На следующее утро я смогла вылезти из постели только благодаря Всёле. Ни вчерашняя жемчужная ванна, ни сон на уютной кровати не дали того отдыха, о котором вопило тело. Что-то, наверное, было в тех травяных отварах, что мне давал Алессей, что теперь вот так сказывалось на самочувствии.
Всёлино: «Ольга, вставай! Кажется, нашла!» — не могло меня разбудить до тех пор, пока я не услышала имя Шакруха.
Образы из недосмотреного сна ещё бродили в моей голове, я где-то шла, чему-то смеялась, хотя и чувствовала тревожащий, даже угрожающий взгляд в спину, но нужно было делать вид, что ничего не замечаю, и весёлый смех ещё звучал в ушах, а между лопаток пробирало холодком подкрадывающегося ужаса. Но имя нашего обездоленного зверя, про незавидную судьбу которого я на целый вчерашний день забыла, возвратило меня в реальность.
— Что? — я подняла голову от подушки, не открывая глаза. — Что нашла?
— Я нашла, как помочь Шакруху!
— Рассказывай, — я поплелась в ванную, подсматривая дорогу только одним глазом — второй отказывался открываться без умывания.
И пока я взбадривалась контрастным душем, слушала и смотрела всё то, что показывала мне Всёля. В одном из миров, где развитие шло быстрее, чем в остальных, учёные работали над клонированием — выведением новых особей не обычным путём, а выращиваем из клеток другой особи. Мелькали картинки, текст, формулы, опять картинки и текст.
— Подожди, — остановила я этот поток сведений, вытираясь пушистым белым полотенцем. — Я хочу подробнее посмотреть, хочу вникнуть. Тут парой роликов не обойтись – дело, как я понимаю, очень сложное, а мне нужно осмотреть пациентов.
Я взглянула на хроно, что светился над дверью комнаты.
— Как там они?
— Всё хорошо.
— Это хо-ро-шо, — протянула, направляясь к молодому князю, которому вчера досталось больше всех.
Он спал. На покрывале вдоль его туловища вытянулся Шакрух. Зверь бдительно приоткрыл один глаз, увидел меня, дернул ушами – узнал, и снова задремал. А Машэ так и сидела в его комнате. Вернее, тоже спала — свернулась, словно котёнок, в кресле, рядом с кроватью, в руках – плетёнка.
Я наклонилась над её работой. Необычная. Она всегда делала круглые коврики чуть больше моей ладони, а здесь было что-то большое, сложное, очень узорчатое, с чудными вставками из коры, камешков и перьев. И совсем, совсем не круглое.
— Отлично! – довольно прогудела Вселенная. И если бы можно было её увидеть, то, уверена, она бы улыбалась. – Ты видишь, какой узор непростой, да? Ай да Машенька, ай да умница!
— Всёля, объясни наконец, что она плетёт? Что это за плетёнки такие?
— Она же Великая Мать.
— Да, и что?
— Она сплетает судьбы, выплетает их тем, кому нужно. Как сделала бы это мать своему ребёнку. Лике вот сплела, и её Валентину.
— Но ведь она плела и тогда, когда никого на станции не было, — я вспомнила бесконечные маленькие коврики, которые Машэ приносила в столовую и там забывала. Или специально оставляла?.. Поди теперь разберись.
— Не нужно видеть того, чью судьбу выплетаешь, — звучал у меня в голове ласковый голос. – Она и сама не знала кому. А у меня появлялись такие замечательные островки сплетенных судеб!.. Это очень хорошо.
— Почему?
— Потому, Ольга. Они, понимаешь, укрепляют мою ткань, ткань Мироздания. А для меня это очень важно.
— А эта, сегодняшняя, кому?
– Этому князю!
Я только хмыкнула, и Машэ отреагировав то ли на моё хмыканье, то ли на движение, встрепенулась и подняла голову, хватаясь за арбалет, стоявший у кресла.
Я улыбнулась.
— Всё хорошо, Машенька. Разве кто-то покушался на князя? – кивнула головой на спящего и остановила взгляд на оружии.
Она засмущалась и отвернулась.
— Нет. Просто…
— Для пущей безопасности, я поняла, — кивнула.
Она подняла на меня глаз и закивала благодарно – верно угадала. Я вгляделась в её лицо. Что такое? Глаза опухшие, совсем не видно их в складках век. Недоспала?
— Как дела у нашего князя? — спросила тихо.
Она перевела взгляд на спящего, погладила его перевязанную руку, будто жалела, и снова обернулась ко мне. В глазах стояли слёзы.
— Спал. Просыпался, просил пить. Машэ смачивать ему губы, пить не давала. Меняла стекляшки, — указала на пустые флаконы на столике у кровати.
Редкие слезинки медленно катились по щекам, крупные губы чуть подрагивали, на лбу наметилась горькая морщинка.
— Почему же ты плачешь? – я удивилась и даже присела перед ней.
Она зажмурилась, скривилась, сжала губы, а потом резко вдохнула, распахнула глаза:
— Князь поправится?
— Да, — я погладила её по шелковым чёрным волосам, сияющим в свете неяркой настольной лампы. Думала её утешить, а получилось наоборот: девчонка сморщилась, как маленький ребёнок, у которого безвозвратно испортилась любимая кукла, и слёзы потекли быстро-быстро, ручьями.
— Машэ, Машэ! Что такое? – я встревожилась.
— Он видел меня с волосами! – И она тоненько-тоненько заплакала. — Он уйдёт! А Машэ так и останется... Зачем не убрала их?..
И так горько она это сказала, что от неожиданности я села на пол.
— Всёля? – спросила требовательно. – Что это такое?
— Он ей понравился, а по обычаям её народа если мужчина уже видел девушку, и она была с волосами, то замуж уже не возьмёт.
Я только выдохнула, широко открыв глаза. Как же я была слепа! Девочка так долго живёт со мной рядом, а я только сейчас поняла, что впитанные с детства законы общества, в котором она жила и росла, никуда не делись, они остались в её голове.
Я встала и обняла свою маленькую акробатку за худенькие плечи, погладила по голове, поцеловала в макушку. Спросила:
— Всёля, что будем делать?
— Разузнаем о князе и его мире побольше, а потом будем решать что делать.
Хриплый голос раздался в комнате неожиданно.
— Здравствуйте, госпожа Ольга, — это проснулся князь.
Я привстала, кивнула.
— Здравствуйте, ваше сиятельство.
Он сморщился:
— Можно просто Вольдемар.
— В таком случае, я – Ольга.
Я вытерла слёзы Машэ, одними губами сказала: «Не плачь, всё наладится» и показала глазами вверх. Мол, с нами же Вселенная, нам ли бояться?
И пересела на краешек кровати пациента.
– Откуда вы знаете, как меня зовут?
Он глянул на меня из-под приподнявшейся брови, коротко улыбнулся уголком рта, прикрыл на мгновенье глаза, показывая, что принял предложение говорить дружески, без официоза, и сказал:
— Ваша помощница рассказала мне, что вы спасли меня.
Я глянула на зардевшуюся смущенную Машэ. А потом застыла от удивления: она рассказала?
— Вы её понимаете?! – выдохнула потрясённо.
Обернулась к девчонке:
— Машэ?! Как ты разговаривала с господином Вольдемаром?!
Она потупилась, посмотрела на свои пальцы, что разглаживали подол балахона, которые она так любила. Пожала плечами.
— Не знать. Слова понятные, запомнить.
И опять пожала плечами. Я только захлопала глазами – как? Как ей это удалось?!
— Он всё больше мне нравится, Ольга.
У меня были тысячи вопросов к Всёле, но задать я их не успела.
— Кто с вами разговаривает, Ольга? – Вольдемар чуть нахмурившись осматривал комнату.
— Это… Это Вселенная. – И чтобы не рассказывать подробнее, задала свой вопрос: — А вы маг?
Он слабо кивнул – голова двинулась по подушке вниз и вверх.
— И, наверное, сильный.
Он слабо улыбнулся и пожал плечами, скосил глаза на свою руку.
— Теперь и не знаю.
А я проводила осмотр: прощупала пульс – нормальный, горячки нет, цвет лица получше. Губы сухие, потрескавшиеся, но это не проблема.
— А как самочувствие, Вольдемар?
Он задумчиво посмотрел вверх, чуть поджал губы и хрипловато произнёс:
— Очень трудно описать. Слабость, трудно шевелиться, больно.
— Больно? Где? – я глянула на внутривенную помпу на локтевом сгибе: во флаконе ещё было лекарство.
— Нет, не так больно, будто мне оторвало ногу. Но внутри… всё как-то по-другому. Неловко, болезненно.
— После всего — не удивительно, – я успокаивающе тронула его за плечо. – Что рука?
Он пошевелил пальцами, сжал-разжал кулак. Подвижность была… не очень. Для мага руки, а особенно пальцы – слишком важная вещь, чтобы пренебрежительно к ним относиться. Но… Рано пока.
— Давайте я сейчас посмотрю, как там у вас всё заживает и подумаем, чем вас покормить.
Он снова кивнул и чуть заметно улыбнулся.
Движение сбоку – это Машэ привстала с кресла со счастливой улыбкой, прижав к груди плетёнку, и смотрела сияющими мокрыми глазами. Она, много путешествуя со мной по мирам, знала, что, если можно есть, значит, больной идёт на поправку.
Я вызвала тунику и развела ладони, растягивая сканирующую плоскость.
Теперь у нашего пациента от улыбки не осталось и следа, в глазах — удивление, граничащее с изумлением. А когда я, изучив состояние сердца и брюшной полости, перешла к руке, и он смог рассмотреть через тонкое голубое сияние свою конечность изнутри, то и вовсе был потрясён.
— Машэ, — заговорил он тихо, уставясь на руку, в которой через сканирующую плоскость были видны утолщения на кости в местах сращения, — говорила, что вы богиня, но я как-то… не совсем верил, что ли.
Он поднял на меня глаза. Благоговение – вот как это можно было назвать то, что я в них увидела. Я хмыкнула и покачала головой:
— Это она преувеличила. А состояние ваше… Неплохо, неплохо. Бегать, конечно, вам ещё рановато, но покушать вполне можно.
Позади пискнула Машэ и тихо-тихо забормотала:
— Машэ принесёт суп, чтобы господин Вольдемар поправлялся. – И вдруг перешла на строгий тон: — Ольга-се ещё не уходит? Машэ успеет принести суп?
— Давай, Машенька, неси.
Она жестом приказала Шакруху оставаться на месте и выскочила за дверь.
Я тихонько засмеялась: я точно знала какой суп она принесёт – свой любимый, с креветками, а я здесь, по её мнению, не столько, чтобы лечить, сколько обеспечить безопасность.
Машэ, Машэ, кажется ты попалась.
Вот только как к этому отнесётся князь?
Боясь не удержать лицо, я отвернулась, сделав вид, что мне нужно зайти с другой стороны. Я подхватила тяжеленную тушу Шакруха и спустила его с кровати. Он недовольно посмотрел на меня исподлобья, и стоило мне отвернуться и пройти к креслу, где спала Машэ, тут же вернулся обратно, вытянувшись и положив морду на бедро князя.
— Он принял вас, — сказала, чтобы что-то сказать, и кивнула на нашего зверя.
— Да, — подтвердил Вольдемар. – Хороший зверь. Он мне помогает.
Помолчали.
— А Машэ, ваша помощница, она кто?
Я посмотрела вопросительно. Кто она, моя помощница? Как ответить на этот вопрос?
— Она очень необычная, — князь слабо улыбнулся и задумался, явно вспоминая. – Откуда она? Кто её родители?
— Она издалека. О родителях знаю мало. Возможно, она какая-то принцесса в своём мире?
Неужели их симпатия взаимна? Или стоит списать эти слова на чувство благодарности, которое вскоре утихнет, стоит боли уйти, а ранам – затянуться?
Он князь. А она – девчонка, которую родители продали в бродячий цирк.
— Ольга, ты забываешь, она — Великая Мать.
— Это для тебя она – Великая. И для тебя она важна как мать. А он – князь! Единственный сын своего отца. Не помнишь разве, что сказал его охранник?
— Помню, Ольга…
Я слишком хорошо знала, что такое неравный брак, чтобы поверить, что в другом мире может быть по-другому.
— Не по-другому, ты права… — Всёля уже точно что-то разузнала, но не спешит этим пользоваться.
— Вселенная, да? – со слабой улыбкой шелвельнул маг рукой, будто круг изобразил вокруг себя.
Я только кивнула.
— Машэ хорошая, — стала я осторожно подбирать слова. – Охраняла вас.
— Зачем? – нахмурил он брови.
— Ваши охранники не сошлись во мнении можно ли мне доверять или нет. Она с арбалетом отстаивало ваше право на выживание.
Я улыбнулась вспомнив, как сурово Машэ кричала на вояк.
— А я её где-то видел… — задумчиво сказал он.
— Сомневаюсь.
— Вот суп!
Это в комнату Вольдемара вихрем ворвалась Машэ. И принесла с собой суп, запах от которого мигом заполнил всё пространство. Мне сразу захотелось есть, и я сглотнула набежавшую слюну. И заметила, что маг сделал такое же движение. И даже Шакрух приподнял голову и с интересом вытянул шею, пытаясь рассмотреть, что это так вкусно пахнет.
— Хорошо. Обедайте. Или завтракайте, — сказала вставая.
Машэ уже хлопотала, устраивая Вольдемара повыше.
— Про руку не тревожьтесь. Она заработает как прежде, нужно будет просто этим занимать. Чуть больше заживет, и я покажу, что нужно будет делать.
— Хорошо, Ольга-се, — деловито и серьёзно покивала Машэ.
А ведь она в самом деле собралась этим заниматься! Я взглянула на мага. Он, кажется, был не против – следил за её движениями, и в его взгляде было тепло.
— Ох, Всёля! – подумала я, выходя. — Ох!
И даже судьба Шакруха отступила на второй план – как быть с Машэ?