Квантовая теория любви

30

— Со свадьбой все уже было решено, более того, приготовления были в самом разгаре, когда начали пачками приходить письма. Ты только представь себе, Лео, какое потрясение они вызвали: Мориц вернулся с того света! Лотта поверить не могла, что он жив, в душе она его уже похоронила. А тут груды писем изо дня в день целыми неделями. И каких писем! Каждая строчка наполнена любовью.

Получается, вся ее жизнь перевернулась. Что ей делать, ведь уже приглашения разосланы?

И Лотта просит отца отменить свадьбу. Тот приходит в ярость, но Лотта напоминает: ты обещал выдать меня за Морица, если он вернется живой. Отец колеблется — и соглашается, но при одном условии: прежде чем принять окончательное решение, Лотта должна увидеться с Морицем.

«У многих солдат после войны с головой бывает не в порядке, часто они не могут приспособиться к мирной жизни. А я не хочу отдавать дочь за сумасшедшего», — говорит он ей.

— Впрочем, за свадебное платье уже было заплачено, и семейство во главе с отцом надеялось, что оно таки будет использовано по назначению.

Когда они наконец встретились, Лотта глазам своим не могла поверить: перед ней стоял старый, жалкий, больной оборванец… который обогнул половину земного шара, чтобы только увидеться с любимой. Он дрожал как осиновый лист, от его грязных рук на свадебном платье остались следы. Но ей было совсем не жалко платья. Разве хоть один человек на свете мог любить ее сильнее, чем Мориц?

Через месяц они поженились.

После смерти отца я перестал спать по ночам и просил маму побольше рассказывать мне о нем. Она охотно делилась воспоминаниями, и он сделался для меня кем-то вроде мифологического героя. Начинала она неизменно так: «Однажды твой отец, блистательный Мориц Данецкий…» По ее словам, отец был самый замечательный человек на свете, его невозможно было не любить.

Фрэнк вздохнул, покачал головой:

— Так-то, Лео. Наследство тебе передано. Используй по своему усмотрению.

Лео подошел к окну.

— Странно… Мориц добился своего, женился на Лотте… она моя бабушка.

— Да. Но ты ведь это и раньше знал. Я же тебе рассказывал, как она провожала меня на пристани.

— Да, твоя мама провожала тебя, ты говорил. Но как ее звали, ты мне не сказал. Так что уверенности у меня не было.

Отец всегда держал себя так, что расспрашивать его о прошлом Лео совершенно не хотелось. Как хорошо, что эта печальная полоса их жизни осталась позади. Теперь отец предстал перед ним совершенно в новом свете.

— Мистер Дикин, я одного не могу понять, — сказала Ханна немного погодя. — Почему вы никогда ничего не рассказывали о себе и о своих родителях?

— Потому что меня терзала совесть.

— Совесть? — не понял Лео.

— Мне казалось, отец умер из-за того, что я заставил его рассказать свою повесть до конца. Мало того. Я смотрел, как он умирает, и молчал. Не сказал ему, как я его люблю, даже не попрощался. Когда мама отправила меня в Англию одного и не приехала вслед за мной, как обещала, я подумал, она сердится на меня за то, что я убил отца. Смешно, конечно, но…

— Вовсе не смешно, — прервал его Лео. — Со мной приключилось почти то же самое. Я не мог себе простить, что заставил Элени пересесть вперед. А ведь она уже заняла место в середине автобуса. Но я ее попросил пересесть. Она всегда меня слушалась.

— Я всю жизнь считал себя виноватым и при этом молчал о своей вине. Когда у нас с Евой родился ты, счастливее меня не было на свете человека, но мое чувство вины отравило нашу жизнь, и я не собирался делиться своей тайной.

— Понимаю тебя, — кивнул Лео. — Может, это и к лучшему, что ты рассказал мне только сейчас. — Он подошел к отцу, обнял. — Я люблю тебя, папа. Здорово, что у меня есть ты.

Ханна, закусив губу, смотрела в сторону. Ее словно душило что-то. Внезапно она вскочила и выбежала в сад. Лео кинулся было за ней, но Фрэнк удержал его.

— Позволь мне поговорить с ней, — сказал он твердо и вышел вслед за девушкой.

Лео удивленно приподнял бровь, оглянулся на мать, и они вдруг рассмеялись.

— Вылитый Джон Уэйн.

— Или Фишель Данецкий собственной персоной, — подхватила Ева.

Дышалось теперь в доме намного легче. Напряженное молчание, в котором они прожили столько лет, исчезло. Будто его и не было никогда.

Фрэнк сел на скамейку рядом с Ханной, тронул девушку за плечо.

— Не очень-то весело быть сиротой, да? — произнес он мягко.

— Да.

— Они теперь смотрят на тебя откуда-то оттуда, сверху.

— Боль когда-нибудь пройдет?

— Нет. Просто в один прекрасный день окажется, что жизнь продолжается. А когда живешь настоящим, а не одними воспоминаниями, делается легче. Как ты думаешь, какое занятие они себе нашли теперь, когда соединились вновь?

Ханна подумала.

— Наверное, гуляют. При жизни они любили долгие пешие прогулки.

— Наверное, папа рассказывает маме, какая ты стала умная и красивая и как он гордится тобой.

— А еще они очень любили возиться в саду. Я никогда не видела в этом ничего интересного. А они все выходные отдавали саду.

Фрэнк кивнул:

— Когда у тебя появятся дети, все, что растет, будет привлекать тебя куда больше.

Ханна оглядела ухоженную клумбу, аккуратно постриженный газон.

— Смотри, Ханна, не угоди в ту же ловушку, что и я. Мама отправила меня из Германии, чтобы мне жилось свободно. А я всю свою жизнь провел будто в оковах, давил в себе чувства, стремясь к полному безразличию. И почти добился своего. Только Лео пробудил меня к жизни. Вслед за ним я занялся самоанализом — и ужаснулся. Понимаешь, о чем я?

Ханна согласно кивнула. Ей вспомнился тяжелый разговор с Лео, когда он сказал, что она прячется за свою улыбку, что она зажата, неискренна, от нее не дождешься откровенности. Его слова очень ее тогда задели, она долго думала и пришла к выводу, что Лео прав: после смерти матери она держала всех на известном расстоянии и не спешила раскрываться.

— Да, мистер Дикин, я хорошо вас понимаю.

— Не называй меня больше «мистер Дикин». Для тебя я Фрэнк. И вот что, Ханна: я готов сделать для тебя все, что в моих силах. Дверь нашего дома всегда для тебя открыта.

— Огромное спасибо, мистер Дик… то есть спасибо, Фрэнк.

[36]