ГЛАВА 11. Шакрух


— Алессей! Вы взрослый человек, а поступаете словно дитя! — я устраивала его поудобнее на диване, перетащив между двумя приступами боли от дверей зала силы.

Новая судорога, и он опять выгнулся и заскрипел зубами. Крупные капли пота выступили на лбу. Едва его отпустило, я спросила:

— Убрать боль?

— Нет! — выдохнул сквозь стиснутые зубы.

Нет так нет. Раз человек в сознании, то он волен сам решать терпеть ему боль или позволить её убрать. Этот выбрал (как и всегда, собственно) терпеть.

— Ну как, скажите мне, как вам пришла в голову эта мысль?! — я уже теперь срезала одежду, чтобы осмотреть раны. — Ведь зал закрытое помещение, ваш разряд мог отлететь куда угодно!

— Он... и отлетел... — снова прохрипел маг.

Я даже замерла с куском срезанной ткани в руках.

— То есть... — пробормотала, во все глаза смотря на него, — ты специально поймал рикошет?!

Он откинул голову на спинку, прикрыл глаза, сглотнул и кивнул едва заметно. Я бы взвыла, отвернулась от него и перестала бы заниматься его пострадавшей грудью, что была похожа на поле боя — ссадины, огромные синяки,.. Но не смогла — в руках были инструменты. Да и отступать не в моих правилах.

Я сцепила зубы и занялась своим привычным делом — помощью страждущему. Не интересует меня, почему он так делает. Вот не интересует, и всё!

— Ольга, это срочно!

— Да, иду. Секунду, — я распыляла перевязочный материал над грудной клеткой Алессея.

Но секундой дело не обошлось — пришлось пережидать новый приступ.

Ольга! Нет времени!

Входная дверь уже открылась, и я, сделав последнее движение для распыления, поспешила на выход. Передо мной раскрылась картина непогоды над цветущей летней природой: над головой от самого горизонта клубились тучи, закрывая полнеба, на глазах набирая тёмного цвета, а под ногами до близких белых сельских домиков пролегла трава — высокая, зелёная и такая яркая в этом закрывающем светило грозовом фронте, что хотелось потрогать и проверить, настоящая ли она. Ветер, шквалистый, набиравший силу, пригнул ближайшие травяные заросли, и в просвете мелькнуло что-то белое. Я побежала туда.

Женщина.

В простой домотканой одежде она лежала ничком и, казалось, что, упав от толчка в спину, сейчас встанет и пойдёт дальше. Я присела рядом и дотронулась до сонной артерии. Пульса не было, но тело было ещё тёплым.

— Ольга... Ольга... Ольга... — тихо звала Всёля, и я никак не могла понять, чего она хочет. В голове билось паническое: «Опоздала!»

Я ухватила женщину за плечо и перевернула, надеясь запустить сердце. Рукой, что начала уже застывать, она прижимала к себе младенца. Оба были мертвы. Черная сетка сосудов — не знаю, что это было, — не оставляла сомнений, что и женщина, и малыш абсолютно, безвозвратно мертвы.

Я поднялась и огляделась. Совсем близко в траве, также ничком, лежал мужчина, он держал за руку девочку лет четырёх – как бежали, так и упали вместе. Их я уже не переворачивала, лишь проверила пульс. Мертвы.

Я побежала в ту сторону, откуда они, без сомнения, уходили — в сторону низких белых построек. В траве лежали тела детей постарше, которые, судя по всему, спешили за родителями. Ни в одном не было и искры жизни, тела уже остывали.

— Да что же это такое?! — прокричала я сквозь набегающие слёзы.

Ближе всех к посёлку (значит, шёл последним) лежал высокий мужчина, а может, парень — я не стала переворачивать, не желая ещё раз увидеть страшную черную сетку на его лице. Он, видимо, тащил, на верёвке домашнюю зверюгу. Не то собаку и не то кошку, зверь был не очень большим и явно любимым — аккуратный, с чистой блестящей шерстью.

Зверь был самкой. Самкой на сносях, потому что за ней в траве терялась цепочка новорожденных малышей, тоже мёртвых. А самый последний находился в процессе родов: головка прорезалась, но зверь уже ничего не мог сделать для своего потомства, потому что прямо на глазах остановил последнее слабое движение мордой и дышать перестал.

Я выхватила нож — тот самый подарок, — упала на колени и помогла малышу родиться, обернула его сухой чистой тканью, которую мне воплотила Всёля, перерезала пуповину и, замотав его, встала, глотая слёзы и глядя на мертвых.

— Я бы могла их спасти, если бы не задержалась...

— Ольга, скорее назад! – это Алессей, скрюченный вправо и сильно хромающий на левую ногу, сделал от станции несколько шагов. — Это магическая буря! Людей убил первый шквал. А это, — он махнул на небо, — идёт второй! Скорее на станцию! Нужно укрыться.

Я обернулась к белым домикам и сделал шаг в ту сторону.

— Нет, Ольга! — взревел маг. — Там все так же мертвы, как и здесь! По всем землям не осталось живых! Назад!

Я глянула на небо.

Последний свет светила гас, казалось, от усиливающегося ветра, что валил с ног, белые домики были плохо различимы из-за накрывавших нас сумерек. И из них прямо на станцию двигался вал туч. Они всё больше теряли форму приближаясь.

— Ольга! Опасность! Быстро внутрь!

Всёлина команда, словно хлыст, сдернула меня с места и заставила двигаться. Я неслась к станции, по спине тёк животный ужас.

Впереди, припадая на ногу, хромал Алессей. В дверях станции, которая сейчас была похожа на огромную серебристую полусферу, маячила фигурка Машэ. Она отошла в сторону, а маг стал у проема и протянул мне, бегущей, руку, ухватился и дернул внутрь, втаскивая в закрывающуюся дверь под мысленные вопли Всёли: «Быстрее! Быстрее, Ольга!».

В стену за нашими спинами врезалось что-то огромное, станция содрогнулась, и мы вместе с ней. А потом резко стало тихо.

Ушли. Успели.

Отдышались мы нескоро.

Алессей тяжело хрипел, будто ещё чуть-чуть и задохнётся, держался за раненую грудь. А я сползла на пол и так сидела, приходя в себя, и не сразу сообразила, что всё ещё прижимаю ладонями теплый свёрток к себе.

Машэ, застывшая у двери, с выражением полнейшего ужаса медленно повернулась ко мне и тоже обратила на него внимание.

— Что это у Ольги-се? — спросила и протянула чуть подрагивающие пальцы.

Я приподняла свёрток и отдала ей.

— Держи. Надо его как-то устроить...

Она бережно приняла его, развернула ткань, охнула и замерла.

— Жив? — спросила я и с трудом поднялась, опираясь рукой о стену.

Она заторможено кивнула, не отводя взгляда от того, что было в тряпице.

— Маленький, такой ма-а-аленький, — кривя рот в плаче, протянула девушка, и по щеке её скатилась слеза.

— Может... — тихо начал Алессей. Он уже справился, не хрипел и мог дышать почти нормально.

Я резко повернулась к нему и уставилась, ожидая продолжения.

Я точно знала, что про подобранного детёныша сказал бы Игорь. Он предложил бы выбросить зверя за дверь, туда, где эта чудовищная буря стирала его родной мир с лица земли.

И, по его мнению, это было бы крайне милосердно — новорожденный, он ничего не поймёт, и сложностей от него точно не будет. А так — выкармливай его без матери, мучайся...

И после того как Алессей проявил удивившую меня неприязнь к Машэ, я готова была услышать от него что-то подобное. Мне хотелось знать, что скажет он, маг, отстаивающий свои убеждения и борющийся за свою веру? Что посоветует?

Алессей что-то уловил в моём взгляде.

Я не Машэ, слезы не проронила, но, готовясь услышать гадость из его уст, готовилась и дать отпор — сошедшая было туника вмиг сомкнулась вокруг тела.

— Может, найдём кормящую собаку? — приподнял вопросительно бровь маг.

Я, стараясь делать это невозмутимо, убрала тунику, закрыла глаза и на корню задавила истеричный смешок — ну почему я всех мужчин сравниваю с Игорем? Он выход предлагает, и стоящий, а я...

— Это магический зверь, — прошелестела Всёля у меня в голове. — Простого молока ему будет мало.

И тут горячо заговорила Машэ.

Я открыла в удивлении глаза. Она снова завернула зверька в ткань и прижимала его двумя к груди отчаянным каким-то жестом, жестом матери, у которой отнимают дитя.

— Машэ всё сделает, — и повернулась боком, пытаясь закрыть плечом свою ношу.

Закрыть от меня. От нас. И взгляд такой подозрительный, исподлобья.

Ничего себе!

Я встала, обняла узенькие плечи, уткнулась лбом в её волосы.

— Да, конечно. Мы поможем тебе.

И всё-таки не удержала слёз.

Этот малыш, что даже и пищать ещё не умел, был очень похож на одну побитую жизнью, отчаявшуюся девчонку, ту, что я впервые увидела в зеркале здесь, на станции.

На меня.

Беспомощную, растерянную, вырванную из родного мира.

На ту меня, которая чудом убралась из страшного места, где её предали и растоптали веру в любовь. Ту, которая нашла себя здесь, помогая всем, кому помощь в самом деле была нужна.

Вытерла слёзы и глянула Машэ в глаза.

— Нет, мы его не бросим, спасём. Давай устроим его поудобнее.

— Шакрух, — сказала она, приподняв свёрток.

— Его так зовут? – уточнила я.

Она закивала и прижалась к нему щекой, жмуря мокрые счастливые глаза. Сомнений не осталось – именно она будет заниматься малышом, и я не возражала. Если Всёля снова меня позовёт, то я побегу, а малышу каждую минуту нужен кто-то.

Всё время, пока я занималась обустройством, придумывала и создавала подобие колыбели — круглую нору с подогревом, пока вместе со Всёлей анализировала метаболизм малыша, составляла наиболее подходящий рацион на ближайшие дни, я рассказывала, кого и в каком виде нашла в траве, как помогла зверьку родиться, благодарила Алессея за помощь, такую своевременную.

И всё думала и думала о том, что же произошло в том мире.

Почему я не успела? Почему погибли все люди? Почему котная зверюга испустила дух позже всех? Что за странная буря надвигалась на нас таким огромным, страшным валом?

А Всёля отвлекала меня, нашептывая: «Посмотри на Машэ. Вот она настоящая, вот её призвание!»

Да, девочка показывала чудеса: она, оказывается, уже знала несколько слов на языке мага и могла выразить всё, что ей было нужно.

— Дай! — говорила ему и тыкала пальцем в бутылочку, которую я материализовала для малыша, когда рацион был разработан.

— Согрей, — просила, капнув себе на запястье молоком.

— Магии дай, — тыкала на ту же бутылочку и показывала пальцами, какую маленькую капельку магии нужно влить в жидкость.

И маг ей подчинялся, ни единым взглядом не выразив недовольства.

Откуда она всё знала — что и как надо делать, что для малыша нужно, а что нет, — было абсолютно неясно.

— Ольга-се, так не надо, — сказала, когда я воплотила круглую колыбель с прозрачными стенками и подсвеченную изнутри, чтобы хорошо было видно, как он там. — Маленькому нужно место, чтобы темно: он никого не видит — его никто не видит.

Я удивилась, но согласилась. Собаки котились в тёмных углах, да и кошки тоже прятали своё потомство от любопытных глаз, наверное, по этой же причине: я не вижу и меня не видят. Я сделала шар непрозрачным изнутри и убрала подсветку.

Малыш на руках Машэ ел жадно, разбрызгивая молоко и захлёбываясь, а когда наелся, уснул, свернувшись калачиком, — маленькие круглые ушки почти не видны на пушистой голове, тёмные лапки трогательно поджаты к светлому пузику, сыто выпирающему над туловищем. Согретая меховая подстилка окружала его, имитируя материнскую шерсть, даря тепло и иллюзию её присутствия.

Машэ ещё раз осмотрела дело наших рук и магии, кивнула с непривычно серьёзным видом и, бережно держа в ладонях шар, пошла к себе. Вот когда её крадущаяся бесшумная походка оказалась уместной. Я даже улыбнулась, глядя ей вслед.

Обернулась — маг смотрел на меня.

— Алессей, вы поняли, что там такое произошло? – кивнула на входную дверь.

Он вздохнул и слегка пожал плечами. Покачал головой, с сомнением поджал губы.

— Не уверен... Возможно, встретились два, а может, и больше, мощных заклятья. — Он задумался, глядя в потолок. — Скорее всего, смертельных. — Вздохнул и качнул головой. — Трудно такое представить, но... Возможно, они наложились друг на друга, вызывая цепную реакцию.

— Как это?

Мои знания в магии были самыми скудными, только чтобы я не могла навредить, в основном — себе, и всё потому, что магические способности у меня крайне слабые. И поэтому я не понимала, о чём он говорит.

Алессей помассировал лоб ладонями и выдохнул.

— Я не видел такого. Просто по тому, что я там обнаружил... Если представить, что два смертельных заклинания сильных, очень сильных магов столкнутся, то могут не нейтрализовать друг друга, как принято считать, а наложатся, усилят друг друга и войдут в резонанс.

— В резонанс?

Маг кивнул, подбирая слова.

— Да. Они встретятся и создадут волны. И те начнут расходиться, как круги по воде. Только будут учащаться и расти, пока не сотрут всё живое до... даже не до пыли, до ничего. Полного, абсолютного ничего.

Я замерла, пытаясь представить себе такое.

— Мы, если я прав, попали туда между первой и второй волной, в самый длинный отрезок времени между двумя волнами. Между каждой следующей парой волн времени будет всё меньше, пока они не сольются и не произойдёт... – он опять вздохнул. — Думаю, взрыв. Сильнейший взрыв.

— А люди? Почему погибли люди, а зверь остался жив?

Он со вздохом пожал плечами.

— Думаю, люди не были магами, потому погибли. А зверь магией обладал. Скорее всего, он был каким-нибудь хранителем для той семьи. Да и магия новорожденных малышей, возможно, помогала сопротивляться первой волне.

{— Всёля? }— позвала я свою напарницу. – {Такое могло быть?}

Всёля ответила не сразу.

{— Пожалуй, да. }

Я прикрыла глаза, пытаясь сообразить. Меня беспокоило одно: могла ли я спасти хоть кого-то, если бы поторопилась?

Моя Вселенная опять долго молчала и заговорила задумчиво:

{— Я чувствовала, что там нарастает что-то, но оно было какое-то… } — И уже горячо, поспешно: — {Я же говорила, что одного человека могу услышать, только если он очень хочет. А там не было такого. Лишь ощущение угрозы. И она нарастала не слишком быстро. Только в самый последний момент полыхнуло так... Может, это была случайность, чья-то ошибка? }

{— Сильнейшие смертельные заклятья — ошибка?}

{— Мне трудно поверить, что два человека, такие сильные маги, могли быть настолько безответственны. А дверь я открыла тебе, как только миновала первая угроза.}

— То есть люди уже погибли, — прошептала я.

Так или иначе, мы уже никогда не узнаем, как было дело: тот мир погиб безвозвратно, а у нас на руках единственное живое существо — зверь непонятного вида.

— А малыш самка или самец? — спросила я вслух, вдруг озарённая болезненной мыслью.

Маг пожал плечами, а Всёля ответила: «Мальчик».

— А девочку мы можем ему найти? — спросила с надеждой.

— Вряд ли, — тихо проговорила Всёля. — Разве что случайно.

Судьба новорождённого зверя — погибнуть от старости, не оставив за собой следа. Какая печальная участь.

И тут мы с ним похожи...

На глазах закипали слёзы – мне суждено остаться навеки на станции, где я проживу свои годы одна и вряд ли обзаведусь детьми.

Нет, своё служение Всёле я считала счастьем: мне нравилось то, чем я занимаюсь, нравилось видеть, как страдающие поправляются, как получают надежду. Это было как с Игорем, только намного лучше, полезнее, нужнее. Но это же служение обрекало меня на одиночество – где найти человека, который сможет и захочет разделить мою участь? Который захочет вот этих постоянных метаний по мирам, боли, ран, стонов?

Я давно решила для себя этот вопрос – я останусь одна. Потому что, кроме моего служения, есть ещё мои раны — те, что внутри, в сердце. Они слишком велики, чтобы зарубцеваться быстро, чтобы забыть Игоря, мои чувства к нему, боль, душевную и физическую. Поэтому, пока не исцелюсь, я останусь одна. И когда исцелюсь, когда всё забуду, то, скорее всего, буду уже слишком старой, чтобы думать о продлении рода.

Но это мой сознательный выбор, и всё равно у меня есть шансы встретить кого-то в мирах, по которым меня носит. А вот зверь не выбирал свою судьбу, и встретить себе подобных ему…

— Невозможно, Ольга. Нет таких существ больше, я не нахожу.

Значит, найти нельзя. А можно создать?

— Алессей, а вы могли бы с помощью магии создать живое существо?

— Какое? — уточнил он, не понимая, к чему я клоню.

— Пару нашему новому гостю.

Он задумался.

— Нет, — покачал головой. – Разве что рискуя создать новый кошмар, подобный тому, что мы видели. Считаю, магия здесь бессильна.

— А твоя наука, Всёля?

— Не знаю. Я поищу знания, если хочешь.

«Не знаю» это может стать «да» или «нет». А бессилие... Бессилие — это точно нет, без вариантов.

— Всёленька, очень хочу! Поищи!

Страшно остаться во Вселенной последним существом своего вида. Мне очень хотелось, чтобы зверёк, потерявший не только мать, но и вообще весь свой мир, получил шанс на счастливое будущее.

Загрузка...