Кровь и слезы Луганска

Да пошла ты нахер!

Обычно Москва встречала Иванцова солнцем, провожала дождем. И этот раз не стал исключением. В шесть утра небо было синее-синее, а днем уже случился ураган. Правда, ураган Иванцов проспал. Заехал к другу, там его и вырубило так, что он не слышал ни ударов грома, ни грохота поваленных деревьев, ни воплей автомобилей, ни звона разбившихся стекол. Спал. Когда же проснулся, обалдевший Леха ему сообщил:

— Вот ты спал, да? А пока спал, в Москве шестнадцать человек погибло от удара стихии.

— Да? — удивился Иванцов, разминая лицо. — У нас безопаснее, пожалуй.

— Хм, как сказать, — неопределенно ответил Леха.

А потом они поужинали и без лишних сантиментов попрощались. Леха ехал на работу в ночную смену, Иванцов на Курский вокзал.

Как ни странно, поезд "Санкт-Петербург—Челябинск" шел через Москву и останавливался на час как раз на Курском. Остальные до Кирова шли с Ярославского.

В десять вечера уже шел мелкий дождь. А вот тучи фиолетово и страшновато клубились — шли они низенько. Нет, не так. "Низэнько".

В переходах метро Иванцов, как обычно, запутался. И, вместо того, чтобы выйти сразу в здание вокзала, вышел под дождь. Пришлось бежать, морщась от струйки, затекавшей за воротник. Хорошая форма "пиксель", но не в дождь.

До отправления еще час. Еще можно выпить чаю. Или какао. Да, лучше какао.

На входе в вокзал его остановили. Иванцов скинул на ленту рюкзак и сумку. Суровые дяденьки в черной форме уставились в мониторы. Тут же подскочил наряд милиции. Ой. Полиции. Милиция сейчас это он, рядовой Иванцов. С красным флагом, перечеркнутым Андреевским крестом на шевроне левой руки. А на правой эмблема ОМБР "Призрак". Которая уже давно не ОМБР. Но к этому шеврону даже комендачи Алчевска и Луганска претензий не имели. А тут российская полиция.

— Поднимите руки, пожалуйста.

— Да без проблем, — Иванцов заложил руки за голову и расставил ноги.

— Сидел, что ли? — бесстрастно спросил полицейский.

— Чего вдруг? — изумился Иванцов.

— Ну так, — пожал плечами сержант. — Знаешь, как правильно вставать.

— Да меня за последние сутки пять раз обыскивали.

— Это где? —глаза полиционера сощурились, а его напарник потянулся к дубинке.

— Где, где. На луганской таможне, на российской, на "Красногвардейской", станции метро, а не таможне. Потом на "Речном Вокзале". Два раза. Вот вы шестые.

— Рюкзак откройте.

— Да ради Бога, — Иванцов знал, что нельзя мешать ребятам выполнять свою работу. Наоборот, надо даже помогать.

— Это что?

— А? Да книги же.

— А чего такие толстые?

— "История Украинской ССР", — похвастался Иванцов. — В двух томах, а шо?

— Ни шо, туда?

— Оттуда. В отпуск по ранению.

— Давай, брат, будь аккуратен. Не пей.

— Не пью, — почти не соврал Иванцов. — Спасибо.

Полицейские отошли в сторону, не выпуская, впрочем, Иванцова из поля зрения. Забавно, конечно. Если бы он переоделся и поехал в штатском, то вопросов к нему не возникло бы. От слова "совсем". Надо быть полным идиотом, чтобы ехать в форме через границу и везти с собой оружие. Хотя, такие балбесы встречаются. Луганский пограничник сказал, что каждый пятый с собой то патрончики везет на память, то гранаты. А один как-то "Стечкина" попытался вывезти в разобранном виде, ага.

И только Иванцов шагнул вглубь вокзала, его окрикнул охранник:

— Парень, постой! Ты с ДНР?

Иванцов оглянулся:

— С ЛНР, а что?

— Ну как там?

— Да нормально.

— Стреляют?

— Есть немного.

— А вы?

— И мы немного.

— Че платят?

— Пятнашку.

— Мало.

— Так к хохлам езжай. У них примерно столько же плюс премия.

— Большая?

— Ага. Пуля от нас.

Охранник подвис, а потом натужно засмеялся:

— Ну ты шутник...

Иванцов пожал плечами и зашагал дальше.

Так, где здесь какао дают? Ну или горячий шоколад?

Ага, вот кафешка какая-то. Иванцов не любил, как многие, стандартные забегаловки типа "Макдака", "Старбакса" и прочих "Шоколадниц". Еда не должна быть конвейерной. В еде должны быть любовь и солнце, а не технологии и маркетинг. Впрочем, каждому свое.

В маленькой, на четыре столика, кофейне сидела одна парочка. Они так яростно были увлечены друг другом, что на Иванцова не обратили никакого внимания. Ну и славно.

— Порцию какао, пожалуйста, — а потом он посмотрел на цены. Мда. Стаканчик стоит сто рублей. Однако. Хотя, это же вокзал.

Три дня назад он шагал в патруле по городу Кировску. Украинцы его переименовали в Голубивку. Луганчане на это переименование не обратили внимания. В городке до войны было сорок тысяч людей. Сейчас осталось десять тысяч. Остальные или уехали кто куда, или погибли. За полтора часа до наступления комендантского часа патруль зашел в кафешку "У водопада". Решили выпить кофейку. Потому что еще гулять и гулять по городу. Гонять алкашей и обыскивать запоздавшихся полицейских. А как вы хотели — война. Власть на войне у Народной Милиции. Поэтому заголовки в прессе: "Милиционеры задержали пьяного полицейского" — не то, чтобы не редкость, но случаются. Впрочем, не об этом речь. Иванцов попросил хорошего кофе. Он даже подчеркнул тогда голосом:

— ХОРОШИЙ кофе у вас есть?

Девушка достала, невинно хлопая ресничками, пакетик "Нескафе".

В этой кофейне работал парнишка. Круглолицый и улыбчивый, он моментально сварганил какао на молоке.

Из динамиков чуть слышно хохотал "Камеди Клаб". Лучше бы Ван Клиберн, конечно. Но на вокзалах нельзя капризничать.

И тут улыбчивый вдруг спросил Иванцова:

— А хотите я вам кокосового молока плесну?

— Что? — не понял Иванцов.

— Молока кокосового. Вы не волнуйтесь, вам бесплатно.

— Почему?

Иванцову должно было вот-вот стукнуть сорок пять. Его молодость пришлась на девяностые. Поэтому за любым "бесплатно" он инстинктивно ждал нападения, развода, рэкета, в конце концов. Бесплатный сыр бывает только для либералов.

— Ну я же вижу, что вы с фронта едете. Вот вам кокосовое молоко в какао. Просто так.

— Прости парень, но... — Иванцов все же протянул стакан кофейщику. Ну или как его называть? Бариста, что ли? Тот лихо схватил стакан, подплеснул туда чего-то прозрачного... И, блин, правда стало вкуснее.

— Ну как?

— Спасибо! — искренне сказал Иванцов, наслаждаясь божественным напитком. Напиток кончался быстро. Поэтому рядовой сунул руку во внутренний карман и достал оттуда последнюю купюру. Купюра была пятитысячной, поэтому и вопрос был резонный:

— Сдача будет?

Парень поморщился и ответил, что сдачи нет. Это было жаль, Иванцов как раз хотел разменять деньгу, чтобы не напрягать проводника.

— Я вам за счет заведения сделаю, — внезапно сказал парень и опять улыбнулся, как утреннее солнце.

— Да как-то неловко, — смутился Иванцов. Но деньги спрятал. В конце концов, солдат жрет все, что дают, пока это дают бесплатно. Солдат же.

И потом пил вторую кружку какао на кокосовом молоке уже растягивая удовольствие. В этот момент барышня по радио объявила, что поезд "Санкт-Петербург—Челябинск" отправляется с восьмого пути через десять минут. Пора идти. От кафешки до платформы три минуты. От выхода до вагона еще минута. Проверка электронного билета на планшете — еще минута. Теперь можно выкурить две сигареты подряд. Потому что в поездах запретили даже парить электронку, ханжи клятые. Ну да ладно, двенадцать часов можно и перетерпеть.

— Второе место, — сказал проводник, сверившись со своими записями.

— Спасибо, — ответил Иванцов.

— Не задерживайтесь, скоро отправляемся.

Иванцов кивнул. Солдату собраться, что подпоясаться, а покурить, что два пальца об асфальт. За пять минут можно до китайской границы добежать, не то, что втянуть в себя двойную дозу никотина. А потом лечь на верхнюю полку, раскрыть первый том "Истории Украинской ССР", насладиться десятком страниц и уснуть до самой Вятки. Ну, можно еще во Владимире курнуть, на перроне. И в Нижнем Новгороде. А в перерывах — спать, спать, спать.

— Добрый вечер! — сказал Иванцов, заходя в купе.

— Ну вот и наш сосед! — благодушно сказала седоволосая пожилая женщина благообразного вида, присаживаясь на своей полке.

Иванцов закидывал багаж на третью, когда через пару секунд выяснилось, что женщина совсем не женщина, а так, вполне себе, тетка. Причем, базарная.

— Вы до Челябинска?

— Нет, я до Кирова.

— До Кирова он, — внезапно нахмурилась женщина и в этот момент превратилась в ту самую тетку. — Когда вы уже город переименуете.

— Простите, что? — изумился Иванцов, сев на противоположную нижнюю полку. Там лежала женщина того же возраста, но она молчала.

— Что, что. Город переименовывать надо. Вся страна в именах убийц.

— Простите, народ как-то против.

— Какой народ? Какой народ? Я их каждый день на экскурсиях вижу. Это не народ, а быдло безграмотное. Они даже не знают элементарных вещей. Я им показываю дом, где арестовали Гумилева, а они просто делают эти их селфи на фоне подъезда.

— Селфи зло, это несомненно. Но причем тут наш город?

— Потому что ваш город — олицетворение зла. Этот ваш Сталин...

"Да пошла ты на хер, дура старая" — подумал Иванцов, но вслух этого не сказал. Его воспитали в вежливое советское время. Тогда было модно уважать старших и чужое мнение. Ну и милиционеров.

— Знаете, если у нас губернатор начинает говорить о переименовании города и развитии туристического потенциала, то он заканчивает свою карьеру в тюрьме.

— Это кто? — сощурилась мадам-экскурсовод. Ну или экскурсоводша.

— Никита же Белых.

— Ай, он просто предал свободу ради системы и система его сожрала.

— Взятки брать не надо, — парировал Иванцов.

— А вы солдат, да? — внезапно переменила тему тетка.

— Ага, есть немного.

— А где...

— Чай, кофе? — возник в проходе плацкарта проводник.

— Не мешайте, у нас тут мировоззренческий спор, — обрубила тетка проводника и Иванцов остался без чая. Впрочем, чая ему уже не хотелось.

Больше всего ему хотелось лечь спать и он начал злорадно развязывать шнурки на берцах. В вагоне ухудшилась атмосфера.

— Так где вы служите?

Иванцов показал на шеврон Новороссии.

— Хохол! — торжествующе тыкнула тетка пальцем в рядового.

— Кто? — не понял Иванцов.

— Вы. Все. Понаехали. А мы вас кормим. Жаль, вас Сталин не всех голодом уморил.

"Да пошла ты на хер!" — второй раз подумал Иванцов, но вслух опять сказал другое:

— Я гражданин России, вообще-то.

— Какая разница? Получил паспорт — и гражданин? Я петербурженка в третьем поколении, между прочим.

— А я кировчанин в третьем поколении, и что? Как вы меня кормите?

— А ну-ка расскажите, что у вас там происходит?

— Война у нас там происходит. Стреляют по детским садам и убивают детей. А мы защищаем.

— Ну конечно, вы посмотрите на этого защитника. Носки постирать не может, а мифических детей защищает.

Иванцов с наслаждением перелез в тапки и пошевелил пальцами на ногах.

— И что вас заставило ехать на войну и убивать украинцев?

— Я был в Одессе второго мая.

— А что там было? Ну-ка расскажите? Нам очень интересно, — обратилась она к женщине, лежавшей на противоположной полке. Та закрыла железнодорожной простыней лицо.

— Вы что, не в курсе? — опять удивился Иванцов.

— Я не смотрю телевизор, там одна путинская пропаганда.

— Причем тут телевизор, есть интернет...

— А у меня нет интернета. Я требую, чтобы вы, как очевидец...

— Требуете? — вдруг взорвался Иванцов. — Какое право вы имеете требовать и судить?

— Как вы со мной разговариваете? — на этот раз она ткнула в рядового очками.

— Как заслужила. Вы же глухари. Вы никого не слышите, кроме себя. Вы все время требуете, требуете, требуете. Я ведь помню вас, какими вы были в девяносто первом и чуть раньше. Это вы же орали, что хотите перемен. Я еще в школе учился, вам верил. А вы? У вас на устах Сталин каждые пять минут. Воистину, ваше племя не от Бога и не от обезьяны. Ваше племя от куриц, по имени глухарь. Токуете, токуете. Я зайти не успел, а вы начинаете оскорблять и учить жить...

— Да я...

— Заткнитесь. Не прячьте хамство за красивыми словами. Вы же, по вашим словам, ничего не знаете об Украине. Но вы судите, не имея права. Судите людей, прикрываясь красивыми словами.

— Вы, вы... Вы убийца!

— Я убивал, да. И вам повезло, что мы в России. Которую вы так ненавидите.

— Иначе, что?

— Иначе — всё.

Иванцов запрыгнул на верхнюю полку, закончив свой разговор. Раскрыл первый том "Истории Украинской ССР" на странице об экономическом положении Западной Украины в восемнадцатом веке.

Баба внизу забормотала:

— Нет, ну вы посмотрите, какие невоспитанные хохлы понаех...

Иванцов повернулся и посмотрел вниз:

— Еще раз вякнешь, в окно выкину. Поняла? Я тоталитарист, мне можно. А еще у меня этот... Как его... Посттравматический синдром. Заткнись.

Тетка молчала. Молчала и женщина на другой полке, отвернувшись к стенке. А на четвертой лежало тело неопределенного пола в хипстерских очках и чего-то слушало в наушниках. Телу было пофиг.

Иванцов же, еще раз посмотрев вниз, добавил:

— Кстати, давно вам хотел сказать... Да пошла ты нахер.

Экскурсоводша не ответила.

Она молчала во Владимире, потом в Нижнем, где Иванцов выходил курить. Она молчала до Кирова, где Иванцов вышел. Потом, наверное, она телу и соседке начала жаловаться. На хохлов, Никиту Белых, Путина и Иванцова. Но рядовому было уже все равно, он приехал домой, да.