Ковентри возрождается

29. ВОСКРЕСНОЕ УТРО

Хлебная Пила и Теннисный Мяч смотрели друг на друга поверх стола, на котором стоял завтрак. Только что им сообщили по Би-би-си, что их дочь Ковентри сейчас находится в Лондоне. Вот тебе и на!

— Что ей делать в Лондоне? — сказал отец Ковентри, жирным шариком откатываясь от стола.

Мать Ковентри карикатурно поджала губы и ничего не сказала. Она не одобряла Лондон. Массовая печать уже просветила ее: Лондон населен лишь немытыми, помешанными на наркотиках «поп-звездами» и мерзкими коммунистами, входящими в местные советы. Правда, там жила и королева, но от всей этой нечисти ее прикрывали высокая стена и отряды безопасности.

Она убрала со стола и затем принялась за трудоемкое дело — мытье посуды. Каждая миска, тарелка, чашка, блюдце, нож, вилка, ложка и рюмка для яйца мылись, трижды ополаскивались, а потом до блеска натирались стерильным посудным полотенцем, прежде чем отправиться в буфет, где ежедневно проводилась дезинфекция.

Родители Ковентри ни разу не обсуждали убийство Джеральда Фокса и причастность их дочери к его смерти. Ошарашенной женщине полицейской, присланной их расспросить, они заявили, что они «люди чистоплотные», простыни и полотенца меняют каждый день, «а не каждую неделю, как некоторые грязнули». Когда мать Ковентри спросили, была ли у ее дочери связь с Джеральдом Фоксом, она ответила:

— Мне пяти бутылок дезинфекции едва хватает на неделю, правда, отец?

Отец Ковентри кивнул в подтверждение, и женщина из полиции сдалась и покинула стерильно чистый дом.

Когда Хлебная Пила убирала последнюю безупречную ложку в ящик, где не было ни единой крошечки, в дверь позвонили, и она услышала голоса внуков, бестолково ссорящихся на пороге. Они всегда приезжали в воскресенье утром. В этом было большое неудобство.

— Спроси, а уж потом бери мои вещи, Мэри.

— Да заткнись ты, подумаешь — шарф.

Прежде чем открыть дверь, Хлебная Пила подошла к буфету и вынула два полиэтиленовых пакета для обуви внуков. Дети уже стояли в одних носках, когда она отодвинула засовы, отомкнула врезные замки и сняла с двери цепочки.

— Привет, ба. Мама в Лондоне.

Хлебная Пила заметила, что ногти у Джона черные и неровные. Они вызвали у нее физическое отвращение.

— Мы собираемся ее искать, — сказала Мэри, заталкивая туфли в полиэтиленовый мешок, протянутый ей бабушкой.

— Н-да, барышня, не очень-то вы жаловали обувной крем «Черри Блоссом», а? — сказала Хлебная Пила, разглядывая сквозь пакет поцарапанные туфли Мэри. Дети неслышно прошли в комнату и сели на диван, затянутый полиэтиленовой пленкой. Теннисный Мяч вскочил на ноги и приветствовал их:

— Так, значит, она в Лондоне.

— Да, и мы туда отправляемся, — сказал Джон.

— Направляемся, — сказала Мэри, — направляемся в Лондон.

— От, — сказал Джон.

— На, — возразила Мэри.

— Не елозьте так по дивану, — сказал их маленький толстенький, похожий на теннисный мячик дедушка. — Вы же мнете пленку.

Через открытую дверь кухни было видно, как бабушка яростно начищает их грязные и уже потому греховные туфли.