«Я – АНГЕЛ!». Часть вторая: «Между Сциллой и Харибдой»

Глава 22 Человек из Чернобыля, но вовсе не Сталкер

Уже осенью 1924 года я понял, что перерос сам себя. И не только я.

Город Ульяновск рос и развивался, проблем становилось больше и, они обретали всё новые и новые качества… Ситуация была предреволюционная: «низы» ещё могли жить по-старому — но «верхи» уже начинали испытывать затруднения в управлении ими. Но если в отношении себя — я это отчётливо понимал и предпринимал меры, то местная правящая элита такого печального обстоятельства не осознавала и, в лучшем случае — просто тупо «почивала на лаврах», а в худшем — начинала не по-детски быковать…

В отношении Фрола Изотовича Анисимова, это так называемое «быкование» — выражалось тем, что он начинал ревновать меня к своей власти. Ему почудилось, что я перехватываю у него «рычаги управления». Он, проявляя супер-активную деятельность, начал суетиться — откровенно мешая мне своими распоряжениями, или даже отменяя мои.

Дело не в моём уязвлённом самолюбии!

Как я понял, главное правило джентльменов — «оказанная услуга ничего не стоит», Председателю исполкома хорошо известна — хотя он не учился в их Иттонах да Кембриджах. И даже наши грядущие планы — стали не в счёт. В Ульяновске и его окрестностях на какое-то время установилось «двоевластие»: когда правая рука не ведает — что творит левая.

Как-то раз вскипев как самовар из-за какого-то сущего пустяка, товарищ Анисимов вызвал меня к себе «на ковёр» и даже не предложив сесть, даже не сказав «здрасьте» — накинулся с порога:

— Под меня копаешь, Попович?

— Побойся Маркса, Изотопыч! Если бы я под тебя «копал» — ты бы уже давно слетел из своего председательского кресла.

Ярится, глаза — «в щелочку»:

— Ты что брешешь, собака⁈

— Какая, такая «собака»? Помнишь, не прошло и полгода как — ты свой «гребень» за Троцкого лохматил?

Тот замолк, побледнев слегка даже, а я его фейсом — об его же тэйбл:

— А я помню!

И привёл дословно кое-какие его высказывания, скажем предельно мягко — не красящие главу Волиспокома ВКП(б) перед лицом победившего триумвирата, в лице товарищей Зиновьева, Каменева и Сталина.

— Так, кто ж знал…?

— Я ЗНАЛ!!! И неоднократно тебя предупреждал… Тоже, позабыл, да⁈

Молчит, потом нехотя сквозь зубы:

— Так ить, пронесло же!

— Дизентерией бы тебя в тифозном лагерном бараке «пронесло», — швыряю на стол копии телеграмм, — если бы я от твоего имени, не отправлял нужные телеграммы в Москву…!

Конечно, я несколько преувеличивал: в это время оппозиционеров — ещё не сажали и ещё не скоро сажать-расстреливать будут. Отстранили бы от «руля» и определили на какую-нибудь «безвредную» должность.

— … А теперь уездное и губернское начальство поменялось — а ты усидел. Думаешь, почему? Думаешь, за красивые глазки или вовсе за просто так — тебя снова «порекомендовали» в председатели Ульяновского волисполкома?

Да! Одолев Троцкого, Сталин принялся всюду расставлять своих людей и должность 1-й секретаря Нижегородского губкома ВКП(б) занял Андрей Жданов. Ну а тот уже заменил всех нижестоящих партийных руководителей.

Тот, ещё пытаясь залупаться:

— То сын мой — Ефимка!

Складываю из пальцев известную комбинацию и подношу к председательскому носу:

— Индийскую народную хижину — «фигвам» тебе, Фрол Изотопыч! Сын всегда будет на стороне матери — которую ты бросил ради какой-то сисястой дуры в красной косынке. А как относится к тебе твоя «бывшая» — ты сам прекрасно знаешь.

Насмешливо:

— Да, если по справедливости — ты мне кажный день магарычи должен ставить, что до сих пор на своей «англичанке» по городу ездишь — а не у меня в «шарашке» по бараку катаешься, с «машкой» между ног!

«Англичанка» — автомобиль компании «Роллс-Ройс», за окрашенный серебристой краской капот и посеребренную фурнитуру кузова получивший прозвище «Серебряный призрак» («Silvet Ghost»). Его я привёз Анисимову после последней командировки из Ленинграда и стоил он мне…

Да ладно, чего уж там!

Думал, уважу Фрола Изотовича и будет между нами мир и взаимопонимание до скончания веков — пока смерть не разлучит нас.

А вот посмотри, какая мне неблагодарная падла попалась, а⁈

«Машка» — это такая большая швабра, которой самые «привилегированные» заключённые — моют пол. Впрочем, это я стебался: в Ульяновском ИТЛ — не было никаких бараков.

Обалдевши, недоверчиво:

— Брешешь, ведь… Ну признайся — брешешь же!

— Собака брешет, Фрол Изотопыч! А я только истину тебе глаголю и ничего кроме неё!

Надо признаться, Фрол Изотович не пропил совесть на «корпоративах» волостной партийной верхушки, поэтому пряча от стыда глаза, промямлил:

— Извини, товарищ Свешников… Нашло что-то… Извини ещё раз.

— Да ладно, чего уж там, — без приглашения усаживаясь на стул перед ним и закинув нога на ногу, участливо говорю, — запарился ты, Фрол Изотович, понимаю: вон — похудел, аж весь — почернел от беспрестанных забот-хлопот… Всё ж на тебе — весь наш город и волость с ним: это ж надо — какая ответственность!

— Да, завалили из Центра бумагами, — жалуется, — бюрократы проклятые, передохнуть некогда! Только и знаешь — как отписываешься, отписываешься, отписываешься…

— Ты уж побереги себя — вредно в твоём возрасте так надрываться, Изотыч! С уже подорванным в окопах здоровьем, то.

Сказать по правде, товарищ Анисимов сам себе работы — процентов на восемьдесят пять, создаёт своей бестолковой суетливостью.

Тот, только разводит руками:

— Да, как тут побережёшься? Ты же знаешь наших олухов бестолковых — ничего им доверить нельзя!

Сделав вид, что крепко задумался…

— ЭХ!!! Была, не была — выручу я тебе ещё раз!

Недоумённо на меня пялится.

— Есть у меня на примете один человечек — для себя берёг, но что только для родной Советской Власти не сделаешь — на какие только жертвы не пойдёшь… Забирай!

Как мне доподлинно известно по нашим с ним взаимоотношениям, товарищ Анисимов понятия «Я» и «Советская Власть» — с самых пор установления последней, не отличал и, мою «жертву» с готовностью принял.

В созданном при Ульяновском исправительно-трудовом лагере — по моей инициативе, при поддержке ульяновской общественности и силами могущественного НКВД (не путайте с ужасным ОГПУ — в то время это были совсем различные конторы) «Особом проектно-техническом бюро № 007» (ОСТБ-007), прообразе знаменитых сталинских «шарашек» — я по-прежнему занимал скромную должность технического консультанта и имел решающее слово в подборе «контингента» из осужденных…

По сути же своей, я был здесь «Хозяином» — как меня за глаза называли зэка с чьей-то лёгкой руки.

По инструкции из Москвы подписанной самим Феликсом Дзержинским, Начальник исправительно-трудового лагеря занимался в основном охраной периметра и вопросами «режима» и, в вопросы внутреннего устройства не лез. Тем более уже к осени 1924 года, «ОСТБ-007» не только достигла самоокупаемости, но и давала некоторую — пока ещё довольно скромную прибыль в бюджет родного Наркомата внутренних дел. Получая в конверте из моих рук самую «малую толику» из этой прибыли — начальник ИТЛ дал мне полный карт-бланш и «стучал» «куратору» — в исключительно положительном для меня духе.

Как уже рассказывал, ещё в самом начале при создании «ОСТБ-007», я назначил главой внутренней администрации лагеря зэка Овильянского Илью Михайловича. Это довольно опытно-матёрый хозяйственник и администратор из бывших царских чиновников, к которому — за весь год его пребывания в лагере, у меня никаких претензий не было.

Илья Михайлович за шесть лет Советской Власти — шесть же раз умудрился побывать в «местах не столь отдалённых», но каждый раз после отсидки или амнистирования, его вновь брали на работу в госорганы…

Ибо, «кадровый голод» костлявой рукой — цепко держал большевиков за их лужённую глотку!

Последний раз нашему «герою» — достигшему возраста Кисы Воробьянинова, но в отличии от Остапа Бендера — так и не научившемуся «изымать» деньги не нарушая закон, впаяли за махинации стройматериалами один год. Практически отсидев его, тот — за действительный или мнимый (нет охоты выяснять) побег получил ещё год, с которым и пришёл к нам.

В ноябре 1924 года срок заканчивается и Илья Михайлович крепко чешет свой плешивый сверху череп в моём «лагерном» кабинете:

— На службу то-то меня возьмут, да вот где жить? С комнаты то, меня по суду выселили…

Повздыхав:

— … Как знать, где новую дадут?

Вопреки мной ожидаемому, он не торопится после «звонка» прописаться у нас в Ульяновске, а собирается вернуться в столицу. Однако, у меня на наго кое-какие планы — поэтому отвечаю, со всей серьёзностью:

— Эка печаль! И полугода не пройдёт, как Вы проворуетесь и Вас снова в «казённый дом» определят… Без крыши над головой не останетесь!

Тот, не высказав особой озабоченности на этот счёт:

— Хахаха! Ну, это уж как водится!…Возьмёте меня снова к себе, Серафим Фёдорович?

— С превеликим удовольствием. И даже походатайствую перед пролетарским судом — чтоб Вам пожизненное дали. Хахаха!!!

— Хахаха!!! — но уже несколько напрягся, — … так, ведь нет у нас в Республике пожизненного заключения?

Бросив мимолётный взгляд на сейф, тут же им замеченный и нужным мне образом расцененный, я многозначительно:

— Пока нет! Но народные власти уже призадумываются — чтоб, ввести такое наказание… Специально для рецидивистов.

Шутливо грожу пальцем:

— А Вы у нас — рецидивист, Илья Михайлович… Да ещё какой!

Сперва скиснув, тот тем не менее — хорохорится, не отрывая впрочем взгляда от сейфа с документами:

— С таким «Хозяином» как Вы, Серафим Фёдорович — можно и пожизненно сидеть! Тем более — «жить» то мне осталось… Всего ничего.

«Осталось»… И пятидесяти пяти лет нет: вполне ещё бодрый и жизнерадостный старикан — не пропускающий ни одного «банно-прачечного» дня по скользящему графику и, даже не ленящийся дополнительно заработать подобный «профит». Правда, как мне докладывают — предпочитает оральные ласки и среди «прачек» заслужил прозвище «Лезбиян».

— … Да, Вы ещё у нас — всемирный империализм переживёте. Хахаха!

— Хахаха!

Встав, приоткрываю дверь: типа, проверяю — не подслушивает ли кто. Потом сажусь на место и перехожу на шёпот:

— Правда, вот беда — ещё один закон готовится: осуждённых по «хозяйственным» статьям — приравнивать к контрреволюционерам и отправлять в края — куда более северные, чем наш.

— Это какие же? — настораживается.

— Про Магадан и Колыму слышали? — показываю по висевшей на стене карте, — там ещё золото нашли и теперь «ищут» для него старателей. Ибо белые медведи мыть его категорически отказываются, даже за усиленную хлебную пайку, а мамонты уже давно вымерли. Хахаха! Так что, по ходу, мы с вами никогда уже более не свидимся… А жаль!

Я свой «контингент» уже достаточно хорошо изучил и знаю: зэка Овильянский советских газет категорически не читает — зато как бабка на лавочке перед подъездом «хрущёвки», верит всевозможным слухам.

Илью Михайловича чуть удар не хватил! Когда он понял где находится этот самый «солнечный» Магадан и осознал — что это на другой стороне планеты.

Успокаивая, строго-официальным голосом говорю ему:

— Этого можно вполне избежать — если работать честно, не воруя и не плутуя… Вы же больше не будете мошенничать, гражданин зэка?

То, чуть не плачет:

— Ну, не могу я так!

Делано удивляюсь:

— Не можете прожить на одну зарплату, что ли?

Действительно, прожить во время НЭПа на зарплату совслужащего — это надо особый менталитет иметь! Особенно, если имеется семья. Сразу вспоминается сценки из «Комеди-Клаб», по-моему, про честного гаишника 90-х годов и его прозрачно-синих от такой «жизни» домочадцев. Хотя, у этого типа нет семьи — жена умерла ещё до революции, а дети… Хм, гкхм…

«Кого уж нет, а те далече» — Смутное время, как-никак, довелось пережить!

— Дело не в окладе и моей способности на него прожить, — прижав обе руки к груди, отвечает, — это пагубная страсть моя!

— «Страсть»⁈

Мля, каких только маньяков-извращенцев на этом свете не встретишь…

— Совершенно верно: СТРАСТЬ!!! Кто-то страстно посещает скачки, кто-то не может прожить без рулетки в казино, кто-то — без бильярда… Пьяница — пьёт, наконец, а марафетчик — нюхает! Я ж, беру взятки и ворую — таким уж меня Бог создал.

…Какая-то разновидность «клептомании»? Кажется, читал где-то: тыря по мелочи — некоторые индивидуумы повышают таким образом собственную самооценку. Мол, отсюда такое широко распространённое в позднем СССР явление как «несуны» — тащащие с родного предприятия буквально всё, даже — по определению никогда им не пригодящиеся.

— А поменять страсть не пробовали? Есть много других занятий — по которым можно сходить с ума: литература, искусство, спорт… Рыбалка, в конце-то концов!

Тот, только с полной безнадёгой рукой махнул.

— Извините, Илья Михайлович, — осторожно-вкрадчиво спрашиваю, — к услугам психиатра не доводилось обращаться? Извините, ещё раз…

— Ещё при Государе-Императоре, — тяжело вздыхает, — особых отклонений не обнаружено…

Привстав, протягиваю руку — давая знать, что «аудиенция» закончена:

— Понятно… Ну, тогда — не знаю чем и помочь! Идите и удачи Вам…

Зэка натужно выдавливает из себя, резиново улыбаясь:

— В народе по такому случаю говорят: «Горбатого могила исправит».

Дождавшись, когда он окажется почти у двери, говорю в спину с ледяным холодом:

— На Колыме вечная мерзлота — поэтому у Вас не будет могилы, гражданин Овильянский! Мясо и внутренности вашего трупа — сожрут гиеновидные песТцы, а кости — детёныши чукчей по тундре растащат, играя ими в городки…

В те времена, да ещё для людей — воспитанных при «старом режиме», могила — это весьма «сакральное» место!

И тут его как ломом по ногам подкосило. Брякнувшись на колени, он пополз к столу:

— Спасите, гражданин начальник! Век за Вас буду Бога молить…

Сказать как на духу: насчёт «пожизненного» и «Колымы с Магаданом» — это был мой чисто стёб и, я невольно испугался содеянного… Как инженер Брукс из тех же «12 стульев» — когда за ним таким же образом, на четвереньках «бегал» охотник за сокровищами покойной воробьянинской тёщи. Однако, в отличии от этого литературного персонажа, я «Мусю» звать не стал — а не подав вида, усадил гражданина зека обратно на стул, напоил чаем и сделал предложение — от которого тот не смог отказаться:

— В Ульяновске есть одна вакансия — как будто специально для Вас… Если согласны — могу трудоустроить, Илья Михайлович. Подальше от столицы — подальше от соблазна и греха. Согласны?

— Согласен! Премного Вам благодарен, Серафим Фёдорович — век за вас буду Бога молить!

Напоследок осталось утрясти ещё один вопрос…

— Только честно, как на духу, — смотря в его блеклые от времени глаза, спрашиваю, — воровать будете?

Мнётся, прячет бегающий взгляд, долго не решается и наконец — как у расстрельной стенки вставая, выдыхает:

— Буду!

Молодец!

— Ну и сколько Вам надо в месяц украсть, чтоб удовлетворить свою пагубную страсть?

— А это бывает по настроению — заранее никогда не угадаешь: иногда пятьюстами рублями обхожусь — а иногда и трёх-пяти тысяч не хватает.

— И на что тратите краденное, если не секрет?

Пожимает плечами:

— Да, так… Как обычно!

— Понятно.

Хорошенько подумав, заявляю ему:

— Хорошо! Воруйте в этих пределах — но в конце отчётного квартала, мне полный отчёт по краденным из волостного бюджета суммам.

— Зачем? — недоумённо вопрошает.

— Буду Вас покрывать — вносить недостачу в бюджет из своих кровных.

Пока гражданин зэка изумлённо глазёнками хлопал, встал и подошёл к нему вплотную. Тот тоже поднялся со стула и, тут же получил от меня резкий удар под дых — сложивший его «пополам» и последнее напутствие перед вступлением в новую должность:

— Так что — смотрите, Илья Михайлович… Не превышайте «лимит»!

Став по сути «правой рукой» Председателя Волостного исполнительного комитета ВКП(б) — встав осенью 1924 года во главе Ульяновского Совета народного хозяйства, Овильянский Илья Михайлович сравнительно быстро и довольно грамотно реорганизовал свой — как он говорил «департамент», который стал вполне соответствовать «духу времени».

Товарищ Анисимов получил уйму свободного времени и стал помаленьку «округляться» и «светлеть» ликом, а я через своего протеже — получил полную и абсолютную, хотя и тайную власть над Ульяновском и всей волостью.

С товарищем Кацем Абрамом Израилевичем — Начальником волостного (районного) управления НКВД, у меня были куда более крутые тёрки!

К счастью закончившиеся, не только благополучно для обоих — но и с немалыми обоюдными преференциями.

Но это будет тема отдельной главы…

Учитывая ещё и промышленно-финансовое влияние серез контролируемый мною АО «Красный рассвет» и созданную Мишкой Бароном «контразведывателную сеть», я к началу 1925 года — стал хозяином… Нет, не так:

ХОЗЯИНОМ!!!

Хозяином Ульяновской волости.

Достаточно благоприятно для себя разрулив довольно пикантную ситуацию с Председателем Волисполкома, я глубоко призадумался…

Похоже, я тоже уже перерос самого себя!

Вспомнив же и историю с РАИК и другие кое-какие произошедшие ранее или позднее события (конечно же, не идущие ни в какое сравнение с вышеописанным), окончательно понял: я начинаю терять контроль над своими же подразделениями создаваемой подспудно «промышленной империи» — пытаясь лично поспеть везде.

Конечно, с помощью своего «роялистого» компа и программ на нём — вроде «1С Предприятие» и «1С Бухгалтерия», я пока более-менее справляюсь с делами кооператива «Красный рассвет» и многочисленных артелей в него входящих. Даже, обходясь без многочисленного штата — наняв всего лишь одного бухгалтера для проформы, товарища Ксенофонтову в личные секретари, да группы кураторов по отдельным направлениям и вопросам вроде кадрового…

И ещё долго буду справляться.

А что будет потом?

«Что делать?», — как-то спросил один из героев Достоевского.

«Валить надо!», — подсказали ему доброхоты и, неправильно поняв — тот завалил топором двух вполне безобидных старух.

А что-то делать надо и причем срочно, не дожидаясь — пока термически обработанная птица промеж ягодиц клюнет!

Никакого секрета из того, что делать — для меня нет. Надо найти «моё второе я» и свалить на него всю текучку — за собой оставив принятие особо важных решений и, конечно же — работу за компом по запиливанию полезных предкам «заклёпок», сочинению книжек и газетных статей -способствующих изменению мировозрения хроноаборигенов и их руководства.

«Моё второе я», кроме вполне определённых организационно-деловых качевств — должно обладать и достаточными моральными, чтоб я мог ему доверить моё самое сокровенное… Кроме «святого» — компьютера, забитого инфой или знаний про будущее, конечно.

Короче, это должен быть не просто единомышленник — но и настощий друг!

Где бы мне такого взять?

Среди местных хроноаборигенов-ульяновцев, индивидов способных стать мне просто «настоящим другом» — просто немерянно, только свистни погромче. А вот с «организационо-деловыми качествами» у них — не ахти… Даже лучшие, не видят дальше своего носа, в потоках информации теряются как слепые щенки на речной стремнине и управлять коллективом численностью хотя бы более сотни человек — не способны, от слова «вообще»…

Провинция, чего вы хотели⁈

В провинции же, как и во всём на свете — есть свои плюсы и минусы.

Мои комсомольцы подают надежды и немалые — недаром с ними вожусь. Однако, пока они ещё сущие дети — ждать, когда они подрастут?

И тогда я обратил свой пристальный взор на столицу — где в одиночной камере Лефортовской тюрьмы, сидит и пишет книгу один мой хорошо «шапочно-знакомый»…

С очень широким кругозором!

Родился Абрам Моисеевич Краснощек сорок с лишним лет назад в семье портного в еврейском местечке Чернобыль — которое почти через век станет всемирно известным, но вовсе не из-за данного — радостного для его родителей факта. Став в шестнадцатилетнем возрасте членом подпольного социал-демократического кружка, после неоднократных тюремных отсидок и сибирских ссылок, уже Александр Михайлович Краснощёков — в 1902 году, сваливает подобру-поздорову из деспотическо-царской России в свободно- демократическую Америку…

И надо сказать — сделал он это весьма вовремя!

Рисунок 38. Краснощёков Александр Михайлович.

Несколькими годами позже, родной брат его — анархо-коммунист, будет повешен по приговору суда. Там, в САСШ «пламенный революционер» в первое время работал портным и маляром — зарабатывая себе на горький эмигрантский хлеб с мЯслом…

Однако, честолюбивому юноше этого бесконечно мало — он работает и учится!

Через десять лет, сдав экзамен по экономике и праву в Чикагском университете — Краснощёков служит юристом со специализацией по вопросам профсоюзов и иммигрантов, принимает участие в создании Рабочего университета в Чикаго и читает лекции по экономическим и юридическим дисциплинам. Он вступает в «Американскую социалистическую рабочую партию» с первых дней её основания, одновременно являясь членом «Федерации индустриальных рабочих мира» и анархо-синдикалистского профсоюза «Industrial Workers of the World — IWW» (Индустриальные рабочие мира), ведёт активную партийную и профсоюзную деятельность, пишет газетные статьи — печатаясь в прессе на трёх языках.

Возвратись с сонмом эмигрантов после Февральской революции в уже свободную — демократическую Россию, Краснощеков вступил в большевистскую фракцию социал- демократической рабочей партии. Активно участвовав в вооружённой борьбе между красными и поддерживаемыми интервентами белыми, в условиях политического хаоса в Сибири, он в апреле 1920 года — провозгласил создание Дальневосточной Республики (ДВР), став главой ее правительства и одновременно министром иностранных дел.

Основанную Краснощековым ДВР признали — как Япония, так и Советская Россия. Ленин, Троцкий и прочие кремлёвские вожди — стремились таким образом избежать прямого столкновения с самураями на Дальнем Востоке, чтоб получить возможность победить на Западе.

Таким образом, некоторое время у главы вновь образованного псевдо-государства были развязаны руки и положение в этой далекой стране было совершенно иным, чем в Далёкой Москве… С Краснощёковым сотрудничали анархисты, эсеры и даже меньшевики и, своей совместной деятельностью — доказывали Центру, что свобода слова и рынка — дают лучший результат, чем так называемый «военный коммунизм».

Конечно, на самом краешке России были свои — весьма специфические условия, скажем сразу с оговоркой, но возможно — именно следуя примеру ДВР, московские большевики решились на НЭП?

По крайней мере, эта версия не кажется мне совершенно абсурдной…

Однако, Гражданская война на Западе Советской России скоро закончилась и Москва обратила свой великодержано-пристальный взор на Дальний Восток. Обосновано или выполняя чей-то политический заказ, но недоброжелатели Краснощёкова в Правительстве Дальневосточной Республики обвинили его в сепаратизме… Центр забеспокоился и стал принимать соответствующие меры — пока не произошло непоправимое, пока ДВР окончательно не объявила о своей независимости и уже навсегда не отложилась от России. Летом 1921 года Краснощекова вызвали в Москву, а уже в сентябре — отстранили его от должности руководителя правительства Дальневосточной Республики.

В ноябре следующего года же, ДВР вошла в состав РСФСР на общих основаниях.

Председатель Совнаркома Ленин весьма ценил Краснощекова — как «очень энергичного, умного и ценного работника», знающего «все языки, английский превосходно» и в конце 1921 года Краснощеков стал членом ВСНХ (Всероссийского совета народного хозяйства) и одновременно — заместителем наркома финансов. Краснощеков был человеком динамичным и целеустремленным… В ноябре 1922 года Краснощёкова Александра Михайловича поставили во главе недавно созданного «Промбанка» — призванного обеспечить советские предприятия инвестиционным капиталом. Специалистов в области экономики у большевиков не хватало прямо-таки катастрафически. Но его взгляды на построение нового общества, зачастую разительно отличались от общепринятых в Москве, бывщий дальневосточный нарком не захотел понять «московских особенностей советского строя» — поэтому на этой должности он продержался сравнительно недолго.

Произошло нечто, не совсем для меня понятное: несмотря на то, что Краснощёков оказался весьма успешним банкиром — за полгода(!) увеличившим капитализацию «Промбанка» в десять раз(!), он явно кому-то пришёлся не ко двору и, в сентябре 1923 года — был арестован по обвинению в финансовых злоупотреблениях.

Арест Краснощекова, а затем суд над ним — стали настоящей сенсацией!

Ведь впервые, обвинение в коррупции — бросающее тень на весь партийный аппарат, было предъявлено столь высокопоставленному коммунисту. История эта довольно мутная и вонючая, как воды Ганга — в которых хоронят пепел сожённых по древнему народному обычаю индейцев.

Якобы, Александр Михайлович — давал за «откаты» нужным людям ссуды за слишком низкий процент, покупал любовнице цветы и меха, устраивал пьянки и оргии с цыганами в гостиницах, снимал дорогую дачу и содержал не менее трех лошадей…

И расчитывался за всё это — чистым золотом, причём разумеется — казённым.

Ну, что сказать?

Думаю, как это чаще всего бывает — истина где-то посередине.

Судя по афере с «Промбанком», по моей подсказке провёрнутой Кавером в прошлом году — хотя бы часть этих обвинений верна. Наличие кроме законной жены — постоянно проживающей в САСШ, ещё и двух «официальных» любовниц (одна из которых небезызвестная нам всем Лили Брик), тоже навеивает на вполне определённые мысли: где подобные бабы — там и коррупция. Хотя, я уверен: большая часть «заслуг» Александра Михайловича Краснощёкова по «аморалке» — принадлежит собравшейся тогда вокруг него довольно «теплой» компании, состоящая из его брата Якова — как и он, приехавшего из Америки, а также — Соловейчика, Виленского, Берковича, Моргулиса и, прочих — отчаянных и ушлых ребят, объединённых круговой порукой и верностью своему руководителю.

Палец им в рот не клади — откусят!

И первая скрипка в этой гоп-компании принадлежала Илье Соломоновичу Соловейчику, его неразлучному спутнику в части всяческих «невинных» проделок — ныне упокоившемуся мученической смертию.

Земля Илье Соломоновичу, так сказать — пухом леблядинным…

Кстати, да!

Это зверское убийство (так и оставшееся нераскрытым) — произвело прямо-таки оглушительную сенсацию, о которой писала даже зарубежная пресса — смакую подробности ужасов, творившихся в Совдепии при большевиках.

Вероятнее всего же, по моему твёрдому убеждению: суд на Краснощёковым — результат «тёрок» между различными «внутрипартийными мафиями» за контроль над финансовыми потоками. От собственных успехов у Краснощекова «в зобу дыханье спёрло», он шибко возомнил о себе и своих способностях и, предложил Правительству подчинить своему «Промбанку» «Госбанк». Товарищам из Наркомфина, имеющих на эти самые «потоки» свои собственные соображения — это предложение явно не понравилось, а компромат при желании можно найти почти на любого. В пользу этой версии говорит тот факт, что после суда над Краснощековым — «Промбанк» подчинили «Госбанку».

И эффективный менеджер был образцово-показательно «выпорот» в назидание другим!

Так или иначе, но в сентябре 1923 года наш герой был арестован и после проведённого следствия — в международный женский день 8 марта 1924 года, приговорён к шести годам тюрьмы и плюс — к трём годам понижения в правах.

Разумеется, Александра Михайловича не позабыли исключить из партии…

Дальше судя по моему «послезнанию» на компе, если я не вмешаюсь — события будут происходить так: сперва хорохорившись и даже написав в одиночной камере Лефортовской тюрьмы книгу по экономике и финансам — к осени Краснощёков падёт духом и даже станет подумывать об суициде. В ноябре этого же года, он заболеет воспалением лёгких и чуть было не умрёт. Видать, в то время у большевиков — ещё не было в обычае геноцидить, хоть и оступившихся — но всё же «своих» и, бывшего красного наркома — сперва переведут в Кремлёвскую больницу, а в январе 1925 года вообще — амнистируют подчистую.

Очевидно, Краснощёков покаялся и был прощён — как не представляющий больше угрозы партийной верхушке. Его восстановят в партии, дадут квартиру в центре Москвы и назначат руководить чем-то второстепенно-сельскохозяйственным… Возможно, именно с Краснощёкова Александра Михайловича на Руси пойдёт традиция ставить проштрафившихся партийных функционеров руководить сельским хозяйством — отчего оно в конечном итоге оказалось в жоп…пе.

И будет «человек из Чернобыля» спокойно жить-поживать, до самого 1937 года — когда про пламенного революционера и первого советского коррупционера вспомнят и, после короткого суда приговорят к «высшей мере социальной защиты».

Вот такой-то мне и нужен!

О таланте, профессионализме и работоспособности Краснощекова свидетельствует его книга «Финансирование и кредитование промышленности», опубликованная в 1923 году и имевшая непосредственное отношение к его новым обязанностям. Александра Краснощёкова, ни в коем разе, Господь не обделил и организационно-деловыми качествами, а сделать его своим другом — воспользовавшись его же затруднительным положением, для меня ваще пара пустяков.

Конечно, вызывают немалые сомнения его «облико-морале», а оставшаяся на воле «тёплая» компания ушлых ребят — вызывает нешуточные опасения. Однако, я разделяю мнение Ленина, что ждать появления готовых «коммунистических» людей не стоит — надо учиться работать с теми, что имеются. Мало того, за наши «лихие 90-е» — я уже прошёл эту школу «от и до» и, вполне обоснованно считаю, что сумею подобное проделать.

Итак, подожду когда «первому советскому коррупционеру» в Лефортово конкретно поплохеет и выдерну его в Ульяновскую ИТЛ…

…Вошедший в мой кабинет зэка из вновь прибывших по этапу, меня увидев — запнулся на ровном месте и чуть не упал. Скучно-равнодушное лицо его, напряглось от попытки вспомнить — где и когда он мог меня видеть.

— Здравствуйте, Александр Михайлович, — выхожу из-за стола и протягиваю руку, — не узнали? Меня зовут Серафим Свешников: помните август прошлого года, поэтическое кафе «Стойло Пегаса» — куда Вы вошли с Лилей Брик и…

Морщу лоб, типа, вспоминая. По его лицу пробегает болезненная судорога и, довольно вяло пожав мою ладонь:

— … С Ильёй Соломоновичем Соловейчиком.

Якобы с немалой досадой:

— Ах, да! Мог бы и запомнить — довольно легко запоминающаяся фамилия… Присаживайтесь — в ногах правды нет. Курите, если желаете — ведь Вы кажется, курите?

Подвигаю ему пачку довольно дорогих папирос и спички:

— А пока, я ещё раз ознакомлюсь с вашим делом и решу — куда Вас определить с наибольшей пользой для общества.

Даю ему время прийти в себя и освоиться, таким образом: его «сопроводиловку» я и так — почти наизусть знаю.

Не заставил себя уговаривать и выпустив облако ароматного дыма в сторону открытой форточки:

— Благодарю… Отвык, знаете ли, от хорошего табака.

Достаю из сейфа бумаги и, с озабоченно-деловым видом в них погрузившись:

Наконец, вижу — изрядно надымив, «оживает». Закрываю папку и убрав её в сейф, поднимаю на него глаза. Краснощёков опережает меня с вопросом:

— А я Вас вспомнил! Вы, кажется — поэт… Верно?

Естественно, несколько скромничаю:

— Ну… «Поэт» — это слишком громко сказано!

— Вы ещё удивили меня своими познаниями в области…

Прервав, ибо в сей момент — говорить об политике, требовалось менее всего. Поэтому с лёгким смешком:

— Иногда интересуюсь. Но не столь часто, чтоб про это всерьёз говорить!

Окидывает взглядом мой кабинет и удивлённо:

— Весьма неожиданно было Вас встретить здесь…

Пожимаю плечами:

— Работа — как работа, ничем не хуже других.

— Извините, какая у Вас должность?

На дверях кабинета написано и, он не мог не прочитать. Тем не менее:

— Технический консультант «Особого проектно-техническое бюро № 007», Ульяновского исправительно-трудового лагеря.

Помолчав, многозначительно добавил:

— Одновременно — на мне работа с «кадрами»…

Лицо Краснощёкова осеняет озарение:

— Так это Вам я обязан своим появлением здесь?

Пожимаю плечами и со всей доброжелательностью отвечаю:

— А почему бы и нет? Увидел вашу фамилию в списке, вспомнил Вас и решил, что мне не хватает такого собеседника… Хахаха!

Тот пока не поймёт — смеяться ему или наоборот.

Посерьёзнев, ничего хорошего не предвещающим тоном:

— Впрочем, если Вам у нас не понравится — могу отправить Вас обратно в вашу одиночную камеру в Лефортово.

Выжидающе на него смотрю.

После кратковременного раздумья, отрицающе машет головой:

— Пожалуй, я пока погожу: последнее время — я на стену был готов лезть!

После прибытия с этапа новичкам дают ознакомиться с правилами внутреннего распорядка и, они не могли им не понравиться.

— Согласен! Вы — человек энергичный и, просто так сидеть в четырёх стенах — хуже расстрела. У нас же — всяк может найти себе занятие по душе…

Слегка прищурившись, тот:

— Какое «занятие по душе», Вы можете предложить мне, гражданин Свешников?

— Пока — всю административно-хозяйственную деятельность лагеря, гражданин Краснощёков… Поверьте, это так увлекательно, что ваш предшественник на этой должности — буквально на коленях умолял меня оставить его здесь!

Крест на пузе — не вру и, чуть позже поведаю эту забавную историю.

— Вот, как⁈

— По крайней мере, Вам не придёт в голову «лезть на стену»… Или в петлю, положим.

Краснощёков вздрогнул, как будто от неожиданной пощёчины и густо покраснел.

Ага! По ходу, он всё же подумывал о том, чтоб вздёрнуться и поди — даже уже шерстяные носочки расплетал. Заговорщически подмигнув:

— Зуб на вынос даю!

Сделать человека другом — достаточно легко, я уже сто раз так делал. Впрочем, напротив — сделать врагом, ещё легче… Вообще никаких усилий не надо. Тоже — неоднократно получалось и довольно успешно.

Хм, гкхм.

Не переигрывая — интересуйтесь им как личностью, принимайте живейшее участие в его раздумьях, почаще ему «поддакивайте» и он — с головой ваш.

Приняв дела у «откинувшегося» по окончанию срока зэка Овильянского, Краснощёков стал частенько бывать у меня в кабинете и я с ним регулярно подолгу беседовал. По крайней мере — один раз в неделю мне это удавалось сделать. Не будучи в «командировке», конечно…

Стоит ли говорить, что в первое основной темой было? Краснощёков никак не мог успокоиться, от несправедливого на его взгляд, приговора:

— … Был бы жив и здоров Ленин — такого бы не случилось!

— Совершенно с Вами согласен, Александр Михайлович! Кстати… Не расскажите часом, мне про ваши встречи с Ильичом?

— А, почему бы и нет…?

— … Меня осудили заранее! Вы слышали, что сказал Куйбышев?

— Нет… А, что он сказал?

— Мол, «…Краснощеков преступно нарушил доверие, выраженное ему и, должен понести суровую кару по суду». ДОЛЖЕН!!! Вы, понимаете?

— Конечно, понимаю…

— Ещё нет никаких доказательств, а я им уже — ДОЛЖЕН!!!

— Сволочи!

— Вот именно.

Кроме всего прочего, Валериан Куйбышев занимал должность Народного комиссара

Рабоче-крестьянской инспекции РСФСР (РКИ) и если он кого-то обвиняет — то это очень серьёзно!

К делу и теме этой главы не относится, но у меня имеется небольшое влияние на сего «Цербера» через его брата — охмурённого Елизаветой Молчановой.

Помните историю с «Вернисажем»?

Небольшое, конечно, такое «влияние»…

Но имеется!

— … Ни об каком объективном судебном разбирательстве речь не шла — целью являлось создание прецедента! Вы знаете, что сказал дружок Куйбышева — прокурор Крыленко?

— Этот тот, который — «прапорщик»? Нет, не знаю.

— Он говорил: «Советская Власть и Коммунистическая партия будут больше, чем когда-либо, суровой рукой уничтожать уродливые проявления НЭПа и сумеют напомнить успокоившимся на прелестях капиталистического бытия господам, что они живут в рабочем государстве, возглавляемом Коммунистической партией».

— Прям так и сказал? Ну и ну…

— Они меня обвинили, что я перечислял зарплату жене в Америку…

— Жена — дело святое!

— Вот и я говорю им: своих жён — вы не обеспечиваете, разве?

Про своих любовниц, кстати — Александр Михайлович дипломатично умолчал, прелюбодеянец этакий.

— Ээээ… — похабно осклабившись, — возможно, как раз — дело происходит совсем наоборот: это жёны помогают кремлёвским вождям — сидящим на «партмаксимуме»?

— Вы так думаете…? Хахаха!!!

— Хахаха!!!

Ржём, аки орловские рысаки.

— … Как директор «Промбанка» я имел право определять процент ссуды в зависимости от конкретной сделки! Они не понимают, что для достижения лучшего результата в коммерческой деятельности — необходимо быть гибким.

Согласно кивая головой, «поддакиваю»:

— Где вы видели кремлёвского «небожителя» — разбирающегося в коммерции? Они всерьёз считают, что гроши в казну — ссыплется с небес по мановению Маркса.

— … Моя работа в качестве директора банка требовала определенных представительских расходов. Так называемая принадлежащая мне «роскошная дача» в Кунцево — представляет собой заброшенный дом, который к тому же был моим единственным постоянным жильем!

Вместе с собеседником, искренне вскипаю возмущением:

— Где ж управляющему банка жить — в курятнике на одном насесте с голозадыми петухами, штоль? Были бы эти товарищи честны сами — правили бы не из кремлёвских палат, а из самого что ни на есть — зачуханного рабочего барака, которые они ничтоже сумняшеся — застенчиво переименовали в «общежития»!

— … По поводу обвинений меня в якобы «аморальном образе жизни», я утверждаю: моя личная жизнь — находится вне какой-либо юрисдикции суда!

Суд так не считал, вполне обосновано утверждая, что раз ты уже вступил в партию — то должен служить примером для других и не поддаваться соблазнам НЭПа.

Однако, слаб человек!

Со знанием дела поддакиваю:

— Корыстолюбивые любовницы и неверные жёны делают нас уязвимыми перед врагами.

Судя по его взгляду на меня, этот афоризм он запомнит навсегда.

Короче, мы сдружились! Как там у Пушкина в «Евгении Онегине»?

'Они сошлись. Волна и камень,

Стихи и проза, лед и пламень.

Не столь различны меж собой.

Сперва взаимной разнотой

Они друг другу были скучны,

Потом понравились, потом

Съезжались каждый день верхом

И вскоре стали неразлучны'.

Вот-вот!

Точь-точь про нас с Александром Краснощёковым. Единственное заметное отличие: мы с ним не «съезжались» — я предпочитал приезжать к нему в ИТЛ на «Форде-Т», а не на спине какой-нибудь кобылы. А он — в принципе никуда не мог ездить, да ещё и «верхом».

Ибо сидел.

Естественно, тема личной обиды на несправедливый — по его мнению приговор, у Краснощёкова тесно переплетался с темой — что «мы идём куда-то не туда».

Ну и как обычно: «кто виноват и что делать»?

Независимо от того, что взгляды Краснощекова на социализм по некоторым принципиальным вопросам — действительно несколько отличались от общепринято-большевистских, он прямо-таки — собственную оппу на британский флаг рвал за чистоту марксизма.

Со временем большинство наших споров-разговоров перешло в плоскость марксисткой идеологии. Я задавал множество «неудобных» для этого знатока её догм вопросов и это его в немалой мере бесило.

Например, спрашиваю:

— Вот скажите, Александр Михайлович: в рабовладельческом государстве, на высших государственных постах — находятся рабовладельцы… Так или не так, по-вашему?

— Да это так.

— В феодальном государстве — феодалы. Так?

— Совершенно верно. Вот, только не пойму…

— Поймёте потом, а пока отвечайте на мои вопросы. В капиталистическом обществе — на высших государственных должностях капиталисты… Вы, согласны?

Понимая к чему я веду и, каков будет следующий вопрос — тот не отвечая, лишь зло на меня позыркивает. Тем не менее, я продолжаю:

— Молчите, Александр Михайлович? Ну, что ж: молчание — знак согласия. Теперь вопрос: почему в нашем пролетарском государстве — «наверху» нет ни одного пролетария⁈

Зыркай глазищами, не зыркай — а отвечать что-то надо, иначе как между нами — мужиками водится, будет засчитан позорный слив. Сняв очки и протерев их носовым платком, Краснощёков стараясь быть как можно больше спокойным, отвечает:

— Классики марксизма говорили, что переходным этапом к коммунизму будет пролетарское государство — государство диктатуры пролетариата, то бишь. Соответственно, в пролетарском государстве правящим классом является пролетариат. А во главе государства стоят Советы, в состав которых пролетариат выдвигают своих представителей. Те же — не обязательно должны быть пролетарского происхождения.

Многозначительно подняв палец к небу, ему типа «поддакиваю»:

— Так значит дети, учащиеся трудовой школы второй ступени — обязательно должны быть пролетарского происхождения, иначе им не разрешать даже сдавать на аттестат экстерном…

Было такое позорное явление в период НЭПа, за которое мы должны благодарить Надежду Константинова Крупскую. Наши «пламенные революционеры», будущие «невинные жертвы зверского сталинского режима» (как правило получившие при Самодержавии, с которым они так яростно боролись, хорошее образование) — отказывали детям «лишенцев» в праве даже на среднее образование.

— … А вот вожди пролетарского государства — нет, нет не обязательно должны быть из рабочих. Интересное кино!

Смотрю на него иронично, как учитель на ученика — прогулявшего тему, а теперь неумело выкручивающегося возле школьной доски:

— То есть в принципе, на высшей государственной должности в СССР — может оказаться капиталист? Если он каким-нибудь образом найдёт «ключик» к сердцам и разумам рабочих… Хм, гкхм… Как-то «склизко» получилось, Александр Михайлович, не находите? Тогда, спрашиваю в лоб: американские плантаторы-рабовладельцы — смогли договориться и выдвинуть в первые президенты САСШ плантатора-рабовладельца Джорджа Вашингтона. А наши пролетарии почему-то — не могут выдвинуть в Председатели Совета Народных Комиссаров (СНК) одного из своих товарищей. Почему…?

В данный момент главой Правительства СССР числится Рыков Алексей Иванович — человек может и хороший, но к пролетариату — не имеющий ровным счётом, никакого отношения.

Не дождавшись не только внятного, но и вообще — хоть какого-то ответа, подсказываю:

— Может потому, что пролетариат не обладает политической волей и не способен быть классом-гегемоном? Может, некоторые положения марксизма стоит пересмотреть — чтоб, пока не поздно — не стать посмешищем для всего мира?

Краснощёков, зло поблёскивая «стёклышками»:

— А кто тогда, по-вашему — осуществляет гегемонию власти в стране?

— Вам процитировать Ленина?

Задористо:

— Извольте!

— «Нам, большевикам, только кажется, что мы управляем Россией. На самом деле сто тысяч русских чиновников как управляли страной, так и продолжают управлять…».

Делаю донельзя эффективную паузу и продолжаю:

— Впрочем, в последнее время происходит сращивание партийного аппарата и старой бюрократической системы и, вскоре мы будем иметь дело с двухголовой химерой — партноменклатурой.

Тот, встаёт и едваль не туфлёй по моему столу стучит — как некий, сказочно лысый исторический персонаж:

— Если бы я не знал Вас уже достаточно хорошо, Серафим Фёдорович, то я бы подумал что Вы — провокатор!

— А если бы я Вас — не знал УЖЕ(!!!) достаточно хорошо, Александр Михайлович — то я бы не задавал в вашем присутствии, такие вопросы!

Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Спустя какое-то время, Краснощёков сам напросился на идеологический спор:

— Вы не верите в построение нового общества — социализма, гражданин «технический консультант»?

Вижу, нутром чую — «клиент созрел для вербовки» и захожу издалека:

— Если Вы прочли у Маркса — хотя бы десять страниц его сочинений не считая обложки, Александр Михайлович, то должны понимать: это вопрос не «веры» — а сугубо материалистический. Прежде чем капиталистический строй сменил феодальный, он вызрел внутри него. Ещё задолго до Великой французской буржуазной революции, в этой стране появились новые классы — буржуа и пролетарии и, возникли рыночные отношения. Намёк ясен, гражданин зэка?

— Вы хотите сказать, что перед социалистической революцией, в капиталистической стране должны появиться какие-то новые — совершено другие классы? Которые, придут на смену — в том числе даже пролетариату?

Презрительно фыркнув:

— Было бы весьма странно, если бы после буржуазной революции — Францией управляли бы вчерашние крепостные крестьяне в лаптях, доставшиеся от предыдущей общественно-экономической формации.

Намёк был правильно понят и, Краснощёков, с крайне заинтересованным видом:

— Так кто же, по-вашему — должен сперва вызреть, а затем взять власть после победы социалистической революции?

Пожав плечами, как о чём-то — само-собой разумеющимся:

— Согласно Марксу — следующая «двойка» классов.

— Снова угнетатели и угнетаемые?

Насмешливо на него посмотрев:

— Как бывший узник зверского царского режима, Александр Михайлович, Вы должны понимать: даже в общей камере — где казалось бы, созданы одинаково равные условия для всех — неизбежно возникает неравенство…

Поморщившись, как от зубной боли:

— Увы, это так.

Склонив голову, понимающе интересуюсь:

— «Блатные» и «суки»?

— Что…? Ах, да… Нет — политические и уголовники.

— Ну, вот видите? А казалось бы — что делить то, да⁈ Ан, нет: один — ночует у окна, а другой — под нарами у параши! Нет, уважаемый Александр Михайлович: пока существует человеческое общество, всегда будут те — кто производит «добавочный продукт» и, те — кто отнимает его и делит «по понятиям».

Помолчав, тот согласно кивнул:

— И кто же входит в ту «двойку» социалистических классов…?

Видя, что я замешкался, подсказывает:

— … Давайте начнём с эксплуатируемых, Серафим Фёдорович. Так, кто по-вашему мнению придёт на смену пролетариату?

— Те, кому в отличии от пролетариев — есть что терять. Их немного — не более пары сотен на крупный завод, но они есть. Пока есть!

Нетерпеливо:

— Да, кто же это⁈

— Я называю их «специалисты». Иначе — высококвалифицированные рабочие.

Краснощёков, не смог скрыть своего разочарования:

— Открыли Америку, что говорится! Это — так называемая «рабочая аристократия»: те же пролетарии — только подкупленные капиталистами для разобщения рабочего класса.

В деланом удивлении, расширив очи:

— Вот, как? А почему тогда: так называемые «кулаки» — представители буржуазии, а «батраки» — пролетариата? Ведь, те и эти — суть крестьяне! Давайте уж будем с вами честными, Александр Михайлович — хотя бы оставаясь с глазу на глаз.

Не находится, что ответить, а я презрительно хмыкаю — добивая:

— Со времён Маркса прошло достаточно много времени, дорогой Александр Михайлович! И пользоваться некоторыми терминами из его догм — всё равно, что рассказывать про строительство железной дороги и устройство паровоза языком Ветхого Завета.

Вспомнив, кое-что из когда-то прочитанного:

— Кстати, Александр Михайлович! До революции, рабочие сами — довольно чётко разделяли специалистов от пролетариев. Вне зависимости от места работы и профессии, первые — звались «заводскими», вторые — «фабричными»…

— Может, расскажите мне — в чём отличие между «специалистом» и «пролетарием»? — довольно скептически, — и того и другого — капиталист нанимает, эксплуатирует и увольняет по малейшему поводу.

Меня, два раза уговаривать не надо было:

— Верхушка компартии, навязывающая обществу марксистскую идеологию — самого что ни на есть ортодоксального толкования, есть люди теории — давно оторвавшиеся от практики и, с реальным промышленным производством — никогда дела не имевших. Кроме отдельных личностей — вроде Красина, разве что. Вот и не видят разницы между «пролетарием» — которого в любой момент можно вышвырнуть на улицу и, там же — в тот же момент, точно такого же подобрать… И «специалистом» — ныне, прямо на глазах смыкающимся с нижним звеном инженерно-технических работников. Которого надо учить и готовить долгие годы, без которого — предприятие встанет на радость конкурентам. Такого, просто так не уволишь — себе дороже! Таких наоборот, владельцы предприятий — переманивают друг у друга, соблазняя всевозможными преференциями.

Заинтересованно слушает, поэтому продолжаю:

— … К великому сожалению, оторванные от реальной жизни догматики — поставили не на ту «лошадь». Впрочем, что их в значительной мере оправдывает: большевики не были свободны в выборе — взвалив на себя кучу проблем, копившуюся с марта семнадцатого года. Взяв власть в октябре — они находились под сильнейшим давлением «улицы». Во время Корниловского мятежа, перетрусивший Керенский раздал люмпенизированным массам только в одном Петрограде — сто тысяч винтовок. Плюс дезертиры, которых к тому времени насчитывалось не меньше, чем солдат в действующей армии. Плюс, та же — полностью разложившаяся после майского «Приказа № 1» Львова и гучковской чистки командного состава, армия и флот…

— … И без того очень тонкий слой специалистов в России понёс огромные потери в ходе Германской и особенно — Гражданской войн и, ныне продолжает усиленно «пролетаризироваться» — повсеместной повременной оплатой труда и уравниловкой. Если нет материальной заинтересованности — нет и, стимула учиться — повышая свою квалификацию. Оттого и качество советских товаров с каждым годом падает, а цена их — растёт как на дрожжах.

Хорошенько подумав, Краснощёков кивнул:

— Пожалуй, здесь я с Вами отчасти соглашусь… А кто же тогда у нас эксплуататоры при социализме? Кто, вашими словами — «отнимает и делит»?

У меня, был готов ответ и на это:

— Если внимательно присмотреться к капиталистическим предприятиям эпохи Маркса унд Геббельса… Извиняюсь — Энгельса, то мы обнаружим, что по нашим меркам — это скорее всего небольшие мастерские, со штатом в пару десятков рабочих и оснащённые самим примитивным оборудованием. Чтоб набранные буквально на улицах пролетарии — бродяги без «Родины и флага», могли хоть как-то успешно конкурировать с ремесленниками — весь технологический цикл был разбит на отдельные простейшие элементы, усвоить которые легко могла даже свежепойманная в эфиопском лесу обезьяна… Прежде — хорошенько оголодав, конечно.

— Сперва, управлял всем технологическим процессом, раздавал «плюшки» и развешивал «оплеухи»… Короче — «отнимал и делил по понятиям», сам капиталист. Вот это и есть — классический, «чистый» капитализм «по Марксу»… Согласны, Александр Михайлович?

Тот, скосив куда-то в сторону взгляд, явно нехотя:

— Конечно, картина — упрощённая до лютой примитивности, но в целом — вполне узнаваемая. Что дальше?

— А дальше, как и прежде — ускоряясь в геометрической прогрессии, идёт технический прогресс — развитие «производительных сил», то бишь. В это же время — развиваются и усложняются и, «производственные отношения». Чтоб не проиграть конкурентную гонку, даже может быть вопреки своей воле, капиталист усовершенствует оборудование своей фабрики. Появляется первый — самый примитивный паровой двигатель, а вместе с ним машинист — первый «специалист», стало быть.

Подняв указательный палец вверх:

— Ибо, к такой опасной «игрушке» — человека, которому «терять нечего — кроме своих цепей», не поставишь… Разнесёт всю фабрику на хер!

Краснощёкова в первый раз улыбнуло:

— Согласен.

— Предприятие укрупняется: чтоб дорогущий паровик себя окупал — он должен задействовать как можно более многочисленное и производительное оборудование, работать на котором — случайного человека уже не поставишь. Пролетариев, выплёскиваемых в город «перепроизводством» на селе — ещё хватает с превеликим избытком. Но, они сплошь и рядом на подсобных работах и, уже не играют ведущую роль в создании «прибавочной стоимости» — которую капиталистам можно «отнять и поделить»…

— … Численность персонала лавинообразно увеличивается, точно также множится и сущность — количество специальностей и соответственно специалистов. Капиталисту, уже невероятно сложно — а то и просто невозможно самому лично управлять таким процессом. В конце концов, владелец предприятия — уже вообще перестал понимать, что на нём происходит! Нужны специальные знания по множеству отраслей, большой профессиональный опыт в закупках сырья, в технологии производимой продукции, её производстве и сбыте. А ведь, среди капиталистов встречаются люди разные, да? В том числе — совсем юные, слишком старые и непроходимо глупые. Выбор у владельца невелик: разориться и опуститься до ранга мелкого предпринимателя-лавочника или нанять того — кто в его хозяйстве сможет разобраться и сумеет им управлять. И вот на исторической арене появляется новый эксплуататорский класс…

Помучив ожиданием, выкатываю «арбуз»:

— МЕНЕДЖЕР!!!

— «Manager»⁈ — Краснощёков пребывал в фантастическом ахуе, — ведь, это по-английски — «управляющий», «начальник». Такие, были во все времена — даже при рабовладении!

Развожу руками:

— Ну, извините — другого термина не нашлось! «Пролетарий», кстати тоже, в переводе с латыни — «многодетный папаша», а не вовсе класс — с какого-то перепуга претендующий на гегемонию в мировом масштабе. И, вообще: путать управляющего у рабовладельца — с палкой в руке и, менеджера при социализме — с логарифмической линейкой, это — моветон для образованного и думающего человека, каковым Вы без всякого сомнения являетесь. Стыдитесь, Александр Михайлович!

Тот, пытаясь разобраться:

— Ну, хорошо… С «рабовладением», это я погорячился. Но совсем недавно в России было крепостное право — феодализм, стало быть. И при каждом помещичьем хозяйстве — свой управляющий. Что на это скажите, милейший Серафим Фёдорович?

— Управляющие были — специалистов не было. Вот и не сложилось классической «двойки» классов. А вот после отмены крепостного права, в наиболее продвинутых поместьях появились машины и соответствующие специалисты при них. Стало быть — появились и социалистические отношения. Согласно Марксу, «базис» определяет «надстройку» — учите матчасть, товарищ экс-нарком!

— А в чём разница, если не секрет? Что изменилось, то?

Я, донельзя ехидно:

— Чтоб понять разницу, дорогущий Вы мой Александр Михайлович, Вам надо пойти в армию, дослужиться хотя бы до командира батальона и потом сформировать две роты из различного контингента. Первую — из крестьян, вторую — из студентов. И тогда, смею заверить — Вы очень быстро почувствуете разницу между управляющим феодальным поместьем и менеджером социалистического предприятия.

Не доходит, сцуко!

— Ну, хорошо… Закройте глаза и представьте самого себя — нижним чином в армии.…Представили? Ну и как?

Того, осенило:

— То есть, Вы хотите сказать, что к специалистам нужен другой подход — иной, чем к пролетариям?

— Конечно! Это люди — себе цену знающие, требующие уважения и соответствующего вознаграждения за свой труд. А вы их к каким-то люмпенам-босякам приравняли!

Помолчали, затем я с молчаливого согласия, продолжил:

— Ну, а теперь перейдём от частного к общему. Предприятия, подобные выше описываемому — стали объединяться в акционерные общества с сотнями и даже тысячами участников, в товарищества с ограниченной ответственностью, в гигантские корпорации наконец — управляемые не одним человеком — а коллегиально… Скажите мне, Александр Михайлович, продолжают ли они оставаться капиталистическими?

Тот, как лягушачья лапка под напряжением, заученно:

— Безусловно! Ведь трудящиеся продолжают оставаться отчуждёнными от управления производством и распределением прибавочной стоимости.

— Хм, гкхм… В отличии от Вас, в Америке бывать не приходилось — но слышал, что приобретать акции предприятий американским рабочим не возбраняется. Если это не участие в управлении и распределении — то, что тогда, Вы под этим понятием подразумеваете? Установление продолжительности рабочего дня и расценок на митинге, что ли? Тайным голосованием или кто кого перекричит? Так, уже пробовали один раз — до сих пор в себя прийти не можем!

Смотрит на меня, с прищуром — как на врага народа и вопрошает с нажимом:

— Неужели, Серафим Фёдорович, Вы хотите сказать — в САСШ построен социализм?

Усмехаюсь добродушно:

— Нет, не хочу! Разве можно построить, к примеру — город? Его строительство — процесс непрерывный и бесконечный, как сама жизнь. Как одномоментно не устанавливались предыдущие общественно-экономические формации — так же и построение социализма в наиболее развитых странах, будет растянуто по времени. Но точкой отчёта, что «процесс пошёл» будет считаться время, когда во время очередного экономического кризиса перед западной демократией встанет дилемма: скатиться в диктатуру фашистского толка или преобразоваться в социально-ответственное государство.

Вкратце, буквально на пальцах — объяснил своему собеседнику, что это такое.

Увы, но и здесь пальма первенства принадлежит не нам!

Ещё римский император Траян бесплатно распределял зерно и устраивал бесплатные гладиаторские бои — покупая лояльность граждан «хлебом и зрелищами».

Канцлер Германской империи Отто фон Бисмарк, раздавал щедрые социальные пособия -опасаясь того, что народ обратится к революционным идеям Карла Маркса и Фридриха Энгельса.

Однако, прорыв произошёл в САСШ, в 30-х годах 20-го века, при президенте Франклине Рузвельте. Америка в то время была охвачена Великой депрессией: треть рабочих сидела без работы, заработки остальных резко уменьшились. Фрэнсис Перкинс, ставшая в 1933 году министром труда — провела реформы, которые назвали «Новым курсом». Среди них было введение минимальной оплаты труда, пособий по безработице и пенсий для пожилых людей. Прежде, ни один штат САСШ не гарантировал пенсии по достижении определенного возраста, а к 1935 году Фрэнсис Перкинс ввела их по всей стране.

По тем временам — невероятно радикальный шаг: Рузвельта за него, открыто называли «социалистом — ещё хуже, чем Сталин»!

Вопреки опасениям маловеров, эти меры улучшили эффективность и производительность американской экономики.

Почему так, спросите?

В случае потери работы, человек, имея пособие — не станет хвататься за первую подвернувшеюся, а подберёт наиболее оптимальный вариант в соответствии со своими возможностями. Решив заняться бизнесом, предприниматель не будет бояться рисковать — имея страховку на случай банкротства. Болезнь, лишившая трудоспособности кормильца — не станет катастрофой для членов его семьи.

С тех пор, развитые государства Запада стали превращаться в социально-ответственные — со всевозможными нюансами, конечно. В одних, для получения благ — следовало прежде платить взносы в государственную систему страхования, в других — их доступность в определённых случаях обеспечивало гражданство. Одни социальные пособия были универсальными и обеспечивались всем независимо от доходов, другие же — привязывались к материальному положению и, приходилось доказывать их необходимость.

Но все социально-ответственные государства объединяет одно: ответственность за то, чтобы люди не умирали на улицах от голода — лежит не на семье, не на благотворительных организациях и, даже не на частных страхователях.

А на правительстве страны!

Выслушав, Краснощёков лихорадочно шевелил извилинами:

— Так, так, так… А что же тогда по вашему, происходит в СССР?

— «Базис определяет надстройку» — ещё раз повторюсь. Зарождающиеся социалистические классы и, соответственно — социалистические отношения, вашими единомышленниками были уничтожены в угоду марксистским догматам и люмпен-пролетариату…

С безнадёгой развожу руками:

— … Так, что ничего кроме государственного капитализма, Александр Михайлович, нам не светит. Конечно, это назовут «социализмом» и, может быть когда-нибудь — даже «развитым». Однако, если на заборе — где дрова сложены, написать известное слово из трёх букв — сама их суть нисколько не изменится.

— Обоснуйте, Серафим Фёдорович.

Спрашиваю:

— Что такое социализм?

Мой оппонент замешкался и, я с изрядной долей здорового стеба — ответил вместо него:

— Кажется, сам Карл Маркс на этой формулировке — отдохнул, да? Могу ошибиться, но он лишь дал понять, что если средства производства отобрать у капиталистов и сделать общими — то и прибавочный продукт отбирать будет некому. Следовательно, доставаться он будет целиком рабочим и, вот тут-то — наступит полное изобилие, всеобщее счастье и обязательно — всемирное братство народов!

Тот, слегка обиженно за классика:

— Можно бесконечно спорить о значении термина «социализм», но если он и значит что-нибудь — то только контроль производства самими рабочими, а не владельцами или управленцами, которые правят ими и контролируют все решения… «Добровольный союз вольных производителей» — вот что такое социализм по-Марксу.

Криво усмехнувшись:

— Вы всерьёз считаете, что при таком порядке вещей — производство будет более эффективным? Чем же, любопытствую? Тем, что всенародным референдумом будут решать — какого размера делать гайку на каждый паровоз выпускать? Выберут человека для решения этого вопроса? Так ведь и оглянуться не успеешь — как он превратится в того же управленца с кабинетом, секретуткой и «телефонным правом». И в результате: «на колу висит мочало — начинай всё сначала».

Опускает глаза:

— До семнадцатого года, я так считал. Теперь — не знаю…

Махнув рукой, я:

— В России — из-за всеобщей неграмотности, даже такое невозможно. «Базис определяет надстройку» — против законов политэкономии не попрёшь! Поэтому — только государственный капитализм и, только он — в недрах которого будут вызревать и когда-нибудь…

Посмотрев на потолок, печально-тяжело вздыхаю:

— … Лет через семьдесят, вызреют ростки нового, общественного строя — социально-ответственного государства.

Последняя попытка «пациента» сохранить прежний образ мышления:

— Возможно, при социализме предприятия должны будут управляться государством?

— В не так давно «почившей в Бозе» Российской Империи — имелось множество казённых заводов, как и сейчас управляющихся государством, — загибаю пальцы, перечисляя их поимённо, — Тульский, Ижевский и Сестрорецкий оружейные заводы, Охтинская пороховой, Петербургский и Луганский патронные, Обуховский и Ижорский заводы морского ведомства, Пермский и Златоустовский заводы горного ведомства и прочие…

Помолчав, одним залпом разбиваю последний идеологический «бастион» собеседника:

— … Вы считаете, что это и есть социализм? И где здесь «вольный союз производителей» — если размер каждой гайки, нисходит с «заоблачных высот» — в виде обязательного к исполнению циркуляра…?

Добиваю, чтоб не воспрял:

— … Нет, дорогой мой Александр Михайлович! Наша страна полным ходом идёт именно в государственный капитализм. Ничего дурного сказать про него не могу: для России альтернативой ему — был бы возврат к дикому капитализму образца середины 19 века, с его сараями-мануфактурами при водяном колесе. Однако, неизбежные спутники госкапитализма — сковывающий производственный монополизм в экономике и удушающий тоталитаризм в политике, в долгосрочной перспективе разрушат эту страну…

С многозначительным видом тычу пальцем в небеса и с однозначным смыслом завершаю свою мысль:

— … Если в ней не созреют новые — социалистические отношения и новая пара классов — специалисты и менеджеры.

После очень длительного — почти траурного молчания, выкурив полпачки папирос, Краснощёков пристально взглянул мне в глаза:

— У меня сложилось впечатление, что Вы не просто мне всё это рассказываете — а с целью что-то предложить?

УУУФФФ!!!

Шумно выдохнув, я превеликим облегчением выдал, как камень с плеч свалив:

— Я хочу всемерно ускорить процесс вызревания внутри государственного капитализма социалистических отношений. Я строю свою промышленную «империю» внутри красной империи, для того — чтобы Россия встала равной среди других социально-ответственных стран!

Встав, протягиваю ладонь:

— Вы со мной, товарищ Краснощёков?

Конечно, довольно рискованно — ну а что делать?

Сделать Краснощёкова своим «вторым я», можно только доверив ему свои самые тайны помыслы. А сделать это нельзя, пока он не воспримет мою точку зрения на некоторые процессы — происходящие в стране и за её пределами.

Конечно, я — не Бог весть какой психоаналитик!

Однако, прожив одну довольно долгую жизнь, начав жить вторую — что-что, но в людях разбираться и с ними работать научился. Поэтому так, потихоньку-помаленьку я обратил этого «пламенного революционера» в свою «веру». Это сделать было не так трудно, ибо, как и любой бы на его месте — после ареста, следствия, суда и приговора — Краснощёков испытал сильнейший психологический шок.

Состояние, когда — рушатся вбитые в голову идеологические мифы и ниспровергаются лощённые кумиры!

Ответ «Человека из Чернобыля» был положительным, хотя и неописуемо эмоциональным. Обретя вновь смысл жизни, Краснощёков — буквально разрыдался у меня на плече:

— Я с Вами, товарищ Свешников!