Кулачные бои в легком весе

Глава двадцать шестая

Никогда прежде мне не прислуживали. И никогда прежде ко мне так часто не обращались «мисс Энни». И мне понравилось быть там, видеть красивый фарфор и есть сладкий кекс. Но я понимала, что там мне не место и я никогда туда не вернусь. Да и сами хозяева не захотят меня там видеть, разве что как прислугу.

Дело в том, что я нигде не чувствовала себя на своем месте. Я не испытывала привязанности к пабу. Я любила Билла и очень тепло относилась к Джейни в благодарность за ее уроки и заботу обо мне, но умение читать и новые знания дали мне возможность увидеть больше: грязь и вечную борьбу за выживание, лязг гвоздей и грохот литейных цехов. Такого места, где я чувствовала бы себя дома, не осталось.

Я не собиралась проклинать преподобного, хотя мама и научила меня проклятиям, от которых слабеет тело человека или хромеет лошадь, скисает молоко, а пшеница покрывается плесенью. Это совсем как молитвы, которые произносишь в церкви, — короткие стишки и скороговорки. Иногда нужно нарисовать двойную звезду на тряпице и завернуть в нее женский локон или клочок мужской бороды, а потом связать стеблями аконита.

Теперь я таким уже не занималась, хотя мне и нравилось, как дрожали гаджо, когда цыганка что-то бормотала в их сторону. Я постоянно практиковалась в этом на Билле.

Но, кто бы ни крутил колесо фортуны обитателей «Чемпиона», хватка у него была железная. Суд оштрафовал Билла и Пэдди на тридцать фунтов каждого и отнял у нас все призовые и выручку. Такер поспешил уехать в Бирмингем, и мы ничего о нем не слышали до весны.

Мы с Джейни пытались вести дела в пивной, потому что Билл после штрафа погрузился в меланхолию и целыми днями сидел молча и лишь потягивал пиво. Он перестал на всех кричать и требовать исполнения гимна «Боже, храни королеву».

В итоге Джейни вернулась к гвоздарному делу, чтобы немного заработать, а я стала брать белье в стирку у соседей. Я кипятила простыни в большом медном котле и развешивала сушиться на веревках во дворе на грязном от копоти воздухе. Отбелить не удавалось ничего, сколько бы щелока я ни добавляла. От постоянной стирки на грязном черном воздухе я заболела и начала в сырую погоду кашлять черными комочками.

Джем вернулся на ферму, и казалось, что мы с ним никогда не поженимся. Он приходил по воскресеньям и приносил по нескольку пенсов, которыми я по частям выплачивала штрафы Билла, а потом мы ходили на пустошь и миловались в кустах.

Но по весне мы окончательно увязли в долгах. От нас ждали денег пивовары, пекарь, мясник, бакалейщик, и мне вечно приходилось задерживать плату одним, чтобы рассчитаться с другими. Как-то раз мне удалось раздобыть бочки и ячмень, и мы с Джемом сами варили пиво во дворе. Получилось не так и плохо — пойло уходило по два пенни за кружку. В апреле гвоздари снова начали бастовать, а в городе и у ворот шахт снова начали выступать радикалы и чартисты. Спрос на гвозди постоянно падал. Говорили, что теперь из других мест можно привезти товар за меньшие деньги и лучшего качества, и приказчики все менее охотно расплачивались за работу. В кварталах, где стояли мастерские гвоздарей, воцарился голод.

Перестав ходить в школу, я больше не виделась с мисс Эстер и ее сестрой. Библию я к тому времени уже закончила, и мне стало нечего читать, а денег на новые книги не было.

Тогда Джем начал брать книги у миссис Фрайер, хозяйки его конюшни. Она питала к моему жениху слабость, а еще любила читать романы и рассказы, регулярно посылая за ними в Бирмингем. Джем приносил мне новые тома раз в неделю, когда приходил к нам по воскресеньям, и я читала все подряд. Когда мне попалась книга «Два года на палубе»[18], в которой джентльмен рассказывал о своей морской жизни, полной брани и рома, я невольно задумалась, как тяжело жить на корабле, и вспомнила о Бенни и Тэссе, увезенных в Австралию.

Еще я прочитала рассказ Эдгара Аллана По «Сердце-обличитель» и долго дрожала при свете свечи в своей постели после этой страшной истории, рассказанной безумцем, которого неуклонно сводил с ума стук сердца человека, которого он убил и спрятал под половицами. Мистер По обладал пугающим воображением, раз смог придумать весь этот ужас и описать события так, будто они происходили на самом деле, вселяя страх в сердце читателя.

За те месяцы, пока мы все глубже увязали в трясине обязательств и просрочек, Билл бывал счастлив только в те минуты, когда я читала ему у камина. И мне это тоже нравилось.

Его не очень привлекали сказки или приключения: он больше любил историю, особенно «Жизнеописания английских королев» Агнес Стрикленд. Эту книгу я читала Громиле дважды. Он радостно хлопал в ладоши, когда я рассказывала ему, как решимость и вера помогли королеве Елизавете победить испанскую Армаду в 1588 году.

Мне нравились книги Диккенса, потому что он хорошо описывал бедных, безвинно становящихся жертвами жестокой судьбы. Особенно меня впечатлила печальная история сиротки Оливера Твиста и тех трудностей, которые ему пришлось пережить в работном доме. У меня сердце разрывалось при мысли о том, что моя мама с детьми могла оказаться в таком месте. Сходство с историей нашей семьи было и в том, что Томми, как и Оливер, встал на преступный путь, бежав из этой обители отчаяния. Впрочем, я понимала, что мою историю ждет другой конец: у Лавриджей не было богатой родни, которая могла разыскать меня и все исправить.

Биллу понравилось американское стихотворение, которое я ему прочитала, — «Крушение „Геспера“»[19]. В нем рассказывалось о гордом капитане корабля, погубившем собственную дочь, привязав ее к мачте во время бури. Стихотворение напечатали в одном из журналов, которые прислала мне почитать миссис Фрайер, и мне оно показалось мрачным и трагическим, лишенным той прелести, что была в английских стихах Вордсворта, Китса и Бёрнса, которые мы читали с мисс Эстер. Я подумала, что, наверное, американцы и разговаривают не так красиво, как англичане.

В апреле магистраты отобрали у Билла лицензию на торговлю пивом и потребовали выплачивать штраф за организацию незаконных боев и подстрекательство к азартным играм по твердой ставке пять шиллингов в месяц, иначе его объявят банкротом и отправят в тюрьму. Отдавать пять шиллингов каждый месяц значило жить впроголодь.

Однажды в «Чемпион» явился прекрасно одетый джентльмен и представился адвокатом. Его звали Мэттью Гудвин. Он подошел к Биллу, сидевшему возле камина, и показал ему большой лист бумаги, который, по его словам, являлся договором на покупку пивной и поля на заднем дворе. Я прочитала документ Биллу. Там говорилось, что клиент уплатит за недвижимость тридцать фунтов.

Билл слушал и кивал, а мистер Гудвин пояснил:

— Хорошо известно, мистер Перри, что у вас возникли некоторые сложности, и мой клиент готов дать очень хорошую цену за это здание и клочок земли за ним. Поскольку у вас больше нет лицензии на работу пивной, было бы разумно принять сумму, которая позволит вам расплатиться по существующим обязательствам, избежав долговой тюрьмы.

— И что это за клиент, которому нужна наша земля? — поинтересовалась я.

— Это деловой человек, который желает построить на участке новую фабрику и дома. Здесь отличное место для подобного предприятия: близко и к каналу, и к железной дороге.

Я посмотрела на Билла. В его затуманенных глазах на секунду блеснул огонек, а потом он медленно поднялся и со всего размаха ударил мистера Гудвина левой рукой в челюсть, отчего адвокат растянулся на полу. Джентльмен явно не ожидал такой реакции на предложение, хотя я могла сразу его предупредить и, пожалуй, должна была так поступить.

На следующий день в сопровождении констебля прибыл магистрат и вручил Биллу еще одну повестку: за нападение на мистера Гудвина. Передавая бумагу, он держался от Громилы на почтительном расстоянии, опасаясь повторить судьбу адвоката.

— Кулаки когда-нибудь доведут тебя до тюрьмы, Билли, — сказал констебль. — Это ведь был адвокат сэра Эндрю.

Громила поднял руки и сказал:

— Только они и дают мне силу не позволять имущим отбирать у неимущих, и я всегда готов дать кулакам возможность говорить от моего имени, констебль. Этот парень оскорбил меня и хотел забрать у меня пивную. А этого я не позволю ни ему, ни кому другому, будь то сэр, лорд или джентльмен.

Так мы получили еще пять фунтов штрафа, и уплатить его следовало немедленно, а у нас не было ни времени, ни кредита. Я решила, что на этот раз мы пойдем ко дну и Билл отправится в тюрьму, а я — в работный дом, как когда-то Томми.

И вот, сидя в тот вечер у камина и мучительно размышляя о том, как расплатиться со всеми набежавшими долгами, мы услышали снаружи грохот повозки, за которым последовал тихий стук в дверь. На пороге стоял Пэдди Такер.

С ним были Джем и заново покрашенный фургон, запряженный парой хороших лошадей. Пэдди сказал:

— У меня есть средство от всех ваших забот и тревог, Билл. Закрывай пивную, вешай замок на дверь, и пусть те, кому нужны твои деньги, подождут. Мы отправляемся в путь.