инспектор сыскной полиции Слай был заядлым сторонником хорошей взбучки. Он сам не раз наблюдал, как она творит чудеса. У людей, выходивших из полицейского участка, спина была в невидимых миру синяках, зато голову они держали высоко.
Мэри вошла в комнату с двумя кружками слабого чая с молоком. Она отвела глаза от отца. Слай бросил на нее один из своих взглядов «сильного мужчины с золотым сердцем»; непременные особенности такого взгляда — слегка склоненная голова, поджатые губы и поблескивающие глаза.
— Я вижу, ты будешь в дальнейшем большим утешением отцу, Мэри, — сказал Слай голосом, «которым надо говорить с подростками».
Дерек снова громко разрыдался, и Мэри быстро вышла из комнаты. Она испытывала отвращение и омерзение от вида соплей и слез, текущих по отцовскому лицу. Она жалела его, но еще больше себя. Жизнь ее была разбита; она никогда не выйдет из дома. Она потеряет всех подруг, и к тому же теперь, когда матери нет, ей придется взять на себя всю глажку и работу по дому. Она погляделась в зеркало, висевшее в прихожей, и подумала: «Я постарела на десять лет. Теперь я выгляжу на все двадцать шесть».
Посасывая золотую цепочку на шее, она снова уселась у подножия лестницы и принялась ждать, когда ее вызовут на допрос.
Джон был наверху и оттуда наблюдал, как у мертвого Джеральда Фокса снимали отпечатки пальцев, как труп фотографировали, ощупывали, измеряли и наконец погрузили в карету «скорой помощи». Джон впервые осознал всю чудовищность совершенного матерью преступления. Джеральда Фокса больше не существовало. Это был уже не он, а кожура одна, ничто, пустые хлопоты. Джон стал думать о собственной смерти. Он решил, что предпочитает умереть во сне, когда ему будет восемьдесят пять, и уж во всяком случае прежде, чем он начнет страдать недержанием. Джон посмотрел на платья матери, висевшие в гардеробе. Они были добропорядочны и тусклы. Туфли были еще хуже. Он выдвинул верхний ящик стоявшего у кровати комода и увидел пачку бумажных носовых платков и пять белых хлопчатобумажных трусиков. Затем он нашел дневник с замочком, спрятанный в футляре для грелки. Джон сунул дневник за пазуху. Он не желал, чтобы инспектор Слай прочел, что там написала его мать. Золоченый замочек холодил ему грудь. Он тихонько поискал в комнате ключ, но не нашел. Он подождет, пока закончится этот жуткий вечер и отец и Мэри уснут, и тогда он вскроет дневник и прочтет материнские мысли. Закрывая дверь, он едва слышно проскулил:
— Ах, мама, мама.
Инспектор Слай обнаружил видеокассету «Грешные тела». Он показал ее Дереку, но тот отрицал, что видел ее когда-либо раньше. Мэри тоже отрицательно мотала головой. Инспектор Слай сказал:
— Значит, она принадлежит мальчику.
Джон вошел в комнату и внес полную ясность в расследование. Нет, он никогда кассеты не видел; он этим не интересуется. Порнография скучна и унижает женщин. Слай подумал: «Паршивый маленький ханжа».
Вслух он сказал:
— Ну, раз она не принадлежит никому из присутствующих, значит, она принадлежит миссис Дейкин.
Джон и Мэри переглянулись и решили не говорить ничего в защиту матери. В конце концов, ее здесь нет, а они-то здесь.
Дерек взорвался:
— Моя жена не потерпела бы в доме этакой дряни, она даже «Шоу Бенни Хилла» могла смотреть, только прикрыв лицо подушечкой. Она — настоящая леди.
— Да, леди-убийца, мистер Дейкин, — отрезал Слай, очень довольный собой. — Позвольте мне сказать вам кое-что, старина. Никто из нас не знает ближнего своего. А живем годами бок о бок. Мы тешим себя мыслью, что знаем свою половину насквозь. Однако в один прекрасный день обнаруживаем, что представления не имеем об ее истинной сущности; такое случается сплошь и рядом. Моя собственная жена, которая из-за робости пять раз проваливалась на экзамене по вождению автомобиля, на прошлой неделе прыгнула с парашютом — в благотворительных целях.