Красивая ложь

Глава четырнадцатая

Я знаю, что вы подумали: «Как по-детски она себя ведет!» Вот он, прекрасный незнакомец, который готов прийти на помощь. Он без колебаний соглашается отправиться в Бронкс (Бронкс!), чтобы разобраться в том, что происходит в моей жизни. Он проявил верх заботливости, что крайне редко можно встретить в наше время. Конечно, я неправильно поступила, выскочив из его квартиры, как ошпаренная. Но если бы вы меня знали так же хорошо, как Зак, то вас мой поступок нисколько бы не удивил. Все, что я могу сказать в свое оправдание, — я ответила на импульс, возникший в моем сознании (или сердце?). «Убирайся прочь! Убегай отсюда!» — кричал мне в уши мой страх. Я просто повиновалась.

Положа руку на сердце, ответьте мне: сколько людей проявляют о вас заботу? Я говорю не о тех людях, с которыми вы обычно весело проводите время или которых вы любите. Я имею в виду тех людей, которые переживают за вас, которым плохо, когда плохо вам. Есть люди, которые ощущают счастье, когда вам хорошо. Эти люди готовы прийти вам на помощь, забыть на время о себе и раствориться в ваших заботах и проблемах. Да, таких людей очень мало. Но я почувствовала, что Джейк из их числа. И я не знала, как с этим справиться, потому что у этой медали есть обратная сторона. Если кто-то готов идти ради тебя на жертвы, как, например, твои родители, то ты невольно ощущаешь ответственность за этого человека. Если твои дела идут не так блестяще, как ему хотелось бы, то ему так же больно и обидно, как и тебе. Мне знакомо это ощущение. Твоя свобода ограничивается ровно настолько, насколько ты позволяешь проявлять к себе заботливое отношение.

Я услышала, как Джейк спускается по лестнице. Он перегнулся через перила и посмотрел на меня.

— Эй, — на его лице сияла улыбка. — Не надо принимать все так близко к сердцу.

Я прислонилась к двери и улыбнулась ему в ответ.

— Хочешь пойти со мной? — спросила я его.

— Конечно.

Еще до того как я отдала свое сердце Нью-Йорку, я влюбилась в это место. Я не помню, чтобы у меня возникало желание жить где-нибудь еще. Сияющие здания, музыка, богатые и знаменитые обитатели Манхэттена… Все казалось «по-взрослому». Я представляла, как буду ходить по этим улицам, успешная и красивая. Квартира дяди Макса была воплощением всего, что я любила в этом городе, воплощением мечты, которую мог подарить Нью-Йорк. Пентхауз в высотном здании на Пятьдесят седьмой улице соответствовал моим представлениям о шике и роскоши. Безукоризненные линии, одетые в накрахмаленную форму швейцары, мраморные полы, зеркальные стены и коридоры, обставленные красивой мебелью. В то время, естественно, я и представить себе не могла, сколько стоит квартира в таком районе Нью-Йорка. Я-то думала, что все в Манхэттене могут похвастаться тем, что владеют великолепным пентхаузом с панорамным видом на мегаполис.

Я толкнула массивные двери. Торжественным кивком меня приветствовал Датч, ночной швейцар. Он двинулся в сторону лифта, но я остановила его дружелюбным жестом, давая понять: «Не надо беспокоиться». Он посмотрел на меня поверх очков. Серые глаза Датча внимательно следили за мной и моим спутником. Датч — вышедший в отставку офицер полиции. Спокойный. Уравновешенный. Не пропустит ничего.

— Добрый вечер, мисс Джонс. У вас есть ключи? — Датч задержал взгляд на Джейке.

— Да, Датч. Спасибо, — ответила я, и мой голос отскочил от черной мраморной поверхности, как мячик, ударившись о стилизованный под пещеру потолок.

— Ваш отец был здесь чуть ранее, — сказал он, глядя на бумагу, лежавшую у него на столе.

— Правда?

Я не очень этому удивилась. Мы все приходим сюда время от времени, и у каждого находятся для этого свои причины. Мы навещаем квартиру Макса, чтобы почтить его память, так как у него нет могилы, на которую мы могли бы приходить. Макс просил, чтобы его останки развеяли возле Бруклинского моста, и мы послушно выполнили его волю, осознав всю трагичность ситуации только после того, как сделали это. Все, что осталось от дяди Макса, — горстка пепла, которая, я помню, развеялась в воздухе и исчезла в водной глади. Мы попрощались с ним, не сохранив ничего на память о нем. Но это ощущение быстро миновало, потому что людям не свойственно жить прошлым. С нами остается только то, что сохраняется в сердце.

Адвокат Макса постоянно напоминал моему отцу, сколько стоит квартира его покойного друга и во что нам обходится содержание этого жилья. Но и по прошествии года после смерти дяди Макса все оставалось по-прежнему.

— Очень мило, — сказал Джейк, когда мы вошли в квартиру и я сняла сигнализацию: 5-6-8-3. На клавиатуре это зашифровывалось как «любовь». Код ко всему, что составляло смысл жизни прежнего хозяина этих апартаментов.

Как только мы вошли в квартиру, перед нами открылся вид на вечерний город. Мы находились на сорок пятом этаже, и Первая авеню лежала перед нами, как на ладони. Ночью казалось, что Нью-Йорк накрыт звездным покрывалом.

— Где мы? — спросил Джейк.

— Это квартира дяди Макса, — ответила я, включая свет, который озарил богатое убранство стен.

— Зачем мы сюда пришли?

Я пожала плечами.

— Не могу сказать наверняка.

Я прошла в кабинет Макса. Джейк неотступно следовал за мной, рассматривая фотографии на стенах. На них были изображены я, Эйс, мои папа и мама, бабушка и дедушка. Я не замечала ничего, потому что моей целью был письменный стол дяди Макса. Я выдвинула один из ящиков. Я точно помнила, что раньше в нем лежали документы, но теперь ящик был пуст. Я рванула на себя еще пару ящиков, но и в них ничего не было. Крутнувшись на стуле, я осмотрела длинный ряд дубовых полок, заполненных книгами и сувенирами, привезенными из Африки и Востока. Здесь тоже повсюду были фотографии нашей семьи. Один из ящиков под полками был немного приоткрыт, и я медленно потянула его на себя. Пусто. Я методично проверила все остальные ящики, но и они оказались без документов.

Я опустилась на обитую коричневой замшей софу. Куда же подевались все файлы?

— Что-то не так? — спросил меня Джейк, садясь рядом.

— Все документы дяди Макса исчезли, — ответила я.

Он нахмурился.

— Как давно?

Я покачала головой. Я не знала. Раньше я приходила сюда не для того, чтобы проверять содержимое ящиков. Я приходила полежать на софе, вспомнить запах одежды дяди Макса. Я приходила вспомнить прошлое, запечатленное на фотографиях. Точно с таким же настроением сюда приходили и мои родители и, наверное, Эсме. По слухам, в далеком прошлом у Эсме и Макса был страстный роман.

— Я вовремя опомнилась, — рассказывала она мне. — Из камня воды не выжмешь. Можно долго стараться, но это дорого тебе обойдется.

Эсме не знала, что я понимаю, о ком она говорит.

— Я бы все сделала ради этого мужчины, — бывало, произносила она.

Она рассказала мне все это в ответ на мой вопрос, любила ли она кого-нибудь, кроме отца Зака, который был юристом и умер от сердечного приступа, когда Заку едва исполнилось девять лет. Помню, Эсме тогда еще сказала:

— Да, любила.

И, немного подумав, резко добавила:

— Давно. В прошлой жизни.

Моя мать говорила, что Эсме была готова выйти замуж за Макса.

— Но твой дядя не был создан для семейной жизни. Он был такой… — Мать задумалась в поисках подходящего слова. — Раздавленный жизнью, — вымолвила она наконец. — И Макс был достаточно умен, чтобы сознавать это. Сердце Эсме было разбито, но со временем она успокоилась, а затем встретила Раса. И у них родился Зак. Все сложилось как нельзя лучше. Вернее, все сложилось бы как нельзя лучше, если бы Рас не умер таким молодым. Это настоящая трагедия. Бедняжка Эсме.

Бедняжка Эсме. Бедняжка Зак. Я и мой дядя Макс… Жестокие разрушители чужих надежд.

— Твой отец мог забрать их? — спросил Джейк.

До меня не сразу дошел смысл его слов. Я была погружена в воспоминания о Максе и Эсме.

Взглянув на Джейка, я спросила:

— Файлы? Зачем они ему?

— Но швейцар сказал, что твой отец был здесь недавно. А ты встречалась с ним сегодня днем.

Я задумалась. Возможно ли, чтобы мой отец после беседы со мной пришел в кабинет Макса и забрал все его документы? Нет. Скорее всего, я навеяла на него грустные воспоминания, и ему захотелось побыть в квартире своего старого друга. И потом, здесь было полно ящиков. Чтобы вынести все эти документы, моему отцу понадобился бы чемодан. Я сказала об этом Джейку.

— Значит, их забрал адвокат, — заметил он.

— Да, — сказала я, соглашаясь с логикой его рассуждений. — Конечно.

— Где ты витала, в облаках? — спросил меня Джейк, осторожно опуская руку мне на плечо.

— Я думала о дяде Максе. Мне очень жаль, что ты не был знаком с ним.

Что-то промелькнуло на лице Джейка, но затем оно снова стало непроницаемым. Я пожалела, что сказала ему об этом. Но уже через мгновение Джейк разрядил обстановку.

— Да, — промолвил он, целуя меня в лоб. — Мне тоже очень жаль. Должно быть, он тебя сильно любил, Ридли.

Я посмотрела на Джейка и улыбнулась.

— Почему ты так решил?

— Достаточно посмотреть на эту квартиру. Это храм, посвященный тебе.

— Нет, не только мне, — рассмеявшись, возразила я. — Всей нашей семье.

— Конечно, я и не спорю, но мне кажется, что в центре его внимания всегда была ты.

— Нет.

Я бросила взгляд на фото, стоявшее на столе. На нем были запечатлены Макс и я. Мне три года. Объектив запечатлел нас в тот момент, когда я кричала от восторга, потому что Макс разрешил мне залезть ему на плечи.

Я встала и прошла по длинным коридорам. Я так часто проходила мимо этой галереи, что от меня со временем ускользнуло содержание многочисленных фото, развешанных на стенах. Теперь я решила их рассмотреть. Все фото были отличного качества, черно-белые, в красивых рамках. Я заметила, что на большинстве фотографий запечатлена я, в разные годы своей жизни: детские, школьные, юношеские, университетские. Вот в ванной мама моет мне голову. Вот моя первая поездка на велосипеде, вот я на пляже, во время выпускного… Конечно, на многих фото я была в окружении своей семьи. На одном снимке были запечатлены Эйс и я на коленях у Санта-Клауса. Вот все собрались для того, чтобы посмотреть школьный спектакль, в котором я принимала участие. Я и мой папа в парке на аттракционах… Но Джейк был прав. Я просто не замечала, что постоянно была главным объектом внимания дяди Макса.

«Ты и Макс были связаны крепкими узами», — заметил мой отец. Он был прав. Но я принимала это как должное, как данность. Иначе и быть не могло.

— Теперь я не удивляюсь тому, что Эйс ревновал, а может, завидовал, — вслух произнесла я.

— Ты думаешь? — спросил Джейк, подходя ко мне сзади.

— Ну, — вздохнула я, глядя на фотографию, где Эйс и я спускались вместе по водной горке, и брат крепко поддерживал меня за талию. Я вспомнила, что через секунду после того как нас сфотографировали, мы столкнулись, сильно ударившись головами, и рухнули в воду. Я выла до тех пор, пока Эйс не подтащил меня к краю бассейна. «Все в порядке, Ридли. Не плачь. Все хорошо. Не плачь, а то они заставят нас зайти в дом». Спустя несколько секунд дядя Макс вытащил меня из бассейна. Его голубая рубашка сразу же покрылась мокрыми пятнами от моего купальника. Когда он понес меня внутрь здания, на каменных плитах протянулись мокрые дорожки.

— Нельзя так грубо играть с ней, парень. Она ведь маленькая девочка. — В голосе дяди Макса не было ни резкости, ни злобы.

Я помню, что Эйс висел на краю бассейна и наблюдал, как мы удаляемся от него. Я не могу точно сказать, какое выражение застыло на его лице. Чувствовал ли он себя виноватым? Разгневанным? Было ли ему обидно? Я не могу сказать.

— Насколько сильно он завидовал тебе? — спросил меня Джейк.

— Не настолько, чтобы так наказать меня, если ты это имеешь в виду, — ответила я, вытаскивая статью из кармана и раскрывая ее. Образы женщины и девочки снова взирали на меня.

Джейк не стал со мной спорить. Он направился к двери. Я заметила, что он неуютно чувствует себя в квартире Макса. Возможно, виной всему была чрезмерная роскошь. Как художник, Джейк не мог не видеть, что картины Миро[4] и Дали, висевшие на стенах, были подлинниками. Зак однажды сказал, что квартира Макса кажется ему похожей на музей, и его никогда не покидает ощущение, что в любой момент появится смотритель и попросит его убрать ноги с дивана.

— Но, возможно, Эйсу удалось раздуть проблему, внушить тебе беспокойство?

Я посмотрела на Джейка. Почему все подозревают Эйса во всех грехах? Только потому, что он страдает наркозависимостью? Но ведь это не повод, чтобы считать моего брата психопатом или лжецом. Джейк поднял руки, потому что по моему лицу он понял, как я отреагировала на его предположение.

— Я беру свои слова назад, — сказал он.

Я понимала, что Джейк, возможно, прав. Если бы я не защищала столько лет своего брата перед Заком, то и сама бы со временем это увидела. Но в тот момент мне хотелось только одного: немного отдалиться от всех, и от Джейка в том числе. Никому не нравится, когда ему в глаза говорят правду, настолько горькую, что ее невозможно ни принять, ни понять.

Когда мы спустились вниз, я спросила Датча, забирал ли отец с собой что-нибудь из квартиры. Может, Датч помогал выносить ему какие-нибудь коробки. Датч ответил отрицательно. Он сказал, что отец приходил ненадолго и ушел с пустыми руками.

— Что-то случилось? Пропало? — спросил он, нахмурившись.

Нет, ничего особенного: так, маленькая девочка по имени Джесси. Я улыбнулась в ответ и покачала головой.

На обратном пути я почти не разговаривала с Джейком, но он не подал виду, что заметил мое настроение.

Я приняла решение. Во всей этой истории меня бесило только одно: обстоятельства пригибали меня к земле, словно хилое деревце, оказавшееся под сильным ураганом, и я не могла противостоять неведомой силе. Все, что я делала до настоящего времени, — это послушно переваривала навязанную мне информацию. Какой-то неизвестный сумасшедший присылал мне письма. Мои родители убеждали меня в том, что все под контролем. Мой брат советовал мне забыть всю эту историю. Джейк тоже пытался сообщить мне свою версию происходящего. И самое поразительное то, что правдоподобного объяснения никто мне дать так и не смог. Чтобы поставить в этой истории точку, я должна сама выяснить, как все было на самом деле. Поэтому я решила, что самое время отправиться в Бронкс. Я сказала об этом Джейку. Он не выказал восторга, но постарался как можно вежливее отговорить меня.

— Но ты сам это предложил, — произнесла я, когда мы стояли у входа в его квартиру.

— Вот именно. Я предложил отправиться в Бронкс. Я говорил о том, что я мог бы все разведать на месте. Не ты. Не мы. Я.

— Почему ты так упорствуешь? В чем тут проблема?

Он повернулся ко мне и положил мне руки на плечи. Когда я заметила на его лице выражение искренней заботы, я едва не растаяла.

— Проблема в том, что я переживаю за тебя. Даже больше, чем имею на это право, как я полагаю.

Джейк замолчал, вздохнул и посмотрел вниз. На его щеках вдруг проступил румянец.

— Я не могу позволить тебе так рисковать. Ради всего святого, Ридли, ты же понимаешь, что кто-то следит за тобой. Ты забыла? Он был в пиццерии и в доме.

— Верно. Это означает, что даже в собственной квартире я уже не могу ощущать себя в безопасности. Какая разница, поеду я в Бронкс или нет? Если хочешь, можешь отправиться со мной.

Вам моя логика показалась типично женской? Наверное, так и есть. Но у меня не было достаточного опыта, чтобы так быстро решить эту задачку. Я была охвачена внезапным желанием понять, что со мной происходит. Я сказала Джейку, что устала быть жертвой чьих-то манипуляций, что не собираюсь позволять людям говорить мне полуправду и что я должна выяснить раз и навсегда, где враг, а где друг.

— Ридли, не глупи, — произнес Джейк.

Эти слова привели меня в бешенство. Мне не нравилось, когда со мной разговаривают, как с маленьким ребенком. «Не глупи».

— Вот что я тебе скажу: иди ты к черту, Джейк. Нечего смотреть на меня сверху вниз, — сказала я.

«Спокойствие, не выходи из себя», — мысленно приказала я себе.

Он вздохнул и ответил:

— Хорошо.

Джейк вошел в свою квартиру, а я последовала за ним, плотно прикрыв за собой дверь. Он снял свой кожаный пиджак и небрежно бросил его на софу. На Джейке была плотно обтягивающая черная футболка, и я старательно отводила взгляд, чтобы вновь не соблазниться его сильным мускулистым телом. Он сел.

— Ты хочешь сама решать свои проблемы. Хорошо. Тогда я поставлю вопрос ребром: или я иду один, или я не иду совсем.

Он блефовал.

— Какой смысл?

— Я не собираюсь подвергать тебя опасности. Если ты хочешь приключений, пожалуйста. Делай это под свою ответственность. Я не буду в этом участвовать.

Ответьте мне, чем отличается мужчина, который хочет вас контролировать, от мужчины, который хочет вас защищать?

Я заметила, как Джейк весь внутренне напрягся. Он действительно блефовал. Теперь я была в этом уверена. Я не хотела отправляться в Бронкс одна.

— Ладно. Пока. Увидимся позже.

Теперь блефовала я.

Но Джейк и не подумал сдвинуться с места. Он просто смотрел на меня, не отводя глаз, словно хотел внушить мне хоть немного здравого смысла. Я вышла из его квартиры и громко хлопнула дверью. Спускаясь по ступенькам вниз, я прислушивалась к тому, что происходит наверху, втайне надеясь, что он помчится за мной. Но он так и не появился. Я снова оказалась на улице. Повернув в сторону Четырнадцатой улицы, я села в автобус, который шел на запад. Я решила доехать до Двести сорок второй улицы в Бронксе из чистого упрямства. Впереди была долгая поездка на метро. Мне предстояло потратить на дорогу не меньше часа, и я сама задавала себе вопрос, какого черта я это делаю.

Вы, конечно, согласитесь, что метрополитен в Нью-Йорке — это подземный мир, живущий по своим мистическим законам. Знаете вы об этом по собственному опыту или по рассказам, но вам наверняка известно, какую неприглядную картину представляет собой нью-йоркская подземка. На ум сразу приходит воспоминание о старых красных вагонах, исписанных и почти развалившихся, которые, дрожа и скрипя, едут по улицам Манхэттена. Многие считают метро местом массового обитания насильников, контрабандистов, грабителей и серийных убийц со всех пяти районов. Старожилы города, наверное, так и представляют себе метро, но мое воображение рисует мне совсем другие картины. Прежде всего, метро остается для меня самым быстрым и надежным видом передвижения. Новые вагоны покрашены краской, стойкой к аэрозолям, и единственной смущающей меня деталью является оранжево-бежевая гамма, в которой выдержан интерьер вагонов. Конечно, тут полно бездомных, а в час пик страшная давка, поезда подаются на платформы не всегда по расписанию, а на станциях отсутствует система кондиционирования воздуха (отчего летом возникает ощущение, что ты находишься в первом круге ада). Но я ни разу не ощущала себя в опасности на платформах подземки.

Вы обычно можете рассчитывать на окружающих, независимо от того, который час. Но к тому времени, когда наш поезд подтягивался к Девяносто шестой улице Бронкса, в вагоне оставалось всего несколько человек. С краю сидел подросток, одетый в форму ученика частной школы, с огромным рюкзаком за спиной, и слушал музыку, которая звучала в его наушниках с такой громкостью, что едва не заглушала движение поезда. Соседнее место занимала пожилая женщина в темно-синем пальто и юбке в цветочек. Она читала женский роман. Рядом с ней сидел обритый наголо парень в кожаной куртке, который спал с открытым ртом, запрокинув голову. Когда мы доезжали до Сто шестнадцатой улицы, я и сама погрузилась в полузабытье. Мысли о дяде Максе продолжали неотступно преследовать меня.

Несмотря на свою открытость и веселость, дядя Макс был одним из самых влиятельных людей в Нью-Йорке. Но когда ты еще ребенок, на тебя не производит впечатление то место, которое человек занимает на социальной лестнице. Когда тебе всего двенадцать, ты не обращаешь особого внимания на то, что твой дядя играет в гольф с сенаторами и конгрессменами. Тебя не удивляет, что твой дядя появляется на страницах журналов в компании Дональда Трампа и Артура Зекендорфа. Может, если бы дядя Макс дружил с Боно, на меня это произвело бы большее впечатление. Но жизнь магнатов из мира недвижимости не очень-то интересная для подростка тема, если вы понимаете, что я имею в виду.

Позже, уже после бала, устроенного в честь открытия фонда, я начала осознавать, насколько влиятелен дядя Макс, судя по кругу его общения. Он был одним из самых активных участников избирательной кампании Рудольфа Джулиани, Джорджа Патаки и Аль Д’Амато. Все было на самом серьезном уровне, как того и требовал этот бизнес. Преодолеть бюрократическую машину не так-то просто, так же, как и хорошо зарекомендовать себя. Добиться успеха можно было, только зная все тонкости политической ситуации. Если ты претендуешь на то, чтобы заниматься недвижимостью на Восточном побережье, то тебе по статусу положено знать многих сильных мира сего и в лицо, и по имени. Больше всего дядя Макс, очевидно, дорожил связями с людьми, контролировавшими строительный бизнес. То, что по долгу службы моему дяде приходилось иметь дело с личностями самого разного толка, не особо меня занимало. Адвокатом моего дяди был Александр Гаррриман, известный тем, что среди его клиентов были люди со скандальной репутацией. Но я никогда раньше всерьез не задумывалась над этим. До сегодняшнего дня.

Так странно, что я называю Макса дядей, хотя фактически он не член нашей семьи. Он был влиятельным деловым человеком, богатым и имеющим обширные связи, но при этом был одинок настолько, что ни разу в поле его зрения не появилась женщина, к которой он отнесся бы серьезно. Те девушки, с которыми он общался, наверное, были девочками по вызову. Я раньше не задумывалась над этим. Хотя, может быть, подруги Макса относятся к породе тех женщин, которые и не думают скрывать своих намерений и проводят время только с теми мужчинами, которые способны сделать им дорогие подарки или представить их «нужным» людям. «Дядя Макс, прости меня, но, кажется, я совсем тебя не знала», — обратилась я к нему на тот случай, если он слышал меня с небес. Как странно, что люди, оказывающие на нас такое сильное влияние, люди, без которых мы потом не можем представить своих детских лет, влияющие на формирование нашей личности, на самом деле оказываются вовсе и не людьми со свойственными им недостатками, а некими архетипами, почти сказочными персонажами. Мама, Папа, Добрый Дядюшка… Как герои из фильма по сценарию нашей жизни. Как только их пороки, их слабости вдруг всплывают на поверхность, для нас это оказывается шоком. Словно под маской, сброшенной по воле обстоятельств, скрывалось совсем другое лицо. Вы с таким сталкивались? Может, это произошло только со мной?

Поезд дернулся, и я открыла глаза. Я увидела, что я в вагоне одна, не считая спящего мужчины в кожаной куртке и потертых джинсах. Я знала, что через одну остановку поезд выедет из-под земли. Я снова закрыла глаза, но вдруг меня пронзила мысль: «Разве этот парень не был всю дорогу в другом конце вагона?» У меня тут же пересохло в горле. Я немного приоткрыла глаза, заметив, что теперь мужчина уже не спит и откровенно разглядывает меня. На его лице застыла какая-то кривая ухмылка. Я начала глубоко дышать, изо всех сил стараясь держать себя в руках. У ног мужчины я заметила большой длинный кейс. В нем мог быть какой-то инструмент. Я ощутила, как волна облегчения прошла по моему телу. Я всегда придерживалась теории, что преступники, насильники и даже маньяки не станут ходить с чемоданчиками и большими сумками, потому что это помешает им совершить злодейство. У них ведь должны быть свободны обе руки, не так ли? Даже рюкзак не подошел бы им, потому что с ним нельзя быстро двигаться.

Но меня снова ожидал сюрприз: я заметила, что мужчина придвинулся ко мне ближе. Вдруг весь вагон залило светом, потому что мы выбрались на поверхность. Я откашлялась, села прямо и открыла глаза. Мужчина тут же опустил голову и притворился спящим.

Я посмотрела на него, не зная, что мне делать. Ноги у меня буквально приросли к полу, а сердце стучало в бешеном ритме. Но я все же заставила себя встать и пройти в другой конец вагона, где потянула на себя двери в соседний вагон. Оказавшись отделенной от мужчины стеклом, я обернулась и посмотрела него. Он уже не притворялся, что спит, и я встретила его взгляд. Та же странная ухмылочка змеилась на его губах, но глаза были темными от злобы. Я не отрывала от него взгляда, испытывая странную уверенность в том, что, пока я буду это делать, он не посмеет ко мне приблизиться. Я вдруг вспомнила слова Розы (неужели это было только вчера?). Она сказала, что меня разыскивает мужчина, от которого не стоит ждать добра. Неужели это был этот человек? Я не знала, что и думать. В конце концов, в этом городе хватает психов всех мастей.

Поезд остановился, но мы продолжали смотреть друг на друга. Однако когда двери открылись, мужчина схватил свой чемодан и вышел из вагона. Если бы он вошел в мой вагон, я бы выскочила в соседний или побежала бы вперед, к самому первому вагону, где были машинист и кондуктор. Я простояла, как мне показалось, целый час, ожидая, что он вот-вот появится. Я была одна во всем поезде, да и на платформе никого не было. Прозвучал гудок, и машинист произнес: «Осторожно, двери закрываются». Двери захлопнулись, но затем снова дернулись и открылись.

— Уберите от дверей сумки и не прислоняйтесь, — снова повторил машинист, на этот раз явно раздраженный.

Я подошла к дверям вагона, но не заметила на платформе ни одного человека. Затем я снова посмотрела в окно сквозь вагоны, но и там мужчины не было. Куда он мог подеваться? Если бы он ушел, то его можно было бы заметить на платформе. К этому моменту уровень адреналина в моей крови уже зашкаливал. Я ощутила, что не могу унять дрожь в руках. Я прошла вперед по вагону. Было очень тихо, и единственным звуком, который нарушал тишину, был звук закрывшихся с грохотом дверей. Я все время оглядывалась, так как была готова к тому, что мой преследователь появится в любой момент.

— Придурок, отойди от двери! — сердито крикнул по громкой связи кондуктор. Я остановилась и посмотрела в окно вагона. Я увидела мужчину, который показался из-за одной из колонн на платформе. Двери наконец закрылись, и поезд медленно тронулся. Мое тело расслабилось, я бессильно опустилась на сиденье и закрыла глаза. Запрокинув голову, я произнесла вслух:

— У меня уже начинается паранойя.

Затем я открыла глаза и увидела, что незнакомец все еще стоит на платформе, подняв одну руку в знак прощания и глядя прямо на меня. Та же ухмылка, как будто приклеенная, застыла на его лице. Я не помахала ему в ответ.

Я сошла на последней остановке, все еще дрожа от пережитого страха. Хотя на улице уже стемнело, Ван-Кортланд-парк сиял огнями. Деревья были освещены золотисто-оранжевым светом, и большие газоны справа от меня все еще укрывала яркая зелень. Неподалеку от лестницы, на площадке, я заметила детей, которые играли в гандбол. Их крики время от времени нарушали тишину. Ривердейл — одно из самых приятных мест в Бронксе, и сегодня оно было воплощением безопасности и идиллического порядка.

У подножия лестницы, по которой я спускалась, я заметила машину. У нее работал двигатель, и из-за этого она походила на пса, который все время рычит и скалит зубы. За рулем машины сидел Джейк. Я изо всех сил старалась не улыбнуться. Глядя поверх него, я прошла мимо.

— Эй! — крикнул он мне вслед. — Я думал, что ты блефуешь.

Джейк медленно ехал вдоль тротуара, заставляя водителей объезжать его. Они вовсю сигналили и, обгоняя, не скупились на ругательства.

— Ридли, прекращай, — сказал он, когда таким образом мы миновали несколько кварталов. — Твоя взяла.

Больше мне ничего и не требовалось. Я запрыгнула на пассажирское место, и Джейк нажал на газ. Салон автомобиля был выдержан в вишневых тонах. Кожа матово блестела, и все показалось мне безукоризненным. На панели управления все было новеньким, а коробка передач, естественно, сверкала хромированным покрытием. Даже проигрыватель компакт-дисков был самой последней модели. Именно так я и представляла себе машину Джейка: ультрамодная, но при этом выдававшая осторожность хозяина.

Джейк свернул с дороги за квартал до необходимого нам адреса, а потом мы развернулись и подъехали к дому Амелии Миры со стороны парка. Машину скрывали ветви старых деревьев. Джейк вручил мне поношенную бейсбольную кепку и солнцезащитные очки, которые были мне слишком велики, но он все равно заставил меня их нацепить.

— Нам не нужно, чтобы тебя узнали, — сказал он. — Иначе все наши усилия коту под хвост.

Я все еще хранила молчание, но понимала, что его это уже начинает выводить из себя. Так мы просидели несколько минут. Потом Джейк произнес:

— Бог ты мой, ты что, всегда такая упрямая?

— Да, — ответила я. — Такая уж я.

Я взглянула на него и улыбнулась. Он протянул мне руку, и я сжала ее в своей ладони.

— Ридли, я и представить себе не мог, что ты отправишься сюда одна. Я бы ни за что не позволил тебе уйти, если бы знал, что у тебя хватит смелости сделать это.

— Прости меня, — ответила я.

И на этот раз я говорила искренне, потому что только теперь я поняла, насколько он испугался за меня. Джейк заглядывал мне в глаза, и в его взгляде читалось облегчение, но на лице все еще сохранялось выражение беспокойства. Я снова почувствовала себя виноватой.

— Знаешь что, Джейк? Мне кажется, что мной манипулируют. У каждого имеется своя версия того, что происходит в моей жизни, и я не знаю, кому верить. Я не могу оставаться в стороне. Понимаешь?

Он кивнул в знак согласия.

— Конечно.

Какая-то тень мелькнула на его лице, но я не была в этом уверена наверняка.

— Что нам делать теперь? — спросила я.

— Сидеть и следить, — ответил Джейк, оглядываясь вокруг.

Был великолепный осенний вечер. Дети в парке играли в футбол, по аллеям бежали приверженцы здорового образа жизни, а многие жители этого района вышли на прогулку с собаками. Наше с Джейком появление здесь казалось странным, потому что мы со своей слежкой словно нарушали мерный ритм спокойной жизни. По идее, должен был идти дождь, и небо посредине должна раскалывать молния, сопровождаемая пугающими раскатами грома. В парке должны были сновать гангстеры, а не вполне мирные граждане.

— Следить за чем?

— Я надеюсь, что мы поймем, что должно привлечь наше внимание.

Я подумала над тем, что бы это могло означать, и поняла, что впереди у меня долгие часы ожидания. Иногда, добившись своего, ты осознаешь, что это не сулит ничего хорошего. Джейк улыбнулся мне, как будто прочел мои мысли. У меня заурчало в животе, и к тому же я хотела в туалет.

После того как мы заехали в пиццерию, которую проезжали раньше, мы припарковались напротив знакомого номера 6061 S. Люди выходили и заходили, темные окна озарялись светом, а некоторые, наоборот, гасли, но номер 6061 S оставался неизменно погруженным в черноту.

Мы с Джейком не разговаривали, но тишина нас не угнетала. Каждые полчаса он заводил машину. Я была немного встревожена, так как не знала, на что мы рассчитываем или что мы будем делать, когда найдем то, что ищем. Но я не собиралась доставлять удовольствие Джейку своими жалобами. Через пару часов я пересела на заднее сиденье, где легла на живот и стала выглядывать в окно, ради разнообразия. Мне была видна макушка головы Джейка.

— Что ты хотел рассказать мне о себе, Джейк? Тогда, ночью?

Он ответил не сразу, и я подумала, что он заснул.

— Я не знаю, с чего начать, — произнес он наконец.

Мне вдруг пришло в голову, что те разговоры, которые мы вели в последние дни, на девяносто процентов касались меня. О нем я знала немного. Он художник. Он недавно переехал в наш район, потому что ему здесь больше нравилось. И это все. Мне хотелось заглянуть в его глаза, но что-то подсказало мне, что Джейк предпочел бы вести разговор именно так, не видя моего лица. Я вспомнила о шрамах на его теле, и мои зубы невольно начали отбивать чечетку, потому что, несмотря на близость, Джейк оставался для меня незнакомцем. Я заставила себя поверить, что мое сердце узнало его, что я не нуждаюсь в подробностях его личной жизни.

Я встала, обвила руками сиденье, на котором сидел Джейк, и уткнулась носом в его затылок. Я едва различала его в темноте. До меня доносился запах его одеколона, смешавшийся с запахом кожи в салоне. Я коснулась щетины на его подбородке. Джейк протянул ко мне руки и погладил мои ладони.

— Начни с самого начала, — тихо произнесла я. — Расскажи мне все.

— Я бы тоже этого хотел, но не знаю, смогу ли.

Его голос показался мне напряженным и даже сердитым. Я только хотела спросить его, что он имел в виду, как вдруг мы оба заметили фигуру мужчины. Он шел по тротуару, как и многие другие, но мы сразу решили, что этот мужчина именно тот, кого мы ждали все это время.

Мужчина двигался очень быстро. Он шел ссутулившись, надвинув бейсбольную кепку на глаза. Руки он держал в карманах своей тонкой черной куртки, которая не могла защитить его от холода. Этот мужчина выглядел так же, как миллионы других: среднего роста, около пяти футов десяти дюймов, среднего телосложения, но мы невольно провели его взглядом. Резко оборвав разговор, мы следили, куда он направляется. Мужчина подошел к номеру 6061 S.

— Это и есть тот мужчина, который посылал мне письма? — спросила я.

Я представляла его более крупным и более опасным, ведь он внес столько беспокойства в мою жизнь.

— Возможно.

— Что теперь будем делать?

— Ты остаешься и следишь за входной дверью, а я обойду здание и посмотрю с другой стороны дома.

Еще до того как я успела ответить, Джейк бесшумно выскользнул из машины. В зеркало я заметила, как он пересек Бродвей и направился к противоположной стороне дома, а затем исчез из виду. Мое сердце билось так сильно, что я боялась поддаться панике. Мне показалось, что прошло не меньше часа, и все это время до меня доносился лишь звук моего дыхания. Вокруг царила зловещая тишина. У меня не было с собой часов, и я не могла бы сказать, сколько времени я так провела. Наконец я не выдержала напряжения и проследовала в том направлении, в котором исчез Джейк.

Парк справа словно готов был проглотить меня своим темным зевом. Лишь фонари разливали по улице тусклый оранжевый свет. Между магазинчиком, видневшимся неподалеку, и первым рядом домов мне предстояло пересечь полосу, засаженную деревьями. Земля была плотно укрыта слоем мокрой листвы. Темнота и тишина приводили меня в ужас.

Я пошла по аллее вслед за Джейком, внимательно оглядывая тенистые участки, в которых мог прятаться кто угодно. Впереди маячил свет, и я осторожно направлялась к нему, мимо мусорных баков, мимо шумящих деревьев.

Вдруг я ударилась коленом о мусорный бак, и его крышка с грохотом слетела на землю. Где-то рядом залаяла собака, и мне стало еще страшнее. Я пробежала остаток аллеи, но только для того, чтобы попасть в следующую аллею, такую же слабо освещенную. Она тянулась вдоль домов. В нескольких окнах горел свет и работал телевизор. До меня донеслись звуки «Пинк Флойд». Кто-то готовил что-то мясное, и запах жареного приятно пощекотал мне ноздри. Здесь тоже было темно, но я могла рассчитывать хотя бы на то, что, если я закричу, меня кто-нибудь услышит.

Я была уверена, что темный дом посредине и есть то самое здание под номером 6061 S. Но Джейка нигде не было видно. Я двигалась бесшумно, стараясь больше ни во что не врезаться. Узкая металлическая лестница вела к площадке у задней стены дома. Мне показалось, что в одном из окон я заметила какое-то движение. Я быстро поднялась по лестнице и заглянула в окно.

Он сидел на полу. Это был тот самый мужчина, которого мы видели на улице. Рядом с ним стоял фонарь. Мужчина прислонился к стене и вытянул ноги, скрестив щиколотки. Он снял свою кепку, но оставался в куртке. Я не смогла рассмотреть его лицо, потому что свет был очень тусклым. Рядом с ним стоял старый телефонный аппарат зеленого цвета.

Незнакомец медленно ел равиоли пластмассовой вилкой прямо из банки. Он тщательно рассматривал содержимое банки и долго держал во рту еду, прежде чем проглотить ее. Я наблюдала за ним, заметив, как изогнулись уголки его губ. Мне сложно было сказать, какие чувства он испытывал: печаль, отвращение, злость… Но больше всего меня поразило его одиночество. Кто бы он ни был, с какой бы целью ни появился в моей жизни, его одиночество оставалось с ним, и я позволила этому ощущению проникнуть и в мое сердце. Я и сама не могла бы объяснить, почему так произошло. Из окна на меня смотрели запустение и заброшенность.

Вдруг чьи-то теплые руки обхватили меня сзади, и кто-то закрыл мне рот. Я не сопротивлялась, потому что знала, что это Джейк. Наверное, я узнала аромат его одеколона.

— Ты что здесь делаешь? С ума сошла? — прошипел он мне в ухо.

Он отпустил меня и взял за руку. Вместе мы спустились по лестнице и направились к машине.

— Ты зачем это сделал? — спросила я, когда мы уже сидели в его автомобиле.

— Я хотел разобраться, с кем мы имеем дело.

— И с кем же?

— Судя из того, что увидел я, мы имеем дело с человеком, который сидит один в пустом доме без электричества и караулит каждый телефонный звонок.

— И что это значит?

— Это значит, что какую бы угрозу он ни представлял, я справлюсь.

Наверное, на моем лице не отразилось особого энтузиазма.

— Послушай, — терпеливо произнес Джейк, положив руку мне на плечо, — ты попросила меня помочь выяснить, что происходит. Я собрал информацию и узнал адрес. Но перед тем как позвонить, я хотел, чтобы мы знали, кому ты собираешься звонить.

— И кому же?

— Я думаю, что это Кристиан Луна. Чего он хочет, где он был все эти годы, почему решил, что ты его дочь? Мы не сможем этого узнать, если не поговорим с ним. Так что нам все же предстоит с ним познакомиться.

— Позвонить ему?

Джейк вытащил из кармана мобильный телефон и протянул его мне.

— Позвони.

Я замерла с трубкой в руке.

— Ридли, только если ты сама этого хочешь. В противном случае я ворвусь к нему, вытрясу из него душу, и, даю тебе гарантию, этого человека мы больше не увидим. Он в бегах. Он напуган и прячется от кого-то. Наверное, он боится полиции. Он исчезнет. Ему есть куда бежать, потому что все эти годы его здесь не было. И тебе останется вспоминать этот эпизод как какое-то недоразумение.

Но было уже слишком поздно, и мы оба об этом знали. Через несколько минут раздумий я набрала номер. Мои руки дрожали, и я ощутила, как у меня на лбу выступили капельки пота, хотя в машине было холодно, так, что изо рта валил пар.

Он ответил сразу после того, как нас соединили. У него был низкий голос, в котором слышался легкий акцент, но я не могла его разобрать.

Он спросил:

— Джесси?

Я представила его сидящим на полу. В его голосе звучала печаль. Он явно на что-то надеялся.

— Это Ридли, — сдавленным голосом произнесла я. — Я Ридли.

Я повторила эти слова для себя. Я хотела, чтобы хоть что-то в моей жизни не подвергалось сомнению.

— Ридли, — произнес он вслед за мной. — Конечно, Ридли.

— Я хотела бы с вами встретиться.

— Да, — ответил он, и в его голосе прозвучала мольба.

Джейк написал на клочке бумажки: «Скамейки у входа в Ван-Кортланд-парк, через час». Я сказала об этом мужчине, и он замолчал. Наверное, он удивился тому, что я назначаю встречу так близко от его дома, но уже через мгновение он согласился.

— Ты придешь одна? — спросил он.

Я ответила утвердительно, хотя мне было стыдно лгать. Да, даже ему, незнакомцу, который хотел разрушить мою жизнь.

— Как тебя зовут? — спросила я.

— Я твой отец, — после секундной паузы произнес он.

— Как тебя зовут? — повторила я.

— Я увижусь с тобой через час, — сказал мужчина и повесил трубку.

Я отключила телефон и протянула его Джейку.

— Он сказал, как его зовут?

— Нет.

Джейк поерзал на сиденье.

— Я бы на его месте тоже промолчал.

Я озадаченно посмотрела на него.

— Я имею в виду, если бы я был в бегах. Я говорю тебе свое имя. Ты звонишь в полицию. И уже через минуту меня ждут сотни машин с мигалками. Дело об убийстве не имеет срока давности.

Я пожала плечами.

— Но зачем тогда рисковать?

— Об этом ты спросишь его сама.