Красное зарево над Кладно

ПРИЗРАК БОЛЬШЕВИЗМА НЕ ДАЕТ СПАТЬ И ЧЕШСКОЙ БУРЖУАЗИИ

Шумно начался на Кладненщине 1919 год. Из России начали возвращаться чехословацкие пленные, легионеры и коммунисты. Основная часть легионерских войск была в Сибири. О их существовании, численности и боеспособности ходили самые разнообразные небылицы и слухи. Эти слухи и небылицы ходили о России вообще. Никто не знал ничего определенного. Были только догадки, зачастую преувеличенные газетные сообщения и вымыслы неистовствующих буржуазных репортеров.

В одном был единодушен и не ошибался весь буржуазный, капиталистический мир: Русская Октябрьская революция является великой опасностью для всего капиталистического строя, является соблазнительным и заманчивым примером для всех угнетенных, порабощенных и эксплуатируемых. Нужно против нее обороняться и быть бдительным. Необходимо клеветать на нее перед всей общественностью и возбудить к ней отвращение. Любое подлое оружие — ложь и клевета — годится против большевистской заразы, распространяющейся с Востока. Нужно подхватить это оружие и воспользоваться им. Повторялось то, о чем писал Карл Маркс десятилетия назад в «Коммунистическом манифесте»:

Теперь призраком для капиталистической Европы и всего мира сделались большевики и большевизм. Стали они призраком и для чехословацкой буржуазии.

Рабочий мир подвергался тяжелому испытанию. Так же как некогда слово «социалист» было ругательством и кличкой, так же это случилось сегодня со словом «большевик». Мало кто знал истинное значение этого слова. Общественное мнение и буржуазная печать, вырабатывающая это общественное мнение, изображали большевиков как преступников и извергов. Это люди, которые не страшатся ни преступлений, ни законов. Весь общественный строй с его институтами и законами они не уважают. Они сознательно его ломают и разрушают. Они не страшатся самого худшего и ни перед чем не отступают. Для них нет на свете ничего святого. «Люди, спасайте имущество, спасайте тело и души, большевики идут». Такое погромное настроение стремились вызвать против большевиков правящие капиталистические круги. Реформистская клика разложившихся социалистических вождей подпевала буржуазии. Заклинала, предостерегала, запугивала рабочих. Взывала к их социалистическим чувствам и убеждениям. «Не поддавайтесь соблазну и дурману. Мы на самом правильном пути. Старая Австрийская монархия, которая вас порабощала, разбита. Вы имеете возможность построить новую, свою республику. Все пути к этому вам открыты. Мы — ваши старые испытанные вожди — хотим вас по ним вести. Верьте нам. Верьте в нашу добрую волю и честность. Не поддавайтесь анархии. Не давайте себя толкнуть по наклонной плоскости революций и разрушения. Республика молода. Ей нужны ваш труд и помощь. К ней нельзя еще предъявлять требования. Укрепляйте ее. Стройте ее и сделайте прочной, пока на испытанном прежнем капиталистическом основании. Оставьте тех, кто уже научился руководить и управлять, на своих местах. Учитесь у них. Учитесь у них хозяйничать и богатеть. Война многое уничтожила и вызвала нужду. Это нужно возместить и отстроить. Мы не забываем о социализации. Нам не было бы никакой пользы от социализации нищеты и разрухи. Социализировать нужно богатство и благосостояние. Старайтесь его создать. Никто не имеет права вам мешать. Пусть это богатство и благосостояние вы будете пока создавать для других. Наступит час, когда время капиталистического господства истечет. Существование капитализма станет невозможным, и он неспособен будет удержаться. Тогда вы, рабочий класс, будете его единственными законными наследниками. Все богатства и благосостояние, которое вы сегодня создадите, перейдут в вашу собственность. Без борьбы, без жертв и без ущерба. Величественно будет тогда мгновение окончательной победы. Вы будете благословлять нас за то, что мы спасли вас от безрассудства. Перед всем миром вы продемонстрируете зрелость нашего рабочего движения. Путем мирной эволюции, без кровопролитной классовой борьбы, без разрушительной, ужасной, мучительной революции дойдем мы до цели. Без насилия расцветет у нас новый, социалистический порядок и принесет свои золотые плоды. Почва будет подготовлена исторически неизбежной гибелью капитализма. Не будьте такими нетерпеливыми. Остерегайтесь сетей антихриста. Остерегайтесь тех, кто вас соблазняет и вводит в грех. Остерегайтесь тех, кто хотел бы за кратковременную корысть, ради наслаждения властью и насилием, лишить вас манящего рая вечного социалистического блаженства. Остерегайтесь большевиков. Долой коммунистов и их учение! Не допустите того, чтобы наша Чехословацкая республика разделила судьбу несчастной, корчащейся в мучительных революционных судорогах матушки Руси. Содействуйте тому, чтобы наша маленькая республика осталась островом порядка в Европе, сотрясаемой бурями».

Рабочие слушают, размышляют, покачивают головами. Никто не жаждет новых, уничтожающих ценности боев. Сколько, бед натворила война! Хотелось бы уже обо всем этом забыть. Мирно трудиться и мирно жить. Но разве это жизнь? Загляните на шахты, загляните на заводы. Загляните в рабочие семьи. Война уже давно кончилась. Однако нужда, нищета и нехватки не прекращаются. Если бы это были только нехватки! Не прекращаются старые несправедливости и эксплуатация. С каждым днем растет дороговизна, а заработная плата не повышается. Республика молода, и нельзя ее обременять. Ежедневно самые высокие инстанции рабочим твердят, что нужно трудиться и вновь трудиться. Если бы, по крайней мере, действительно была гарантирована работа. Тогда, может быть, и можно было бы как-нибудь перебиться, пока капитализм не потерпит крах, а социализм не начнет исправлять его несправедливости. Но вот, послушайте-ка. Официальное сообщение гласит:

Слышите, 50 рабочих в неделю остаются без работы только на одной Полдовке! Вторую неделю еще 50, в третью — еще. Увольнение грозит отовсюду. Число безработных возрастает. Что делать их семьям и детям? Детям? Их положение обрисовано в следующей заметке кладненской «Свободы»:

Вот, пожалуйста. У имущих за время войны притупилось сознание необходимости общественной благотворительности. Вы думаете, это произошло только во время войны? Было ли вообще когда-нибудь у имущих это сознание? Не является ли нищета трудящихся как раз следствием богатства сытых и власть имущих? Теперь их имущество должно быть еще умножено и увеличено трудом рабочих, чтобы когда-нибудь, в будущем, когда эволюция к этому приведет, его можно было бы безболезненно социализировать? Правда ли вообще, что когда-нибудь его будут социализировать, даже если трудящиеся будут работать до седьмого пота и терпеливо ждать? Зима — мягкая! Почему же в таком случае дети трудящихся не могут ходить босиком? Ведь они выдержат. Должны выдержать. Если выдержат, то зато, может быть, когда-нибудь доживут до социализации. Путем эволюции и закона! Они молодые, почему бы им не подождать? Да, дети, стало быть, могут ждать. Но как же быть с теми, о которых кладненская «Свобода» пишет в другом месте:

Как можно прожить на десять крон в месяц? Ведь только один килограмм плохого кукурузного хлеба стоит две кроны. Как долго будут эти ветераны труда влачить такое жалкое существование? В самом ли деле необходимо и дальше терпеливо ждать? Действительно ли ничего нельзя сделать? Правительство и наши товарищи, заседающие в правительстве, утверждают, что ничего сделать нельзя. Ждать и работать! А что эти большевики? Говорят, из России уже возвращаются наши пленные, легионеры. Говорят, среди них есть и большевики. Не послушать ли нам, что они скажут? Послушать большевиков? Что это вам пришло в голову! Протестовать против них нужно. Гнать их поганой метлой туда, откуда пришли. Мы не дадим им губить республику! Не позволим им разрушать такой тяжелой ценой добытые мир и благосостояние. Как это ты сказал, товарищ? Мир и благосостояние? О каком мире и покое ты здесь толкуешь? Есть ли он у тебя, металлург с Полдовки? Как может человек быть спокоен, если он не знает, не окажется ли в субботу среди тех пятидесяти, которые вылетят с Полдовки? Каково благосостояние тех, кто уже выброшен с завода? Видишь это благосостояние? В январе дети ходят босиком по улицам Кладно. Зима — мягкая. Горняки-пенсионеры тащатся по улицам. Зима — мягкая. Жаль оставаться дома. Лучше пойти погулять. Показать свое благосостояние, которого в новой республике можно достигнуть на месячную пенсию в десять крон. Может быть, у имущих обострится сознание необходимости общественной благотворительности. Почему же не обострится? Уже начинает обостряться. Разве вы не читали? Господин главный директор Пражской металлургической компании Кестранек дал целый миллион крон на государственный заем Чехословацкой республики. Действительно? Целый миллион крон? Видите, а про него говорили, что он закоренелый немчура! А он, между тем, дает миллион крон на заем Чехословацкой республики! Патриот! Зачем же тогда торопиться с социализацией металлургических заводов?

Не знаете, сколько дал господин директор Мулатшек? Как вы сказали, гражданин? Не Мулатшек — господин директор теперь именуется и подписывается Мулачек[25]. Знаете, он тоже подписался. Видите, люди добрые, как быстро продвигается у нас эволюция. Капитализм разлагается. Еще несколько государственных займов, несколько миллионов республике — и что останется от капиталистов? Они станут нищими. Так медленно, но верно будет у нас капитализм экспроприирован и огосударствлен. А потому бейте большевиков! Бейте так, как это сделали в Простейове. На фонарь их! Государственные изменники они и убийцы. Да здравствует сибирский поход! Погодите, погодите, гражданин! Говорят, большевики-то будут, однако, выступать в Кладно. «Свобода» это уже объявила. Не может быть! Увидите, что легионеры этого так не оставят. Как? Легионеры так не оставят? А шахтеры? Говорят, они продолжают утверждать, что хотят большевиков послушать и что гарантируют им свободу слова. Шахтеры? Вот видите, какие сволочи! Я всегда говорил, что они от большевиков недалеко ушли. Давно следовало всех их арестовать. Только позорят республику. Легко сказать, арестовать шахтеров. А кто будет добывать уголь? Иисус-Мария, чем только все это кончится? Куда у людей девался разум? Нехватало только, чтобы еще и у нас была революция! Революция? Вы думаете, что она не нужна? Неужели может так продолжаться дальше? Гром бы разразил эти проклятые порядки! Слышали вы про это? Говорят, сцапали крупных мясоторговцев Червенеков. Забивали скот на черный рынок. Несколько десятков волов и коров. Как это, скажите пожалуйста, они могли сделать? Говорят, имели какую-то бумажку от комендатуры кладненского военного гарнизона. Будто для казарм. Действительно для казарм? Да где там! Солдаты этого мяса и не нюхали. Все пошло в Прагу. Для больших господ. Ну, а что сделали с Червенеками? Сидят? Да что вы? Сидят! Припаяли им штраф. Ну, хоть оштрафовали, в другой раз будут осторожнее. Известно, осторожнее будут. А для черного рынка и в дальнейшем будут забивать. Что для них штраф! Вот видите. Нам нужны были бы эти большевики, чтобы расправились с такими спекулянтами. Они со спекулянтами разделались бы, как следует. А не пойти ли и нам на это собрание? Хотите накликать на себя беду, приятель! Радуйтесь, что вы здоровы. Сидите в воскресенье за печкой и не рыпайтесь! В Кладно ужас что будет!

Какой такой ужас? Разве вы не знаете? Граждане, об этом ни слова, это государственная тайна. «Соколам» выдали винтовки. Зачем винтовки, на что? Тс, тс, не так громко. Что за глупый вопрос! На большевиков. Да бросьте, откуда вы можете это знать? Ночью воинская автомашина привезла винтовки в Сокольский дом. Брат Рёслер сам их принимал и раздавал. Как, брат Рёслер? Зачем он раздает винтовки? Зачем? Чтобы защищать от большевиков нашу, масариковскую республику! Так что же, значит, Рёслер будет защищать масариковскую республику? Что же это делается, господи боже мой! Ну, как что делается? Это долг каждого честного патриота — встать на защиту республики и папаши Масарика. Ну, что вы рот разинули, вам это не нравится? Может быть, и вы большевик? Я — нет, что вы! Боже упаси! Но брат Рёслер? Это тот самый, директор государственного технического училища? Ну да! А вы о ком думали? Он получил от государя императора медаль за верную службу австрийской монархии и титул имперско-королевского надворного советника! Ну да! Это было еще задолго до войны! Это правильно! Но ведь он еще и в 1914 году, когда Масарик должен был перед выборами выступать в Кладно в Сокольском доме, заявил: «Пока я являюсь старостой «Сокола», профессор Масарик не будет выступать в кладненском Сокольском доме» А теперь он будет защищать папашу Масарика от большевиков?

Чему же вы удивляетесь? Это все результат мирной эволюции. Раз столько людей мирно эволюционировали, почему же и брат Рёслер не мог бы переэволюционироваться?

Вы правы, сосед! Поглядите на нашего окружного начальника господина советника Россыпала! Боже, какой это был австрийский рубака. Готов все чешское с лица земли стереть. Был черно-желтым до мозга костей[26]. А сегодня? Тоже патриот! Да какой, с пробой. Поэтому ему господа и доверяют. Оставили за ним попрежнему и окружное управление и продовольственное снабжение! Знаменитое кладненское снабжение! Слышали вы об этом? Говорят, многие здесь хапнули и разбогатели.

Где вы наслышались таких разговоров, приятель? Следите за своим языком. Господин советник Россыпал достойный, но строгий господин. Это он доказал во время войны. Он порядок поддерживал и умел расправиться со всяким, кто собирался выступать против австрийской монархии. Любезнейший, он не одного такого отправил в тюрьму и на передовую. Сколько из них ныне уже в царствии небесном! Поэтому насчет господина окружного начальника ни гу-гу. Это может для вас чертовски скверно окончиться!

Я, ведь, ничего не говорю. Я только слышал.

Слышали! Запомните: то, что слышишь, держи при себе. Особенно, когда речь идет о больших господах. Если вы слышите что-нибудь о большевиках, тут можете спокойно распустить язык. Впрочем, относительно снабжения. А что делали бы вы, если бы там были? Не только окружной начальник хапал. Хапал и Карел Норберт, и Персейны, ну, короче, каждый, кто там управлял. Запомните раз навсегда: задаром и курица не копает[27]. А снабжение? Любезнейший, там еще и сегодня можно бы поживиться. Побывали бы вы в этих складах в монастыре и в усадьбе.

Как? Вы что-нибудь знаете? Вы видали?

Ну, видел, но это только между нами, господа. Там богатство! Вагоны муки, под самый потолок. Сахару, любезнейшие, и другого добра… вы бы просто глаза вытаращили!

Боже мой, возможно ли это? Почему же, в таком случае, не пускают в продажу? Ведь в Кладно голод, людям жрать нечего.

Какой вы умница! Вы бы наломали дров! А если что-нибудь случится?

А что должно случиться?

Ну, скажем, новая война.

Вы шутите!

А почему бы и нет? Разве вы думаете, что уже конец? Существует еще Венгрия. Вы думаете, что мы не начнем с ними воевать?

Зачем нам воевать с венграми?

Зачем? Потому что там слишком запахло большевизмом. Знаете, венгры способны на все. Они способны и большевизма набраться. Попомните мои слова. Мы никакого большевизма ни в своей республике, ни по соседству не потерпим. Если в Венгрии что-нибудь подобное заварится, пойдем на венгров.

Вот как! А я думал, что больше никогда никакой войны не будет. Ведь было же сказано в четырнадцати пунктах президента Вильсона, что войны не будет.

Разумеется, войны не будет. Но на большевиков пойдут везде, где бы они только не появились. Им нужно свернуть шею. Потому что мы теперь являемся независимым государством и примкнули к Антанте. Каждое порядочное государство должно быть против большевиков. Против них наши великие союзники — Америка и Англия, против них должны быть и мы. Должны бить их наши легионеры в Сибири, наши солдаты в Словакии, а мы — здесь, в Кладно. Ни один большевик не имеет права и не будет выступать в Кладно. Запомните!

Вот такие разговоры велись в начале января 1919 года в Кладно. В лавочках, в кладненских трактирах, кофейнях и кабачках. Так разговаривали в Веркс-отеле и в Сокольском доме.

Такие разговоры велись. А между тем, в Рабочем доме заседал социал-демократический областной исполнительный комитет и уполномоченные рабочих. Они совещались и принимали решения.

Будут ли в Кладно выступать вернувшиеся из России товарищи большевики? Будет ли выступать в Кладно Муна, или не будет?

— Товарищи, вы знаете, я был за то, чтобы открытое собрание в Кладно состоялось. Я был за то, чтобы выступили вернувшиеся из России товарищи коммунисты. Извещение о проведении собрания было поэтому опубликовано в «Свободе» на видном месте. Но после публикации произошли события, требующие с нашей стороны зрелых размышлений.

Среди собравшихся слышится ропот. Выступающий редактор «Свободы» Карел Киндл это замечает.

— Я не хочу сказать, товарищи, что нам следует совсем отменить собрание. В интересах объективности, которую я соблюдаю в «Свободе», всегда необходимо дать возможность высказаться обеим сторонам. В нашей партии в настоящее время имеются серьезные разногласия. Поэтому справедливость требует быть объективными и предоставить возможность каждому из направлений пропагандировать свои взгляды.

— Это значит, что постепенно наша печать станет ни рыбой ни мясом.

— Да, это так. На одной и той же странице она выступает и революционно и контрреволюционно.

— Это настоящее свинство!

Такие голоса раздаются из среды присутствующих уполномоченных.

Киндл продолжает:

— Не волнуйтесь, товарищи! Ныне, больше чем когда-либо, нужно сохранять хладнокровие. Сейчас у всех головы разгорячены. Я думаю, что в интересах объективности следовало бы отложить собрание.

— Нет, ни в коем случае, — единодушно гудит собрание.

Киндл продолжает: — Вопрос о том, что следует делать, решаете вы, товарищи. Лично я ничего не предлагаю. Я только знакомлю вас с фактами. В редакцию после опубликования извещения о собрании приходила делегация солдат, легионеров из здешнего гарнизона. Они требуют отмены собрания. Грозят, что вынуждены будут применить вооруженную силу.

— Вот как! Почему же? — раздаются голоса.

— Говорят, что у них имеются серьезные обвинения против чешских коммунистов по поводу их действий в России.

Голоса: — В чем их обвиняют?

— В государственной измене и убийствах.

— Хорошо, пускай тогда придут и предъявят доказательства. Мы хотим их видеть. Но собрание состоится.

Киндл продолжает: — Я уже говорил, товарищи. Ничего я вам не предлагаю и ни к чему вас не принуждаю. Обращаю ваше внимание, что и из рядов здешних «соколов» поступило предупреждение и требование отмены собрания. Окружное управление также предупреждает и не разрешает собрания.

— Разве мы просили разрешения? Неужели вы сообщили в окружное управление о созываемом собрании? Ведь имеется решение областного комитета, что ни об одном собрании окружному управлению предварительно сообщать не будем, — раздаются восклицания.

— Нет, товарищи, про собрание сообщено не было. Но окружное управление знает о нем из извещения в «Свободе» и предупредило, — объясняет Киндл.

— Пусть его предупреждает, чихать нам на его предупреждение, — слышится из рядов уполномоченных.

— Но главное, о чем я не могу умолчать, состоит в том, что меня по телефону вызвали в Прагу. Товарищи в Праге со всей серьезностью советуют нам действовать осторожно и не провоцировать…

Среди собравшихся вспыхивает протест.

— Что? Мы провоцируем? Разве мы мешаем кому-нибудь созывать собрание? Нет, собрание будет — и баста. Не допустим, чтобы нам запрещали.

— Руководство партии, товарищи, нам не запрещает. Руководство только предупреждает нас и советует. В правительстве напряженное положение. Должны быть приняты окончательные постановления об экспроприации крупных поместий и капиталистических предприятий. Каждый неосмотрительный поступок может ослабить позиции наших товарищей министров в правительстве. Поэтому необходимо избегать опрометчивых действий. Против возвращающихся из России коммунистов имеются, как говорят, действительно серьезные обвинения. Если эти обвинения окажутся обоснованными, это может нанести удар партии и делу социализации. Поэтому руководство партии рекомендует возвращающихся из России товарищей коммунистов в партию не принимать. Не позволять им выступать на собраниях. Будет вестись расследование. Будут изучены обвинения. До окончания расследования наша социал-демократическая партия не желает иметь ничего общего с коммунистами, возвращающимися из России. Не признает их своими членами, если даже перед уходом на фронт они были членами и функционерами партии.

— Мы это уже знаем. Будет создана комиссия. Пойдет расследование. Это протянется месяцы, а мы будем напрасно ждать результатов. Но мы не хотим больше ждать. Хотим знать, что происходит в России. Что там такое? Что там делается? Мы должны узнать это немедленно. Требуем собрания. Хотим послушать большевиков, — раздается со всех углов зала.

Слово имеет товарищ Дубец.

— Товарищи, вы меня знаете!

— Конечно, и даже очень хорошо!

— Вы знаете, что и мне очень интересно узнать, что происходит в России. Однако все, что до сих пор мы слышали, убеждает нас в том, что там ничего хорошего не происходит.

Голоса: — Откуда ты знаешь?

— Должны же мы все-таки, товарищи, верить нашим руководителям.

Голоса: — Кто из них там был?

— Был там, товарищи, наш господин президент профессор Масарик. Он не одобряет того, что видел там. Мы можем, конечно, простить русским товарищам рабочим. Они неграмотны и социализма не понимают. Задумали-то они, может быть, хорошо, а получилось у них плохо. Но мы должны верить нашему президенту, должны верить нашим героям легионерам. Раз они требуют, чтобы мы не устраивали собрания, мы должны подчиниться.

— Ни в коем случае, хотим собрания, — гремит зал.

— Повремените, товарищи. Если уж вы хотите во что бы то ни стало услышать вернувшихся из России чешских коммунистов, разве не будет справедливым, чтобы до этого в Кладно было созвано собрание с участием вернувшихся из России легионеров? Они тоже были в России. Знают, что там делается. Пускай сначала они расскажут, а потом мы решим, как поведем себя по отношению к коммунистам.

Буря протестующих восклицаний заглушает слова Дубеца.

Встает Ванек:

— Товарищи, разрешите мне несколько слов. Я думаю, что горячиться излишне. Мы приняли решение, что в воскресенье созовем собрание, на котором вернувшиеся из России товарищи коммунисты расскажут нам о тамошних событиях. Мы этих товарищей, которые вернулись, не знаем. Не знаем и легионеров. Нам, кладненцам, незнаком и Муна, и мы не знаем, что он и другие делали в России. Не знаем также, что в будущем получится из тех людей, которые ныне возвращаются из России. Как знать! Как кто еще перелиняет, будь он сегодня легионером или большевиком. Нас интересуют не личности. Мы хотим ознакомиться с положением в России. Хотим иметь о нем свое собственное и ясное суждение. Для того, чтобы мы могли иметь такое суждение, нам недостаточно того, что мы до сих пор слышали. Правда, мы слышали мало хорошего. Почти одни обвинения, брань и клевету. Но именно поэтому мы и не доверяем этим разговорам. Кто это так грубо ругает русских большевиков? Не те ли самые враги, которые у нас целыми десятилетиями ругали рабочее движение, ругали социалистическое движение? Были ли справедливыми ругательства, обвинения и клевета, которые они распространяли о социалистическом движении? Не были, товарищи! Всем вам это известно. Поэтому мы не верим той клевете, которую сегодня распространяют о наших русских товарищах рабочих. Нам известно, что они совершили революцию. Прогнали господ и взяли власть в свои собственные руки. Заключили мир. Борются с контрреволюционными бандами и генералами. Всем капиталистическим миром они отвергнуты и прокляты. Но, несмотря на это, держатся твердо и побеждают. Поэтому я их и люблю. Ничего не могу поделать. Возможно, окажется, что и в среде большевиков найдутся скверные люди. Возможно, что в будущем кое-кто еще изменит, не оправдает доверия. Но могу ли я, товарищи, из-за скверных поступков отдельных личностей осуждать всю революцию? Мы кичимся своей образованностью и культурой. Русских рабочих попрекают неграмотностью. Но далеко ли мы ушли со всей своей образованностью и культурой? Насколько приблизились мы к социализму? Разве нет среди нас людей, которые изменили и обманули нас? Вы считаете, я должен перестать быть социалистом потому, что разочаровался в некоторых товарищах? Разве я должен поэтому выйти из партии? Переменить свои убеждения? Должен разрушать то, что целыми десятилетиями помогал строить и создавать? Нет, товарищи, это было бы неправильно — каковы бы ни были люди, которые вернулись из России! Пусть изобличают Муну в чем угодно, это нам не может помешать выслушать его. Мы не малые дети, чтобы сразу же начать молиться на человека лишь потому, что он будет перед нами красно говорить. Будем проверять его слова и вместе с тем наблюдать за его действиями. Если он обманет нас, мы сумеем свести с ним счеты. Но сегодня мы хотим его услышать — и услышим. Никакие угрозы на нас не подействуют. Если придет кто-нибудь и попробует нам в этом помешать, будет иметь дело с нами. Мы в Кладно не дадим отнять у себя свободу собраний. Завоевали мы ее 14 октября, когда против нас стояли австрийские штыки, — и мы не отступили. Не отступим и сегодня, когда нам угрожают наши братья — легионеры и «соколы». Не верю, что все они одобряют эти угрозы. Если у них есть что нам сказать, пускай приходят. Мы их выслушаем. Хотя бы и до собрания. Но собрание состоится. Об этом мы, шахтеры, позаботимся!

Ванек закончил и сел. В зале стояла тишина. Чувствовалось, что он говорил не только за себя. Десятки уполномоченных с шахт и заводов чувствовали и говорили так, как Ванек. Здесь произнесли свое слово не только уполномоченные, но и вся рабочая масса. Лишь через несколько мгновений загремели в зале бурные аплодисменты. Решение было принято. Вернувшиеся из России коммунисты будут выступать в Кладно.

В Праге непреклонное упорство кладненцев вызвало раздражение.

— Говорят, что сам господин президент Масарик был неприятно задет, — докладывает товарищ Киндл на совещании руководства областной организации в Рабочем доме.

— Я только что вернулся из Праги. Был там в центральном исполнительном комитете. Меня снова вызвали туда по телефону. Центр требует, чтобы до открытого собрания было снова созвано собрание уполномоченных. На это собрание явится делегация легионеров. Сделает кладненцам сообщение о том, как недопустимо вели себя коммунисты по отношению к легионерам. Таково пожелание правительства и самого господина президента. В Праге весьма опасаются, как бы в Кладно дело не дошло до насильственных действий. Это могло бы иметь для республики весьма далеко идущие последствия. Нам ничего не приказывают, а просят и советуют, чтобы мы не лезли на рожон. Полагаю поэтому, товарищи, что было бы все-таки лучше…

— Погоди, Карел, — прерывает Тонда поток его красноречия, — скажи нам прямо. Взял ты на себя в Праге какие-нибудь обязательства, обещал ты что-нибудь?

— Нет, товарищи, я только обещал сообщить вам пожелания самых высоких инстанций и… — Киндл останавливается.

— Ну, скажи же, что дальше? — настаивает Тонда.

— Я обещал посодействовать тому, чтобы это пожелание было удовлетворено.

— Что вы, товарищи, на это скажете? — обращается Тонда к присутствующим.

Встает старый Ванек.

— Я, товарищи, могу сказать только одно. Если вы отмените собрание, мы, шахтеры, готовы действовать. Если бы не было столько шума вокруг этих русских большевиков, так люди, может, не особенно интересовались бы. Но теперь, когда со всех сторон грозят, клевещут, ругают и заклинают, теперь на шахтах и самые равнодушные будто с ума посходили. Желают услышать большевиков.

— А легионеров? — перебивает Ванека Тонда.

— Ну, легионеры, — обдумывает Ванек, — этих тоже можно выслушать. Почему же нет? Людям и это интересно. Им хочется знать, в чем легионеры станут упрекать коммунистов. Каждому хочется знать, что было в России. И с легионерами, и с большевиками.

— Значит, ладно, созываем на пятницу вечером новое собрание уполномоченных. Сообщи, Карел, в Прагу, пусть приедет делегация легионеров! Вы согласны, товарищи? — справляется у присутствующих Тонда.

— А насчет воскресного открытого собрания? Надо мне о нем что-нибудь еще напечатать в «Свободе»? — спрашивает Киндл.

— Само собой разумеется, напечатай, что оно состоится. Что же другое ты там напечатаешь? — говорит Ванек.

Киндл растерянно обращается к Тонде. — Может быть, нам подождать до пятницы?

— Нет, дело решенное. Ты же слышал, все за, — констатирует Тонда. — Воскресное собрание состоится. — Товарищи расходятся.

В пятницу вечером в Рабочем доме снова как в улье. Идет новое собрание уполномоченных. На собрание приходит делегация легионеров. Приходит официально, в парадной форме. Сопровождают их члены окружного кладненского комитета во главе с председателем доктором Гайном. Присутствует и командование кладненского военного гарнизона во главе с комендантом Гофманом. Легионеров возглавляет майор брат Шпачек.

Брат Шпачек передает прежде всего приветствие господина президента Масарика, согласно воле и приказанию которого он прибыл в Кладно. Его задача — сделать сообщение о легионах, бывших в России, о славном сибирском походе, о том, в чем виновны большевики перед легионерами. Брат Шпачек выступает. Уполномоченные горняков и металлургов внимательно слушают. Брат Шпачек говорит более двух часов.

В заключение он благодарит кладненцев за то, что они так внимательно выслушали его доклад. Выражает им признательность за их труд на благо республики. С особой признательностью он отмечает решение шахтеров в течение двух воскресений добывать уголь в пользу пражской бедноты. Высказывает надежду, что кладненцы и впредь останутся верными сынами своего отечества. Верит, что будут поддерживать мир и порядок. Будут трудиться не покладая рук. Не дадут никому отвлечь себя от своего заслуживающего уважения труда на благо республики. Не попадутся на удочку никаких провокаторов. Не будут водить дружбу с теми, кто провинился против республики, кто изменил в Сибири славной борьбе своих легионов. Не будут слушать тех, кто выступил против чехословацкой армии!

Брат майор закончил. Он утирает свое широкое жирное лицо. Принимает поздравления председателя национального комитета, коменданта кладненского гарнизона и других членов своей свиты. Уполномоченные молчат. Только старый Дубец поднялся, чтобы тоже поздравить господина майора. Пожимает ему руку, а господин майор признательно похлопывает его по плечу. Дубец сияет.

— Передайте, брат майор, нашему господину президенту от имени всех нас благодарность за то, что он сделал для нашей нации. Мы бесконечно ему благодарны и будем выполнять его пожелания, которые для нас являются приказом. Из вашего выступления нам все стало ясно. Теперь знаем, что было в России, и не хотим уже ничего об этом слышать.

Лица брата майора и всей его свиты засияли, как полная луна. Господин майор снова встает. Он обращается к уполномоченным.

— Верьте мне, друзья, что я не нахожу слов благодарности. Я действительно тронут до глубины души. Слова вашего оратора — это верные, патриотические слова. Так и должны говорить все чехи, которым в самом деле дорога республика. Видно, что любовь к отечеству сохранилась и в сердцах кладненских горняков. Я растроган до слез. Я не стыжусь этих слез, — господин майор вынимает носовой платок и вытирает глаза.

— Я верю, что ваше решение, так же как и меня, обрадует и растрогает и самых высокопоставленных особ в Праге. Благодарю вас. Благодарю вас от всего своего патриотического сердца. Благодарю вас от имени всей нации и нашего господина президента Томаша Гаррика Масарика!

Майор Шпачек снова пожимает руку Дубецу. Вся его свита восторженно рукоплещет. Робкие хлопки раздаются также и среди уполномоченных. Большинство сидит молча. На лицах заметно изумление. Старый Ванек поднимается и просит слова. Все взгляды обращаются к нему. Ванек говорит:

— Дорогие товарищи и уважаемые гости. Мы с благодарностью принимаем признание, которое нам, труженикам Кладненщины, высказано было здесь господином майором. Не знаю, за какое такое решение хочет нас господин майор благодарить. Здесь, вероятно, какая-то ошибка. Мы нынешнее собрание еще не кончили, никакого решения и постановления не приняли. — Уполномоченные оживляются и одобрительно кивают головами. У господина майора и его свиты улыбающиеся лица начинают вытягиваться. Ванек продолжает:

— Я думаю, товарищи, что могу и от вашего имени поблагодарить брата майора за его доклад. Многое у нас в головах прояснилось. Благодарим наших легионеров за то, что, как нам здесь было доложено, они выступили вместе с русскими революционерами в битве у Бахмача против пруссаков, прорывавшихся на Украину. Это было определенно правильно. Другое дело — Сибирь. Против кого это братья легионеры там сражались? Против немцев? Но их, как известно, там не было. Их наступление на Россию было остановлено. Братья легионеры сражались в Сибири против русского трудового народа. Зачем? Брат майор говорит, что большевики не хотели пустить их во Владивосток. Хотели, дескать, выдать легионеров немцам. Тут я чего-то не понимаю. Зачем стали бы большевики выдавать легионеров немцам, если эти легионеры сражались вместе с ними против немцев. В Сибири противниками большевиков были не немцы, там их противниками были контрреволюционеры, русская буржуазия и помещики. Наши легионы, выступив в Сибири против большевиков, сознательно или не сознательно, помогали контрреволюционерам. Убивали русских рабочих в интересах капиталистов. Это то, с чем мы, рабочие, согласиться не можем. Мы хотим и должны иметь ясность в этом вопросе. Вот почему мы с благодарностью и вниманием выслушали представителя легионеров, действовавших в России, брата майора Шпачека. Поэтому так же внимательно мы выслушаем в воскресенье представителей коммунистов, наших товарищей, которые также вернулись из России. Исходя из этого, мы составим затем свое суждение и примем решение. Против республики мы ничего предпринимать не собираемся. Мы уважаем нашего президента Томаша Масарика. Но откровенно заявляем, что очень многое в нашей республике нам не нравится. Мы этого не скрываем, можете передать это и господину президенту, господин майор. Мы, шахтеры и металлурги, представляли себе республику иначе. Мы уверены, что сегодняшнее положение дел в республике не останется таким навсегда. Мы считаем, что и здесь еще не сказано последнее слово. Еще не принято окончательное решение. И мы, рабочие, хотим сказать свое слово о том, какой должна быть республика. Поэтому мы, как я уже сказал, с благодарностью выслушали сегодня ваш доклад. С благодарностью выслушаем в воскресенье и товарищей коммунистов. Надеюсь, что я выразил и ваше мнение, товарищи, — обращается Ванек к уполномоченным.

В зале раздается гром рукоплесканий.

— Правильно, Гонза! Хорошо, Ванек! Да, да, так и мы думаем. В воскресенье собрание будет. Не позволим его запретить. Не дадим его отменить, — прорывается сквозь бурю аплодисментов в зале. Ванек стоит и ищет глазами Тонду. Их взгляды встречаются. Ванек улыбается и, удовлетворенный, садится. Он прочитал во взгляде Тонды то, что искал:

«Это было хорошо сказано, старый товарищ».

Это было хорошо сказано. Гонза Ванек говорил не только за себя. Он говорил и за других уполномоченных. Не только за уполномоченных, его устами говорила рабочая масса. С шахт и заводов. Говорили все те эксплуатируемые и угнетенные, которые хотя бы и подсознательно, но все же ощущали своим классовым инстинктом — русская революция и ее победа дело не только русского пролетариата. Это — жизненное дело трудящихся всего мира.

Долго еще спорили на собрании уполномоченных. Уполномоченные расходились уже во втором часу ночи. Решение, предложенное Ванеком, было принято без изменений. Воскресное собрание состоится.

На заводской отвал вылили шлак, и красное зарево осветило путь уполномоченным, расходящимся из Кладно в разные стороны по домам.

В воскресенье было собрание. Не только собрание, был и митинг, потому что в зале люди не вместились. Выступал Муна и другие вернувшиеся из России чехи-коммунисты. Они информировали кладненские массы о русской революции, о Ленине, о героических боях российского рабочего класса. О тяжелых утратах и жертвах. О вдохновенном труде и твердой решимости трудового народа! России уничтожить капитализм и построить социализм. Выступали не только коммунисты, прибыли и другие, непрошенные и «знатные» докладчики. Явилась госпожа доктор Алиса Масарик, дочь господина президента. Потребовала, чтобы после основного докладчика также и ей была дана возможность выступить на собрании. Высказала предположение, что кладненцы не будут бояться ее аргументов. — Нет, госпожа доктор, кладненцы никаких аргументов не боятся. Они сумеют выслушать их и составить свое суждение. Просим вас, говорите!

Госпожа доктор Алиса Масарик выступает. Говорит о тяжелой жизни рабочих, особенно их матерей и детей. Говорит о необходимости широких общественных работ и социального обеспечения. В Кладно это дело недостаточно хорошо поставлено. Госпожа доктор обещает, что будет во всем помогать. Сама приедет в Кладно, чтобы организовать социальное обеспечение. Призывает жен рабочих помочь ей в этой работе. Жизнь рабочих нужно улучшить. Это сегодня общепризнано. Об улучшении жизни рабочих должны позаботиться сами рабочие. Должны себя сначала воспитать, должны учиться и просвещаться. Сегодня рабочие еще не сознательны и не образованы. Поэтому им трудно было бы разобраться во многих вещах. Им было бы трудно со всем справляться и управлять судьбами всего государства. Госпожа доктор признает социализм, ссылается на Маркса и Энгельса и представляет доказательства:

— Маркс требовал, чтобы рабочие были культурными и образованными. Таких рабочих мы должны иметь согласно концепции Маркса и его философии, которая является продолжением философии Канта — Гегеля. Нельзя позволить, чтобы у нас получилось так же, как в России, где сплошь да рядом у власти оказывались неграмотные рабочие, державшие важные бумаги вверх ногами.

Госпожа доктор думает, что выложила сильнейший козырь против большевиков и правительства рабочих и крестьян. Ожидает взрыва одобрения и смеха. Но рабочая масса стоит в зале молчаливо и неподвижно. Зачем госпожа доктор издевается над русскими рабочими? Разве они виноваты в том, что не научились читать? Что это за общество и что это за правительство, которое держит трудовой народ в такой темноте, что не дает ему возможности даже научиться читать? Что же тут позорного, если эти, хотя бы и неграмотные, рабочие и мужики не желают больше терпеть? Не желают, чтобы их держали в темноте и эксплуатировали? Требуют, чтобы их положение изменилось. Желают, чтобы правили по-новому. Нет, госпожа доктор, плохо вы знаете кладненцев. Вы бросились в борьбу против большевиков? Простите, вы оступились. Как раз после вашей речи кладненцы еще больше поняли, для чего нужно было делать в России революцию. Ведь эта царская, капиталистическая и помещичья банда не позволяла рабочим даже научиться читать. Гром бы их разразил, мерзавцев! А у нас? Разве многие наши толстозадые спесивцы и буржуи не желали бы поступить так же? Нет, госпожа доктор Алиса Масарик. Социальное обеспечение нищеты не вылечит. Что толку, если мы, жены рабочих, будем вам помогать в деле обеспечения? Что принесет наша помощь? Шахты и заводы были и останутся в руках ненасытных капиталистов. Станет ли нам легче от того, что рядом с живодерами акционерами немцами появится несколько чехословацких живодеров? Нет, и тысячу раз нет, госпожа доктор. По вашим рецептам социальную нищету на Кладненщине не излечишь. За это надо будет взяться по-другому. И, может быть, именно так, как в России.

— Мы взываем лишь об одном: чтобы то, что произошло в России, не произошло и у нас, — загремело вдруг с ораторской трибуны. Слушатели, раздумывавшие над речью доктора Алисы Масарик, сразу очнулись.

— Что это? Что это за предостерегающий призыв? Не глас ли божий?

Нет, это всего-навсего голос рабочего трибуна доктора Франтишека Соукупа. И ты, Франтишек? Ты тоже пришел в Кладно бороться против большевизма? Ну, хорошо, говори. Послушаем, что ты нам посоветуешь.

Товарищ доктор Франтишек Соукуп, воздев руки горе, гремит:

— И у нас совершена была великая революция! — Он опускает руки и в конце фразы понижает голос. Но вдруг снова забушевал. Правая рука с воздетым перстом летит вверх, чуть не ввинчивается в потолок зала. — Где Габсбурги? Где венгры? Где аристократия? — голос опять понижается. Звучит пророчески глухо, мрачно, предостерегающе, словно выходит из глубокого подземелья. — Мы переживаем ответственный момент! — Затем голос вдруг снова становится звонким, на каждом слове судорожно дрожит и надрывно взвизгивает. — Мы хотим творить наше дело мирно — без борьбы, без убийств, без гражданской войны! Чтобы пролетарий не убивал пролетария. — Оратор в отчаянии заламывает руки. Затем продолжает угрожающе: — Мы не снимаем ответственности с буржуазии. Всюду вокруг нас экономическая разруха. Виновники этой разрухи — капиталисты, пусть же они сами снова приведут все в порядок. Ныне нас окружает кладбище, его мы социализировать не станем.

Кладненцы слушают. Качают головами, щиплют себе руки. Нет, это не сон! Это — явь. Это действительно говорит наш революционер Франта Соукуп. «Ни римских пап, ни королей».

Да, так оно было. Так он к нам годами взывал. А сегодня? Без буржуазии ничего не выйдет. Пусть капиталисты сами приведут в порядок то, что они довели до разрухи. Ах ты, гусь тебя ущипни! Тут ты попал в точку.

Как слепой в… Хорошенький порядок заведет нам в республике буржуазия! Это значит, на металлургических заводах — директор Кастранек, на Полдовке — Мулатшек, на шахтах — Дейчи так далее. Вот до чего мы докатились. Без королей и папы римского… Но без буржуазии дело, значит, не пойдет. Кладбище социализировать нельзя. Значит, оставим им его, пусть сами все приведут в порядок. Как самим господам заблагорассудится. Так нам будет лучше. Раньше наступят мир и покой. Высосут нас так, что сами попадем на кладбище в самое ближайшее время. Таков, значит, твой сегодняшний рецепт, Франтишек Соукуп? Лучше подохнуть с голоду, только, христа ради, без революции, без гражданской войны.

— Сколько же еще пророков и заклинателей большевизма, таких, как сегодняшние, услышим мы теперь в Кладно? Это, видно, еще не конец! — Так рассуждают кладненские рабочие, расходящиеся под вечер с митинга в кладненском Рабочем доме в воскресенье 12 января 1919 года.

Действительно, это еще не был конец. «Кладно предалось греху… Предоставило большевикам убежище и защиту… Не испугалось угроз… В Кладно выступали большевики… Легионеры, войско, даже «соколы» против них не выступили… Винтовки, выданные «соколам», не были пущены в ход… Насилия пока применять нельзя… Предпринять крестовый поход против Кладно пока еще нельзя… Это было бы рискованно… Нужно предварительно подготовить почву… Послать миссионеров, чтобы пробудили совесть кладненцев и отвратили их от ереси». Так раздумывает коалиционное правительство. Так раздумывает и официальное руководство социал-демократической партии.

Миссионеры странствуют в Кладно, словно к дикарям вглубь Африки.

— А разве большевики не дикари? Они гораздо хуже. Вы не знаете, что только делается в этой России. А знаете ли вы, что там обобществили женщин? Да, да, милая госпожа, прочитайте-ка «Венков» и «Народни листы»[28]. Действительно обобществили. Женщины там являются общественной собственностью. Господи боже, значит, кладненцы тоже собираются это ввести? До чего еще мы доживем? Все-таки при старом государе императоре этого не было. Вот что получается, когда вводят новшества. Как жаль, что старые золотые времена ушли!

Так говорит и мыслит созданное буржуазной печатью общественное мнение.

Миссионеры шествуют в Кладно. С ними — благословение и поддержка правительства и самых высокопоставленных лиц. Кто отречется от большевиков и предастся покаянию, тот может получить полное отпущение. Так гласит предписание. В Кладно проповедь следует за проповедью. Выступление следует за выступлением. Опять-таки в пятницу, после воскресного митинга, снова приходят легионеры. На открытом собрании в Рабочем доме ораторствует знакомый уже господин майор Шпачек. В тот же день в сокольском доме ораторствует социал-демократ, ныне легионерский поручик, товарищ Ота Ванек. Заклинают, угрожают, хвастаются и просят. Но документов о насилиях, убийствах и зверствах, совершенных чешскими коммунистами по отношению к легионерам, не предъявляет никто.

А ведь «Народни листы» напечатали буквально следующее:

Но кладненцы непримиримы. Как гуситские табориты. Не обращают внимания на проклятья и речи. Хотят доказательств. Где и кого из легионеров эти чешские коммунисты убили? Где приказы об аресте? Кто их отдал и почему?

Легионерские миссионеры в смущении. Документов у них нет. Предъявить их не могут. Они, дескать, в сибирской армии. Но она за тысячи километров от родины, где-то около самого Владивостока. Почему не возвращается домой? Кто ее там задерживает и не отпускает? Большевики? Чепуха! Антанта!

Почему военное командование союзников не желает отпустить из Сибири домой чешских легионеров? Война окончена, и Германия повержена. Против кого еще нашим легионерам воевать? Против кого? Против большевиков! Значит, против русского народа, против рабочих. Зачем? Кто заинтересован в войне против большевиков? Банда русских контрреволюционеров, международный капитал. Стало быть, этих мерзавцев и их интересы должно поддерживать чехословацкое войско? Поэтому задерживается возвращение домой чешских легионов? Нет, дорогие братья легионеры. Плохую миссию вы на себя взяли. Кладненцев против русской революции, против русского трудового народа, против большевиков вам не восстановить. Кладненский пролетариат одобряет русскую социалистическую революцию, осуждает тех, кто воюет против нее.

Таков результат легионерских выступлений и собраний.

Легионерская миссия господина майора Шпачека, поручика товарища Оты Ванека и других не помогла. Необходимо послать других миссионеров и пророков. На углах кладненских улиц появляются афиши:

Американский капитан товарищ Эмиль Воска приезжает в Кладно и выступает. Говорит о свободной, демократической Америке, которая дает каждому возможность и равное право стать богатым. Право стать богатым должна дать каждому индивидууму и Чехословацкая республика. Ибо рецепт американского социалиста товарища Эмиля Воски состоит буквально в следующем:

Опять кладненцы стоят, слушают и обдумывают. Не конфисковывать капиталистическую собственность, но предоставить каждому право стать богатым. В этом, значит, заключаются цель и задачи современной республики? А разве старая Австрия не предоставляла это право разбогатеть? Разве нет в Кладно целого ряда людей, которые ничего не имели, а разбогатели? Но почему, чорт подери, разбогатели? Потому, что трудились? Нет, потому, что обкрадывали других. Спекулировали и эксплуатировали других. Те, что работали до седьмого пота, сегодня попрежнему влачат бремя нужды и нищеты. Но посягать на собственность тех, кто разбогател, — нельзя. Ты обязан попрежнему трудиться не покладая рук. Оставить капиталистов в покое и стараться разбогатеть собственным трудом. Но как разбогатеешь собственным трудом, если оставишь капиталистов в покое? Разве Пражская металлургическая компания, Каменноугольная компания горнозаводчиков и другие оставят в покое тебя? Оставят ли тебя в покое капиталистические разбойники и поработители Кестранек, Мулатшек, Дейч и другие? Дадут ли они тебе возможность разбогатеть? Ты ведь и сегодня должен за каждый галер заработной платы с ними препираться и торговаться. Они не прибавят, пока их не вынудят и не заставят. Нет, нет, товарищ капитан. Этот твой американский путь ничем не лучше старого австрийского. Если мы пойдем по этому пути, ничего нового миру не покажем. Не для того мы громили Австрию и создавали новую республику. Правда, американский путь означает: иметь так называемое новое демократическое государство. А в нем иметь старую капиталистическую эксплуатацию и нищету рабочих. Зря старался! Этими своими американскими козырями ты большевиков не побил. Будь ты хоть самым близким другом министра просвещения товарища Габрмана. Для кладненцев ты есть и останешься заурядным капиталистическим агентом. С тобой Кладно покончило навсегда.

Так рассуждают кладненские шахтеры и металлурги, расходясь с собрания, созванного ради Воски.

Но на этом еще не кончилось миссионерство.

Поступает новое сообщение. Новый сюрприз для кладненцев.

Диспут идет. Говорит господин министр.

— Кладненские шахты должны быть экспроприированы. В этом не может быть никакого сомнения. Горняки могут быть в этом уверены. Господин министр может поручиться своим честным словом. Может поручиться и именем господина президента республики профессора Томаша Гаррика Масарика. Уголь и богатства недр — достояние нации. Нельзя позволить, чтобы за счет этих национальных сокровищ обогащались иностранные акционеры. Все партии, представленные в коалиционном правительстве, единодушны в этом. Включили также в свою правительственную программу национализацию шахт. Все партии также подготавливают свои проекты национализации шахт для внесения в парламент. В доброй воле всех, таким образом, нельзя сомневаться. То, о чем в принципе согласились все партии, должно быть осуществлено. Осталось лишь решить вопрос, когда и как. Но это уже второстепенное. Когда будет проведено и как будет проведено — это уже не столь важно. Главное, что в принципе дело решено и предрешено. Обсудить осталось детали. Национализация шахт — великое историческое дело. Поэтому необходимо его хорошо продумать и обсудить, чтобы не получилось какой-либо ошибки. Данную проблему мы уже обсуждаем, спорим о ней. Также и сегодняшняя анкета организована с целью обсуждения и дискуссии. Поскольку мы в принципе договорились о национализации, нет надобности теперь спешить. Есть время как следует обсудить и подготовить дело. Не предпринимать ничего опрометчивого и поспешного.

Национализируя шахты, мы берем на себя великую ответственность перед всей нацией и перед историей. Поэтому имеется также единодушное мнение, что национализация не может быть проведена Временным Национальным собранием. Только сам народ может демократически решить столь важный вопрос. Это его неотъемлемое право. Нужно дать народу возможность решать. Поэтому нужно будет выждать до проведения всеобщих выборов и созыва полноправного Национального собрания Чехословацкой республики. Туда также и вы, шахтеры, пошлете своих полномочных представителей. Сейчас нужно главное внимание уделить увеличению добычи угля. На это шахтеры должны направить свои усилия. Чем больше они будут добывать, тем больше помогут национализации. Есть опасение, что национализация приведет к анархии в шахтах. Есть голоса, выражающие опасение, что в национализированных шахтах шахтеры будут работать недостаточно напряженно и что добыча угля не будет рентабельной. Шахтеры обязаны рассеять эти опасения. Они должны работать так, чтобы добыча угля уже теперь была рентабельной. Чтобы шахты стали прибыльными. Когда добыча будет приносить прибыль, отпадут все возражения, что после национализации государству придется выплачивать шахтам дотации. Сейчас, в январе, в Кладно добыча угля несколько увеличилась. Но этого мало. Горняки требуют повышения заработной платы. Горнозаводчики же, напротив, доказывают, что повышение заработной платы вызовет повышение цен на уголь в несколько раз. Правительство в трудном положении. Вздорожание угля затормозило бы всю нашу экономическую жизнь. Республика молода. Невозможно отягощать ее требованиями. Нужно иметь терпение. Избегать безрассудных действий и анархии. Никакая революция не может увеличить количество продовольствия. Она только могла бы его уничтожить и еще более обеднить всю нацию. Правительство верит в шахтеров. Нужно, чтобы шахтеры верили правительству. Социализация будет. В принципе дело решено. Сбор сведений уже идет. Таким образом, всё на правильном пути. Чтобы дело удалось, к этому все мы должны теперь приложить свои усилия. Нашей общей работе — бог помочь!

Господин министр откланивается. Откланивается вся его свита. Правительственные советники, представители компаний и другие. Горняцкие делегаты могут еще подумать и подискутировать о словах господина министра. Господина министра призывают другие неотложные государственные дела…

Делегаты горняков сидят, обдумывают и дискутируют.

— Ну, что ты на это скажешь, Мацак? — обращаются они к своему окружному уполномоченному.

Окружной уполномоченный Мацак из шахтерской семьи. У него за плечами много лет шахтерского труда. У него характер природного шахтера: в самые тяжелые минуты не падать духом и с помощью иронии и остроумной шутки уметь разрядить обстановку. И сегодня так поступает. Почесывает за ухом и ухмыляется:

— Товарищи, выходит, господин министр нас порядком обслюнявил. Это и есть новые демократические пути. Капиталист старого закала, не демократический, когда вы предъявляете требования, повторяет упрямо, как бык: «Не прибавлю! Принципиально не прибавлю!» — и щелкает бичом. Современный демократический капиталист подходит иначе. Демократически. Принципиально ваше требование справедливо. Поэтому ничего против него не возражаю. Наоборот, я принципиально согласен. Но теперь надо обсудить, как и когда? Необходимо предварительно собрать сведения. Взять карандаш и подсчитать. Да, принципиально это могло бы выйти. Но практически повышение заработной платы нечем покрыть. Необходимо было бы повысить цены на уголь. Компания и сама ничего не зарабатывает. Добыча не рентабельна. Компания транспортирует уголь себе в убыток. Она все равно занималась вопросом дальнейшего повышения цен на уголь, которое необходимо, даже если не будет повышена заработная плата. Если же надо прибавить заработную плату, а принципиально против этого нет возражений, пришлось бы еще значительно больше повысить цены на уголь. Такое решение один человек не может взять на себя. Это слишком большое дело, приятель. Это затрагивает интересы всей нации. За это нам впоследствии придется отвечать перед историей. Нужно поэтому обдумать. Поискать выход. Собрать сведения, а пока оставим все по-старому. В принципе…

— Подожди, Йозеф, — останавливает иронизирующего Мацака Гонза Ванек. — Не собираешься ли и ты нас обслюнявить? Скажи прямо. Господин министр и правительство нас обманывают. У них на уме не социализация, а выборы. Потому-то все партии наперебой и подают теперь в парламент свои проекты. Торопятся одна другую обогнать. Решать этот вопрос будут, но только после выборов. Нам ведь эти проделки знакомы. Социализировать им не хочется. Это первое, что мы должны понять. Чем усерднее мы будем приводить в порядок это промышленное кладбище, тем меньше охоты будет у господ проводить социализацию. Мы должны взяться за это по-другому. По-русски. Предъявить требования. Снова драться за каждую частичку права и за каждый галер заработной платы. Не верить и не ждать, что все это нам мирная эволюция принесет. Первое, что нужно сделать, прекратить эти посещения всевозможных миссионеров, которые лишь морочат людям голову. Мы этих красивых речей уже наслышались до омерзения. Все это уже прет у нас из горла. Поганой метлой гнать каждого такого спасителя. Плюнуть раз навсегда на их анкеты. Скажем себе просто и прямо, товарищи. Решающий момент мы проспали. Сила была в наших руках, а мы не сумели ею воспользоваться. Как жаль 14 октября! Не следовало нам тогда расходиться.

— Значит, Ванек, ты думаешь, что мы совсем разбиты? Это, стало быть, означает, все бросить и на все наплевать. На партию и на организацию? — раздается из группы уполномоченных.

Ванек вскакивает как ужаленный. — Тпр… стой, товарищ! Разве можно так говорить? Теперь-то мы и должны взяться за это как следует. Начать с начала. Построить лучшую партию и лучшую организацию. Не быть простаками. Учиться на собственных ошибках. Не ждать, пока молодая буржуазная республика подрастет и упрочится. Не верить обещаниям и красивым словам. Выставлять требования, бороться за них, драться за каждую кроху своего права…

— А что тебе дадут эти крохи, Гонза? — снова раздается скептический голос.

— Что нам дадут, товарищи? В борьбе за малые требования и крохи права обучим рабочих, и сами научимся вести решительный бой за большие дела и побеждать. Этот решительный бой придет, товарищи. Придет, чорт возьми! Придет раньше, чем мы думаем. Вопрос только, успеем ли мы к нему быстро подготовиться. Но мы должны попытаться.