«Неотложка» вселенского масштаба

ГЛАВА 10. Алессей и Машэ

Нос уловил неприятный запах, и я повернулась к открытой двери. Там, за ней, хмурилось низкое небо, где-то совсем рядом плескалась вода. И именно оттуда тянуло гниющими водорослям и, кажется, болотом.

Куда же Всёля в этот раз меня занесла?

Мир оказался новым. То есть совершенно неожиданным для меня, таким, что я даже не могла представить ничего подобного. Сплошное болото с нечастыми островками буйной тропической растительности, настолько зелёной, что даже на вид она казалась ядовитой.

В этом мире все жизнь шла в трясине, в своеобразном уюте домиков, сплетённых из тины и грязи.

Да и сами жители мало напоминали людей. Это были, скорее, человекоподобные лягушки: примерно того же роста, перепончатые лапы были очень похожи на руки пальцами и ловкостью движений. А ещё они владели речью. Язык, конечно, был другой, и принципы его построения сильно отличались, но говорили они так же, как и мы, двигая ртом и языком.

Но вот сходства с лягушками было намного больше — холодная мокрая кожа, серая, вся облепленная тиной, выпуклые круглые глаза, крупные беззубые рты.

И беда их была вполне понятная — эпидемия, которая уносила жизни самых маленьких жителей мира. Было безумно жаль видеть маленьких лягушат, вяло лежавших на боку, с лапками, отброшенными в сторону от распухшего тела. Но страшнее всего было то, что это грозило полным вымиранием этому странному народу.

Чтобы помочь самым слабым, мне приходилось целыми днями рыскать на своём транспорте над грязной жижей, закладывая виражи вокруг высоких зелёных островов, так пугающих яркими хищными расцветками.

Почти сразу стало понятно, что помочь всем болеющим мы со Всёлей были бессильны. И выход представлялся единственный: найти причину, источник болезни и уничтожить его.

Но для этого...

Но чтобы победить болезнь, поразившую малышей лягушкоподобных болотных жителей, нужно было стать болотной лягушкой, жить как лягушка, питаться как лягушка, думать как лягушка... А я любила белые стены, белое бельё, белую посуду. Яркие краски с некоторых пор в моей жизни не радовали, да и жидкая грязь...

Это было ужасным испытанием, ужасным. Но я смогла!

Не буду говорить, чего мне это стоило, однако я выделила, нашла источник заразы.

Им оказалась одноклеточная водоросль, которая в новом витке своего развития почему-то не переваривалась организмами малышей человеко-лягушек, а начинала патологическое размножение прямо в их желудках. Или как там у них назывался мешок для сбора и длительного смачивания соками пищи?

На эту работу ушло время.

А ведь ещё были сложные случаи, которые требовали моего срочного вмешательства. И приходилось лечить, хоть и с помощью моей Всёли, а потому быстро и эффективно, но всё же лично присутствуя, а значит — тратя время.

Ещё больше времени потребовалось, чтобы научить взрослых жителей этого места жить по-новому, так, чтобы их дети не могли получить возбудителя с едой или питьём.

И это было непросто. Даже сложнее, чем вывести из тяжёлого состояния десяток малышей за один раз.

Как можно изменить культуру целого народа, живущего в грязи так, чтобы они следили за тем, что кладут в рот их малыши? Я объясняла, показывала на примерах (с помощью Всёли, конечно), уговаривала, даже кричала и ругалась!..

Я искала самых влиятельных человеко-лягушек. Обычно это оказывались старухи, покрытые ссохшейся кожей, свисавшей складками, почти потерявшими цвет, с вылинявшими глазами, ещё более выпуклыми, чем у остальных. Они слушали меня молча, приоткрыв рот и тяжело дыша. Долго раздумывали, когда я уже заканчивала говорить. Кто-то задавал пару вопросов, кто-то – много, кто-то загорался пониманием и радовался тому, что есть способ спасти детей, и становился моим продолжением — учил своих близких и не очень жить по-новому.

Но были и те, кто сразу разворачивался и нырял в свою грязную жижу, отказываясь тем самым помочь не только мне – своему народу.

И тут руки у меня опускались, хотелось плакать и поскорее вернуться на свою стерильно чистую станцию, к нормальным условиям, вкусной еде и привычным краскам.

Но Всёля говорила:

— Ещё на запад надо слетать, там остался кто-то, на кого можно повлиять.

И я уплотняла воздух, садилась на транспорт и мчалась вслед за садящимся грязь солнцем.

В этой сумасшедшей гонке я не могла ни нормально выспаться, ни поесть.

Спать в сырой и промозглой особенно ночью атмосфере было неуютно. Как бы Всёля ни загибала вверх края транспорта, всё же он был тем же воздухом, хоть и плотным. Не спасали никакие пологи, что воплощались по моему желанию. Влага всё равно проникала сквозь них, и я во сне куталась в пропитанные болотными испарениями одежды и вздрагивала от промозглой сырости.

А может, я настолько отсырела, что мне всё это только казалось?

В гостеприимно предлагаемые местными жителями дома я не помещалась. И к лучшему — жить в тине мало радости, а от сырости там всё равно не укрыться. Зато сколько грязни!

Именно из-за грязи были сложности с питанием. Злобных одноклеточных водорослей я не боялась, потому что еду, как и воду, мне воплощала Всёля. Меня угнетали запахи — я никак не могла избавиться от ощущения, что всё, абсолютно всё испачкано грязной жижей и провонялось духом окружавшего меня болота.

Мне всё время хотелось помыть руки и страшновато было класть в рот еду — обилие жидкой хлюпающей грязи вокруг создавало ощущение, что она везде: и в еде, и на руках. И если в чистоте своих рук я могла себя уверить, пропустив снова и снова искру очистки, то одежда и обувь страдали от болотной грязи, которая, казалось, оставляла брызги не только на штанах, а везде, даже на плечах.

Когда, наконец, Всёля перестала дергать меня словами: «Ольга, поехали!» — я почувствовала, что лягушкоподобные жители болотного мира смогут справиться без нашей с Всёлей помощи. И, конечно, с радостью и нервной поспешностью бросилась на станцию.

И ввалилась я туда, благоухая всеми оттенками сероводорода, которыми так богаты болота всей Вселенной и одного вполне конкретного мира. Вдохнула с радостью такой знакомый и такой сухой воздух, осмотрела абсолютно белые, такие родные и прекрасные стены и, пачкая грязными отпечатками чистый пол станции, подошла к любимому своему дивану и нежно прикоснулась к нему задрожавшим от наплыва чувств пальцем — я дома! Наконец, дома!

И вот я, облепленная грязью и тиной до самых, казалось, кончиков волос, голодная, с воспалёнными от недосыпа глазами, жаждущая горячей ароматной ванны, чистой одежды, нормальной еды и сна в привычной сухой постели, явилась в блаженный родной уголок, меня там встретила... война.

Маг в весьма воинственной позе стоял у входа в столовую, а Машэ — у двери в зал силы. Я заметила, как между ними мигнуло пространство — Алессей бросил в девчонку заклинанием. Она скривилась, но даже не пошатнулась, а вот маг дернулся, выгнулся дугой и рухнул на пол, застонал, согнулся пополам, схватился за бок.

Я сцепила зубы, чтобы не выругаться, на слабых подгибающихся ногах поспешила как смогла к нему.

— Что?

Он поднял на меня перекошенную физиономию, помотал головой отрицательно — его длинные кудри разметались, некоторые прилипли к мигом вспотевшему лбу — и выдавил с шипением:

— Ерунда. Не то что раньше.

Вызвав тунику, красным тонким лучом разрезала одежду на его боку вокруг крепко прижатой ладони. Крови вроде не было, да и самой раны не видно.

— Показывайте, Алессей.

Он отнял руку, и мои глазам открылся огромный кровоподтёк. Не дыра на полторса – уже хорошо.

— Всёля, что это такое? Опять дар учителя шалит? Но... Ты же его защищаешь!

— Это дар его учителя. Я гашу его, но не справляюсь полностью, когда он применяет заклинания. Он даже не подозревает, как глубоко его учитель переплёл свой дар с его магией…

Новости просто с ног сшибают…

— Больно? — спросила у Алессея, вглядываясь в его лицо: зрачок расширен, резкая бледность, учащённое дыхание открытым ртом, пот струится по вискам и стекает к подбородку.

Качнул головой — нет. Я подавила усмешку: как же, не больно ему! Там микровзрыв произошёл, а он — не больно.

Материализовала инъектор и сделала обезболивающую инъекцию.

— Ты понимаешь, что всё это от заклинаний, что ты творишь? Не стоит применять магию, слышишь? – спросила на всякий случай. Вдруг он так и не сделал вывода? – И тебе бы полежать немного.

Он качнул головой. Не согласен. А вот с чем? То ли вывода не сделал, то ли лежать отказывается. Ишь ты!

— Тебе надо полежать, — сказала жёстче.

Моих ноздрей коснулся неприятный запах сырой одежды, снова напомнивший о том, откуда я прибыла и в каком виде тут стою. Голодные спазмы желудка я проигнорировала, а сонную сумятицу мыслей отогнала, тряхнув головой.

— А мне — привести себя в порядок.

Тут пискнула и затараторила Машка, привлекая к себе моё внимание:

— Машэ не понимает! Злой человек набрасываться! Не пускать Машэ в зал силы. Машэ не бить сильно — боялась сделать плохо, а он тащить Машэ к столовой. Когда умел изловить... Вот, — нервные мяукающие нотки проскакивали в её голосе, руки обнимали себя за плечи, а глаза опасливо косились на мага.

Она оторвала руку от плеча и продемонстрировала синяки. Всё, что я смогла сказать, собралось в коротком «пф!».

Лужа, что накапала с моей одежды, сонный туман в голове и голодные спазмы в желудке намекали, что пора уже в ванную, а потому – нужно принять какое-то решение. Я глянула на мага.

— Что тут происходило? — и я кивнула в сторону Машэ. Синяки на тонких, почти детских запястьях вызвали болезненные.

— Ваша служанка упорно отказывается прислуживать! Я много раз приказывал ей, но она не слушала, своевольничала, даже дралась. И сегодня чаша моего терпения переполнилась – я применил магию!

Я потёрла слипающиеся глаза и снова сморщилась от неприятного запаха.

— Всёля, ты поняла, что здесь произошло? — спросила с недоумением.

Потому что я уже ничего не понимала. То ли от усталости, то ли от того, что что-то упускала из виду.

— Ольга, они говорят на разных языках и просто не понимают друг друга, — тихо подсказала мне моя наставница.

И опять меня хватило только на «пф!».

— А скажи мне, Машэ, — я сфокусировала взгляд на моей черноволосой красавице, — что он тебе говорил?

Она снова зыркнула на мага и покрутила головой.

— Машэ не понимать.

— А вы, — я посмотрела на Алессея, с синяком, темнеющим из вырезанной мной прорехи всеми оттенками багрового и фиолетового, — вы, господин маг, хоть одно её слово поняли?

— Да что тут понимать? Таких слуг пороть надо!

Я сдержала усталый стон, вздохнула.

— Машэ, этот господин тот самый маг, который гостит у нас. Он просил твоей помощи.

Она округлила раскосые глаза, выразительно посмотрела на свои запястья. И я уточнила:

— Просто Алессей не понял, что ты такая же гостья, как и он.

— Машэ не гостья! — горячо заговорила девушка и схватила меня за руку. — Машэ помощница госпожи! Человек кричал. Машэ делать суп, — счастливая улыбка при воспоминании о любимом блюде наползла на её лицо, — а человек снова кричал! Машэ бегать у себя в лесу, чтобы не встречать злой человек! Он хватать и тащить.

— Хорошо, — я кивнула, останавливая поток слов. И обратилась к магу: — Алессей, девушка предлагала вам помощь. Но она не служанка. Она такая же гостья, как и вы.

Маг даже взвился и затрепетал ноздрями, брови гневно сдвинулись на нахмуренном лбу.

— Она?! Она не может быть гостьей!

— Почему это? — я даже спать перехотела от удивления. Правда, ненадолго.

— У неё внешность дикарки! Такие только и могут, что прислуживать!

В этот раз «пф» получилось долгим-долгим, а плечи бессильно опустились.

Я потёрла лицо руками, пытаясь придумать, как разрешить сейчас эту глупую ситуацию, но голод, усталость и зловоние от одежды отчаянно мешали.

— Господа! Давайте соберёмся к обеду, чтобы ещё раз поговорить и решить наше недопонимание. И пока вы, Алессей, отдохнёте немного, я всё же приведу себя в порядок, — я говорила по два раза каждую фразу, глядя поочередно то на одного, то на другого, чтобы поняли меня одинаково.

Кивнула на хроно, что светил со стены ярким малиновым цветом, и уточнила:

— Где-то через два часа по станционному времени, в столовой.

Гости с моим предложением согласились, хотя радости на лицах я не заметила, кивнули вразнобой и разошлись по своим комнатам.

В моей ванне меня ждала жемчужная вода, над которой поднимался пар. И я, сбросив грязную одежду, с блаженным стоном опустилась в долгожданное ароматное тепло. Прикрыла уставшие глаза.

Я снова куда-то спешила, только теперь я бежала через болото, а не летела на транспорте. И не через то, с яркими островками зелени, что ещё свежо было в памяти, а через хмурое, с голыми корягами вместо деревьев, с низким грязным, будто напитавшимся болотной жижей небом сверху.

Я бежала изо всех сил, рвала жилы, с трудом вытаскивая ноги из засасывающей трясины, не в силах сдержать воя — я не успевала, спиной чувствовала, что не успеваю, что опасность рядом, дышит в затылок, поднимает волоски вдоль позвоночника.

Нет!

— Лё-о-ля-а! – слышалось протяжное позади.

Какой знакомый голос! Я бежала, вырывая ноги из липкой грязи, пусть медленно, но лишь бы не стоять. Нет!

— Иди ко мне, — доносил зловонный порыв до моих ушей. — Мне скучно без тебя. Вернись!

Дыхания не хватало, воздух кончился, надсаженное горло болело, а в ушах бешено ревела кровь. Нет!

Чья-то холодная рука легла мне на плечо. И я замерла, будто пойманный зверь, заледенела, скованная паникой. Нет!

— Не-е-е-т!

И проснулась.

От моего резкого движения из ванны выплеснулась вода. Заполошно вдыхая, повертела головой — я в своей ванной комнате, я на станции, здесь не может быть {его}, он не сможет сюда пробраться!

Нет, не сможет...

Я выдохнула и снова опустилась в воду, на которой успокаивались волны, вызванные моим резким движением. Мне нужно наведаться в зал силы, выпустить свою агрессию. Но как же не хочется! Я ещё и не отдохнула после болота.

— Всёля, сколько я спала?

— Не больше часа, Ольга.

Что-то сон не освежил. А жаль, была надежда.

Расслабиться снова не получилось, как ни пыталась, и я выбралась из ванны и принялась за наведение порядка в волосах, лице, руках и прочее по списку.

И когда я вышла к столу, буквально поскрипывая от чистоты и радуясь этому ощущению, как в детстве – перешитому платью старшей сестры, готова была поделиться этой радостью. После, конечно, плотного обеда. Он, по моему замыслу, тоже должен был добавить хорошего настроения.

Но я ошиблась.

С настроением как-то сразу не заладилось.

Машэ диковато косилась на мага, маг недовольно двигал челюстью и старался не смотреть на неё. Оба молчали. Утолив первый голод, я попыталась найти общую для нас всех тему: о станции, о еде, о зале силы, но устала повторять всё по два раза, чтобы было понятно и ей, и ему. Да и толку от этого было мало — они так и сидели, молча излучая враждебность и старательно отводя друг от друга глаза.

То ли они не были настроены поговорить откровенно и решить возникшие споры, то ли я неверно выбрала тон. А может, это отголосок сна, что всё ещё будоражил мысли, не давая расслабиться и использовать интуицию, чтобы найти ту тему, которая сможет объединить нас всех.

В общем, не получалось у меня. Надо было что-то менять, и я предложила с десертом переместиться в приёмный зал.

— А там я смогу транслировать перевод каждому из них, — тихо подсказала мне Всёля.

— Может, показать им болотный мир? — предложила. — Ты смогла бы показать картинки того, что там было, на экран, а я бы рассказывала.

— Конечно.

Низкий столик у углового дивана был сервирован к чаю. Мои гости расселись подальше друг от друга, а я попросила включить экранную панель и материализовала два шарика.

— Вот, возьмите, — протянула по одному каждому. — Вставьте в ухо. Это чтобы было понятно, о чём я говорю.

И когда они уже могли понимать, сказала на своём родном языке:

— В этот раз я оказалась в удивительном мире. Хотела и вам показать.

Я увлеклась, рассказывая, какие существа живут в болотном мире, как устроен их быт, как там трудно было бы жить нам, людям. Показала, как лечила детей, что страдали от непонятного недуга, как перемещалась от островка к островку, вокруг которых селились местные жители, строя свои жилища, как искала и как нашла мутировавшую водоросль, как учила не желавшее учиться жить по-новому население.

Не сразу обратила внимание на новый звук. А когда обратила, оказалось, это Машэ шмыгает носом в белую салфетку, не отрывая взгляда от панели. Заметив моё внимание, глянула на меня заплаканными глазами и сказала:

— Машэ так жалеет госпожу Ольгу! И этих малышей. Так плохо!..

Она заплакала сильнее, затрясла головой, не в силах сдержаться, и пробормотала, выбираясь из-за невысокого столика:

— Простить Машэ, буду плакать о них.

И скрылась за дверью в свою комнату.

Не того эффекта я добивалась.

— Всёля, выключи, — со вздохом попросила мысленно.

Чай уже остыл, и не хотелось им заниматься, даже притом, что усилие нужно было самое малое — просто захотеть.

Я слишком устала.

Даже для этого.

Легонько качала чашку, что так и держала в руках, и наблюдала, как расходятся в стороны волны, как на них играют блики от потолочных светильников.

В одну сторону.

В другую.

Волны закручивались, сталкивались, останавливались, снова закручивались, следуя моей воле и движениям чашки.

— Ты… непонятная, — вдруг нарушил молчание маг.

Подняла глаза на него.

— Ты собрала нас, чтобы показать всё это, — махнул рукой на пустую сейчас панель. — Ты там, как я понял, не в самых лучших условиях жила. Устала наверное?

Простой вопрос. Простой только на первый взгляд. У меня никто никогда не спрашивал, устала ли я, как себя чувствую и чего хочу. И человеческое отношение, уважение, признание за мной права на сочувствие, право на слабости делали меня слишком чувствительной.

— Устала, — согласилась я и прикрыла глаза.

Очень необычные ощущения, когда тебя понимают, когда сочувствуют. И от этого усталость, казалось, навалилась ещё сильнее. А ещё жалость к себе. И желание почувствовать чужую руку, гладящую меня по голове.

— Зачем же ты мучаешься, тратишь последние силы, вместо того чтобы пойти нормально выспаться? – спросил маг.

— Это мой дом, Алессей.

Я подумала о родителях, об Игоре, вспомнила, как рассталась с ними, с каждым из них, и медленно проговорила:

— И другого у меня никогда уже не будет.

Он молчал, опустив голову и не мешая мне собираться с мыслями и подбирать слова.

— Да, другого не будет. Поэтому я хочу, чтобы здесь было хорошо. Я хочу тепла и уюта. И чтобы не только мне, но и всем здесь было хорошо.

Он не двигался и, надеюсь, понимал, что я имею в виду.

— А для того чтобы всем было хорошо, нужен мир.

Он покачал головой. То ли непонимающе, то ли осуждающе. То ли удивлённо.

Бабушка, что так часто занималась моим воспитанием, иногда говорила, что не стоит собирать всех друзей одновременно под одной крышей. «Это безумство!» — восклицала она, потрясая крючковатым, вытянутым вверх пальцем. И если раньше я насмехалась, конечно же, про себя и молча, то теперь была с ней полностью согласна.

Потому что меня, к сожалению, так и не услышали – Алессей и Машэ так и не помирились. Нет, они больше не ссорились и не ругались, но и общения более-менее сносного не получалось.

И никакие мои усилия не помогали.

Чтобы поделить между ними зал силы, я составила план, по которому они там могли пребывать по очереди, обеды тоже пришлось разделить — в один день со мной вместе в столовой был маг, в другой — Машэ.

Что происходило на станции, когда Всёля звала меня наружу, на помощь кому-нибудь за стенами станции, даже не представляю.

Каждый раз я возвращалась, боясь застать смертельную драку или как минимум словесный поединок. Но даже если всё было спокойно, возвращаясь, каждый раз присматривалась, по возможности незаметно, нет ли синяков у Машэ и не держится ли маг за раненный внутренним взрывом бок или спину.

Помирить их или что-то вроде того смог только Шакрух.