Квантовая теория любви

6

Неторопливо вползло серенькое утро, и люди в разных странах занялись будущими похоронами. На Китосе Александрия отправилась в маленькую часовню на склоне холма у моря, переговорила со священником и заказала могилу. В Англии отец Лео обзвонил авиакомпании и выяснил, что тело подлежит перевозке только в забальзамированном виде и в запаянном гробу. В Латакунгу из Кито прибыла Селеста, уведомила о случившемся греческое и британское консульства, распорядилась насчет вскрытия, свидетельства о смерти и перевозки праха в столицу. Задача оказалась не из легких, поскольку была суббота и коррумпированные чиновники разъехались по своим нажитым неправедным трудам виллам. Да и доктор Санчес по субботам не работал, разве что «дело шло о жизни и смерти». Вскрытие к таким экстренным случаям не относилось. Но для Лео доктор сделал исключение, даже настоял, что сам, без ассистентов произведет аутопсию.

Жизнь ушла из этого тела, оставив лишь пустую белую оболочку. Но сколь прекрасна она. Все тревоги и заботы покинули Элени, ее облик поражал спокойствием и величавостью. Как все-таки эфемерна, зыбка человеческая жизнь. Ветерок дунул — и загасил огонек.

Доктор Санчес терпеть не мог вскрытий. В городах побольше этим занимаются специалисты, но здесь, в Латакунге, он один за всех. Он анатомировал детей бедных индейцев, подыскивая подходящее медицинское определение для нищеты, его глазам представали раковые опухоли и тромбированные сосуды у людей пожилых, колотые раны у молодых — но никогда еще ему не доводилось определять причину смерти цветущей молодой девушки.

Он начал расстегивать пуговицы на ее рубашке и смутился. Может, удастся обойтись без раздевания? Прощупываются четыре сломанных ребра, однако они не могли вызвать смерть. Нет, без осмотра не обойтись. По закону он обязан четко установить причину. Глупость, если вдуматься. Она погибла в аварии, никаких подозрительных обстоятельств. Зачем расковыривать несчастное тело?

Доктор стянул с трупа рубашку. Вся грудь в страшных синяках — наверное, от сильного удара о металлическую стойку. Санчес уже не сомневался — смерть наступила от внутреннего кровотечения. Легкие наполнились кровью, и смерть наступила через несколько минут.

Доктор, не задавая себе лишних вопросов, заполнил необходимые формы.

— Она умерла мгновенно, — сообщил он Лео. — Без мучений.

Это неправда — но зачем молодому парню лишние страдания? К чему ему знать, что если бы «скорая помощь» с надлежащим оборудованием подъехала быстро, то ее, пожалуй, еще можно было спасти? А умерла она, скорее всего, в муках.

К трем часам на свидетельство о смерти поставлена печать, тело погружено в прибывший из Кито санитарный транспорт. Доктор провернул все очень быстро. Обычная процедура заняла бы несколько дней.

За ночь колено у Лео сильно распухло, и он мог теперь передвигаться только с палкой. Шок отступал, зато боль усиливалась.

Лео обнял пожилого врача:

— Никогда не забуду, что вы для меня сделали. И поблагодарите от моего имени Хосе.

— Хосе?

— Санитара… который занимался мной в лечебнице.

— Но у нас нет никакого Хосе.

— Тогда… кто же это был?

Доктор только пожал плечами.

Селеста ждала его в машине. Лео занял место рядом с носилками, на которых лежит прикрытое простыней тело Элени, и они тронулись в путь. В Кито ведет только одна дорога, мимо места аварии.

Неужели исковерканный автобус так и стоит там в луже ее крови?

Но места, которые они проезжали, Лео были незнакомы. Они свернули за очередной поворот, и тут впереди выросла громада Котопакси.

В голове у Лео словно что-то щелкнуло.

Да вот же он — подъем на бровку небольшого холма! В тот день на вершине его еще лежало облако, и их автобус въехал в густую молочно-белую мглу. В нескольких метрах ничего не было видно. Но туман вдруг рассеялся, и заснеженный пик засверкал во всей своей красе и мощи.

Сидящий рядом человек спросил:

— И вы собираетесь одолеть это чудище? Чокнутые гринго!

— Собираемся, — подтвердил Лео, чувствуя, как вся его самоуверенность потихоньку улетучивается.

Такая громадина. И как ему только в голову взбрело отправиться покорять именно эту вершину? А если он сорвется и упадет? Или провалится в ледяную расселину и замерзнет до смерти? Или начнется метель? И ради чего все это? Хвастаться потом в баре своими достижениями?

Лео обхватил голову руками. Наверное, у смерти в тот день был выбор: парень в горах либо девушка на дороге. Может, Элени пожертвовала собой ради него.

И что его понесло в эти горы? Теперь он знает: через несколько минут им надо было выходить. И он вспомнил, где они сидели, — в первом ряду, он сразу за водителем, рюкзак лежал рядом с ним, а она — прямо перед металлической штангой, за которую держатся пассажиры. Его спасло водительское кресло, он только коленом налетел на торчащий из рюкзака ледоруб, а Элени со всего маху ударило о стойку. Если бы они сели на другие места, Элени была бы сейчас жива. Простое стечение обстоятельств.

Опять на память опускается мгла и скрывает черный ящик. Вспоминается только разговор с инженером из Огайо. Они познакомились в Ибарре в гостинице, и Лео рассказал ему про оползень, перекрывший дорогу.

— Всегда садитесь в средней части автобуса, — посоветовал инженер. — В девяноста процентах аварий страдают те, кто оказался впереди или в хвосте.

И они добросовестно следовали его совету — пробирались поближе к середине. А вот второго апреля почему-то уселись впереди.

Почему?

Санитарная машина ехала вдоль Котопакси. Никаких следов разбитого автобуса. Хозяин, наверное, убрал его с дороги, отбуксировал в гараж, отремонтировал. Вполне вероятно, автобус уже в рейсе.

Всякий раз, когда навстречу попадался грузовик, Лео пробирала дрожь.

К моргу в Кито — новенькому белому зданию без окон — они подъехали в сумерках. Здесь вам не Латакунга: все чистое, блестящее и прозаичное, без малейшего налета мистики. Правда, смерть страшна сама по себе, независимо от окружения. Пока Элени выгружают, Лео и Селесте устраивают экскурсию, словно любопытным зевакам. Их приглашают в облицованный белым кафелем зал, где все стены от пола до потолка заняты огромными металлическими выдвижными ящиками.

— Здесь мы обычно держим тела перед вскрытием и бальзамированием, хотя в вашем случае, я полагаю, консул Греции оплатил всю процедуру по высшему разряду и клиент попадет прямо в анатомический театр. Температура здесь никогда не превышает пяти градусов Цельсия. На случай перебоев с электричеством у нас свой генератор. — Человек в белом явно гордится заведением.

Эхо шагов отражается от кафельных стен, под потолком зудят люминесцентные лампы, света столько, что люди не отбрасывают теней. Запах дезинфекции щекочет ноздри, стерильность такая, что даже вездесущих муравьев не видно.

Следующий зал — зеркальное отражение первого. Только один ящик выехал со своего законного места в стене, и лежащий в нем обнаженный лиловый мужчина не отрываясь смотрит в потолок.

— Бывает иногда, — виновато бормочет гид и торопливо задвигает ящик.

Когда они выходили, сзади донесся скрип. Лео обернулся — все тот же контейнер как ни в чем не бывало выкатился обратно. Как видно, даже в мертвецких бывают свои бунтари.

В маленьком амфитеатре вместо арены — огромные металлические столы, вокруг кольцами взбегают вверх ряды кресел.

— Здесь мы проводим вскрытия. Обратите внимание на дренажные желоба на столе для операций. Туда стекает кровь во время бальзамирования. Этот стол мы получили из Америки. А раньше крови было чуть не по колено.

— А кресла для чего? — поинтересовалась Селеста.

— Студенты медицинского института — наши частые гости. А как еще воочию убедишься, где какой орган находится? Так что мы и о живых тоже не забываем.

«Вот ведь как», — горько подумал Лео.

— Надеюсь, вы убедились, что ваша подруга будет окружена здесь должной заботой. — Гид улыбнулся.

Лео захотелось его ударить.

— Теперь прошу пройти в зал ожидания, вся процедура не займет и двух часов.

— Я остаюсь, — заявил Лео.

— Не советую, сеньор.

— Я останусь здесь. — И Лео с размаху плюхнулся в кресло.

— Как пожелаете… только… — Под ненавидящим взглядом Лео человек стушевался и вышел.

Селеста села рядом с Лео:

— Тебе нехорошо?

— Это место… просто скотобойня какая-то. Как я могу оставить ее здесь одну? Настоящий мясокомбинат… кто знает, что у них на уме…

Слова Лео прервал скрип двери. Двое служителей смерти ввезли каталку с обнаженным телом Элени.

Лео вскочил.

— Какого хрена они ее раздели… без моего разрешения… сволочи! — заорал он по-английски.

Служители потрясены, это видно по их напуганным глазам, лица скрыты под масками. На них просторные белые балахоны, на руках — резиновые перчатки, на ногах — бахилы, на головах — шапочки. Не поймешь, кто перед тобой, мужчина или женщина.

Селеста потянула Лео назад:

— Тебя сейчас выставят. Возьми себя в руки. Это их работа.

Лео глубоко вздохнул и сел.

— Почему они не спросили меня…

Элени перенесли на металлический стол с желобами. Тело ее не гнется — как у манекена, плоть потеряла упругость и сдувшимся шариком свисает с костяка. Такое впечатление, что ей холодно.

Только великолепные волосы остались прежними.

Один из служителей принес поднос со стальными инструментами. Второй присоединил трубку к сосуду с какой-то химией.

Селеста встала.

— Не могу на это смотреть. Подожду в комнате для посетителей. И тебе лучше пойти со мной.

— Нет.

— Лео, пожалей ты себя.

— Я им не доверяю.

Селеста обреченно вздохнула и удалилась.

Служители обмыли и продезинфицировали тело, вставили затычки в рот, в нос, в уши. В задний проход и во влагалище.

Это чтобы бальзамирующая жидкость не вытекала, с трудом осознал потрясенный Лео. Каждое их прикосновение казалось ему надругательством над тем, что было между ним и ней. Он стиснул зубы, отвернулся, зажмурился.

Когда он отважился наконец повернуться и открыть глаза, ей уже удаляли внутренности. Мягкие органы окунали в формальдегид и возвращали обратно. Потом разрез зашили, в артерию на левой руке вонзили большой шприц, вскрыли в нужном месте вену и принялись закачивать внутрь формальдегид, пока из вены не перестала литься кровь.

Вот и все. Процесс разложения остановлен. Поруганный труп оставили в покое. Лео, шатаясь, подошел к двери и вывалился на улицу.

Его вырвало прямо на тротуар.

Как раз в тот момент, когда перед ним затормозил сверкающий синий «роллс-ройс» консула Греции.