Крыло

Глава 25

Тихо напевая «Ночь перед боем» едва различимым шёпотом, я сидел в камере.

Отсутствие часов не позволяло ориентироваться во времени. Подсознательный страх, что вот-вот через узкие зарешечённые окна в блок ворвутся первые лучи рассвета, а чуда так и не произойдёт, вызывал лёгкое умиление. Я не знал, который час, и потому оставалось только ждать. Впрочем, лёгкую дрожь от адреналина, который уже начал вырабатываться организмом при ожидании скорых неприятностей, я ощущал и даже был ей рад.

В блоке стояла тишина, но абсолютной она не была. Множество приглушённых звуков создавали ночную колыбельную, неприветливую к людям. Доносящийся откуда-то издалека лязг металла, свист ветра, гул воды в трубах где-то в толще стен, тихий разговор тюремщиков, чьё-то похрапывание, непонятные шуршания. Я вслушивался в каждый звук, потому что не хотел пропустить начало.

Но первым пришёл свет.

Вместо лучей рассветного солнца, сквозь решётки к нам ворвалось мистическое сияние, переливающееся бирюзой и перламутром.

Началось.

На какие-то мгновения пропал звук. Ночная тишина сменилась давящей пустотой. И в этой звуковой пустоте начала подниматься одна низкая, ввинчивающаяся в мозг, нота, весьма болезненная.

В мистическом нереальном свете вижу заключённого в другой камере. Он беззвучно открыл рот в невыразимом крике, невыразимом и беззвучном. Схватившись руками за голову, он бьётся в агонии, напуганный, паникующий.

Свет мерцает.

Раздаётся грохот, единичный одномоментный хлопок, не взрыв, но мощный удар, за которым лишь на секунду опаздывает ударная волна, бьющая по стенам тюрьмы. А за ними бежит волна грохота. Грохота сейсмического удара, грохота дрожи земли, грохота трескающегося камня и рушащихся зданий. Землетрясение.

Пол подпрыгивает под моими ногами, бросая меня в стену. С потолка сыплется пыль, вызывая у меня нешуточный страх. А выдержит ли такой удар тюрьма? Не обвалится ли стена, похоронив всех нас под своими обломками. Но тряска сразу прекратилась. Светопреставление закончилось, а писк ещё стоял в ушах после ударной волны.

Испытывая проблемы с приходящим в себя вестибулярным аппаратом, я поднялся, покачиваясь как пьяный, и подошёл к покосившейся решётке. Она едва держалась на петлях, мне даже не пришлось прилагать усилий для того, чтобы окончательно её выломать. Вокруг оживали заключённые, ругаясь на произошедшее, но камеры покидать не спешили. Дар. Мой дар уже давал мне маленькие преимущества.

Клетка на выходе из блока не понесла такого ущерба, как в моей камере, и преодолеть её также просто я уже не мог. Где-то в темноте возились тюремщики, тихо переругиваясь. Я услышал что-то про лампу и осколки. Похоже, пытаются найти источник света.

Я поспешил на второй этаж, стараясь не поднимать много шума. В темноте и на фоне возни в камерах, ещё можно было передвигаться скрытно, но это не продлится долго. Решётка на втором этаже была повреждена, выгнулась под тяжестью куска камня, вывалившегося из потолка. Выгнулась достаточно, чтобы я протиснулся в образовавшуюся щель. Сюда падал свет луны, позволяя различать тела лежащих на полу тюремщиков. Один из них начал подниматься, тихо кряхтя. Удар ногой отправил его обратно в беспамятство, убить я не пытался. Быстрый поиск позволил разжиться ключами и дубинкой.

От решётки, которую я минутой ранее преодолел, послышался шорох. Какой-то умник тоже решил смыться под шумок. В другой ситуации мы были бы собратьями по несчастью, но не сейчас. Я был в свете всё той же луны, мои телодвижения заключённый видел. Но вместо просьбы разойтись миром начал шевелиться активнее, спеша вылезти из ловушки. Зря.

Подскакиваю и бью. По рукам, чтобы убавить его стремление сопротивляться, а уже потом по голове. Дважды, чтобы вырубить гарантировано. Голоса в блоке всё меньше выражают озадаченность и неудовольствие от происшествия, всё больше переходят к деловому обсуждению перспектив побега, поэтому мне надо убираться.

На подбор ключа ушла почти минута, все ключики были одинаковыми, поэтому приходилось пробовать каждый по очереди. Замок легко поддался, но решётку заклинило. Вставляю дубинку и, пользуясь ей, как рычагом, дёргаю решётку. Раздаётся стальной лязг, оповещающий весь корпус о попытке побега.

— А ну, сидите по камерам, упырёныши! — раздаётся крик тюремщика.

Но за наигранной свирепостью страх.

— Сейчас сам там окажешься! — тут же прилетает ответ.

Заключённые начинают действовать активнее, и я дёргаю решётку повторно. Снова лязг, и на этот раз в щель уже можно протиснуться, что я и делаю. Мне нужен другой блок, сначала соединиться с Харольдом, сам я даже с одним тюремщиком не справлюсь.

Впереди раздался взрыв, резко охладив моё желание двигаться дальше.

Выбежавшие мне навстречу люди на меня внимания не обращали, спеша убраться как можно дальше. Даже не успел понять — были они тюремщиками или заключёнными. Главное — они были чем-то очень напуганы.

Мигнул свет. Не знаю, как устроено освещение, но тюремщики, кажется, всерьёз настроены его реанимировать. Я двинулся дальше, пропуская мимо тех, кто бежал навстречу. Когда свет мигнул вновь, я смог понять, что там находятся заключённые.

Проход в блок был обвален и разворочен. Решётки, те куски металла, что от них остались, валялись в коридоре. Лежали трупы, сложно понять чьи. В мигающем свете я смог рассмотреть брызги крови, которые окропили все стены, а также раны на трупах. Их разорвали когтями и клыками, повсюду бесформенные ошмётки и куски вырванных костей. Магия? Их так разворотил взрыв?

Раздавшийся рык опроверг эту мысли. Затем раздался чей-то испуганный крик, вновь рык и... Мокрые звуки трапезы. Звуки от клыков, перекусывающих кости.

Свет загорелся.

В центре блока посреди крови и кусков мяса сидело чёрное существо, оно словно поглощало весь свет. Очертания тела едва угадывались, это было нечто с головой, длинной и гибкой, покрытой то ли шипами, то ли отростками, оканчивающимися когтями, и с пастью клыкастой и окровавленной. Тело покрывали несколько десятков щупалец, шипастых, с когтями-крюками. Всё это чёрное существо шевелилось, вибрировало и утробно рычало.

А затем замерло. Его голова повернулась в мою сторону.

Тварь резко дёрнулась, переступая на теряющихся среди щупалец лапах, изготавливаясь к прыжку.

— Стоп! Свои! — крикнул появившийся перед ней Харольд. — Тихо!

Зверь рыкнул и вернулся к своей трапезе. А я выругался. Ругался так грязно, как мог, пытаясь вспомнить все слышимые ругательства.

— Что это, ять, такое?! — указал я на создание.

Харольд гордо задрал голову:

— Тварь Нижнего Города. Мы приручили нескольких таких.

Я с очень большим скепсисом посмотрел на храмовника.

— Приручили? Эту штуку?

Он удивился:

— А что? Он слушается. Видишь? — и обернулся к чёрному созданию. — Эй! Клык! Клык! Стоять!

Но тварь продолжала есть, лишь рыкнув в сторону храмовника.

— Держи это подальше от меня, — попросил я. — Как можно дальше.

Никогда больше не буду соваться в Нижний Город!

— Он будет нас сопровождать, — решил пояснить Харольд, чем нисколько меня не успокоил. — Поспешим. Не думаю, что тюремщики не смогут нас остановить, но рисковать не хочу. Клык!

Тварь продолжала игнорировать хозяина. Поэтому храмовник собрал какое-то заклинание и бросил в чёрное существо. Тому не слишком понравилось, тварь поднялась, встряхнулась, расплёскивая во все стороны кровь. А затем срыгнула, выплюнув на пол ботинок с куском ноги надзирателя. Я отчётливо чувствовал подступившую к горлу тошноту. Многое в обеих жизнях видел, но и у меня есть предел, и вот это дерьмо было где-то очень близко к моему пределу.

Храмовник тоже слегка побледнел, но держал себя в руках. Тварь, казалось, совсем не имевшая костей, прыгнула на потолок. Через секунду расплывшееся чёрной кляксой пятно с редкими торчащими щупальцами, скрылось из виду, убравшись в тень. При этом не издав ни единого звука.

— Бежим! — вывел меня из оцепенения Харольд.

Вот только ни я, ни семёрка храмовников не успели за несколько дней достаточно изучить план здания, чтобы свободно в нём ориентироваться, да ещё и при постоянно пропадающем свете. И мы просто не могли не нарваться на тюремщиков.

После очередного поворота нас встретила не парочка надзирателей, растерянных и уязвимых. Перед нами встал отряд, закрытый щитами и вооружённый, в том числе пистолетами. К счастью, они не выстрелили сразу.

— Все на пол! Руки за голову! — крикнул кто-то из них.

— Клык! — выкрикнул в ответ Харольд, толкая меня обратно за угол.

Впрочем, я и сам рывком прыгал обратно, лучше храмовника понимая, на что способны пули в замкнутом пространстве.

А затем раздался рык, тут же заглушённый криками боли и страха. Грохнули выстрелы, слегка оглушив ударившим по камню стен, пола и потолка эхом. После чего остались только звуки борьбы. Нет. Звуки кровавой охоты одного очень опасного хищника и бессмысленное сопротивление его жертв. Лязгал металл, рвалась плоть, один за других прерывались голоса тюремщиков. Меньше, чем через минуту остались только звуки кровавой трапезы. Чёртова тварь.

Харольд выглянул из-за угла на секунду, чтобы тут же уверенно двинуться дальше.

— Вперёд.

Я на всякий случай сделал глубокий вдох и задержал дыхание. И под ноги старался не смотреть больше необходимого. Чёрная клякса копошилась среди тел, не обращая на нас внимания и заставляя меня сильно сомневаться в том, что она сто процентно подчиняется Харольду. Или кому бы то ни было вообще. Храмовник отстал, обернувшись к хищнику.

— Клык! За мной! — приказал он.

Тварь рыкнула на него, продолжая свою трапезу. Храмовник подошёл ближе.

— Клык! Потом поешь! Следуй за нами!

Зверь рыкнул злее и продолжил своё занятие. Харольд собрал знак пальцами. В тварь летит то же заклинание, которым в прошлый раз добивались повиновения.

Чёрная клякса встаёт на дыбы, заполняя собой весь коридор. Без единого звука, бесшумно, будто она и не является материальным существом. Просто ожившая тень.

— Кл... — слова обрываются булькающим звуком.

На спине Харольда распространяется чёрное пятно. Мёртвый храмовник падает на заваленный ошмётками тел пол. Храмовники замерли, ошеломлённые. А я почему-то не удивлён. И потому первым срываюсь на бег, стараясь убраться подальше. Слышу шаги за спиной, не я один считаю этот вариант лучшим. Но слышу и всплески заклинаний, а затем и крики.

За следующим поворотом снова тюремщики. Ещё не выстроились в стену, но уже услышали шум и крики. Здесь есть свет, неровный, тусклый, но достаточный, они видят меня. А я, не снижая скорость, сворачиваю, врезаясь в первую попавшуюся боковую дверь. За спиной крики, но я не вслушиваюсь, лишь бы они дали мне немного времени.

Останавливаюсь у окна. Через решётку был виден кусок внешней стены и небо. Бурлящее всё тем же мистическим светом небо. Какую бы кашу ни заварили сегодня жрецы, это дерьмо, похоже, не на один день. Переползающая через забор чёрная шипастая клякса подтвердила мои размышления.

Моя заминка была секундной, я тут же поспешил дальше, в душе просто надеясь, что из этой комнаты есть другой выход. И к счастью, он был, но оказался закрыт. Впрочем, дверь не выглядела надёжной, пара ударов ноги пробила в старом высохшем дереве дыру. Мне не потребовалось и минуты, чтобы расковырять её достаточно, чтобы пролезть на другую сторону.

Раздались выстрелы. Я мысленно болел за тюремщиков, тварь вызывала во мне искреннее отвращение, и ей я желал только сдохнуть.

Дыра вывела меня в небольшую кладовую, заваленную каким-то мешками. Новая дверь была не заперта, и я аккуратно выглянул через щель. Рабочие места, столы, стулья, бумаги на столах. Оружейный шкаф!

Открыв дверь, я вышел в кабинет на два десятка столов. Никого. Бросился к оружейке. Пистолет! И неожиданно увидел арбалет, относительно небольшой, стальной и при этом не тяжёлый, с рычагом заряжания. И с неотъемным магазином на пять болтов. Не АК, конечно, но мне сейчас любое оружие сгодится. Кобуру с пистолетом удалось пристроить на поясе, вместе с подсумками, содержащими патроны и пороховые заряды. Арбалет имел удобные ремни для ношения на плече, колчан с болтами пришлось закреплять на пояснице.

Против твари Нижнего Города всё равно будет почти бесполезно, слишком быстрая, но хоть от тюремщиков отобьюсь. Вздохнул, подавляя желание хорошенько выматериться.

— Грёбаные спасатели! У нас всё спланировано, говорили они! Он приручён, говорили они! — шёпотом костерил я жрецов.

Преодолев вспышку злости и вернув себе самообладание, я двинулся дальше. У меня был выбор, одна дверь была, похоже, внутренней, ведущей обратно в помещения блока. Но на встречу с тварюшкой я не спешил, чтоб она сегодня подавилась, поэтому двинулся к двери, ведущей наружу.

Я оказался на каком-то пустыре. Несколько секунд пытался свериться с картой, которую запоминал, и, кажется, даже определил своё местоположение. Если бы я бежал из карцера, то должен был здесь пройти, чтобы обогнуть казарму тюремщиков, со стороны которой сейчас доносились крики и ругань раздаваемых команд.

За криками последовала стрельба.

А за стрельбой снова крики, но теперь это были крики боли.

Мой план, состоящий из трёх пунктов: а) выжить, б) добраться до Химуро и забрать его, в) добраться до места, указанного Минакуро; начал трещать по швам. Пункт «б» оказался под угрозой отмены. В одиночку, даже если доберусь до парня целым, я не смогу его вытащить отсюда. Оставались ещё храмовники, про которых упоминал Харольд. Те, что должны были атаковать тюрьму снаружи. Но если они тоже баловались приручением тварюшек, то у меня возникали сомнения в том, что они ещё живы.

В очередной раз тихо выругавшись я побежал в сторону спецблока, забирать Химуро.

— Я об этом пожалею, — беззвучно повторял я себе. — Я об этом пожалею!

Повторял, двигаясь между кустарниками, посаженными на каком-то небольшом пятачке земли среди стен тюремных блоков. Для полноценного парка места здесь было явно маловато, поэтому архитекторы обошлись его имитацией.

Убедиться в правдивости моих слов пришлось почти сразу. Пара тюремщиков бежали по каким-то своим делам прямо мне навстречу, сначала, кажется, и не заметив моей тёмной фигуры среди кустов. А я с испуга выстрелил в первого, которого увидел. Болт врезался куда-то в шею.

Пригибаюсь больше на инстинктах, вынесенных ещё из прошлой жизни, и перекатываюсь в сторону. Раздаётся какой-то звук, который я не могу распознать, а затем в стороне щёлкает молния. Краем сознания понимаю, что это было заклинание, но я в это время занят иным. Арбалет никак не желает перезаряжаться. Несколько раз безуспешно дёрнув рычаг, я выхватываю пистолет, пытаясь найти взглядом тюремщика, но тот не торчит на виду. Я его не вижу.

Вытаскиваю из колчана болт и швыряю в сторону. Раздаётся удар стали о стену, а через секунду вспыхивает заклинание. Попался, как ребёнок. Прицеливаюсь и стреляю, удовлетворённо услышав вскрик боли. Вот только я помню, сколько пуль потребовалось, чтобы угомонить Дэвида. Тут же ухожу в сторону, перезаряжая пистолет. Это получается у меня лучше, чем взведение совершенно незнакомого арбалета.

Вовремя. Место, откуда я стрелял, прорезает сразу пара заклинаний. Тонкие лучи света срезают ветки декоративных кустов, сжигая листву на раз. А я мысленно матерюсь, потому что заклинания выстреливают из разных мест. Оба противника живы. Всё, навоевался. Начну перезаряжать арбалет — услышат. Механизм хоть и не шумный, но в относительной тишине ночи будет подобен раскату грома. А выстрел из пистолета тут же раскроет меня.

Шанс у меня всего один, и тот настолько призрачен, что на него не стоит даже надеяться. И именно на него я и делаю ставку, срываясь с места в сторону того, что получил от меня из пистолета. Как ни крути, а пуля, пожалуй, болезненнее.

Зелёное насаждение было совсем маленьким, и я услышал его тяжёлое дыхание через пяток шагов. Ещё через два я был уверен, что точно знаю, где он стоит. Поэтому вскинул пистолет и выстрелил. Но смотрел я не на него. Вместо того чтобы целиться, я искал взглядом второго мага. И нашёл.

С таким понятием, как дружеский огонь, эта парочка не была знакома. Я даже не уверен, что мой выстрел попал в цель. Зато свою жертву нашло заклинание, пущенное вторым тюремщиком. Он выпустил молнию, думая, что в меня, но разряд врезался в его товарища. Тот не вскрикнул, даже не упал сразу. Просто пошатнулся, молча развернулся, удивлённо глядя на своего напарника, совершившего фатальную ошибку. Я торопливо перезаряжал арбалет.

Механизм, наконец, сработал. Я вскинул арбалет. Маг, не веря в то, что сделал, зажёг свет в ладони, открывая мне себя для удара.

Механизм арбалета сработал, издав хлёсткий удар.

Болт прилетел прямо в глазницу.

Два мёртвых тела упали за мягкую сочную траву почти одновременно.

Я дёрнул рычаг арбалета, теперь уже поняв, как это делать правильно. Гордись, Като. Тебе едва исполнилось двенадцать, а ты уже вряд ли можешь посчитать, скольких человек отправил на тот свет.