«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Это первый привет Советской России. Поезд перешел литовскую границу и остановился. Входят красноармейцы. Паровоз запыхтел и опять двинулся вперед. Вот он уже проезжает арку с надписью.
— Наконец-то мы в России, — говорит себе Тонда. В стране, о которой столько говорят и пишут. Столько мнений существует о ней, столько делается прогнозов! И все-таки, несмотря на все написанное, о ней так мало известно. Тонда по опыту знает цену «объективной» информации. Если основывать свое мнение только на этой «объективной» информации, пропадешь окончательно. Раньше надо взвесить, кто ее дает и о чем. «Объективная» информация буржуазной печати о рабочем движении — это самая фальшивая и лживая вещь на свете. Как же может объективно судить о стремлениях рабочих, об их требованиях и борьбе даже самый прогрессивный буржуа? Если класс встал против класса — не может быть объективности. Если рабочий выиграет, буржуа должен проиграть. Лгут, нагло лгут те, кто говорит о мирном, эволюционном сглаживании классовых противоречий и различий.
Если ты хочешь объективно проанализировать классовую борьбу, все фазы этой борьбы и ее последствия, ты должен в нее верить. Ты должен признавать ее безусловную необходимость. Ты должен признавать право угнетенных бороться против угнетателей. Должен чувствовать заодно с пролетариатом. Быть плотью от его плоти.
Тонда вырос среди шахтеров. Они его воспитывали, учили и закаляли его классовое сознание. Он вспоминает слова старого Ванека. Ты едешь в Советскую Россию не для того, чтобы выяснить, как там живут люди. Кто сколько может там съесть и выпить. Кто сколько зарабатывает и какая у него квартира. Как одевается и обувается. У нас другие вопросы, перед нами другие проблемы, на которые кладненские горняки и металлурги требуют ясного ответа. Можно ли свергнуть капитализм? Можно ли уничтожить право одного человека эксплуатировать других? Можно ли при этом руководить производством и двигать его вперед? Можно ли создать трудовую мораль без капиталистического террора, без надсмотрщиков и без угрозы увольнения и голода? Сумеют ли рабочие сами, без кнута и плети, создавать новые ценности? Сумеет ли рабочий класс сам управлять страной и дисциплинированно подчиняться своему правительству в интересах всего народа, во имя общественных интересов? Сумеет ли рабочий класс после свержения капитализма создать новый, социалистический строй? Способен ли рабочий класс на жертвы ради этого строя? Сумеет ли не только выставлять требования, но и собственными силами преодолевать нужду, сметать со своего пути препятствия? Хватит ли у рабочего класса воли, чтобы работать после победы, и достаточно терпения, чтобы ждать, пока плоды его огромной работы созреют и дадут свои результаты? Не поддастся ли он панике и малодушию, когда новые обязанности повлекут за собой новые трудности и тяготы? Сумеет ли рабочий класс быть достаточно бдительным и зорким? Не овладеет ли им мания величия? Не изнежится и не почиет ли он на лаврах прежде, чем борьба будет доведена до конца? Прежде чем будут окончательно преодолены и уничтожены все пережитки и наследие старого общества? Прежде чем классовый враг будет полностью и окончательно уничтожен? Что нужно делать, как надо поступать? Чему можно научиться у русской социалистической революции?
Вот мысли, засевшие в голове. Вот проблемы, требующие разрешения. Вот вопросы, на которые надо обязательно ответить себе и кладненцам.
Поезд идет, и Тонда смотрит в окно. Он видит не особенно радостные картины. Всюду последствия войны и революции. Но как же им не быть! Ни война, ни революционный переворот не создают новых материальных ценностей, а уничтожают их. Уничтожены они и здесь, и нечего удивляться. Разрушенные вокзалы, кладбища железнодорожных вагонов и паровозов, разрушенные мосты, уничтоженные села, плохо возделанные поля, в лохмотья одетые люди, тощая скотина — короче, нужда, недостатки, опустошение.
А Москва? Что сказать о ней, как о ней судить? Утомленная и обветшавшая. Обшарпанные, облупившиеся фасады домов. Пыльные пустые витрины. Выбитые стекла. Окна грубо заколочены тесом. Вывороченная мостовая и разбитый асфальт. Молчаливые дома, остановившиеся фабрики. Запустение, кругом запустение.
Но, несмотря ни на что, Москва живет. Живет новой, бурной жизнью. В развалинах домов и фабрик копошатся люди. Они сражаются с нуждой, борются с жизнью и работают. И не просто работают. Работают, как лошади, страдают и борются. Учатся, митингуют, радуются и ликуют.
Тонда чувствует этот темп новой жизни, идя по улицам Москвы, участвуя в субботниках, в разрушенных и заваленных мусором фабричных цехах, слушая Ленина на конгрессе Коммунистического Интернационала в Кремле, смотря парад Красной Армии и мощную демонстрацию московского пролетариата на Красной площади. Он принимает этот темп жизни всем своим существом. Верит в него. Этот темп захватывает его и вдохновляет. Он верит в великое строительство, в историческую победу социализма.
Великой верой полны и письма, которые он отправляет домой кладненцам:
«Москва, июль 1920 г.
Никогда я не забуду того впечатления, которое на меня произвела послевоенная, послереволюционная Москва. Разбитая, выцветшая, запущенная, с забитыми витринами без стекол, без транспорта, а часто и без света и отопления.
Но эта трудовая Москва живет. Как незаметные и терпеливые муравьи, зарываются люди в груды мусора и сора, чтобы выудить оттуда кусок дерева для топлива или дощечку для полочки, старый гвоздик и т. п. В этом усердии чувствуется огромная жажда жизни. Жить опять после всех бед, катастроф и отчаяния, через которые прошли эти люди в военные и революционные годы!
Не могу объяснить почему, но я, спотыкаясь на разбитом асфальте московских улиц, верю, твердо верю, что они будут жить. И главное, они будут жить уже не по-старому, а по-новому, новой жизнью.
Эта крепкая вера в то, что они могут жить и должны жить, даже если бы настоящее было, не знаю как, плохо, — эта крепкая вера, я думаю, — основной камень, на который опирается все проектируемое здание социализма.
Я никогда не забуду своей первой встречи с товарищем Лениным. На ступеньках амфитеатра коронационного зала царского Кремля, где происходит конгресс, сидел скромный, не бросающийся в глаза человек и, держа бумагу на коленях, набрасывал какие-то заметки. Это товарищ Ленин. Простой человек. В нем нет ничего такого, что бросается в глаза. И все же этот простой человек определяет направление исторического развития. А подле него и за ним — целые ряды, легионы простых людей. Как могут «необыкновенные» люди на Западе поверить, что вот эти скромные люди в самом деле дали новое направление истории? Но история идет своим путем. Она ставит перед обыкновенными людьми необыкновенные задачи. «Необыкновенные» люди очень охотно и очень часто упускают из виду простые вещи. Они хотят возвыситься над массой простых людей и их простыми интересами. «Высокая культура» избранных не разрешает им пачкаться, копаясь в мусоре. А простые люди не гнушаются этим. Когда нужно, Ленин умеет поднять трудовую мораль и дисциплину: участвует в субботниках, вместе с добровольческими бригадами убирает мусор на московских заводах. И все мы, делегаты мирового конгресса, ходим вместе с ним».
А о своих впечатлениях, о военном параде на Красной площади Тонда рассказывает в следующем письме:
«Москва, 2 августа 1920 г.
Красная площадь у стен Кремля — это великолепное зрелище. В честь делегатов II конгресса III Интернационала московский пролетариат и Красная Армия провели демонстрацию и смотр своих рядов.
На Красной площади — мачты со знаменами и флагами. На домах громадные красные полотнища с портретами, надписями и лозунгами. У кремлевской стены трибуны. На них делегаты народов всего мира. На площади войско: пехота, моряки, кавалерия и т. д. В воздухе парят аэростаты и кружатся аэропланы. С крепостных стен Кремля прогремел артиллерийский салют. На площади стоят пять военных оркестров. Мелькают организаторы парада: пешие, на мотоциклах, верхом и в автомобилях.
Точно в половине двенадцатого начинается демонстрация пролетариата. Необозримым потоком движутся к Красной площади демонстранты из шести московских районов. Район за районом. Знамена, флаги, надписи, лозунги. Военные колонны в сомкнутом строю. У некоторых штыки украшены красными флажками. Лес штыков вздымается в воздух, красные флажки весело трепещут.
Проходит другая воинская часть, у этих на рукавах красные нашивки. За ними идут еще — с широкими красными лентами через грудь, на которых написано: «Да здравствует III Интернационал!» Части выступают четким, железным шагом. У одних винтовки через плечо. Другие держат винтовки наперевес, как при штыковой атаке. За воинскими частями шагают вооруженные московские рабочие. Они в штатской одежде, но с винтовками через плечо. И сразу за ними женщины-милиционеры в живописной форме. Затем движется нескончаемый поток женщин с фабрик и из учреждений. На головах красные косынки. Красный цвет пылает, словно на всей площади внезапно расцвело поле красного мака.
Проходят московские отряды всеобуча. Люди одеты в форменную одежду, спортивные костюмы, на многих только трусики, а на ногах плетеные туфли. Статные красивые фигуры, бронзовые от загара лица; полные сил, эти люди катятся как волны, они напоминают мощный прибой живого потока.
Грузовые автомобили, украшенные зеленью и красными полотнищами, наполнены смеющимися, ликующими детьми. Тут в общем потоке едут и ветераны, борцы революции. Их приветствуют восторженными овациями. Русский пролетариат демонстрирует перед зарубежными делегатами свою силу и завоевания своей великой революционной борьбы. Он не стыдится признать и не скрывает, что эта борьба не обошлась без жертв.
Теперь выступают отряды Красного Креста, за ними артиллерия. Орудия украшены карикатурами: там, как из пушки, летит ко всем чертям бывший царь, тут поп, капиталисты и т. д. За артиллерией следуют кавалеристы. Впереди них на конях оркестр. Затем бронированные автомобили, танки и т. д. Потом воинские отряды, за ними опять рабочие, женщины и дети. Тут все смешалось в знак того, что армия и народ — одно целое и что здесь их более не разделяют кастовые барьеры. Правильными рядами, в полном порядке, движутся огромные колонны. Оркестры, расположенные на площади, все время играют походные песни. Ряды демонстрантов катятся беспрерывно, без конца, все дальше и дальше вперед с ликующими возгласами: «Да здравствует III Интернационал!», «Да здравствуют товарищи делегаты!», «Да здравствует Красная Армия!», «Да здравствуют пролетарии всего мира!», «Да здравствует диктатура пролетариата!»
Вверху величественно парят аэростаты, украшенные красными полотнищами. Тысячи листовок трепещут в воздухе над Москвой. Это разбрасывают их воздухоплаватели и летчики. Они передают привет III Интернационалу и делегатам народов всего мира. Аэропланы кружатся в воздухе над кремлевскими башнями. Рой листовок снова и снова разлетается над городом, как стая бабочек.
Московский пролетариат демонстрирует свою силу и мощь. Около полумиллиона людей проходит по Красной площади в стройных колоннах. Иногда движется поток в три колонны по двенадцати и даже по восемнадцати человек в ряд. Нет конца этому потоку.
Мы стоим на трибуне в немом изумлении и восторге. Только теперь нам ясно, что буржуазия никогда добровольно не даст и не сможет дать рабочему классу то, что мы здесь видели. Рабочий класс сам должен завоевать это.
Целых пять часов по Красной площади проходили колонны. Целых пять часов шли колонны московского пролетариата и Красной Армии перед изумленными взорами делегатов всего мира.
Все зарубежные делегаты, стоявшие здесь и в восторге смотревшие на демонстрацию, наверно, в эти минуты чувствовали себя в известной мере неловко и краснели. Особенно мы, делегаты Чехословакии, чувствуем непреодолимое желание умоляюще сложить руки и крикнуть всем этим энтузиастам-борцам:
«Простите, простите, что некоторые чехи и словаки в своем ослеплении подняли на вас убийственное оружие в самый тяжелый для вас момент. Не имейте на них зла за то, что в неведении своем бок о бок с реакционной белой гвардией, по приказу капиталистических тварей всего света, они шли вас убивать и уничтожать. Сегодня мы верим, что этого больше не будет».
Ведь сегодня приспешники реакции у нас уже не могли бы хвастать дешевыми успехами. Сегодня они уже не смогли бы убивать безоружных необученных рабочих, пролетариев, чьим единственным оружием два года назад была твердая воля сокрушить буржуазию и навсегда покончить с капиталистическим обществом.
Сегодня они наткнулись бы на сильную, вооруженную и организованную Красную Армию, которая сумела бы отразить предательское нападение и отплатить им.
А тогда, в те дни, когда русский народ разрывал путы рабства и вокруг были хаос и разруха, — тогда им представился удобный случай сорвать дешевые успехи и победы, которыми так хвастались у нас главные зачинщики так называемого «славного чехословацкого сибирского похода».
Мне невольно вспоминается речь майора Шпачека, произнесенная в Кладно. Правда была не на вашей стороне, господин майор. И вы сознательно извращали факты и лгали.
Не большевики были убийцами из-за угла. Вы не подверглись нападению, вы сами напали. Не виноваты несчастные чешские добровольцы, которых обманула Антанта и одурачило их собственное командование. Виноваты те, кто, зная тайные нити дипломатии Антанты, инсценировавшей столкновение с большевиками, молчал, скрывая от армии истинное положение дел, и при помощи лживых доводов, под лживыми предлогами натравлял его против попавшего в беду русского народа.
Но ваша подлая работа принесла меньше плодов, чем ожидал западноевропейский капитализм. Вам не удалось одолеть русскую революцию и помочь победе всемирной реакции. Несмотря на всю свою искусную ложь и надменность, вы, наконец, дискредитировали себя перед всем миром, перед нацией и собственной армией, которая вам доверяла вначале. Масса легионерских добровольцев взбунтовалась, наконец, против реакционного командования. Не удалось выполнить задачу, которую поставили перед вами капиталисты. Наоборот, под влиянием вашего военного вторжения русский пролетариат понял, что ему нужно бороться не только с внутренней реакцией. Он понял, что ему предстоит борьба со всемирным империализмом. Понял, что рабочий класс не может защищаться голыми руками против всемирной реакции и ее кровавых замыслов.
Под напором вашего наступления в России выросла Красная Армия. Вооруженный пролетариат организовался. Сегодняшняя демонстрация убеждает нас, что теперь у него уже хватит сил, чтобы защитить себя и победить капиталистическую реакцию всего мира.
Да здравствует Красная Армия!»
В следующем письме к кладненцам Тонда пишет о своих соображениях по поводу диктатуры пролетариата:
«Многие пытались изобразить правительство диктатуры пролетариата в России как диктатуру определенных вооруженных групп над пролетариатом. Рабочих, дескать, насильно принуждают к труду. Их стерегут красноармейцы с примкнутыми штыками и, стоя над ними, заставляют работать. Это и подобное этому говорили и писали у нас. Мне хотелось бы, чтобы все эти болтуны увидели тысячи вооруженных рабочих со всех московских предприятий здесь, в рядах демонстрации. Тут болтуны могли бы составить себе правильное представление о том, как глупы и беспочвенны их измышления.
Здесь проходят батальоны заводских рабочих. Они идут в своей рабочей одежде с оружием на плечах, под сенью красных знамен и стягов с революционными лозунгами. На их гордо поднятых лицах твердое сознание своей мощи и силы. Каждый, кто не является прямым наемником международного капитала и откровенным изменником рабочему делу, в этот момент неизбежно поймет и почувствует: «Вот мощь и власть народа, вот диктатура пролетариата, при помощи которой рабочий устраивает свою собственную судьбу».
Товарищи Тусар, Бехине, Стивин! Все вы, лгущие, что при помощи парламента и коалиции с буржуазией народ добьется своего освобождения, — придите сюда, посмотрите и познайте свой грех. Вы поймете его, если у вас вообще есть желание понимать и признавать подлинную действительность.
Достаточно только взглянуть на эти вооруженные массы простых рабочих, демонстрирующих здесь, чтобы убедиться, что этого не даст, не может дать народу никакой парламент и никакая коалиция. Сюда пришло сообщение, что военным министром недавно назначен социал-демократ товарищ Маркович. Пусть товарищ Маркович попробует разработать и внести в парламент предложение о ликвидации буржуазного милитаризма и о введении всеобщего вооружения пролетариата. Пусть он внесет проект о вооружении рабочих всех заводов и фабрик…
Кто поверит, что какой бы то ни было современный парламент может постановить и принять нечто подобное? Нет, тысячу раз нет!
Только в результате переворота народ может взять власть в свои руки и создать свое правительство. Их может дать ему только его собственная революционная сила. А кто не хочет понимать эту очевидную истину, тот никогда не был марксистом, никогда не был революционным социал-демократом.
Чешские рабочие! Вы должны это обдумать и понять. Нельзя строить социалистическое общество, пока существуют капиталистические порядки. Новое здание общественного социального равноправия нельзя строить на капиталистической основе.
Перед вами — жестокая истина, и вы еще убедитесь в будущем, что она бесспорна.
Даже у русского пролетариата нет социалистического государства, не говоря уже о коммунистическом обществе. Но в его руках власть, сила и средства, которые дают ему возможность все это строить и создавать.
А то, что сегодня делается у нас, — это нельзя назвать ни строительством, ни подготовкой к строительству социалистического общества. Вся проводившаяся до сих пор коалиционная политика нашей социал-демократической партии является не чем иным, как попыткой совместно с буржуазией покрыть позолотой и замаскировать старые грехи капиталистического общества, чтобы сделать их менее заметными и, таким образом, более приемлемыми для рабочего класса.
Все обещанные нам половинчатые социальные законы, все трудовое законодательство, забота о детях, пособия по безработице и т. п., — все это лишь бессовестное капиталистическое мошенничество, равного которому не было в истории.
А вы, рабочие, оплачиваете своим рабством фальшивую позолоту этих побрякушек, которые ничего не меняют в структуре нынешнего капиталистического общества и являются лишь бесполезными пластырями на гнойных язвах нынешней эпохи. Это рабство не будет уничтожено до тех пор, пока вы также не оставите путь пустого оппортунистического политиканства, путь изменников социализма и не станете на сторону тех лозунгов, за которыми шел русский пролетариат в своей великой социальной революции.
Но русский пролетариат не просто нес на своих знаменах свои революционные лозунги. Он всеми силами старался осуществить их на практике и воплотить в жизнь. Однако это совсем не легкое дело — провести их в жизнь. Это требует труда, борьбы и самопожертвования.
Победа склоняется лишь на сторону тех, кто не отчаивается и не падает духом. И доказательством этому — русский народ. Доказательством этому — московский пролетариат, который на огромной стотысячной демонстрации гордо и победно нес на своих знаменах:
«Да здравствует Красная Армия!»
«Да здравствует диктатура пролетариата!»
«Долой оппортунистический интернационал буржуазных социалистов!»
«Слава коммунистическому III Интернационалу действия!»
«Да здравствует победоносная всемирная социальная революция!»
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
После посещения Сухаревки, Тонда пишет:
«Москва, 20 августа 1920 г.
Сухаревка — центр торговли из-под полы, она и сегодня все еще жива в Москве. Сухаревка — самое лучшее доказательство того, что Россия еще не стала социалистическим государством. Для того чтобы здесь полностью построить социализм и полностью осуществить его на практике, надо будет много поработать и дать много сражений.
В России до сих пор есть буржуазия. И хотя она лишена своей прежней силы и влияния, до сих пор приходится считаться с ее существованием. В коммунистическом обществе не будет классов, или, если хотите, будет только один класс, класс трудящихся: рабочих, земледельцев и интеллигенции.
Когда эта цель будет достигнута, не понадобится господства одного класса над другим. А пока есть классы, это господство существует. В капиталистическом обществе существует господство имущих над бедняками, господство буржуазии над пролетариатом.
Здесь, в России, где совершается переход от одного общественного строя к другому, высшему строю, существует господство трудящихся над тунеядцами, диктатура пролетариата над буржуазией. Классовое господство пролетариата не исчезнет до тех пор, пока сохраняются остатки буржуазии. Когда исчезнет буржуазия и ее пережитки, исчезнет сама собой и диктатура пролетариата.
Взгляните на Сухаревку! Вы здесь ясно видите остатки старого, буржуазного общества. Мир лавочников, спекулянтов, мошенников и иных, гнушающихся трудом. Они не могут проститься со старыми привычками, пороками и наклонностями. Не хотят включаться в работу. Предпочитают торговать. Обкрадывают друг друга. Это бессмысленный хоровод денег и цифр, поднимающийся до смешной, головокружительной высоты. Сухаревка — это место, которое используют против Российской Советской Республики. Описывают ужасную дороговизну, описывают нищету, в которую, дескать, ввергли русский народ социальная революция и большевистская власть. И скрывают, что Сухаревка с ее торговцами и лавочниками устроена совсем не советской властью. Это остатки старого, буржуазного общества, которое не хочет расстаться с желанием получать нетрудовые доходы. Сухаревка — это памятник капиталистической алчности.
Сухаревка представляет собой буржуазную ярмарку в самом прямом смысле слова. Здесь все можно достать. Здесь и покупает и продает буржуазия.
Вот где те огромные, поражающие цены, которыми буржуазные газеты пугают рабочих в западноевропейских странах. Но присмотритесь внимательнее, кто тут покупает и продает.
Глядите, вон столичная барышня в шелку, в шляпе, под вуалью. С первого взгляда вы узнаете дочь буржуа; она тут ходит, продает, предлагает золотые часики. Спросите цену — тридцать шесть тысяч рублей. В другом месте — старая матрона предлагает за шесть тысяч бритву, отделанную слоновой костью. Еще одна барынька продает театральный бинокль в перламутре за десять тысяч, серебряную кофейную ложечку, книги, картины, платья, ковры и т. д. Эти бешеные цены царят на Сухаревке. И это в то время, когда в советских магазинах, где товар отпускается по карточкам, фунт хлеба стоит полтора рубля, фунт сахару — шесть рублей, башмаки — около трехсот рублей и так далее.
Советская власть ведет с Сухаревкой борьбу по двум направлениям. Она старается, чтобы как можно больше людей работало. Чтобы повысился выпуск продукции и тем самым можно было больше выдавать по карточкам. С другой стороны, советская власть принимает все более беспощадные меры против паразитической касты — лавочников, торгашей и лодырей. Упорство и настойчивость этих торгашей и бездельников достойны удивления. Бессчетное количество раз правительственные органы конфисковывали на Сухаревке все, чем там промышляют. Наказывали лавочников, спекулянтов и лодырей. Но, несмотря на весь риск, Сухаревка всякий раз снова оживает. И это так и останется, пока люди сами не поймут бессмысленность своего поведения. Пока каждый человек по собственному желанию не включится в полезную работу, вместо того чтобы, занимаясь торговлей, обкрадывать других и получать нетрудовые доходы. Сейчас надо откровенно признаться, что эта пора еще не наступила. Западноевропейские государства стараются, чтобы эта пора наступила как можно позднее. Для этого они устраивают блокаду и организуют вооруженную интервенцию против Советской России.
Именно западные империалисты, поддерживая контрреволюцию, оживляют в остатках русской буржуазии надежды на то, что, мол, все-таки когда-нибудь опять все изменится. В собственные силы московская буржуазия уже не верит. Но она все время сохраняет в душе надежду на возможность империалистической интервенции Америки и капиталистического Запада. Ждет и ждет. При каждом удобном случае готова поднять голову и предательски ударить с тыла. На Западной Украине начали наступление польские шляхтичи. На юге Антанта вооружает генерала Врангеля и его орды. А вдруг это удастся? Что если Красная Армия будет разбита и ненавистных большевиков повергнут в прах? Если будут устранены Ленин, Сталин и все другие народные комиссары, и в бескрайней России заживется попрежнему. И надменный генералитет, царское самодержавие, аристократия, купечество и корыстолюбивое дворянство вернут былую силу и славу? Вот наступило бы время! А поэтому нужно выжидать. Не надо преждевременно приниматься за работу. Надо продолжать саботаж. Продавать, что можно, мошенничать и торговать.
Так думает Сухаревка. Так думает выбитая из колеи реакция. Так думают кишащие на площади торгующие и спекулирующие буржуи.
В центре толпы на маленькой лохматой лошадке возвышается милиционер. Он мирно скручивает из газетной бумаги «козью ножку». Насыпает махорку и закуривает. Косматая лошадка шагом ступает по тротуару. Поворачивается боком и осторожно теснит толпу. Люди расступаются, уступая дорогу милиционеру на лошадке. Лошадка продвигается вперед. Толпа снова смыкается за нею и загромождает тротуар. Милиционер не обращает на это внимания. Не спеша, шагом едет дальше. Добравшись до конца тротуара, он на минуту останавливается в толпе, потом поворачивает и едет обратно. Так же спокойно и медленно, как и раньше.
Один конь и один человек над тысячеголовой массой. Удивляешься, что до недавних пор эти несколько тысяч лодырей держали в повиновении миллионы. Жирели на их поте и навязывали им свою волю. Почему? Как это было возможно? Они опирались на аппарат насилия капиталистического государства. Жандармы, полиция, войско, казаки, суды, чиновники — все состояло у них на службе. И вдруг под напором революции все эти старые подпорки капиталистического порядка рухнули. Распались, как карточные домики. А всемогущие правители? Царь, попы, генералы, купцы и чиновники? Потеряв надсмотрщиков и погонял, они утратили и наглость. У них нет мужества поднять голову. Встать лицом к лицу. Самое большее, на что они способны, — это выискивать, где бы предательски впиться зубами. Они умели владеть богатством и чинить насилие. Теперь будут торговать собой и проституировать. Они не умеют трудиться. Лучше измена, чем труд. Вот их кредо. Они готовы к измене в любую минуту. Только бы раскачались Америка и весь связанный с нею капиталистический мир. Такими надеждами тешат они себя, ежедневно заполняя Сухаревку. Но тщетно они тешат себя и надеются. Красная звезда не меркнет. Она стоит высоко и сияет все ярче. Никогда уже не погаснет ее революционный свет. Как маяк, она будет светить и указывать дорогу в темноте другим. Исчезнет Сухаревка и сгинет с ней толпа спекулянтов и торгашей. А социализм на одной шестой части света будет построен».
Тонда приглашен в Кремль на беседу к товарищу Ленину. Когда ему вручили приглашение, его сердце почти остановилось. О чем он будет говорить с Лениным? Он — незаметный функционер социал-демократической партии из шахтерского Кладно. И чем вообще может интересовать Ленина Чехословакия? Такая маленькая, незначительная страна. Что Тонда расскажет Ленину? Чем может он похвалиться перед Лениным? Ведь у нас даже и коммунистическая партия еще не основана. Как посмотрит на это товарищ Ленин? Будет ли он упрекать нас и критиковать? Конгресс подчеркнул необходимость создания коммунистических партий и остро поставил вопрос об освобождении из болота оппортунизма и реформизма. Дома об этом идут споры. Одни стоят за раскол и основание самостоятельной коммунистической партии, другие — против. А как ты? Что ты делал до сих пор? — испытывает свою совесть Тонда. — Ты против нынешней оппортунистической политики руководства партии. Ты не согласен с ней. Ты понимаешь, что такая политика — измена интересам рабочего класса. Но выйти из партии? Перестать быть социал-демократом, стать коммунистом? Этого требуют условия III Интернационала. Да, это так. Но ведь еще десятилетия назад социал-демократическую партию основывал твой отец. Ты сам в ней работал с детства. Как ты можешь предать отца? Предать отца?.. А что стал бы делать твой отец в такой ситуации? В чем здесь измена и кто собственно тут изменяет? Остаться в партии — значит идти с Тусаром, значит соглашаться, хотя бы и пассивно, с коалиционной политикой, убийственной для рабочего класса.
Но почему идти с Тусаром? Будет съезд партии. Он изберет новое руководство. Отвергнет проводившуюся до сих пор коалиционную политику. Партия останется единой. Единой? Что это за единая партия с Тусаром и его оппортунистическими компаньонами? Вместо левой оппозиции в партии будет правая оппозиция? Пльзенцы не подчинятся. Они будут для правых тем, чем сегодня кладненцы являются в партии для левых. Они будут тормозить действия партии. Подрывать авторитет нового, революционного руководства. Как их принудить к дисциплине, если нужно будет прощать их реакционные действия? Революционная партия требует дисциплины, и без нее нельзя обойтись. Как это говорил товарищ Ленин на конгрессе, полемизируя с итальянскими представителями?
«Если вы скажете: «Товарищи рабочие, мы настолько слабы, что не можем создать достаточно дисциплинированную партию, которая сумела бы заставить депутатов подчиниться партии», тогда рабочие покинут вас, так как они скажут себе: «Как мы построим диктатуру пролетариата с такими слабыми людьми?»
Вы очень наивны, если думаете, что в день победы пролетариата — интеллигенция, средний класс, мелкая буржуазия станут коммунистическими.
Если у вас нет этой иллюзии, вы должны уже теперь подготовлять пролетариат к тому, чтобы провести свою линию. Ни в одной области государственной работы вы не найдете исключения из этого правила. На другой день после революции вы повсюду увидите оппортунистических адвокатов, называющих себя коммунистами, мелких буржуа, не признающих ни дисциплины коммунистической партии, ни дисциплины пролетарского государства. Если вы не подготовите рабочих к созданию действительно дисциплинированной партии, которая заставит всех своих членов подчиняться ее дисциплине, то вы никогда не подготовите диктатуры пролетариата»[43].
Можно ли что-нибудь противопоставить этим словам? Если не все члены партии подчиняются партийной дисциплине, то невозможно бороться и невозможно победить. Однако наша аристократия вождей не подчинится революционной дисциплине, ты напрасно надеешься, — сам себе говорит Тонда. Аристократия вождей? Вот что говорил об этом на конгрессе товарищ Ленин:
«…борьба направлений должна существовать и существует: одно направление — революционные, вновь пришедшие к нам рабочие, противники рабочей аристократии; другое направление — рабочая аристократия, возглавляемая во всех цивилизованных странах старыми вождями»[44].
Так говорил Ленин, полемизируя с немецким независимым социал-демократом Криспином. Тонда продолжает размышлять: «Да, у нас тоже к рабочей аристократии принадлежат старые вожди. А почему? Это случайность? Нет, не случайность. Товарищ Ленин это объясняет, и правильно объясняет, когда говорит:
«…рабочая аристократия как раз и возникла, помогая «своей» буржуазии завоевывать империалистическим путем и душить целый мир, чтобы тем обеспечить себе лучший заработок»[45].
Да, наша буржуазия не может встать на путь империалистического завоевания мира, для этого слишком мала наша республика. Но буржуазия в любую минуту готова поддержать империалистические авантюры западных союзников. Разве не говорил господин доктор Крамарж о необходимости участия Чехословакии в империалистическом контрреволюционном походе против России? Разве не пыталось командование сибирских легионов поставить чехословацких добровольцев на службу империалистам, против большевиков и русского народа? Разве наша аристократия вождей не говорит сегодня, что необходимо поддерживать чехословацкую буржуазию, для того чтобы наша молодая республика стала сильной и могучей? Да, она так говорит. Чтобы выполнить требования рабочих, наша промышленность должна быть конкурентоспособной и прибыльной. Но ведь эта промышленность не наша! Она принадлежит капиталистам. Принадлежит Пражской металлургической компании, принадлежит Каменноугольной компании горнозаводчиков, а не рабочим.
Почему же рабочие должны заботиться о том, чтобы производство стало активным, а промышленность получала прибыли? Прежде всего нужно было бы бороться за то, чтобы вся промышленность, все предприятия были отняты у капиталистов, экспроприированы. Да, экспроприировать капиталистов. Но этого нельзя добиться без борьбы. А революционная борьба нанесла бы большой материальный ущерб. Она означала бы новое обнищание и новые жертвы. Так нам говорят и объясняют наши правые. А что говорит о таких людях товарищ Ленин?
«Рабочая аристократия, которая боится жертв, которая опасается «слишком большого» обеднения во время революционной борьбы, не может принадлежать к партии»[46].
«Поэтому мы должны сказать итальянским товарищам и всем партиям, имеющим правое крыло: эта реформистская тенденция не имеет ничего общего с коммунизмом»[47].
Вот оно как, дорогой мой! И у нас тоже так. А может быть, и еще хуже. Это не только реформизм. То, что сегодня вытворяют правые, — это явная измена интересам рабочего класса. А ты боишься раскола? Будешь защищать единство партии? Чего стоит единство, которое предает? Нет, нет, дорогой мой. Правильно говорит товарищ Ленин. Он каждого видит насквозь. Перед ним ничего не скроешь и не станешь финтить. Значит, надо говорить откровенно. Говорить рабочим правду, пусть даже самую горькую и самую неприятную. У нас этого не делалось. Мы этого не умеем. Придется нам постоянно и настойчиво учиться у русских товарищей. Учиться у товарища Ленина, Сталина и других русских большевиков и принимать их критику — это, парень, не позор, это честь. Для этого ты и идешь в Кремль к товарищу Ленину.
И Тонда идет. Идет к Ленину.
Оказывается, Ленин знает о Чехословакии больше, чем думал Тонда. Он знает Прагу. Он был там на нелегальной конференции российской партии большевиков в 1912 году. И как раз воспоминаниями о Праге товарищ Ленин начинает разговор.
— Что в Праге? Там все еще едят кнедлики?
Как видно, товарищ Ленин заметил пристрастие чехов к кнедликам, и это запомнилось ему.
— Ну, а что товарищ Модрачек? Помню его. Шмераль говорил мне, что он уже не в социал-демократической партии. Скатился еще больше вправо? Его уже не устраивает даже оппортунистическая политика нынешней социал-демократии? Впрочем, это неудивительно. Он был апологетом Бернштейна и его реформизма. Кто единожды ступил на наклонную плоскость реформизма, о том никогда нельзя знать, в какое болото он скатится.
А как доктор Шмераль? Пишет о своем посещении Советской России? Это хорошо. Умный человек. Было бы жаль его потерять. Как вы думаете? Выдержит? А что ваш съезд? Состоится в ближайшее время? Так, стало быть, уже в сентябре? А какие надежды у левицы? Получите большинство? Не знаю, не знаю, не ликуйте преждевременно. Вы еще не знаете, что сделают правые и на что только они способны. Абсолютное большинство с вами? Это прекрасно, но руководство партией в руках правых. Пока руководство у них, они могут еще многое предпринять. Могут отменить съезд. Думаете, это означало бы раскол? Вы полагаете, что ваши правые остановились бы перед расколом? Не будьте наивны! Не остановились в иных местах, не остановятся и у вас. Вы еще увидите, на что способны правые, когда речь идет о том, чтобы удержать силу и власть в партии. Мы пережили фракционную борьбу и имеем опыт.
В основном для чего я вас позвал? Хотел бы узнать об обстановке в Венгрии. Ведь вы от нее совсем близко. У нас здесь много товарищей из венгерской эмиграции. Но я хотел бы услышать ваше мнение. Я слишком хорошо знаю по собственному опыту, что эмигранты описывают обстановку в своей стране такой, какой им хотелось бы, чтобы она была, а не такой, какова она в действительности.
Во время беседы товарищ Ленин подходит к карте Европы, которая висит на стене. Он просит провести на карте синим карандашом границу между Чехословакией и Венгрией. Расспрашивает об обстановке в Словакии и Закарпатской Украине. Хочет знать, каково здесь численное соотношение между венгерским населением и славянскими народами. Хочет знать все подробности конфликта между Чехословакией и Венгерской Советской республикой. Подробности спора о переходе демаркационной линии. Он с живостью щелкает пальцами, когда узнает, что вопрос о переходе демаркационной линии у нас не был выяснен. Не было расследовано и установлено, кто ее перешел. Потом товарищ Ленин переходит к обстановке в Чехии. Интересуется массовыми организациями.
— Что «Сокол»? Это у вас большая спортивная организация? Каков ее состав? Кажется, в основном мелкобуржуазный. В этом таится большая опасность. Какие там позиции рабочих? Проводит ли работу партийная фракция? Не проводит! У партии есть свои собственные спортивные организации! А насколько они сильны? Не могут сравниться с «Соколом». Это ошибка. Массовые организации не нужно дробить. В них надо работать. А что легионеры? Как они теперь себя держат? Пойдут с реакцией или против нее? В их рядах брожение? Многие уже отрезвели от национальных иллюзий? Это хорошо. Им нужно уделять внимание. А как профсоюзы? Профсоюзы на Западе — большая сила. Ну, а у вас как? Едины? Нет! А какие профсоюзы самые сильные? Социал-демократические? А их руководство? В чьих оно руках? В основном у правых? Это большая ошибка в работе партии, ее слабость. Профсоюзы будут у вас играть большую роль. Не недооценивайте их! Без профсоюзного движения и его поддержки невозможно предпринять никаких революционных действий. Нужно работать в профсоюзах. Вам следовало бы выдвинуть лозунг «объединение профсоюзов».
У вас есть тенденции основать самостоятельные левые профсоюзы? Не делайте этого. Революционная политическая партия — это нечто иное. Тут необходимо оберегать чистоту партии и исключать оппортунистов. А в профсоюзах — иначе. Профсоюзы должны быть едиными. За проведение правильной революционной тактики необходимо бороться на их почве, но при этом сохранять единство, а не разбивать его.
Так говорит Ленин. Сам ставит вопросы и отвечает на них. Просто и понятно. Тонда чувствует, сколько истины и огромного практического опыта в каждой его фразе.
Лишь после того, как Тонда расстался с Лениным и очутился во дворе Кремля, он осознал величие этих минут, их историческое значение для всей его дальнейшей жизни. Тонда чувствует горячее пожатие ленинской руки и слышит его последние слова: «Желаю вам счастливого пути, желаю, чтобы вы на своем будущем съезде партии торжествовали победу над оппортунистическими изменниками».
И Тонда в душе решает и обещает: «Всегда идти с Лениным, идти с Советской Россией, идти с Коммунистическим Интернационалом во что бы то ни стало».
Внутренняя борьба и нерешительность преодолены. Тонда знает, что сказать кладненцам.
Теперь он думает только о возвращении домой и больше ни о чем. Необходимо как можно скорее быть дома. Надо подготавливать съезд. Использовать весь опыт, добытый в Советской России. Сделать все возможное, чтобы и в Чехословакии пролетариат мог торжествовать победу.