Крыло

Глава 21

Механически наматываю лоскуты ткани на ладони, чтобы защитить кулаки. Пришлось порвать несколько старых полотенец — ткань лучше, чем у тюремной робы. Из коридора доносятся крики и топот босых ног по каменному полу. У меня ещё есть почти целая минута. Вода в ведре, обильно засыпанная порезанным мылом, ещё кружится в водовороте после размешивания. У стены, расписанной незатейливым тюремным граффити, стоит швабра. Душевая комната в тюрьме — особенное место. Может, пристроена так, а может, здание проектировал кретин. В душевую ведёт длинный коридор, слышимость отличная, беззвучно подойти невозможно. Поэтому здесь происходит много интересного. В душевой курят. В душевой дерутся. В душевой происходит то, о чём не треплются на каждом углу.

В душевую посылают тех, кого нужно избить или убить.

Сегодня это я.

Схватил ведро и с размаха выплеснул воду в коридор. Полированный тысячами ног камень, голые ступни и скользкая мыльная вода — отличное сочетание. Десяток придурков, так спешивших поближе со мной познакомиться, падают, как кегли при страйке. Момент выбран удачно, и первый неудачник прикатился на пузе прямо ко мне. Я поднял ногу и с силой опустил на шею, удовлетворившись приглушённым хрустом.

Чуть отступил за угол, готовясь к следующему. Второй неудачник не заставил себя долго ждать, выпрыгнул, не глядя под ноги. Зря. Ставлю подножку и ловлю ублюдка за плечи, перенаправляя вектор движения для поцелуя со стеной. Как раз в то место, где какой-то умник схематично изобразил мужские гениталии. В этот раз мокрый хлюпающий звук, через мгновение прерывающийся криком боли. На серой бетонной стене пятно крови.

Не отвлекаясь на рассматривание получившегося арт-объекта, подхватил швабру. Третьему неудачнику прилетает тяжёлой насадкой между ног.

За ним тут же появляется следующий, но получает всё той же насадкой в рожу, отчего запинается и падает на спину. Похоже, кегли снова на ногах. Жаль.

В душевую врываются остальные, очень разозлённые произошедшим в коридоре кегельбаном. Пару секунд я удерживаю их на дистанции, отбиваясь шваброй, постепенно отступая на заранее подготовленные позиции, но это не может продолжаться вечно. Наконец, кого-то из этих джентльменов, страдающих гипоэнцефалокранией, посещает идея отнять у меня швабру. И он хватается за насадку, чтобы вырвать инструмент из моих рук. К несчастью для него, я это предусмотрел, насадка слетает с рукояти. Швабра превращается в деревянное копьё, и неудачник тут же получает остриём в лицо.

К моему сожалению, рукоятка ломается, не выдерживая такого режима работы.

Следующим идёт в ход мочалка, слегка мной модернизированная. Проковыряв в куске хозяйственного мыла отверстие, я пропустил через него мочалку, зафиксировав снаряд. Замахиваюсь эрзац-оружием над головой и обрушиваю всю мощь почти трёхсот грамм хозяйственного мыла на челюсть самого смелого противника. Неудачник улетает на пол и больше, кажется, не встанет. Хорошие в этой тюрьме бруски. Тяжёлые и почти каменные.

Впрочем, остальных претендентов на мою шкуру фиаско собрата не смущает. Ко мне тут же подскакивает ещё один, ловко пригибаясь и уходя от удара. Но я успел немного потренироваться, легко поймав свой снаряд и отправив его обратно. Мыло прилетает в плечо противника, рука повисает плетью, но он всё равно пытается меня забодать.

— Эй! Губы прочь от ширинки!

Удар коленом куда-то в лицо остудил кретина, отправив того думать о вечном на полу.

Но тут на меня налетают сразу трое, а мылом отоварить я успеваю только одного. И сам ловлю скулой удар кулака, а сразу за ним и удар ногой по бедру. Признаю, атака была столь ошеломляющей, что я едва не свалился на пол. Следующий замах мочалкой удачно прилетел по голове одному из противников, брызнула кровь, попал углом прямо в висок. Бил я наотмашь, не целясь. Но узел на мочалке развязался, мыло улетело в неведомые дали.

Оставшейся в руках мочалкой отоварил по лицу второго противника. Не больно, но обидно. А вот последовавший за этим пинок ногой в живот он пропустил, отлетев назад и сбив пару своих собратьев.

Я сделал ещё шаг назад. Всё, душевая кабинка. Каменные стены, размеры — метр на полтора. Настенная рукопись, содержащая попытки юных поэтов заключить в художественную форму то дерьмо, которое булькает у них в голове. Тупик. Но здесь меня могу атаковать только спереди и только двое. Я вскинул кулаки, готовый драться.

«А могут и все вместе» — мысленно констатировал я, когда противники навалились всем стадом, толкая друг друга...

Толкнув деревянный поднос по решётке очереди в столовой, я взглянул на медную крышку кастрюли. С неё на меня смотрело размытое и нечёткое, но всё же моё отражение. Губа рассечена, на левой скуле налился синяк, пара царапин на лбу. Нос защитил — это хорошо. А вот нескольких зубов уже недосчитался. Хотя, говорят, хороший лекарь может вырастить новые. И это не считая синяков и ссадин на теле.

В первый же день, как я сюда попал, ко мне подошёл парень лет шестнадцати, назвался Заком. С чувством осознания собственной важности он сплюнул на пол и сообщил, что он знает Гошу Корня. Тот передавал привет и предупреждение. Ещё до того, как я появился здесь, в корпусе предварительного содержания, обо мне знали. И моя персона уже имела два ценника. Один, поскромнее, за то, чтобы я остался жив. Второй, более притягательный, за то, чтобы я умер в течение двух недель.

Сосед по маленькой душной камере напал на меня в первый же вечер. Попытался накинуть на шею полотенце, использовав его, как петлю. Я его не убил. Затолкал в угол за унитазом и пинал, пока не набежали тюремщики.

Всю ночь слушал фантазии соседей по блоку на тему моей скорой кончины. Были достаточно оригинальные предложения, некоторые даже потрудился запомнить.

Утром, когда шли умываться, мне попытались сунуть заточку под рёбра. Классика. Но я был очень злой после бессонной ночи и едва не утопил неудачника в раковине. Снова вмешались тюремщики.

На завтраке какой-то придурок плюнул мне в макароны. Я догнал и избил подносом. Когда начал его лицом вытирать разбросанную по полу еду — вмешались надзиратели.

До вечера сидел в карцере. Что удивило — покормили на обеде, пусть и весьма скромно: кусок хлеба, плошка риса и стакан воды.

Вечером вернули в камеру, сосед обещал не отсвечивать. Но я всё равно связал его простынями, пообещав развязать утром. Намеренно забыл об обещании.

На следующий день ребята Гоши крутились рядом со мной. Тот же парень, что меня предупреждал, Зак, выразил восхищение моими успехами. Я прожил день, не дав себя унизить, хотя некоторые очень пытались, и потому меня сочли достойным. Теперь у меня была частичная защита. Частичная, потому что ребята Корня могли пойти за мной далеко не везде. Второй день прошёл спокойно, а вот третий начался с отправки в душевые. Пять трупов, семеро в медчасти. Двое, вероятно, проживут не больше недели.

На поднос встала тарелка водянистого супа, за ней тарелка с гарниром. Мяса к гарниру не полагалось. Сегодня была какая-то крупа, каких я не видел в прошлой жизни. На вкус — никак, вроде все едят. Пяток галет, которые заменяли хлеб. Деревянная чашка с водой. Посуда здесь вся деревянная, из ломкого мягкого дерева, чтобы нельзя было использовать в качестве оружия.

Забрав поднос, пошёл к своему столу. Один из подростков, сидевших у прохода, бросил на меня взгляд, явно готовя пакость. Один из способов травли — портить пищу. Вторые порции здесь не выдают, поэтому оставить голодным при желании вполне возможно. Поскольку побить меня пока не удалось, они могут пойти и более сложными путями.

Резко подхожу к столу ублюдка, ставя свой поднос на край. А затем без разговоров хватаю его за голову и бью мордой по тарелкам. Левой рукой поднимаю за волосы голову, чтобы оторвать лицо от размазанной еды, а правой луплю с размаха в челюсть. Парень падает на пол, мыча от боли. Перевожу взгляд на остальных.

— Проблемы?

Проблем ни у кого не было. Забрав у ближайшего воду и галеты, пошёл дальше. Зак ухмыльнулся, наблюдая за расправой. Но, когда я сел за стол, предупредил:

— Тебе, типа, надо валить.

Я и сам это знал. Пока за меня не взялись всерьёз. Случай в душевой был только первым настоящим нападением, а я уже устал. И это только третий день.

— Выход подскажешь?

Я был в информационном вакууме. Когда мою камеру в участке посетил доктор с родовой символикой Минакуро, я поверил, что получилось. Но он молча осмотрел меня и, так ничего не сказав, ушёл. А затем мрачный юстициарий пришёл за мной и сказал, что меня переводят в городскую тюрьму, в корпус несовершеннолетних, блок временного содержания. Мои перспективы стать Минакуро резко стали облачными и туманными.

И я не знал, что случилось с Джейн и Химуро, и оставалось лишь надеяться, что они в порядке. К сожалению, побег в разные стороны — это всё, что я мог сделать в тот момент. Смогут ли они, после долгой жизни в храме, сориентироваться на улице? Насколько усердно будут их искать? Вопросы, на которые не было ответов. И до момента, когда меня признают Минакуро, я не видел способов им помочь.

Сейчас же остро стоял вопрос с помощью самому себе.

— Пока нет, — признал Зак. — Ты и так получил куда больше, чем, типа, мог рассчитывать. Гоша... не обрадовался твоему побегу.

Гоша меня сейчас волновал мало.

— Я вообще очень удивлён, что он и ты мне помогаете, а не пытаетесь прибить после моих выходок.

— Да все просто, — пожал плечами Зак, сплёвывая на пол, отчего меня передёргивает. — Гоша не идиот. Ты, типа, способный. Захотел замочить гарнизонного — пошёл и замочил. Такое не каждый может. Так что он много проглотит, пока ты его в открытую херами не обложишь или типа того. У него есть пара таких отморозков, он знает, как вас обхаживать.

— Не слишком-то ты его уважаешь, я погляжу, — отметил я.

Зак улыбнулся, не скрывая гордости.

— А я не шестёрка у него. Мы, типа, кореша. Вот если ты начнёшь про него говорить что-то такое, мои парни тебя на лоскуты порвут. Усёк?

Хмыкаю:

— Баюсь шо пипец.

— Ага. Но ты всё ещё ему, типа, обязан.

Отрицательно покачал головой:

— Он не тратился на мою защиту от юстициариума и гарнизонных. Только вылечил, за счёт моей же жизни, за что я платить не собираюсь, и накормил. Так что наше сотрудничество мы ещё обсудим, если я доживу до счастливого момента нашей новой встречи. А по поводу защиты, так сегодня утром я вас что-то рядом не наблюдал.

Зак, вопреки моим ожиданиям, улыбнулся.

— И правильно мыслишь, если, типа, хочешь моё мнение. Сначала побазарить, а потом руки жать. А что о защите... К тебе посылают отбросов. Банды... Если кто-то из банд рыпнется — вот тут уже в дело вступаем мы. А то как-то мы все тут заскучали, больших драк уже месяца три не было.

Он, конечно, сказал «фрактал», но я привыкаю мыслить местными категориями. Поморщился:

— Не разделяю твоего энтузиазма.

Он не понял:

— Чего не разделяешь?

Вздохнул, даже на секунду растерявшись.

— Сильное воодушевление, увлечение, душевный подъём.

— И, типа, правильно делаешь, — кивнул Зак, кажется, обидевшись на то, что я пользуюсь непонятными для него словами. — У тебя осталось дня три или четыре. Банды не будут марать руки, лёгкие деньги им не нужны, типа, другие интересы. А вот надзирателей ничего не сдерживает. Тебя, типа, просто замочат в карцере. Драка в душе — это так, смех. Самое интересное ждёт впереди.

Аппетит пропал. Через силу жевал галету, запивая водой, мне потребуются силы.

— Три или четыре дня? — спросил я, выделяя главное.

Зак кивнул:

— Ага, типа так. Потом ты не сделаешь уже ни хрена.

После обеда выгнали на прогулку. На меня косились, злые глаза сверлили спину. Меня хотят убить. Эти пацаны, которые обо мне вообще ничего не знают, хотят убить меня из-за награды. Они даже эти деньги потратить не смогут, но всё равно хотят получить.

И я уже знал, что сегодня снова буду драться. А тело всё ещё ноет после утреннего мордобоя.

Вечером в моей камере никого не было. Сокамерника забрали куда-то. За его судьбу я не волновался, просто констатировал факт. Сегодня за мной придут.

Одеяло из тонкого жёсткого материала складываю три раза, получая плотную полосу, которую обматываю вокруг торса. Простыней завязываю. Немного сковывает движения, но зато не проткнуть заточкой, да и удары в торс будут не такими болезненными. Простыню соседа рву на части. Обматываю и завязываю на бёдрах, там крупные сосуды, если проткнут — быстро истеку кровью. Сделал узкую повязку, обмотал голову. Есть маленький шанс, что при ударе в висок не пробьют черепушку. Кровати — сколоченные из досок лежанки. Вместо гвоздей — деревянные шканты. Посмотрел на унитаз. Чугунный, намертво вмурован в стену. Что-то с оружием вообще грустно.

Скомкал второе одеяло и затолкал его в унитаз, блокировав сток. Что хорошо в местных унитазах — вода неограничена. Начал проверять доски, из которых сложена кровать. Искал самые слабые и готовые к тому, чтобы их легко было выломать. Обмотал кулаки полотенцами. В бою в душе я не сбил кулаки и вообще не повредил ладоней, и не собирался пренебрегать этим сейчас. Отломал от самой хрупкой доски щепку, сел в дальний угол и закрыл глаза. Рукой закрыл, чтобы наверняка. Зак успел мне рассказать об основных развлечениях, что в ходу у местных, и я уже знал, чего ожидать. Надзиратели немного подыграют этим отбросам, а мне лишь нужно пережить несколько минут. Несколько очень долгих минут.

Свет в блоке погас.

Я вскочил, тут же нажав на спуск унитаза и заблокировав его деревяшкой. Глаза, успевшие привыкнуть к темноте, позволяли что-то видеть и неплохо ориентироваться, но это преимущество на считаные секунды — не так уж здесь стало темно.

Выскочил из камеры и тут же завернул в соседнюю, с ходу налетая на её обитателя ударом колена в грудь. Валимся на пол, он на спину, я сверху. Тут же кладу ему на лицо левую руку, а правой со всей силы бью в шею. Уже на пятом ударе тело подо мной лишь кряхтит, почти не сопротивляясь. Наверняка не сдохнет, но на сегодня уже недееспособен.

— Эй! Като! Мы идём за тобой! — раздаётся крик.

В камеру кто-то заглядывает, кажется, пришёл на хрипы задыхающегося тела. Что-то спрашивает, но я больше сосредоточен на шуме шагов наверху. Блок трёхуровневый, мы на первом, и очень скоро все желающие повеселиться спустятся. У меня же планы прямо противоположные. И потому я, не скрываясь, иду на незваного гостя. Он замешкался и не понимает, кого видит перед собой, даже когда я оказываюсь на расстоянии вытянутой руки.

Хватаю его за шею и дёргаю на себя, одновременно выстреливая коленом ему в живот. Парень сгибается, хрипло втягивая воздух. Удар локтем по затылку, отправляю его на пол.

Мелькают тени, из моей камеры доносятся крики и ругань. Им там очень весело. Похоже, первого идиота, ворвавшегося в камеру, приняли за меня и теперь отоваривают всем народом. Темнота и одинаковые робы не способствуют опознанию. К ногам подходит холодная вода.

Выхожу из камеры и иду вдоль решёток, спокойно и размеренно. Один зек пробегает мимо, второй, третий. Только пятый притормаживает, заглядывая мне в лицо. Удар в пах заставляет его согнуться и привалиться к стене. Удар ногой в ухо помещает его пустую черепушку между моей ступнёй и стеной. Глухой удар, и бессознательное тело валится на пол.

На меня кто-то набрасывается сзади, чувствую тычок в спину, но боли нет. Перехватываю руку, которой меня пытались схватить за шею, и ломаю о своё плечо. За спиной раздаётся надрывный крик боли. Разворачиваюсь, отнимаю заточку и вгоняю её в шею.

Забегаю на лестницу. Навстречу спускается ещё один клоун, пытаясь ударить меня ногой. Удар неловкий, неудачный, пропускаю мимо себя, вгоняю заточку в бедро, а затем просто перебрасываю придурка через борт.

Следующий встречает на втором этаже, набрасывается на меня, пока ещё один пытается ткнуть меня заточкой. В грудь. Уколы чувствую, но защита держится. Высвобождаю руку с оружием и загоняю лезвие под локоть, дёргая до самого плеча, оставляя рваную рану. Кричащего и выпустившего меня малолетнего заключённого сталкиваю вниз по лестнице. Сразу отбиваю очередной удар заточкой. Неловкий и неуклюжий. Им мешает полумрак, делая движения размашистыми и кривыми.

Следующий удар ловлю, несколько коротких уколов в тело лишают моего оппонента воли к продолжению битвы. Просто отталкиваю его в сторону.

Тут же наваливаются двое. Пока отбивал удар одного, второй успел полоснуть меня по лицу. Щеку прорезает боль. Второй удар нанести не даю, втыкая свою заточку под локоть и проворачивая. Крик мучительной боли. Второй теряется — кровь напарника брызнула в лицо. Удар в горло обрывает его жизнь.

Загорается свет.

Проклятие!

Секунды дезориентации. Кто-то бодает меня головой в живот и едва не выталкивает с этажа через перила. Получается у него очень плохо, похоже, он также дезориентирован включённым светом. Выпускаю из пальцев заточку. Несколько ударов по спине остужают барана, я пытаюсь ударить коленом. Неудачно. Не знаю, куда попал, но не туда, куда следует.

Прибегает следующий, размахивая палкой, вырванной из койки. Блокирую удар по голове согнутой рукой. Баран снова пытается меня приподнять и сбросить через перила. Ещё несколько ударов по спине убавляет ему бодрости, я успеваю схватить его за голову. Теперь уже я толкаю его головой в стальное ограждение. Успеваю ударить дважды, прежде чем мне по плечу бьёт палка, тут же ломающаяся с тоскливым треском. Отталкиваю барана в сторону, отбивая ещё один удар по голове, просто рукой. Пинок в грудь отталкивает от меня противника.

Рывком толкаю себя вперёд, в камеру, сейчас пустующую. Вхожу и тут же разворачиваюсь, в шаге от решётки. Следующего смертника бью в лицо, хватаю за голову и несколько раз прикладываю о стену. Затем отбиваю удар заточкой, удачно поймав за руку. Захват, рывок — сустав с противным хлюпаньем выворачивается под неестественным углом. Отбираю заточку.

Ещё один баран пытается меня забодать, пропускаю мимо ставлю подножку и отправляю головой в унитаз. Ещё один, затем ещё, ещё и ещё. В блоке под сотню человек, даже если каждый второй участвует в веселье...

Снизу раздаётся свист, крики и звуки ударов. Надзиратели вмешиваются, но я не успеваю порадоваться. Держа очередного противника за шею, я пользуюсь им, как живым щитом, подставляя под все удары. Но пропускаю удар палкой по голову. Повязка держит, и вместо мгновенного нокаута я просто падаю вместе с тем, кого держал. А затем закатываюсь под кровать и сжимаюсь в позу эмбриона.

Чувствую колющие удары, руки и ноги режет болью, но я терплю. Лишь бы не достали голову и тело. Тогда выживу, как минимум сегодня.

Меня хватают за ноги и вытаскивают из-под дивана.

Удар по голове.

Звёзды.

Ещё удар.

Тьма.