«Я – АНГЕЛ!». Часть вторая: «Между Сциллой и Харибдой»

Глава 16 Внимание: работает «Вагнер»!

Уже в середине августа начались первые экспедиторские поездки вагнеровцев по коммерческим договорам с частными и кооперативными предприятиями. Естественно, первыми клиентами были свои — торгово-промышленный кооператив «Красный рассвет», с которым «ШППРМКТВМ» подписало соответствующее соглашение о «практике».

После недолгого «совещания в Филях», мы с Васильцевым и Купцовым решили не просто охранять грузы кооператоров — но и полностью обезопасить от расхитителей кооперативного имущества железнодорожную ветку «Ардатов — Ульяновск — Нижний Новгород», по которой в обоих направлениях движется большинство наших грузопотоков.

По моему твёрдому убеждению — в первый бой новичков должен вести именно командир. Потом уже, можно доверить заместителю, начальнику второго уровня… Согласен — не всегда это получается, но стремиться так делать — обязательно надо.

Да и, если честно — «развеяться» захотелось, хапнуть полной грудью (или чем, там ещё?) опьяняюще-бодрящую порцию адреналинчика!

Поэтому, первый выезд «на практику» пятерых — наиболее подготовленных по нашему общему мнению курсантов, возглавил лично я.

Когда всё было готово, погрузились в первый же остановившейся на Ульяновском полустанке товарняк, повесив на опломбированные двери вагонов хорошо видимые издалека таблички, на которых большими буквами было написано:

«ВНИМАНИЕ: ВСЕМ БОЯТЬСЯ — РАБОТАЕТ ГРУППА „ВАГНЕР“!!!».

В начале любого дела, немаловажно заявить о себе и причём — как можно более громогласно.

В движении, по неизвестно кем заведённой «традиции» и инструкции, охрана товарного состава — бомжевала в каком-нибудь «порожняке», каких бывало больше половины вагонов, а на стоянках — совершала «променад» вдоль него. Однако, мы с нашими командирами — были ревностными почитателями Петра Великого, говорившего своим генералам:

«Не держись устава, аки каменной стены!».

Об предстоящий перевозке из Ульяновска крупной партии товара, «сарафанным радио» была заранее — широко оповещено по всему железнодорожному направлению, поэтому я — ничуть не сомневался, что желающие покуситься на него — не заставят себя долго ждать.

Так и произошло!

На первой же остановке на какой-то безымянной станции, двери вагона с ульяновскими канистрами, лопатами и прочим кооперативным хабаром, откатились немного в сторону и в образовавшуюся небольшую щель — втиснулась голова в линялом картузе. От внутренней темноты, подслеповато поведя из стороны в сторону слегка выпученными «шарами», голова молвила:

— Робя… Да, здесь целый Клондайк!

Должно быть, обладатель сей головы в картузе имел знакомство с творчеством Джека Лондона — весьма популярного в те времена на просторах «Одной шестой части суши».

Вслед за тем, двери теплушки открылись поширше и, буквально мгновенье спустя в вагоне материализовались три инородных тела, одно из которых досадливо воскликнуло:

— Ух ты… Знать бы, что сторожа не будет — телегу бы подогнал!

— Дык, задним умом…

— Хорошо, хоть я сидор — сегодня побольше прихватил!

Самое бородатое из «тел» раздражённо прикрикнуло:

— Хорош балабонить! Хватай что в руки возьмётся и ходу отсюда, пока не нагрянул кто.

Когда все трое злоумышленников загрузились хабаром по самое «не хочу» и приготовились слинять, я вышел из своего тайного убежища из ящиков и:

— ВНИМАНИЕ…!!!

Вся троица обернулась ко мне:

— … Снимаю!

Яркая магниевая вспышка и:

— А вот теперь…

С другого конца вагона, из-за меня, из открытых дверей выскочили курсанты и наставив «лупары»:

— … ЛОЖИСЬ, СЦУКА!!! РУКИ ЗА ГОЛОВУ, МОРДОЙ В ПОЛ!!!

Когда «тела» улеглись в требуемом порядке, с удовлетворением на них глядучи, молвил:

— Занятия по «ликбезу» пропускаете, слепошарые утырки? Русским же языком написано: РАБОТАЕТ ГРУППА «ВАГНЕР»!!!

Личный досмотр был произведён тут же, для чего с собой имелось положенное количество понятых. Впрочем, ничего особо криминального при задержанных не нашлось… А вот оформляли задержание — уже в движении, закрыв двери вагона. Поезда, особенно товарные, здесь довольно медленно двигаются — медленней только пешком и, причём — «шоколадным глазом» вперёд. Поэтому всё успели за перегон до следующей станции — даже несмотря на возникшую было, не предусмотренную планом помеху.

Пока «шили дела» задержанным правонарушителям, на одном из поворотов — когда состав снизил скорость с «почти пешеходного» до «почти черепашьего», двери как-то «сами-собой» — открылись вновь и, «внезапно и без объявления» — в вагоне материализовалось ещё два «тела». Это застало вагнеровцев врасплох, к этому мы оказались совершено не готовы и оба тела — так же внезапно и «по-английски» дематериализовались, громко ругая по фене Советскую Власть.

Закончив с оформлением, дав расписаться в протоколе, заявляю повесившим носы задержанным:

— Советское правосудие — самое гуманное в мире! Поэтому, на первый раз — понимаем, прощаем и отпускаем вас на все четыре стороны…

Без всякого стёба: советское законодательство, в это очень интересное время — было настолько «гуманным», что этим трём злоумышленникам — не грозило даже пятнадцать суток. Да и в понятии народном — мелкое воровство не считалось преступлением, а лицо — совершившее такую кражу, рассматривалось как «несчастный человек». Народный суд, зачастую состоящий из таких вот «понятливых» — народных представителей, просто отпустит всех троих — объявив им какое-нибудь «общественное порицание».

Я, все эти нюансы хорошо знал и отчётливо понимал: отпусти их сейчас — сегодня же вечером (а то и раньше) они залезут в какой другой вагон, где засады вагнеровцев — может не оказаться. Поэтому я решил их сперва запугать, а потом так наказать — чтоб каждый на этом ж/д направлении знал: там, где «работает Вагнер» — «залезешь в объект по шерсть — вылезешь стриженым».

Поэтому положа руку на «сшитое дело», отмороженно-строго продолжаю:

— Но запомните, граждане расхитители чужой собственности: ваши данные у нас имеются и в случае рецидива этого гнусного поступка — получите наказание за оба, по совокупности…

Театральная пауза, за которую — мне б поаплодировал сам Певницкий Аристарх Христофорович, режиссёр Ульяновского «Театра рабочей молодёжи» (ТРАМа) и, затем:

— Пять лет заключения в Норильском домзаке, с отчуждением имущества в пользу государства!

Буквально в двух словах охарактеризовав в нелестных выражениях тамошний климат, спохватываюсь:

— И, ещё это…

Сперва ещё раз взглянув на троицу — уже оценивающим взглядом, заполняю и подсовываю бланк:

— Будьте так добры, заплатите по червонцу с рыла.

Это их потрясло больше моего — несколько излишне эмоционально окрашенного, рассказа — про замерзающую на лету струю сцак в Норильске.

Хором:

— ЗА ЧТО⁈

Я, со всей присущей мне обходительностью и врождённым тактом, объясняю:

— За фотокарточки. Фотография, граждане расхитители — услуга в СССР платная. В случае отказа же — довозим вас в Нижней и сдаём в губернскую «ЧеКу»… Извиняюсь! В губернскую милицию для следствия.

Однако, как бы по оговорке произнесённая грозная аббревиатура «ЧК» — воздействие поимело.

Ишь, как «сдулись»!

— Нам с вами возиться некогда… Так, каков будет ваш ответ?

Ответ достаточно предсказуем: летом, для крестьянина — каждый час дорог и, неделя проведённая под следствием в стенах «казённого дома» — означает для них голодные зимние полгода на родной печи.

Переглядываются в полном ахуе, куксятся и, самый бородатый из них, слезливо мямлит:

— Мы бы рады, вашество… Да, таких денег при нас нет…

Вот, публика, а⁈

Привыкли перед своими барами дурачками прикидываться, хитрозадое жлобьё. А те поди и, довольны были до усрачки…

Но я вам не барин!

Пожимаю плечами:

— Ну, да не беда! «Группа экспедиторов специального назначения, имени товарища Вагнера» — всегда готова пойти на встречу случайно оступившимся представителям трудового народа. Оставьте залог и ступайте себе с миром, граждане налётчики.

На одном из них, не считая убого тряпья — достаточно приличная толстовка, на другом — сравнительно новые сапоги. На третьем — «городской» пиджачишко и то и, другое, но в несколько — более убитом состоянии. Плюс головные уборы — которые тоже денег стоят.

Переглядываются нерешительно и, я как могу их подбадриваю:

— Да, да! Раздевайтесь до исподнего и проваливайте на хер! «Вшивники» свои же вместе с чоботами — сможете получить после уплаты, по предъявлению квитанции в Ульяновской «ШППРМКТВМ». Адрес, указан в талоне об залоге… Что стоим, думаем — як древнегреческие философы? Каждая лишняя минута — удлиняет ваш обратный путь до родных изб, диогены фуевы.

Наконец, осознав что с ними никто нянчится не будет, живенько скидывают одёжку, выпрыгивают из обувки — распространяя вонь давно не стираного нижнего белья и заношенных до твёрдого состояния портянок… Здесь, как раз следующая остановка — как по заказу поспела. Не решаются выйти из вагона, стоят все «в белом» — как перед расстрелом:

— Да, как же мы…

Со своими бойцами, гоню их взашей, брезгливо отворачивая нос от «амбре» немытых мужицких тел:

— Раньше надо было думать-печалиться, граждане! Как сюда воровать залезли, так же — отсюда вылезьте и добирайтесь до дома. Пшли вон!

Впрочем, вёрст тридцать отмахать пешком да налегке — вещь вполне посильная и даже привычная для хроноаборигенов, обладающих — невероятной по меркам 21 века, страусиной выносливостью.

Однако, то была лишь лёгкая разминка!

Впереди нас ждала охота на крупную дичь, поэтому подъезжая к столице губернии — ещё раз инструктирую своих спецназовцев:

— Бойцы! Не надо изображать из себя кремлёвских курсантов! На задании — никакой строгой выправки и дословного выполнения уставов. Поведение — в меру разпиз…дяйское, форма одежды — расхристанная, «аля батька Махно» и его сорок анархистов!

Показав на примере одного, какая именно должна быть «форма одежды»:

— Вот, примерно так. Мы должны не распугивать преступность на транспорте — а уничтожить её! МЫ…

Все пятеро хором:

— … ГРУППА «ВАГНЕР»!!!

На одной из товарных станций Нижнего Новгорода, после почти полудневной нудятины сдав под расписку охраняемый товар, мы три дня жили в гостинице — дожидаясь попутного груза в Ульяновск, отдыхая и занимаясь «попутными» же делами. Бойцы навестили родственников — у кого они в городе были, я пообщался со своими ребятами.

Новостей выше крыши!

Андрей Александрович Жданов, бывший на момент нашего с ним общего знакомства — заведующим агитационно-пропагандистским отделом (АПО) Нижегородского Губкома РКП(б), с августа 1924 года — Первый (ответственный) секретарь губернского комитета ВКП(б).

Назревают важные кадровые подвижки и в комсомоле.

Буквально «на носу», 4–5 сентября, была внеочередная конференция губернской организации РКСМ, на которую должны прибыть 58 делегатов, представлявшие 25 уездных и волостных организаций 1298 членов РКСМ.

Ефим Анисимов, Кондрат Конофальский и Елизавета Молчанова — готовились взять власть над сердцами и умами молодых нижегородцев, в свои руки. Выслушав местный расклад, я дал несколько «вредных» советов из 21 века по дискредитации их политических соперников и распрощался.

Имея «крышу» в виде Андрея Жданова — мои ребятки и без меня справятся!

Наконец, следующий маршрут (три вагона в составе товарняка: один для Ульяновска, два — до Мурома, транзитом через него) был сформирован, а я подписал договор об его охране. Пока то, да сё — посещая пристанционные общепитовские и особенно — питейные заведения, мы распускали слухи об крупной партии мануфактуры, обувной кожи и прочих «ништяках» — находящихся в одном из его вагонов.

Решатся ли?

Кажется, (тьфу, тьфу, тьфу!) «клюнуло».

Три товарных вагона были под завязку загружены подотчётным нам хабаром, должны быть подцеплены к составу и тронуться в путь в шесть вечера…

Но уже начало темнеть, а они ни с места!

Наконец, пыхтя подошёл убитый военным коммунизмом манёвренный паровозик «Кукушка» и затолкал нас в тупик. В ответ на мой вопрос, чумазый до негроидного состояния «кукушонок» в его будке — смешивая матерные имена существительные с такими же глаголами и вполне приличными на слух междометиями, смог объяснить мне лишь, что его дело — «маленькое».

Так ничего не поняв, пошёл искать того — у кого «дело большое». Начальник товарной станции, когда я его всё же поймал в собственном кабинете и вежливо «взял за Фаберже» — трясся как осиновый лист, но внятного ничего не сказал — неся всякую маловразумительную дичь.

Наконец, ставлю вопрос ребром:

— Когда отправишь, лыбень? Или тебя, как полено — в паровоз кинуть?

И наконец, получаю твёрдый ответ:

— Утром.

— А что, раньше нельзя было сказать?

— Так, раньше и надо было спрашивать! А вы — сразу оскорблять и требовать… «Почему?»… Да потому! Командиров развелось много — вот и потому!

— Поговори мне ещё, змей трёхмоторный! — сперва шугнув, смягчаю тон, — выделишь нам с бойцами комнату где заночевать? Или, к тебе в кабинет привести своих орлов — чтоб они насрали тебе в письменный стол?

С нескрываемой радостью в голосе, тот:

— Конечно, выделю!

«Выделенная» комната, оказалась на другой стороне станционного здания, откуда наш товарняк был так же плохо виден — как обратная сторона Луны, где когда-то в будущем высаживались американские оккупанты — если им на слово верить, конечно.

Задумываюсь…

Этот, по ходу, конечно при делах — но на вполне понятных, второстепенных ролях.

А кто тогда командует здесь «парадом»?

Изображая из себя «лоха конкретного», выхожу на перрон, ковыряюсь в носу и зорко оглядываюсь по сторонам при свете газовых фонарей… Почти уже стемнело и народу на территории товарной станции — стало на порядок меньше.

Ага!

Кажись вот этот гражданин в «кепке» мне уже сегодня изрядно примелькался. Показательное равнодушие к происходящему вокруг и, в то же время — бегающие глаза и какие-то излишне суетливые движения. Если, он и не из «стратегов» — то из «полевых командиров», это точно.

Не торопясь, вразвалочку — изображая из себя заработавшегося до потери временной ориентации пролетария, останавливается неподалёку и бросив быстрый взгляд в сторону товарняка, закуривает.

Похожу к своим спецназовцам, уже ропща кучкующимся возле вагонов с подотчётным грузом и громко командую:

— До утра остаёмся здесь. Варфаламеев! Распредели бойцов по одному караулить вагоны всю ночь, а остальным идти спать…

Шёпотом:

— Что молчите, как язык проглотили? А ну-ка, изобразили бурную радость!

— УРА!!!

Выставив караульного возле вагонов, удаляемся на ночлег в предоставленные нам любезно апартаменты — оказавшимся обыкновенным гадючником без всяких удобств, где видимо в холодное время года располагались грузчики. Стол — со следами тараканов на нём, пара лавок — обтруханных неизвестно чьими выделениями, да двухъярусные нары вдоль одной из стен — над которыми уже нависли клопы, приготовившиеся к ночному пиршеству…

Ну, нам не жить здесь.

Быстренько начеркав план, изображаю стратегию:

— Такие дела, в большинстве своём обделываются в полночь. Поэтому, первому часовому — бдеть, а последующим — гаситься.

Следующий караульный — самый мелкий из пятерых, слегка «не догоняет»:

— Как «гаситься»?

— Обыкновенно, Малыш: с полчаса походив — заходишь в тень, ныряешь под вагон и прикидываешься шпалой… Как понял?

— Есть прикинуться шпалой!

— Как только начнётся, так же — из-под вагона, куячишь из лупары в «белый свет» и орёшь что-нибудь «по матушке». Потом перезаряжаешься и действуешь по обстановке. Понятно?

— Так точно!

Внимательно посмотрев в глаза каждому:

— При виде направленного оружия — огнестрельного, холодного… Похер! Стрелять на поражение. Из тюрьмы я вас вытащу, из могилы — НЕТ!!!

Перекусив, чем Маркс послал, помелькав в окне своим нижним бельём, гасим свет… В образовавшейся темноте вновь одевшись — но оставшись босыми в одних носках, имитируем дружный храп.

На себя беру самое трудное: нейтрализовать тех — кто должен будет нейтрализовать нас в случае непредвиденного шухера. Поэтому ровно в полночь, выходим менять часового вдвоём — сменщик на своих двоих, а я на «своих четырёх».

Он, выйдя и пойдя направо шагов шесть, запнулся и трёхэтажно матюкнувшись в адрес матушки лорда Керзона — присел завязывать якобы развязавшийся шнурок. Я в это же время, выползя с чёрного хода на четвереньках влево — заполз в воняющие кошачьей мочой редкие кусты на заднем дворе и притаился — выжидая, когда глаза привыкнут к темноте. Однако, этого не потребовалось: невдалеке вспыхнул огонёк — на мгновение осветив лицо небритой свежести и следом засветился «маячок» папироски.

Опасался самого наихудшего, но повезло — «на атасе» оказался всего один злоумышленник.

Осторожно кидаю в окошко мелкий камешек (блин, слишком громко зазвенело стекло!) и, минут через десять — сонно покачиваясь выходит ещё один из наших бойцов. Зевая, он «лунной походкой» доходит до ближайшего угла, неправдоподобно громко «пущает ветра» и, достав «шлангу» — журча начинает «метить» территорию.

Естественно, стоящего «на стрёме» — этот «процесс» не мог не заинтересовать!

Воспользовавшись этим, (в одних носках, напоминаю) бесшумно подкрадываюсь сзади и оглоушиваю ударом мешочка песка по голове.

Кажется, от волнения получилось излишне сильно…

«Жив, нет?».

С перепуга сам еле дыша, с замиранием сердца проверив — жив ли ещё и, успокоившись — дыхание и пульс в наличии, негромко свистнул. Прибежавший от помеченного угла «сцыкун» — помогает мне грамотно «упаковать» обмякшее тело. Кляп из его собственного картуза в рот, большие пальцы рук — связаны шпагатом за спиной, вынут ремень из штанов и расстёгнуты пуговицы.

Как учили!

Только «упаковали» — слышу, где-то неподалёку грохоухают об булыжную мостовую тележные колёса…

Надо поторапливаться!

Боец, остался изображать бандита — караулящего наш крепкий сон, на халяву куря одну за другой трофейные папироски, а я пошёл поднимать остальных и разводить их по местам.

На перроне, достаточно хорошо освещённом газовыми фонарями, нашего часового перед составом не оказалось — зато вижу беспокойно мечущегося вдоль него знакомого хмыря в кепке. Видать, он должен был того снять, но не застав на своём посту — теперь в глухой непонятке, что делать: то ли это засада и надо срочно линять — то ли часовой «положил» на службу и, сейчас где-нибудь спит… Тогда можно начинать грабить.

Долго, ему размышлять не дали: на перрон въехали три ломовые телеги и следом — пролётка с сидящем на месте пассажира хорошо одетым гражданином довольно «креативного» вида, со «шпалером» в руке. Выскочив, он об чём-то вполголоса поговорил с подбежавшим на цырлах «хмырём»…

Затем приехавший, засунув оружие за пазуху, раздражённо махнул рукой:

— Фуйню какую-то барагозишь, Фагот. Начинайте, не стойте телеграфными столбами!

На каждой из трёх ломовых телег, кроме биндюжника сидело ещё по одному бугаю — всего шестеро. После команды «Креатива» они спешились, споро подбежали к вагонам с хабаром и, фомками сбив замки и сорвав пломбы — стали сдвигать тяжёлые двери… Я тотчас отвернулся и крепко зажмурил веки…

— БА-БАХХХ!!!

Вспышка магния, больно ударившая даже через веки, двойной выстрел нашего Малыша из-под вагона, маты-перематы, истеричный конский ржачь и рёв Спецназа со всех сторон:

— ВСЕМ СТОЯТЬ, НАХ — РАБОТАЕТ «ВАГНЕР»!!!

Выскакиваю из-за укрытия и, вместе со всеми изо всех сил несусь вперёд — пока находящиеся перед вагонами, ослеплены вспышками фотографического магния. Простейшее, даже примитивнейшее устройство — сработавшее при открытии двери товарных вагонов.

«Позже, надо будет специальные свето-шоковые гранаты замутить».

Подбежав как на крыльях, тем же мешочком вырубаю Фагота-Хмыря — оказавшегося ближе всех. Но «Креатив», вдруг неожиданно оказался излишне прытким — хотя и с перепуга, забывшем об своём стволе за пазухой. Он, ловко увернулся от удара и почти без разбега перепрыгнув через телегу — лосиной иноходью ломанулся вдоль железнодорожных путей, куда-то в неведомую вдаль. Должно быть в момент срабатывая зарядов фотовспышек — он случайно отвернулся и не был ослеплён.

Метаю вдогонку моё нехитрое «травматическое» оружие — но промахиваюсь и, с досады упомянув его — ни в чём не повинную матушку, бросаюсь вдогонку. Покидая место происшествия — на мгновение повернув голову, замечаю: операция успешно завершается — вагнеровцы споро упаковывают остальных «остекленевших» налётчиков.

Неполная Луна подсвечивала на почти безоблачном небе — но лишь чуть-чуть и слегка, как фонарик газовой китайской зажигалки. Бежать в одних носках на босу ногу было тяжело — то и дело под ноги попадались-подворачивались камешки щебня, палки-ветки и, прочее им подобное… Только и оставалось — морщиться от боли в пятках и молиться всем богам и чертям с ними вкупе, чтоб не напороться на скользкую кучу свежего коровьего дерьма, доску с торчащим ржавым гвоздём или «розочку» из битой стеклянной бутылки.

Отбежали довольно-таки прилично от вагонов и вскоре оказались за пределами станции: слева — железнодорожная насыпь, справа — густые кусты и начинающийся подлесок.

Как бы там не было — хорошая физическая форма и молодость давали знать!

Я почти догнав, вот-вот был готов схватить Креатива за ворот — как вдруг тот, вспомнив про ствол — рывком достал его из-за пазухи. Однако, чтоб выстрелить — ему надо было развернуться ко мне хотя бы боком. Предпринятая попытка привела к почти полной остановке и, поднажав — я прыжком налетел на него и сбил с ног.

Его пистолет или револьвер неизвестной системы, улетел куда-то в сторону и после продолжительной борьбы «в партере», главарь налётчиков оказался лежащим мордой в землю и связанными за спиной руками. Обыскал его со всей тщательностью: ничего существенного — даже документов, лишь тонкий «пресс» червонцев — видимо для уплаты возчикам, да пачка презервативов «Грациелла» — которые журнал «Смена», рекламирует как «лучшие в мире».

«Надо будет производством наручников заняться, — во время „упаковки“ пришла в голову одна гениальная мысля, — весьма ходовой товар будет, в свете грядущих в стране событий».

Вспоминаю число сталинско-репрессированных из когда-то читанной диссидентско-антисоветской литературы и, присвистнув — прикидываю примерный спрос:

«Грандиозно! Это — Эльдорадо, или я ни фига не шарю в бизнесе».

Так, так, так…

Ищу на ощупь ствол и другие личные вещи задержанного в примятой после борьбы двух тел траве — возможно им случайно потерянные или специально выброшенные и, меж тем — составляю бизнес-план:

«Штамповка из легированной цирконием стали — чтоб побольше к 37-му году наделать, титановое напыление, чтоб невинным жертвам — не стыдно было в „браслетах“ показаться на людях».

Даже новый «брэнд» успел придумать:

«Российские наручники назвали „Нежность“… Хахаха! Юмористы-приколисты, мля, постперестроечные. Выпускаемые же в Ульяновске наручники — я назову „Ежовые рукавицы“. ХАХАХА!!!».

Причём здесь этот кровавый карлик — Нарком НКВД, с его садистко-гомосятскими наклонностями? Такая народная пословица есть: «Держать в ежовых рукавицах» — со всей строгостью, то есть… Блин, из-за какого-то говна в синих галифе и фуражке с малиновым околышем — весь великорусский эпос, кошке под хвост.

За время обыска и «грёз о прекрасном» отдышавшись — ничего кроме пистолета и какой-то сушёной какашки не найдя, спрашиваю у задержанного — перед тем как сопроводить его до места происшествия, для проведения всех необходимых процессуально-правовых мероприятий. Усаживаю на «пятую точку» и со всей присущей мне вежливостью:

— После столь «близких и бурных отношений» — когда мы «кувыркались» на травке не хуже чем Дольче и Габбана, не пора ли наконец познакомиться, уважаемый? Меня зовут Серафим Фёдорович… А, Вас?

Тот, хрипло и с одышкой злостного курильщика:

— Не твоё дело… Мусор!

ТЫРЦ!!!

Усадив обратно на попу, внимательно при свете Луны осматриваю и обнаружив след побоев на лице:

— Так и запишем в протоколе: «При задержании оказал попытку сопротивления, из-за чего — к подозреваемому были применены меры физического воздействия».

Вижу, ещё хочет мне что-то сказать и опережаю:

— Ещё одно корявое слово в мой адрес и в протоколе будет записано: «Оказал ожесточённое(!) сопротивление»… Так, как Вас зовут?

Молчит, проклятый.

Достав из кармана найденный пистолет неизвестной мне системы и, приставив оружие к виску, продолжаю:

— А если и дальше будете быковать, гражданин хороший, в протоколе будет написано: «Застрелился при попытке задержания»… Так, что?

Тот, дерзко — яростно зыркая начинающим заплывать глазом:

— Правов таких не имеешь!

По желанию «клиента», переходим с ним на «ты»:

— Согласен! Но ты то — имеешь полное право застрелиться.

Усмехается:

— Не пугай, начальник! Я уже пуганный…

Осеняет несколько запоздалая мысль:

«Может, он от того такой смелый — зная, что пистолет без патрона в стволе и на предохранителе? Лошара…».

Внимательно, как это только можно при мертвенно-блеклом свете ночного светила, осмотрев оружие, я довольно быстро разобрался в его устройстве. Сняв с предохранителя, оттянув затвор и резко отпустил его — загоняя патрон в патронник.

Снова примостив пистолетик у мгновенно вспотевшего виска — аж струйка пота побежала, повторяю:

— Так, что? Поговорим? Скажи хоть как звать, чтоб в протоколе не пришлось писать: «неизвестный злоумышленник, отказавшись назвать себя — застрелился со второй попытки…».

Однако, стойкий мне бандюган попался!

Перенаправляю ствол и «дописываю» протокол:

— «…Выстрелив себе в живот, после чего — через сутки скончался в мучениях, истекши кровью и дерьмом».…Ну? Смелее!

Как ни странно, но подействовало!

Задержанный, сквозь зубы процедил:

— Котов… Василий Сергеевич Котов.

Как скажет любой мужик — имеющий член и желание «помочить» его в «тёплой лунке»: трудно в первый раз «уговорить» — а уж потом…

Убрав ствол пистолета в сторону:

— А каким прозвищем, Василий Сергеевич, ты известен среди людей?

— Васька-Кот.

Усмехаюсь:

— Хм… Можно было бы и самому догадаться.

Это не простые крестьяне, решившие из-за нужды великой — решить свои имущественные проблемы за счёт присвоения чужого добра. Это — преступники, бандиты и, договариваться-«разводить» с ними — я изначально не собирался.

Однако, привычка — вторая натура!

Разрядив пистолет и поставив его на предохранитель, без особого расчёта на удачу, впрочем, задаю последний вопрос:

— На кого работаете, Василий Сергеевич? Если не секрет, конечно?

Вдруг, совершенно для меня неожиданно, видно без ствола у виска — осмелев вновь, тот дерзко заявляет:

— Если я скажу на кого «работаю» — ты обос…рёшься!

Не в малой степени охренев, я:

— На Лаврентия Павловича Берию, что ли?

Васька-Кот, на пару минут зависнув, машет круглой плутовской головой:

— Нет, такого я не знаю…

— Ещё узнаешь — какие твои годы. И обос…рёшься! Если доживёшь до тех пор, конечно. Так, на кого ты работаешь?

Мне и вправду стало до жути страшно. Если не дай Бог, он скажет: «на Ксавера» — трындец большинству моих далеко идущих планов.

Вижу, что мнётся и по-иезуитски коварно тру ему в уши:

— Говори до конца, раз уж начал! Я, вовсе не оперуполномоченный из угрозыска — а экспедитор из невоенизованной охраны «НКПС». Вдруг я и, вправду «обос…русь» и, обос…равшись — отпущу тебя и твою гоп-компанию на все четыре стороны…

Вижу — хочется ему и колется!

— … Ну? Соображай быстрей: у тебя в запасе не так уж много времени — чтоб сиськи мять и попу морщить, как девка перед первой дефлорацией.

Поднимаю на ноги и взяв «под локоток» — направляю наши с ним стопы в сторону станции, где поди уж заждались нас.

— Когда вернёмся, я вызываю по телефону ментов, те шибко обрадуются и оформят тебя и твоих гопников по всем правилам за попытку вооружённого налёта. Статья «бандитизм» — даже к бабке не ходи и, если за вами ещё подобные «подвиги» числятся — вполне можешь рассчитывать на «вышак».

Вдруг, он решившись — резко останавливается и называет мне имя, услышав которое я действительно…

Чуть не «обос…рался»!

Васька-Кот, видя произведённое впечатление:

— Ну, давай — руки развязывай! Что встал?

Поведя носом, он:

— Никак, взавправду обделался… Бугагага!

«Однако, попадалово конкретное… Что делать то, будем?».

Побыв буквально пару минут в парализующем волю ступоре, я быстро пришёл в себя и, перехватив поудобней за другую ручку, довольно грубо — потащил того через кусты к виднеющимся деревьям:

— Планы меняются, Василий Сергеевич!

Тот, впадая в панику:

— Что удумал, то?

Показываю ему его пачку презервативов:

— Ничего плохого: надругаюсь над тобой — как семь гомов над Белоснежкой и, в лесу — на съеденье волкам брошу… Читал книжку про братьев Грим? Вот и про тебя тоже — что-нибудь, да обязательно напишут… В хронике происшествий и в виде некролога. Бугагага!

Тот было вопить и брыкаться, да я его «успокоив» его ударом по почкам и засовывая в рот кляп из элементов его же «парадного» прикида:

— Прикалываюсь, не мандражуй! Посидишь пока под деревом до выяснения обстоятельств. А там действительно — может и, вправду отпущу тебя восвояси.

Заботливо посадив задержанного на какую-то деревяшку — чтоб не простудил себе простату и не стал импотентом, надёжно привязав к нетолстому дереву — чтоб не сбёг и не совершил следующих тяжких правонарушений, тщательно проверив чтоб не было сильно туго — чтоб не омертвели конечности без притока крови, милосердно согнал несколько комариков с его лица — чтоб не выпили всю кровь досуха, я пообещал вскорости вернуться и поспешил на станцию.

Идя обратно, я тщательно вывернул карманы и выбросил всё найденное у Васьки-Кота — стараясь швырять как можно подальше. Кроме денег и презервативов, конечно. Его пистолет я на запчасти разобрать не смог и, чертыхнувшись — утопил целиком в первой попавшейся лужице, сперва вынув и выкинув в другую сторону обойму.

На станции, действительно — по мне уже успели «соскучиться»!

Бойцы, «упаковав» и рядком уложив под фонарём незадачливых нападавших, экипировались по всей форме и, теперь — стоя неподалёку от «пленных», шушукались — в каком географическом направлении высылать поисково-спасательную экспедицию для поиска и спасения пропавшего Заведующего «Школой подготовки и переподготовки»:

— … А я те говорю — он вон туда побёг и товарищ Заведующий за ним!

— Так там же — забор… ВО!!! Косая сажень — не меньше. Как же, так⁈

— Так он и сиганул через забор — что твой кот после скипидара под хвост.

— И товарищ Заведующий?

— И товарищ Заведующий, ЗА НИМ!!! Иль не помните, как он в спортгородке…

Мда… Недаром следователи говорят: «Врёт как очевидец».

— А вот и они! Товарищ Заведующий!

Завидев, ко мне подбежал старший группы Варфоламеев и, перейдя на чёткий строевой — доложился по всей форме. Затем поинтересовался, пристально выглядывая темень за моей спиной:

— Догнали того «шустрого», товарищ Заведующий?

Можно подумать — по моей кислой роже и, так не всё ясно!

Пересчитав по головам задержанных и, удовлетворённо кивнув — все как один здесь, нарочито фальшивлю:

— Ага, догонишь его… Чисто генно-модифицированный эфиопский страус Нанду! Как взял с места в карьер — так и ушёл намётом в сторону китайской границы. Ищи-держи его теперь где-нибудь в Синьцзяне — среди полевых бандформирований членов группировки «ИГИЛ»…

Показываю, подняв ноги:

— Только даром носки до дыр сносил и в каком-дерьме извалял!

Один из «упакованных», в коем мною был признан Фагот, завошкался и злобно прошипел:

— Ага, «ушёл»… Что ты нам свистишь, мусор⁈ Устроили нам тут спектаклю с дырявыми носками… Сдал, сука! Продал, тварь — я ему никогда не верил!

Варфоломеев строго прикрикнул:

— Ну-ка, ты! Рот закрыл — пока носками товарища Заведующего, его не заткнул!

Командую строго:

— Задержанных не бить — мы не царские жандармы! Поднять их на ноги и прислонить лбами к ближайшей стенке…

Кто-то из задержанных охнул, кто-то — помянув Господа стал молиться, а кто-то — заскулил по-щенячьи.

Поняв, что упорол бестактность, я поправился:

— … Чтоб эти незадачливые налётчики — не простудились до приезда оперативных работников, на холодной земле валяясь. На лесоповале, куда они отправятся после суда — нужны здоровые работники!

Направляясь в тот клоповник чтоб поменять носки и обуть свои берцы, отдаю распоряжения:

— Варфоломеев, возьми с собой двоих, найди и задержи Начальника станции — пока тот тоже куда-нибудь в Канаду не сбежал. Я же пока позвоню от диспетчера в губернский отдел НКВД и сообщу об происшествии.

Не прошло после моего звонка и часа, как где-то на горизонте показался свет автомобильных фар и, вскоре обогнув станционное здание — на перрон осторожно въехала и остановилась легковушка. Кстати тот самый, один из двух «Бразье» — имеющихся в Нижнем Новгороде на момент моего «попадалова».

Из «француза» выходят трое и направляются к нам.

Приглядываюсь внимательно при недостаточной освещённости… Вот они попадают в полосу наибольшей освещённости газового фонаря… Впереди — человек в кожаной куртке и шапке-кубанке.

Опережая подбежав и подняся руку к форменному кепи, сперва представляюсь:

— Заведующий «Школой подготовки и переподготовки рядового и комсостава транспортной и ведомственной милиции» Свешников.

Человек в кубанке, небрежно козырнув в ответ:

— Начальник губернского управления НКВД Погребинский…

Да, это он!

Мы с ним достаточно хорошо знакомы, причём — я узнал про него…

Ещё задолго после его смерти!

В Советском Союзе тех лет, проводилась «чистка за чисткой». «Чистили», с целью удаления «враждебного, негодного, примазавшегося элемента» — всех и вся: коммунистическую партию целиком и по первичным ячейкам, армию и флот, педагогические коллективы, учащихся школ и студентов и, естественно — не забывали про правоохранительные органы.

Последняя массовая «чистка» милиции была в 1922 году. Следующая — начнётся в этом году и продолжится до следующего.

Однако, в связи с моей попаданческой деятельностью — появились и некоторые нюансы!

Рисунок 26. Погребинский М. С…

После прошлогодней операции «Хулиганов нет», среди Нижегородского НКВД — прошла «локальная» чистка от «темных личностей» и «классово чуждых» элементов. Сперва сократившись как бы не на треть, а затем в течении полугода восстановившись численно — губернская милиция стала ещё более соответствующей своему «рабоче-крестьянскому» названию. На её руководящие должности выдвигались коммунисты — а, руководить был поставлен «варяг».

С превеликим удивлением, я узнал что этим «варягом» был Матвей Самойлович Погребинский[1]. По нему, у меня имеется довольно подробная инфа — ибо он должен быть героем моего следующего попаданческого произведения. Я знал, что он дружил с Максимом Горьким — назвавшим его «ликвидатором беспризорности» и, был человеком Генриха Ягоды…

Да, да — «того самого»!

Когда в 1937 году «крышу» доведут до цугундера — «человек в кубанке» застрелиться.

По моему представлению, Погребинский был достаточно интересным и предприимчивым человеком и, я даже рассчитывал — что Матвея Самойловича назначат Заведующим Ульяновской «Воспитательно-трудовой колонией» (ВТК) для несовершеннолетних…

Но из Центра нам прислали Макаренко.

В этом или следующем году — сведения в разных источниках у меня разнятся, Матвей Самойлович должен будет(был) создать и возглавить «Болшевскую коммуну» под Москвой, ту самую — о которой был снят кинофильм «Путевка в жизнь».

И тут вдруг, его назначают Начальником Нижегородского губотдела НКВД!

— Вы как здесь оказались, товарищ Свешников?

Естественно, хоть мы с ним ни разу не встречались, Погребинский прекрасно знал как об моём существовании, так и об существовании «ШППРМКТВМ» — ибо через него, все подобные дела в нашей губернии делались.

Отвечаю:

— С группой курсантов проходим стажировку по сопровождению грузов.

Хотел отрапортовать об происшествии, но тот отмахнувшись, подошёл поближе к задержанным и внимательно оглядев их, с каким-то внутренним напряжением спросил:

— Все здесь?

— Нет, не все. Одному из налётчиков — к великому сожалению, удалось скрыться…

Может послышалось, но облегчённо выдохнув, Погребинский, внимательно осмотрев меня с ног до головы, затем переведя взгляд на бойцов и снова на меня:

— Что за форма одежды?

— Это — «пролетарка» производства ульяновской артели «Красная игла».

Смотрит на ноги.

— Так называемые «берцы» — ботинки с высокой шнуровкой, тачаемые ульяновской артелью «Красный Лабутен».

Его интерес вполне понятен: в эти годы милиционеры донашивали военное обмундирование. И если штанов и гимнастерок еще более-менее хватало, то с обувью было совсем плохо.

Как и армию, милицию обували даже в лапти!

Вижу, «форма» одежды' произвела на него впечатление и, как бы между прочим:

— Выдвинуто, как обмундирование для Красной Армии. Правда, из-за дороговизны…

Перебивает:

— Сколько стоят, положим эти… «Берцы»?

— Если брать у производителя, то — «партмаксимум». А если «с рук» — в два-три раза больше.

«Партмаксимум» напомню — введённый в 1921 году максимальный месячный оклад, существовавший для членов партии, являющихся руководящими работниками учреждений и предприятий, не превышающий полуторного оклада в подконтрольных им учреждениях и предприятиях. В описываемое время он редко превышал 45 рублей.

— Вот, как? — переводи слегка ошалевший взгляд на моих бойцов, — у вас в «Школе» всех так одевают-обувают?

— Нет, не всех, товарищ Начальник Губотдела: только «Группу экспедиторов особого назначения, имени товарища Вагнера». Остальные кто в чём ходят.

Смотрит подозрительно:

— Из каких-таких средств?

— Из средств, выделяемых ульяновскими частниками и кооператорами за охрану их личного имущества.

Тоже, не должно быть для него новостью. Имея довольно скудное жалование, даже постовые милиционеры — зачастую подряжались охранять частные предприятия, склады, рестораны и так далее. Что тогда говорить об вневедомственной милиции или невооружённой охране?

Поэтому, несмотря на свирепствующую в стране безработицу, в правоохранительных органах (даже в ОГПУ!) — была просто невероятная текучесть кадров.

Затем, наш разговор с Матвеем Самойловичем Погребинским был прерван приездом бригады угрозыска на убого-убитом грузовичке, воняющим некачественным отработанным топливом через выхлоп. Следственные мероприятия продолжились не особо долго — показания подозреваемых, объяснительные участников задержания… Других действий — даже фотографирования места происшествия, почему-то не проводилось. Задержанных погрузили на грузовичок и отправили в «допр», их конфискованный транспорт — на штраф-стоянку (хахаха!) и нам удалось даже кемарнуть часок-другой до утра. Потом, хмурые до неприязни железнодорожники нас подцепили к попутному составу и отправили восвояси.

Как уже неоднократно говорил, даже на перегоне грузовые поезда двигались со скоростью забеременевшей улитки… При выезде же со станции, у всякого на нём едущего возникает желание — выйти и подтолкнуть его. Поэтому метров через триста — я смог спокойно выйти из вагона, найди привязанного к дереву Ваську-Кота, дать ему время сходить по великой и малой естественным «нуждам» и, затем вместе с ним — вполне благополучно вернуться обратно, даже не особо запыхавшись.

Оставшись же с ним наедине, вернув деньги и гандоны:

— Теперь, Василий Сергеевич — у тебя лишь два пути: ко мне в друзья или в денщики к генералу Духонину. Видишь? Я даже рук тебе не завязываю — ты свободен аки вольный ветер: лети куда хошь.

Васька-Кот предпочёл стать моим другом и был оформлен на работу в «Полицейскую академию» учебным пособием.

Да, да!

Должны же курсанты учиться премудрости задерживать, обыскивать, конвоировать, допрашивать… Эээ… Выводить на прогулки, наконец.

Для него в «Школе» была построена учебная тюремная камера (как настоящая!) где он и обитал до следующей весны, когда всё-таки сбёг — подобно мартовскому коту от заботливого и любящего домашних животных хозяина.

Ну да и, ладно!

К тому времени, я узнал от него всё что хотел и соответствующим образом запротоколировал.

[1]В 1922−24 годах был помощником начальника Политической инспекции Главного санитарного управления РККА. В 1924–1925 — помощник начальника Орготдела Административно-организационного управления ОГПУ при СНК СССР. В 1925–1929 — начальник Орготдела Административно-организационного управления ОГПУ при СНК СССР.

В 1926–1928 — начальник Болашёвской трудовой коммуны (Московская губерния).