Крыло

Глава 24

С крыши блока открывался великолепный вид на город.

В тюрьму меня доставляли закрытой повозкой, и я не мог оценить ни внешнего вида казематов, ни их расположения. Теперь могу. Тюрьма была чем-то вроде крепости, примыкающей к внешней стене города. Но блоки стояли не на уровне прочих улиц, а на холме, отсюда до уровня стен было ближе, чем до крыш домов где-то там внизу.

И вид был отличный.

Нас выгнали на уборку, подметать горы нагнанного ветром песка и облагородить территорию. Формально. На деле непосредственно работой занималась четвёрка заключённых, но даже им было маловато. Для остальных, меня в том числе, это был маленький курорт. Коррупция в чистом виде. Сейчас, пользуясь благами, купленными за грязные деньги, я испытывал ноющее чувство отвращения. Именно коррупция вынуждала меня и ребят работать в малолетнем возрасте, и она же лишила нас возможности это делать.

Но я отогнал мрачные мысли, в одиночестве расположившись на караульной полубашенке. Отсюда виднелся Юстициариум, но издалека. Промышленный район вообще узнавался с трудом, а наш храм было не найти среди труб. Видел я и ещё одну часть города, совершенно мне незнакомую. Какой же он всё-таки огромный. И какие же чудовищные здесь стены. Когда-нибудь я узнаю, для защиты от кого они создавались.

Я увидел луну. Бледный на фоне дневного неба диск показался над дальней стеной. Я не мог сказать, похожа ли она на луну из прошлого мира или нет. Размер примерно такой же. Такие же тёмные круги, кратеры или что там можно было увидеть невооружённым глазом?

Внизу были три крыши, другие блоки, на них пусто, если не считать одного скучающего надзирателя.

Как спокойно. Как обманчиво спокойно. Если храмовник не соврал, то спокойствие продлится недолго. Как странно. Сидеть здесь и знать, что это последний день перед началом маленькой гражданской войны. Конечно, если Храмовники здраво оценивают свои силы, и восстание не подавят за несколько часов. Но после того, что я видел в храме... Они способны сражаться, как минимум с юстициариями. Но способны ли они бороться с армией одарённых? Я во всём этом сторонний наблюдатель, зритель в большей степени, чем участник событий. Если я сейчас подойду к надзирателю и каким-то чудом смогу заставить меня выслушать. Если надзиратель доложит вышестоящему офицеру. Если тот не станет сидеть на заднице, а пошевелится и доложит кому-нибудь дальше. Если вся эта громоздкая система зашевелится, что они успеют сделать? Попытаются блокировать храмы? Купировать восстание, сделав его контролируемым, успеют? А доложить в другие города? Последнее — сильно вряд ли. Даже, если существуют какие-то способы экстренной связи, нужна очень быстрая реакция с той стороны. Если это восстание храмовников действительно такое всеобъемлющее, как мне сказали, то ничего уже не изменить. При условии, что всё сказанное является правдой. Почему-то мне кажется, что восстание не состоится. Не в таком масштабе, как минимум. Здесь, в Эстере, после разгрома храма, волнения наверняка будут. И штурм тюрьмы тоже. Но большее — нет, если смотреть на вещи с обывательской рациональностью.

А если взглянуть чуть шире? Я своими глазами видел факт притеснения храмовников. И имеющиеся у меня знания о ситуации в мире подтверждают, что у одарённых есть причины для притеснения. Какова вероятность, что ситуация, подобная моей, происходила во всех городах королевства? Она высока. Так что восстание вполне возможно, массовое, охватывающее всё королевство. Здесь скорее надо задавать другой вопрос: насколько одарённые к такому готовы? Но этого я не узнаю, потому что я — всего лишь маленький участник событий. Правду я узнаю лишь со временем.

Снова взглянув на луну, я вспомнил ночь из прошлой жизни. Камеру, маленькое окошко с решёткой и луну, заглянувшую ко мне в гости напоследок. Порой сложно поверить во всё произошедшее, но это чувство мимолётно. Теперь я осознаю больше, чем мог понимать в тот момент.

В камере нас было двое. Это тоже была тюрьма, какая-то задница мира где-то в центральной Африке. Деньги и жажда наживы занесли нас туда. Я не был военным, не был наёмником, точнее, не был бойцом ЧВК. Я был пилотом, за что и получил позывной «Крыло». И, поскольку наша работа редко проходила без боевых столкновений, курс подготовки я на всякий случай проходил вместе со всеми. А заодно получил довольно разнообразный опыт, путешествуя по интересным местам на нашем земном шарике.

Когда отряд возглавил Странник, наши дела резко пошли в гору. Мужик был безумно опытный и нереально удачливый. Сейчас я знаю почему. Он действительно был нереально опытен, потому что прожил намного больше одной жизни. То, что он творил, вызвало бы самую страшную зависть у всех героев всех боевиков, вместе взятых. Войти с одним пистолетом в дом с парой десятков, вооружённых до зубов, головорезов, готовых к атаке... Дайте пару минут, и можете выносить трупы.

Мы лезли в самые отчаянные авантюры и умудрялись выходить из них живыми, в целом. С учётом опасностей, которым нас подвергал Странник, пара трупов из всего отряда казалось счастливым завершением дела. Нам хорошо платили, очень хорошо. Я считал, что оплата перекрывает риск полностью.

Но, как это всегда бывает, так считали не все. Ублюдок, который нас предал, прожил мало и очень несчастливо, но нас это не спасло. Отряд сгинул в джунглях Африки. Мне не повезло — пуля завязла в лётном шлеме, когда я пытался поднять вертолёт и унести нас оттуда. Меня старались хранить, наверное, даже больше, чем отрядного врача. Да, подготовку я имел наравне со всеми, но никто не пускал меня на передний край. Моей задачей было, услышав «вытаскивай нас отсюда», браво козырнуть, поднять вертолёт или самолёт, дать напоследок залп из всего подвесного вооружения и уносить парней в закат.

Не знаю, или пуля потеряла энергию, пробивая стекло кабины, или прошла по касательной, но вместо смерти я потерял сознание, чтобы очнуться уже в камере. Нет ничего хуже, чем ждать страшных пыток и последующей смерти. В неизбежности пыток я был уверен, мы наводили справки о местном самопровозглашённом короле. А моим спутником был Странник. Только если я был контужен, плюс получил кучу переломов и ушибов, оставаясь пристёгнутым к пилотскому креслу, Странник был жив чудом. Иначе объяснить, как он пережил падение вертушки, я не мог. И в сознании держался, наверное, только за счёт титановой воли.

— Очнулся, — бросил он, улыбнувшись окровавленными губами. — Составишь мне компанию пока? Не думаю, что протяну больше суток.

Я молчал. Тогда мной овладел страх. Я был подавлен или даже раздавлен ожиданием предстоящих пыток.

— Думаешь о том, как умереть побыстрее? — будто прочитал мои мысли Странник. — Да, у тебя всё написано на лице. Если не умеешь откусывать себе язык...

Я вновь ничего не ответил, но и в этот раз моё выражение лица всё ему рассказало.

— Не умеешь, — констатировал Странник. — Жаль. Был бы я не настолько измочален — мы бы выбрались. Но, видимо, не судьба.

Какое-то время мы провели в молчании, пока Странник не заговорил снова.

— Идиотская смерть. Я закрывался от гранаты телом одного из этих мудаков. Но он оказался каким-то совершенно тщедушным, кажется, вообще не остановил ни одного осколка. А, может быть, граната оказалась, в коем-то веки, не бракованная. Сотню раз так делал, и впервые получилась такая ерунда.

У нас было досье Странника, мы узнали о нём до того, как согласиться на контракт. Он никогда не проходил военной подготовки. Путешествовал в основном по Европе. Даже спортивные секции не посещал.

— Не мог ты сотню раз воспользоваться этим трюком. До нашего отряда ты никогда не участвовал в боях.

Раздалось хриплое бульканье. Странник смеялся.

— А где я, по-твоему, научился стрелять? Драться? Убивать?

— Не знаю, — признал я.

— Всё просто.

Я кивнул:

— Досье было подделкой.

Он снова забулькал.

— Неа, там всё верно. Просто я бессмертный. Умерев сейчас, я вскоре вновь начну новую жизнь. Как и все разумные существа, хочу заметить, но я сохраню память. О! Я многое помню.

Я сделал себе мысленную пометку о том, что мой сокамерник спятил.

— Думаешь, я крышей тронулся? Хочешь, продемонстрирую знание нескольких языков?

И он заговорил. Я тогда хорошо знал английский, мог немного говорить по-французски и по-немецки, понимал некоторые слова из китайского. Нахватался, пока мы шатались по миру, но настоящим полиглотом я не был. Моих знаний было достаточно, чтобы оцепенеть. Странник шпарил на десятках языков, легко переключаясь. Европейские, Азиатские, Американские, Африканские.

— Однажды я участвовал в создании сериала, — пустился он в воспоминания. — Вытащил из памяти один из языков, на котором здесь никто не говорит. И составил методичку для ознакомления. И все персонажи, принадлежавшие к какой-то там магической расе, говорили на этом языке. Но я это делал для шутки. Они говорили не просто на настоящем языке, но на той его части, которую называют маргинальной. Иначе говоря, актёры матерились через слово, изъясняясь блатными и бандитскими жаргонизмами. А чтобы шутку раскрыли и оценили, я оставил более полную энциклопедию, из которой при желании несколько лингвистов смогут составить полную карту языка, а если упрутся, так и вовсе его выучить на уровне родного. И тогда всё вскроется.

Он вновь рассмеялся, через боль. Но не похоже, чтобы это доставляло ему дискомфорт. В тот момент я всё ещё пытался понять, сошёл с ума мой сокамерник, или это уже у меня течёт крыша. Могли мы тронуться рассудком вместе? К сожалению, нет. Оба мы, учитывая опыт последних лет, весьма стрессоустойчивые люди. Пытки ещё не начались, не могли мы так быстро свихнуться. И я решил его расспросить, хотя бы потому, что его болтовня отвлекала от мрачного ожидания.

— Я не понял, Странник. Если ты умираешь и снова рождаешься, то ясно, как ты изучил множество языков, но откуда тебе знать языки, на которых никто не говорит? Вроде латыни или других мёртвых языков?

— Нет. Я говорю о других мирах...

И он начал рассказывать. О других мирах, похожих и непохожих на мой мир. Он так и говорил: «Твой мир». Он рассказывал и рассказывал. Рассказывал о том, как раз за разом приходил к возвышению. О том, как воевал в бесчисленных войнах. О том, как любил.

— Постепенно, от жизни к жизни, я становился всё опытнее. Каждый раз добиваться могущества становилось всё проще. Я изучил семь магических школ, парень. Разных, где-то похожих друг на друга, где-то кардинально различающихся. Я изучал десятки школ единоборств. Я набирался опыта управления, власти. Знаешь, сколько времени мне потребовалось, чтобы найти ваш отряд и стать фактически вашим командиром? Неделя. Рабочая неделя. Ровно пять дней. С ноля. Помнишь, как мы знакомились? Так вот я узнал о вас за три дня до этого, а ещё днём ранее начал искать подходящих людей.

Это меня тогда ошеломило. Я сидел подавленный, осознавая поступающую информацию.

А он продолжил рассказывать. Как участвовал в Первой Мировой Войне, а потом пытался убить Гитлера. Получилось, но лучше не стало. Третий Рейх не был сформирован, Германия осталась ослабленной страной, с трудом выплачивающей репарации. Агонизирующий от Великой Депрессии капиталистический мир породил другое чудовище. Страну, которой в моём мире вроде бы и не было. Вместо одной войны, мир получил другую, более позднюю. Наука продвинулась дальше, страны нарастили больше вооружений, конфликт был ещё более кровавым, жестоким и опустошающим. Он с грустью вспоминал, как встретил смерть на развалинах уничтоженного атомной бомбой родного ему Лондона.

— Странники. Так назвал нас тот, кто даровал мне бессмертие, — продолжал он. — Я уже столько разных имён и прозвищ носил, что они потеряли для меня значение. Поэтому я Странник. Мы умираем и рождаемся вновь, раз за разом. И речь идёт не о сотнях жизней, нет. Я прожил всего лишь чуть больше десятка, казалось бы. Но есть один подвох. Странники всегда рождаются там, где скоро начнётся война. И мы не можем её избежать. Только если умрём раньше времени. Ты был прав, досье — липа. Но ты даже не представляешь, какой была моя жизнь до нашей встречи.

Я уже понял в тот момент, к чему он вёл. Уже знал, какого вопроса он от меня ожидал.

— И кто может стать Странником? — спросил я.

— Ты, — кивнул он. — Ты можешь. Мы не избранные, нет. Ничего подобного. Никаких особых черт характера или личности, никакой особенно отмеченности высшими силами. Я не сразу понял, как это делается. Не сразу разобрался. Теперь знаю. Просто встречаю того, кто подходит. И делаю ему предложение стать одним из нас. Пока отказался только один.

Я уже знал, что попрошу. Просто чтобы знать, что из вонючей камеры я точно выберусь, пусть и экстравагантным образом, какое-то отрицание меня не оставляло.

— И что делают Странники? В чём смысл вашего существования?

Он разразился булькающим хохотом. Он смеялся долго, сплёвывая кровь и заходясь новым хохотом.

— Смысл? Всё просто! Ты поймёшь сразу после возрождения! Это очень просто, но если я объясню — ты не сможешь этого осознать.

Он не соврал. Смысл действительно был очень прост. Я всё понял, увидев, как перерождаются души. Как освобождаются, очищаются и начинают новый путь. Нет кармы, нет колеса сансары и прочей чепухи. Для обычных смертных нет, но не для Странников, что иронично, на мой взгляд.

— И что нужно сделать, чтобы стать Странником?

— Дать согласие, — ответил мой сокамерник.

Грязная камера где-то в заднице мира. Двое заключённых, ждущих пыток и казни. И феерический по уровню безумия разговор.

— Ты согласен стать бессмертным?

Я хорошо помню этот момент. Меня поразило странное чувство. Всё, сказанное им, вмиг стало реальным, почти осязаемым. Всё стало правдой, столько же очевидной мне, как и правда о моей скорой смерти от пыток. И потому я колебался, хотя считал, что точно отвечу положительно. И неважно, врал Странник или нет, это не имело значения. Если врал — я ничего не терял. Если же всё это было реальностью... Теперь я точно знаю, что всё было реальностью.

— Да. Я согласен.

Он кивнул. С каким-то облегчением даже.

— Помни. Тебя будет преследовать смерть. Она будет идти за тобой по пятам, но интересовать её будешь не ты. О нет, малыш. У нас, а теперь и у тебя с ней особые взаимоотношения. И нет, это ни какая-то разумная сущность, я говорю метафорами. Ты поймёшь. Когда тебя первый раз начнут называть каким-нибудь Жнецом, Хищником, Палачом, или чем-то подобным, ты поймёшь.

Я не удержался от смешка.

— Сколько пафоса.

Странник рассмеялся.

— Не без этого. Прощай, парень. Прощай, Крыло. Извини, не составлю тебе компанию в ближайшие дни. Из разговоров этих обезьян с автоматами я понял, что его величество, — он произносил это с желчью в голосе, — приедет только через три дня. Постарайся истощить себя голодом за это время, это всё, что я могу посоветовать. Ну или убиться об охрану. Теперь тебе не стоит опасаться смерти.

Он закрыл глаза. И затих. Столь резко, что я даже удивился. Мне казалось, что он хотел сказать ещё что-то, что он оборвался на полуслове. Теперь я вряд ли это узнаю. Но всё, что он рассказывал, я постарался запомнить, вновь и вновь прокручивая в памяти.

Я не погиб в той камере. На следующий день на особняк напали друзья Странника, прилетевшие, чтобы вытащить его. Хмурый, мрачный верзила с очень умными пронзительными глазами и тренированная женщина, явно больше занимавшаяся военной подготовкой, чем посещением салонов красоты. Они расспросили меня о Страннике, о его последних днях. О нашем разговоре я умолчал, и они не спрашивали. Кажется, вообще не думали, что какой-то разговор на подобную тему мог состояться. Думаю, их он не посвящал в эту тайну.

Меня вернули в цивилизацию и подкинули немного денег, отпустив на все четыре стороны. Пару лет я держался подальше от приключений, попытался создать семью, но не получилось. Призраки меня не отпускали, а девушка была не из тех, что готовы залечивать душевные раны партнёра. Я вернулся к оставленному ремеслу и через несколько лет погиб в бою.

Луна скрылась за линией стен. Небо начало заволакивать тучами. Я протянул руку и мне на ладонь упала первая капля.

Сегодня ночью начнётся война. Потому что иначе меня бы здесь не было.