«Я – АНГЕЛ!». Часть вторая: «Между Сциллой и Харибдой»

Глава 33 «Не отбирать, а подбирать» — как завещал всем попаданцам великий Дэн

Ещё 1 Мая 1924 года — в Международный день солидарности трудящихся — произошёл очередной «обмен делегациями» между Ульяновском и Выксой, для налаживая сотрудничевства.

Как уже говорил, по моему плану производства за пять лет ста тысяч тракторов, ульяновский промышленно-торговый кооператив «Красный рассвет» — являлся поставщиком на АО «Россредмаш» штампованных и сварных деталей и узлов — взамен получая чугунное и стальное литьё и, прокат.

В составе нашей находился я и, то да сё — вдоволь покатавшись по предприятиям собственного детища, начинающим «печь» трактора «Мужик» — как умелая хозяйка печёт пирожки, я обратился к Председателю кооператива «Красный рассвет»:

— Слушай, Клим… Надо бы купить их старые шлакоотвалы.

Ещё в прошлом году, если кто помнит — профессор Чижевский Дмитрий Павлович проехался по ним с группой студентов, произвёл прикидочную разведку объёмов, взял с каждого пробу и провёл её анализ.

Не особенно удивившись, впрочем, тот стал привычно выкобеливаться:

— Зачем? Тебе наших мало, што ль?

— Не поверишь, но мало!

— Коль мало — народный суд добавит, — острит, «Петросян» фуев, — на кой только, хотелось бы знать?

Вкратце и практически «на пальцах» рассказал ему про свою затею и, тот её тут же одобрил, восхищённо протянув:

— Ну, голова у тебя… Хочь и напрочь контуженная — а смотри как соображает!

— А ты думал! Так что давай не выёживайся, товарищ Председатель — а Деда Мартимьяна в охапку и «alles zusammen».

Бухтит:

— Да, иду я уже, чё ты как собака лаешься?

При разговоре, переговорах и договоре не присутствовал — «шифровался» от Дыренкова по вполне понятным причинам. Но по словам Клима — тот тоже немало подивился этой причуде, но нуждаясь в каждой копейке — просьбу основных партнёров уважил и подписал договор об продаже доменного шлака своих предприятий, копившегося на заводах братьев Баташёвых — едва ли не полтора столетия…

Буквально, за ту же «копейку»!

Наш Клим, а особливо Дед Мартимьян — финансовый директор «Красного рассвета», торговаться умеет.

Того шлака, даже в районе самых крупных Выксунского и Кулебакского заводов — в принципе совсем немного. За полтораста с чем-то лет производства чугуна в металлургической «империи» братьев Баташёвых — на каждом заводе имелось в наличии примерно по 50 тысяч тонн этих отходов, остальной ушёл на всевозможные технологические нужды — вроде засыпки рытвин на дорогах и отсыпки заводских плотин.

Однако и масштабы у меня — далеко не государственные и, даже пока не губернские!

Пока, так сказать: работаем как курица — гребём «под себя», то есть.

Так называемые «шлаковые вертикальные мельницы» по переработке и извлечению из шлака всех полезных компонентов — моей «промышленной империей», вскоре стали выпускаться серийно.

Осталось лишь организовать артели и, в добрый путь!

Нет, в отличии от ульяновского — в шлаке остальных чугунолитейных заводов бывшего Приокского горного округа, никаких «роялей» — вроде диоксида титана, не содержится. Немного самого обычного «королькового железа», для литья самого обычного — серого как полевая мышь чугуна, фосфаты — которых оказалось неожиданно много и, почти уже готовый клинкер для цементной промышленности — обжигай во вращающих печах и использую по своему усмотрению.

Конечно же, всё это очень пригодилось — как «Красному рассвету», так и бывшему хозяину шлака — Акционерному Обществу Российского Среднего Машиностроения.

Дальше — больше.

В 1925 году, группы студентов-практикантов разъехались по стране с заданиями обследовать промышленные отвалы предприятий. После этого, по точно такой же схеме были выкуплены шлаки некоторых уральских заводов — в которых кроме всего прочего, содержался ванадий[1]. Если помните, этот тот самый металл, что наряду с конвейером и претензионной точностью изготовления деталей — позволил Генри Форду «сделать Америку». Ну и, та же самая двуокись титана — что и в ульяновском доменом шлаке, речь про которую у нас ещё впереди.

Пока, все эти ништяки в виде концентратов свозились в Ульяновск и там складировались.

Значительно позже я «пристрелялся» и, к доменному и мартеновскому шлаку Донбасса. Кроме так называемых «коржей» и «королькового железа» извлекаемых из этих отходов металлургического производства — из каменноугольного шлака было налажено производство шлакоблоков, пемзы, минеральной ваты и прочих утеплителей. Гранулированный шлак повсеместно использовался в виде наполнителя в бетонных смесях или в асфальтовых дорожных покрытиях.

Здесь, произошёл некий казус…

Всю историю Советского Союза — строительные материалы были страшным дефицитом, В двадцатых-тридцатых — этот дефицит был жутчайшим, как бесконечный сериал про сексуального маньяка Фредди Крюгера. А товарищи (небратья) украинцы с ещё доисторических времён — являлись непревзойдёнными по мелочному крохоборству жлобами. Кто-то кого-то «проинформировал» и, Правительство УССР — волевым решением запретило вывоз изделий из донецкого шлака за пределы Республики.

Мол, самим трэба.

Центральное московского правительство же, в то время — напоминало султана-подкаблучника у своих многочисленных жён, всячески потакавшего их хотелкам.

Ну и да ладно!

Мне и моей растущей «империи», в принципе хватает «королькового» чугуна и финансовых отчислений от донбассовских «обществ с ограниченной ответственностью». А каменноугольные шлаки, в которых зачастую содержится радиоактивный радон — нехай останутся будущим «небратьям» для повышения разнообразия их ДНК.

БУГАГАГА!!!

На первых порах существования — что «Красного рассвета», что «Россредмаша», одной большой общей проблемой — был недостаток или полное отсутствие у потенциального покупателя денежных средств… Кредитование через «Красную взаимопомощь», конечно, достаточно широко использовалось — но это была своеобразная «палка о двух концах», о которой ещё будет рассказано.

Поэтому широко и повсеместно применялся бартер.

С нефтяников мы имели нефть и нефтепродукты для ульяновской артели — а затем кооператива «Стандарт-Ойл», с торфоразработчиков — торф для разнообразных производственных целей и строительных нужд, с лесозаготовителей… Последние, приобретали в АО «Россредмаш» не только трактора — но и стационарные калоризаторные двигатели для своих лесопилок.

Эта история заслуживает отдельного, хотя бы и самого коротенького рассказика!

Достаточно часто сам лично посещал места работы наших тракторов. Ибо одно дело прочитать отзывы, а другое дело — увидеть своими глазами и сделать надлежащие выводы. Причём, сам бывало усевшись в кабину «Мужика», трудился час или целую смену — так как через свои руки на его руле и собственную задницу на его жёстком сиденье — недостатки конструкции быстрее доходили (напрямую, через «прямой» спиной — до головного мозга) — чем просто через просто две «камеры наблюдения» спереди и столько же «микрофонов» по бокам черепа.

Как-то раз, после посещения лесных вырубок — огромных пустошей, загромождённых пнями, ветками и сучьями и, вершинами-верхушками вековых сосен и даже целыми, но некондиционными деревьями — я вёл довольно тяжёлые финансовые переговоры с одним из трестов «Лессиндиката» — ведущего лесозаготовки во всей Нижегородской губернии. Конечно, не лично вёл — а через Деда Мартимьяна, «ассистирующего» ему сына Клима Крынкина — Даниила и, контролировавшего весь процесс Александра Краснощёкова.

Трест, уже изрядно задолжав как «Россредмашу» — так и «Красному рассвету», действовал по принципу отдельных — «особо продвинутых» особей наших «жирных нулевых». Чтоб рассчитаться за старый кредит, его «топ-менеджеры» — буквально ультимативно требовали ещё два десятка тракторов и стационарных двигателей и, ещё один — ещё больший кредит.

— Не можешь достичь взаимоприемлемого консенсуса, — всегда учил-инструктировал я своих «переговорщиков», — сделай паузу, перенеси «стрелку», посоветуйся с шефом…

— Мы так и сделали, — переглянулись недоумённо те, — и вот, теперь советуемся с тобой, Серафим.

— Молодцы! Это я так — напомнил… Какие будут предложения по существу возникшей проблемы?

Дед Мартимьян, лишь руками развёл:

— Переговоры зашли в тупик! Остаётся подать на них в суд, ждать процесса и его решения.

— Можно, конечно. Однако, после того «решения» — кинуть нас на бабло захотят даже наши собственные бабы…

Уставившись на, безусловно талантливого — но пока ещё слишком юного для обладания собственной «бабой» Даниила Крынкина, заканчиваю:

— … Конечно, у кого они есть.

Тот, несколько смущённо зардевшись:

— Послать к ним бригаду коллекторов?

Да! К тому времени у меня была вполне легальная возможность выбить долги — даже, вместе с зубами должника — если потребуется. Однако, с небольшой оговоркой: с частных лиц.

— Даниил! Как «Лессиндикат», так и все тресты входящие в него — структуры государственные. А к любому государству надо подходить по принципу великого Дэн Сяопина (помните, я про такого древнего китайца рассказывал?): «Не надо отнимать — надо подбирать!». Вот мы и будем «подбирать»… За государством!

Кладу на стол проект договора с «Лессиндикатом»:

— Ознакомьтесь.

Дед Мартимьян читает и у него очки лезут на лысый, резко вспотевший лоб:

— Это невозможно!

— «Невозможно» или «нереально»?

— А какая разница?

— «Нереально», например — спать на потолке, это противоречит законам всемирного тяготения. А всё «невозможное» — возможно, если хорошенько подумать и подготовится. Что и было в человеческой истории — неоднократно доказано!

Прощаясь, встаю и протягиваю руку:

— Так что хорошенько изучить проект договора на наличие в нём каких-нибудь ошибок финансового плана (с юридической, к нему комар носа не подточит) и, после их исправления через неделю предложить нашим партнёрам.

Это, так сказать — официальная, или точнее — легальная часть мероприятия. Её неофициальная, подпадающая под вполне определённую статью (а то и две, или даже несколько) Уголовного кодекса РСФСР от 1922 года.

В этот исторический промежуток времени, считалось, что члены правящей партии большевиков не должны были получать зарплату выше определённого уровня — так называемого «партийного максимума».

Меньше можно, больше нет!

Это касалось всех коммунистов без исключения, не зависело от должности, профессионализма и значимости работы. Считалось, что они должны работать за идею: ведь многие большевики — заплатили за эту идею своей жизнью, борясь с Самодержавием до революции и после — сражаясь на смерть с белогвардейцами во время Гражданской войны. Сам Ленин, Троцкий, Луначарский и прочие народные комиссары получали этот «максимум».

Беспартийный рабочий на государственном предприятии мог зарабатывать намного больше их!

Но и он был ограничен лимитом в двести целковых. До смешного доходило: работяга у частника-нэпмана — мог зашибить больше, чем на социалистическом предприятии.

Ну и кто тогда, по-вашему — больше печётся о нуждах трудящихся⁈

Однако, в этот раз я не про то…

Времена меняются — меняются и люди, их хотелки и их понятия об справедливости. На все государственные и хозяйственные посты-должности «идейных» не хватало и, если б большевистская верхушка всерьёз решила бы специально поощрять коррупцию — она бы ничего лучше закона об «партмаксимуме», придумать бы не смогла.

Подливало масло в огонь и то, что не все «авторитеты» коммунистической идеологии были едины во мнении. Один из самых видных из них — Емельян Ярославский[2], изрекал буквально следующее и его цитировали на многочисленных процессах адвокаты взяточников и растратчиков:

«Не понимаю, чем суд занимается! Жестоко карает коммунистов-растратчиков. Ну что такое, если коммунист и растратил три тысячи рублей? Ведь если принять во внимание, что он был на красных фронтах, жертвовал своей жизнью, то ведь это ерунда!».

Так что, ничего удивительно, что свыше пятой части всех казнокрадов-растратчиков были именно коммунистами!

Ленин говорил о том, что коммунистов — надо карать в три раза строже за корыстные преступления и злоупотребления, чем беспартийных. Однако, как это не печально осознавать — его слова не вписывались в реальную жизнь и противоречили всем существующим раскладам. Взяв власть, защитив своё право властвовать в упорной борьбе — коммунисты захотели «хорошо» пожить и не желали отвечать за это (по их мнению — вполне «естественное желание»), в три раза строже своих классовых врагов.

Происходил хотя и стихийный, но уверенный и последовательный «захват» низового и среднего партийно-государственного аппарата нэпманами-частниками через его подкуп — одна из причин того, что НЭП как говорится — «гикнулся», не просуществовав и десятка лет.

Сталину и его группе казалось, что устранив сам «источник» подпитывающий коррупцию — нэпманов-частников (а вместе с ними частную торговлю, частную промышленность и саму частную инициативу), разом удастся покончить и с самим этим явлением. Однако, они не понимали, что все известные общественные пороки — основываются на самой природе человека и, уничтожить их можно — лишь вместе со всем человечеством.

Ленин был прав лишь в одном — «готового коммунистического человека у нас нет».

Но он не понимал другого: за исключением нескольких жалких процентов «пассионариев-подвижников» — «коммунистических людей», никогда и не будет… Да и те, свершив «толчок» — растворятся-исчезнут в общей массе, что и произошло в реальной истории.

УВЫ, ВСЕМ НАМ!!!

Чтоб жить при коммунизме, должно произойти радикальное изменение генома, в результате которого человек станет — не просто одним из видов приматов, а каким-то совершенно новым существом — возможно даже, уже не биологическим. Каким-то «полубогом» — обладающим более высоким уровнем разума.

Однако, это меня уже «несёт»!

И, пожалуй, самая вопиющая коррупция среди была в лесной и лесоперерабатывающей промышленности. Опять же вспомним «Золотого телёнка»:

'… — А с ГЕРКУЛЕС’ом у вас были дела?

При слове ГЕРКУЛЕС зицпредседатель чуть пошевелился. Этого легкого движенья Остап даже не заметил, но будь на его месте любой пикейный жилет из кафе «Флорида», знавший Фунта издавна, например, Валиадис, то он подумал бы: «Фунт ужасно разгорячился, он просто вне себя! »

Как Фунт может не знать ГЕРКУЛЕС’а, если последние четыре отсидки были связаны непосредственно с этим учреждением! Вокруг ГЕРКУЛЕС’а кормилось несколько частных акционерных обществ. Было, например, общество «Интенсивник». Председателем был приглашен Фунт. «Интенсивник» получал от ГЕРКУЛЕС’а большой аванс на заготовку чего-то лесного, зицпредседатель не обязан знать, чего именно. И сейчас же лопнул. Кто-то загреб деньгу, а Фунт сел на полгода. После «Интенсивника» образовалось товарищество на вере «Трудовой кедр», разумеется, под председательством благообразного Фунта. Разумеется, аванс в ГЕРКУЛЕС’е на поставку выдержанного кедра. Разумеется, неожиданный крах, кто-то разбогател, а Фунт отрабатывает председательскую ставку — сидит. Потом «Пилопомощь» — ГЕРКУЛЕС — аванс — крах — кто-то загреб — отсидка. И снова аванс — «ГЕРКУЛЕС» — «Южный лесорубник» — для Фунта отсидка — кому-то куш…'.

Скажи-ка, дядя, ведь недаром⁈

В нэпмановском — достаточно престижном, но не привлекающем особого внимания правоохранительных органов нижегородском ресторане, профессиональный певец искусно закамуфлированный под оборванного беспризорника, довольно душевно пел под небольшой оркестр:

'Я начал жизнь в трущобах городских

И добрых слов я не слыхал.

Когда ласкали вы детей своих,

Я есть просил, я замерзал.

И увидав меня не прячьте взгляд,

Ведь я ни в чём, ни в чём не виноват.

За что вы бросили меня, за что?

Где мой очаг, где мой ночлег?

Не признаёте вы моё родство,

А я ваш брат, я — человек!

Вы вечно молитесь своим богам,

И ваши боги всё прощают вам.

Край небоскрёбов и роскошных вилл,

Из окон бьёт слепящий свет.

О, если б мне хоть раз набраться сил,

Вы б дали мне за всё ответ.

Откройте двери, люди, я — ваш брат,

Ведь я ни в чём, ни в чём не виноват.

Вы знали ласки матерей родных,

А я не знал и лишь во сне,

В моих мечтаньях детских золотых

Мать иногда являлась мне.

О, мама, если бы найти тебя,

Была б не так горька моя судьба[3] '.

Кстати, отвлекусь — это «хит сезона»!

Всю осень 1924 года, народ поёт не «Мурку», «Бублички» или «Гоп со смыком» — а песню Марка Бернеса «Я начал жизнь в трущобах городских» на музыку Веры Ивановны Головановой. И главное: эта песня мне приносит доход — соразмерный с доходом от какой-нибудь фабрики средней величины.

Вполуха слушая болтовню снятой для конспирации в самый последний момент проститутки — заливающейся холявным вином, я внимательно наблюдал за столиком неподалёку, где Ипполит Степанович вёл тяжёлые переговоры с начинающим советским коррупционером. Мой «офицер по особым поручениям», хотя и был пронырливым аки ильфо-петровский Остап Бендер — но ещё не обладал «жизненным» опытом последнего. На дворе никак — лишь середина эпохи НЭПа — а не её конец.

Ничего, научится!

Иногда, Ипполит Степанович шёл в туалет и, тогда я приказав «ночной бабочке» скучать в одиночестве — присоединялся к нему для получения информации и дачи консультаций.

В сжатом виде, это можно изложить так:

— Ну и как успехи? — спрашиваю, — берёт он мзду или ему «за державу обидно»?

Тот, как картину маслом, изрядно ерничая при том:

— «За державу» ему, конечно, обидно — как-никак воевал за неё и кровь проливал. Однако, после своих боевых заслуг сидеть на «партмаксимуме» — ему ещё более обидно!

Понимающе киваю:

— Да! На сорок пять рублей в месяц не разгуляешься…

Тут же добавив:

— … Впрочем, не будем таких судить и, да не будем судимы сами. Так, сколько?

— Пять тысяч, — отвечает, — и ещё по штуке придётся дать нескольким другим «заинтересованным» лицам.

— «Пять тысяч»⁈

Я невольно криво усмехнулся — именно столько денег в год надо было Шуре Балаганову, для полного счастья.

— Ну раз надо — значит дадим. Кроме того, предложим им долевое участие в прибыли… Ну, скажем сперва предложи — пять процентов, если будут торговаться — дай им поднять до пятнадцати и подписывайся, а там пусть сами меж собой делят.

«Невеликий комбинатор» — он пока всего лишь учится, несколько округлил очи:

— Позвольте узнать, зачем? Ведь, сами то — они не просят «доли»!

Снисходительно-покровительственно на него глядя:

— Эх, молодой ты ещё, Ипполит Степанович — совсем «зелёный», многих элементарных вещей не понимаешь!

Биологическим возрастом он был старше меня «настоящего» на три года, но даже про то не вспомнив:

— Извините, Серафим Фёдорович…?

— Уже оказанная РАЗОВАЯ(!!!) услуга ничего не стоит. Сегодня они возьмут деньги, а завтра скажут — что ничего не знают и в лучшем случае пошлют нас на хер, а в худшем — сдадут с потрохами. Взяв же «в долю» (не напрямую, конечно — а через подставные лица), мы «вяжем» их всерьёз и надолго — как артист-кукольник своих марионеток.

Вспомнилось ещё кой-чё:

— Погодь, Ипполит Степанович.

— Я Вас внимательно слушаю…?

— Перетери ещё насчёт опилок и стружек на их пилорамах. Даже лежалых и гнилых. Мол, сделаем вам одолжение — заберём их у вас, чтоб не мешались.

На каждом деревообрабатывающем предприятии, не важно — государственном или частном, одна и та же картина: терриконы этих отходов — жёлтые, ещё свежие, посеревшие от времени и уже почти чёрные.

Впрочем, приходилось мне видеть подобное и в своё время.

Парадокс, да⁈

На одном предприятии не знают, что делать со стружками-опилками, а буквально на соседнем — цельные деревья целенаправленно гонят в них, для изготовления древесно-стружечных (ДСП) и древесно-волокнистых плит (ДВП).

Издержки так называемой — «плановой» экономики, одним словом.

Всё ждал, когда он подобно «Отцу русской демократии» вопросит:

' — Но удобно ли?'.

Но жалкая пародия на настоящего «Турецко-поданного» стойко молчала, преданно поедая меня «голубыми брызгами». Поэтому пришлось досадливо крякнув — сказать, казалось бы, «не к селу, ни к городу»:

— По сравнению с нашей концессией, это деяние — хотя и предусмотренное Уголовным кодексом, все же имеет невинный вид детской игры в крысу.

ДСП или ДВП мне пока производить не под силу, но я уже стал задумываться об массовом искусственном разведении грибов. В «той» жизни, выйдя не пенсию я подобной хернёй довольно успешно занимался и обладал некоторыми знаниями и определённым опытом. Одни из них: трюфеля, шампиньоны и навозники — выращивают на навозных кучах. Другие: вешенки, кольцевики, опята — в ящиках или мешках с опилками.

Впрочем, про «грибочки» под водочку — я кажется уже рассказывал, да?

Через месяц, чуть позже, был подписан договор об сдачи в аренду акционерному обществу «Красный лесхимпром» площадей леса после вырубки, действующий на всей территории Нижегородской губернии. Государственные лесозаготовительные хозяйства, выбирали только самую ценную древесину и, после них найти на лесосеках — можно было всё что угодно, за исключением утонувшей Атлантиды, конечно.

Мой леспром развивался стремительно.

Уже летом 1925 года, АО «Красный лесхимпром» состояло из нескольких территориальных управлений — действующих даже далеко за пределами губернии, те в свою очередь из артелей-бригад — тщательно подчищающими за лесозаготовителями места вырубок.

Это было воистину золотое дно.

Клондайк!

ЭЛЬДОРАДО!!!

Наши артели, работая на хозрасчёте, подбирали буквально всё — вплоть до многолетних слоёв опавшей сосновой хвои, из которой гнали эфирное масло для мыловаренной и парфюмерной промышленности.

Из «некондиционных» деревьев, так называемых «хвостов» — верхушек и даже достаточно толстых сучьев, на лесопилках и деревообрабатывающих цехах принадлежащих АО «Красный лесхимпром», изготавливалась всяческая полезная строительная мелочёвка — плинтусы, наличники, шпунтовка, отдельные элементы окон и дверей.

Или на худой конец — самые обычные дрова, которые реализовывались предприятиям, учреждениям и частным лицам.

Но, главный «ништяк» на вырубках, это огромные — чаще всего сосновые пни. Хроноаборигены, конечно же знали им цену и, даже иногда использовали их за неимением лучшего…

Но попробуй — выкопай-выдерни его из земли-матушки!

Это надо американского Кинг-Конга звать и до сытой отрыжки кормить его блондинками-девственницами.

«Блондинки-девственницы» — нам и самим пригодятся, для вполне естественных надобностей. Главная роль в корчевании пней, вместо той пиндосовской мартышки-переростка — была отведена гусеничным трелёвочным тракторам, оснащённых механизированными винтовыми домкратами с широкими стальными поддонами. Пни, буквально — выдёргивались из земли и после очистки от песка, перерабатывались на мобильных установках-дробилках в технологическую щепу.

Из последней (так же как из остатков веток, сучьев и всего прочего — найденного на местах вырубок), предварительно высушив — на предприятиях АО «Лесхимпром» получали пиролизом древесный уголь, «попутный газ» и дёготь.

Про древесный уголь, думаю всё понятно: он шёл «на собственные нужды» — как топливо, реализовывался предприятиям и частным лицам. Поговорим про дёготь, ещё иногда называемом «варом», «смолой», или «русским маслом» — в тех странах, в которые он испокон веков продавался на экспорт.

Видов дёгтя, в зависимости от вида древесины и способов перегонки — много, как песчинок на пляже[4].

Областей его применения — просто не считано!

«Дягтекурни» — широко распространённые предприятия местного «химпрома», имеющиеся чуть ли не в каждой деревушке, расположенной в лесистой местности. Это технологической устройство, имело вид обыкновенной ямы с уплотнённым глиной наклонным дном — по которому и стекали продукты перегонки в специально подставленную ёмкость.

Естественно, такой пещерный примитивизм — по ходу известный ещё неандертальцам в Ледниковый период, меня не устраивал — от слова «ваще»!

И порывшись в своём «послезнании», я выдал через «ОПТБ-007» конструкцию реактора полунепрерывного действия, которую стали серийно производить на предприятиях «Красного рассвета», в кооперации с некоторыми другими заводами. Это такая стальная «бочка» — диаметром два с половиной метра, в которую сверху периодически закидывают сырьё, а снизу — так же «порционно», выгружают уголь. Жидкие и газообразные же вещества, выделяются и отбираются постоянно.

Среди газообразных продуктов пиролиза — особенно интересен метан, которого содержится около пятой части от всего объёма. Однако, отделить его от водяных паров, углекислого и угарного газа — «геморрой» ещё тот!

Поэтому весь газообразный продукт пиролиза, стали прогонять через специальные «проточные» ректоры, перегоняя весь содержащийся в них углерод в техническую сажу — сырьё для производства чёрной типографской краски и ценную добавку в резину автомобильных колёс, повышающую их износостойкость.

Жидкие же продукты пиролиза, куда более интересны.

Сосновый дёготь — тёмная, густая и липкая жидкость, тяжелее воды и с характерным «копчённым» запахом. В отличии от березового, он — из-за высокого содержания креозота, не применяется в выделке кож. Сосновый вар столетиями использовался как средство от гниения в основном в строительстве и судостроении — так как он образует прочную плёнку на поверхности, что препятствует впитыванию воды. Им просмаливали не только строения и борта лодок и кораблей — но и, канаты, паруса, а также — верхнюю одежду матросов, рыбаков и бурлаков.

Сперва, не упуская возможности заработать на продаже дёгтя в его исходном виде, я со временем перешёл на его более глубокую переработку. Ведь кроме вышеупомянутого, очень полезного и крайне нужного в хозяйстве креозота (применяющегося даже в виде топлива для «Мужиков»), из сосновых пней получали не менее полезные скипидар и канифоль.

Скипидар в основном шёл на продажу как растворитель красок, однако чуть позже научились производить из него камфару. Это вещество имеет самое широкое применение: от медицины и парфюмерии, до производства целлулоида, средства от моли и флегматизатора для взрывчатых веществ.

Канифоль, кроме флюса при пайке — применяется в бумажной промышленности, в производстве искусственного каучука и кожи, пластмасс, лаков и красок.

Фриц Ратценберг — немец-химик, случайно попавший на «Завод контрольно-измерительных инструментов им. Кулибина» при Ульяновской воспитательно-трудовой колонии — из-за пофигисткого отношения к делу какого-то совслужащего в Москве, оказал неоценимые услуги в деле становления нашего химпрома… Но оказался довольно изрядной сволочью.

Если, Бог даст — доживу до победного «45-го», то первым делом — найду его в Германии (да, хоть из самого «Фюрербункера» — за яйца вытащу!) и, хорошенько набью ему его рыжую арийскую харю!

Ладно, про это как-нибудь потом.

Артели АО «Красный лесхимпром» — подчищали всё за государственными лесозаготовителями, оставляя за собой…

Нет, не пустыню — сельскоугодья!

Стоял как-то на тщательно очищенной от пней, отдельных частей деревьев и прочего мусора, территории и приговаривал:

— Землицы то сколько! Лепота…

«А не замутить ли на место очищенных от пней вырубок, — вдруг неожиданно для самого себя подумал, — какой-нибудь 'агро-холдинг?»

Подумал и замутил.

Конечно, была серьёзная проблема в том, что наша нижегородская землица (подзолистый суглинок да супесь) — плодородна не более, чем окаменевший скелет самки динозавра в палеонтологическом музее.

В какой позе из «Кама-сутры» к ней не примащивайся — здорового потомства не дождёшься!

Местные аграрии в их вечной борьбе на выживание — обычно сжигают лес и подлесок на росчистях, чтоб хоть немного поднять урожайность внесённой в почву древесной золой. Я же такой возможности не имел — да и не особо желал её «иметь», как нормальный мужик — высушенную мумию царицы Нефертити. Ибо, по моему мнению — дешевле землю золой от сожжённых денежных купюр удобрять.

Здесь, имелась ещё вот такая «фишка»…

Парадокс в том, что самое дешёвое, самое распространённое и пожалуй — самое эффективное удобрение, имелось в избытке и даже более того. Я имею в виду самый обыкновенный навоз — в большинстве своём коровий. Из-за необычайно длительного периода стойлового содержания скота — порядка семи месяцев в году, навозом — буквально под самые крыши изб, были завалены все местные сёла.

«Как же так, — спросите, — у них дети — каждый неурожай мрут с голодухи как мухи, сами от него пухнут — как Вини-Пух после эпично-неудачной вылазки за мёдом, а они не догадываются или ленятся вывезти навоз на поля».

Другие, если не в глаза скажут — так подумают:

«Пизд…ишь ты всё, как Троцкий!»

Нет, местные пейзане вовсе не тупые, наоборот — необычайно хирожоп…пые бестии. Ни в коем случае не ленивые, наоборот — не по уму энергичные и предприимчивые пройдохи. А я ничего не выдумываю в их адрес — как сперва можно подумать, я лишь констатирую реально-упрямые факты. Крестьяне прекрасно знают значение отходов жизнедеятельности организмов и по мере возможности — удобряют ими свои огороды и поля…

Те, что поближе.

Проблема в том, что эти самые поля — которые необходимо удобрять скотским дерьмом, довольно редко находились непосредственно рядом с населёнными пунктами.

Плотность населения в Среднем Поволжье удручающе низкая — просто ничтожная по сравнению с западноевропейской. Участков пригодных для земледелия — критически мало и, они разнесены на значительные расстояния — бывает вёрст за пять, десять, а то и более друг от друга и, от селений — где накапливался навоз. В свою очередь недостаток органики в почве, заставлял применять необычный, совершенно неизвестный всему остальному цивилизованному миру агротехнический приём — периодическое забрасывание пашни в перелог или залежь, что ещё больше расширяло «географию»[5] земледелия.

Россия, это вам не Япония, где кое-как одетый в дырявое кимоно косоокий рисовод — мог успеть перетаскать дерьмо в собственной соломенной шляпе на рисовую делянку, за время цветения сакуры у подножия Фудзиямы!

Кроме того, за две войны подряд и, без того — незначительное лошадиное поголовье, значительно сократилось — мобилизуемое в армию наравне с мужиками. Лошадь, да будет известно — мрёт на войне в три раза чаще человека. Ведь тот, в случае критического для здоровья недостатка хавчика — может сожрать своего четвероногого друга (да, даже и двуногого!), а вот более совестливая лошадь своего хозяина — нет, никогда и ни за что.

По крайней мере, мне такие случаи не известны…

Короче, большинство мужиков вернулось с войны домой, а гужевая тяга — осталось на полях сражений в виде обглоданных воронами костей… Пахать надо, а на чём? Рабочую лошадь, между прочим — четыре года выращивать надо и, лишь на пятый год — давать ей полную нагрузку.

Это вам не трактор!

Летом, вывозить навоз на поля — элементарно некогда и некому: всё трудоспособное население — способное держать вилы или вожжи, находится в состоянии перманентной запарки — осуществляя битву за урожай.

Без всякого стёба — великую битву за жизнь!

Зимой же, берегли драгоценных лошадей и дорогие корма для весенней посевной страды. В лучшем случае — коль вообще невмоготу, вывозили мешающий навоз за околицу, на ближайшее поле, луг или вовсе — на лёд реки. Естественно-природная канализация, так сказать.

В худшем — оставляли гнить, где он есть.

Было бы на Нижегородчине лето более сухим и продолжительным — навоз бы сушили на Солнце, хранили кизяки под навесом и использовали как топливо.

Но, увы…

И здесь всё не слава Богу!

Из-за постоянно пасмурно-серого неба, промозгло-сырого климата (впрочем, нередко сменяющегося иссушивавшими суховеями) навоз не сох, а «утилизируясь» естественным путём — годами гнил огромными кучами прям посреди селений, распространяя удушливое зловоние.

И я засучив рукава, взялся за дело!

На бывших вырубках, отдельными посёлками (но обязательно неподалёку от уже существующего крупного селения или торфяных разработок) сперва организовывались весьма малочисленные агропромышленные артели — имеющие мототелеги, трактора и прочее необходимое оборудование. Только обученные по специальной программе специалисты и менеджеры: подсобных или сезонных рабочих — набирали из местных.

После этого заключались договора с крестьянами-частниками и местными подразделениями «Главторфа».

Специально сконструированные сани с железными полозьями, в которых обычно впрягали по два «Мужика» — могли «пярдячим паром», за раз не спеша утащить тонн двадцать-тридцать сыпучих веществ. Холявный навоз — за вывозку которого мужики нередко ещё и, приплачивали и менее холявная торфяная «вскрыша» — за которую приходилось давать взятки должностным лицам, вывозились, перемешивались в бурты и оставлялись «созревать».

Уже была создана и отработана специальная технология и, в созревшие навозные кучи вносились споры грибов. Трюфеля, что-то у нас не задались, шампиньоны — так себе, а вот белые и серые навозники…

Впрочем, про про эту отрасль грибоводства — надо рассказывать отдельно и, обязательно на трезвую голову.

Ну, вы уже в курсе почему, да?

Задумка моя на ближайшее будущее такая:

После съёма с холявного навоза не менее холявного урожая грибов — идущих на переработку в чернила или на производство «Грибного порошка» против диктатуры пролетариата, в эти бурты будут заселяться красные маньчжурские (или маньчжурско-чуйско-владимирские) черви. Пропустив всю органику через свою прямую кишку, те отправляются корм домашней птице. Получившейся гумус — будет разбрасываться по полю, запахиваться плугами, под посадку кукурузы…

БУГАГАГА!!!

Что вы, я не враг своему народу.

Я прекрасно знаю пословицу: «Если хочешь разориться быстро — играй на скачках. Если с удовольствием — заведи любовницу. Ну, а если желаешь предварительно помучиться — займись сельским хозяйством». Поэтому, никакой пшеницы, ржи, гороха или скажем — гречихи. Кроме последней, конечно, всё это в здешнем климате растёт весьма хреново и, здешние хлеборобы — работают по сути «на…овно», потребляя почти всё ими произведённое.

Поэтому — только технические культуры и конкретно…

КОНОПЛЮ!!!

Да, не — я не курю, не подумайте и вам не советую. Хотя…

Рисунок 67. Советское правительство хорошо понимало значение каннабиса для трудящихся и награждало ударников труда в этой отрасли специальными почётными значками.

Если вы — сильно пьющий, так лучше уж курите!

Конопля — при хотя бы малейшей агрокультуре и, хоть какой-то заинтересованности работающих в результатах своего труда — давала просто диковинно-рекордные урожаи.

Ведь, это тот же сорняк!

Она отлично произрастает на местных переувлажнённых пойменных, окультуренных перегнойно-болотных почвах и осушенных торфяниках.

Хотя эпоха расцвета производства конопляного волокна, когда его российский экспорт в звонкой монете превышал такой же от всех других традиционных предметов вывоза[6] — осталась в далёком прошлом вместе с эпохой расцвета парусников, этой культуре отведено очень важное место в советской экономике.

Конечно, конопля перерабатывалась на ста сорока фабриках, в то время как хлопок — на более чем четырёхсот. Но один-единственный существенный нюанс: своего хлопка не хватало и его приходилось ввозить, тратя дефицитную валюту. Да к тому же среднеазиатский хлопок был низкокачественным — грубым и коротко- волоконным.

А русская конопля, наоборот — лучшая в мире!

Она экспортировалось — принося весомую прибыль в вечно пустующую государственную казну.

Кроме экспорта, из волокон конопли для внутреннего потребления изготавливают шпагат, веревки и канаты, брезент, парусину и мешковину, рыболовные сети и пожарные рукава. Из ее семян давили конопляное масло, которое имело самый широкий спектр применения — от кондитерского производства до мыловарения и лакокрасочной промышленности.

Советское правительство, после удаления из него Сталиным наиболее упоротых большевиков, значение этой культуры хорошо понимало и уделяло это отрасли повышенное внимание. В годы первых пятилеток были разработаны и запущены в серийное производство специализированные машины для уборки и переработки конопли. Среди коноплянноводов поощрялось стахановское движение, а лучшие из них — награждались почётными значками, медалями и орденами СССР.

Однако, это всё будет происходить в тридцатые годы. Пока же, в ожидании Мировой революции, топовая верхушка большевиков — ни о каком «каннабисе» и не мечтала.

Кстати, о канабисе…

Весной 1925 года в Чуйскую долину за одноимённым («чуйским», стало быть) дождевым червём, отправилась экспедиция вермикологов. В её составе — кроме самих учёных, курсантов Ульяновской школы вневедомственной милиции — для охраны, наиболее активных, говорливых и общительных (и надоедливых) представителей ульяновской комсомольской организации — для установления связей с местной общественностью, корреспондентов ульяновской газеты «Красный глас» — для освящения события и увековечивания его для истории и, прочих… Находились трое врачей из «Клиники душевных болезней» при Военно-медицинской академии в Ленинграде. Из группы будущего профессора Николая Ивановича Бондарева, который под моим патронажем и финарсированием от «Красного рассвета» — проводит эксперименты по лечению безнадёжного алкоголизма курением марихуаны.

Так сказать — вышибая клин клином!

Первые результаты экспериментов весьма обнадёживали и эти трое, должны были изучить культуру курения этого наркотика в нашей Средней Азии, сравнить это явление с нашим русским алкоголизмом и определить — какое из этих двух зол злее.

Я, кстати, своей воли не навязывал — как решат, так и будет.

В составе Чуйской научной экспедиции, находился и мой «офицер по особым поручениям» — начинающий, но подающий большие надежды жулик, мошенник и аферист Ипполит Степанович…

Фамилию его не скажу, потому что она у него всякий раз разная.

Уже год, как его знаю, но до сих пор не пойму — почему он, получив от меня какую-нибудь крупную сумму денег на очередную аферу — «кинув», меня не свалит?

Как-то не удержался и спросил. Так, знаете, что он мне ответил?

— Мне с Вами интересно, Серафим Фёдорович!

— В смысле?

— Вы всегда что-нибудь новенькое придумываете, а я так не могу.

Понятно… Отличный исполнитель, но обладающий крайне скудной фантазией придумать что-нибудь своё. Когда-нибудь, он всё-таки свалит — поднабравшись опыта и постарается прихватить побольше моего добра.

Но это будет потом, а пока:

— Ипполит Степанович! Установите кто из тамошних «сусликов» — самый главный «агроном» в Чуйской долине, материально заинтересуйте, с их помощью наладьте сбор «сырья» и отправку по указанному адресу в Ленинград…

Согласно сведениям, найденным в «послезнании», для приготовления «травки» используют верхушечную часть растения — метёлки, листья, цветы, мелкие стебли. Сборкой «пластилина» — смолки и пыльцы, для производства более сильного наркотика — гашиша, я решил не заморачиваться.

[1]В «реальной» истории ванадий и титан из шлака некоторых уральских заводов начнут извлекать в 30-х годах.

[2]Ярославский Е. М. был старостой «Общества бывших политкаторжан», членом редколлегии «Правды», журналов «Большевик» и «Историк-марксист», газеты «Безбожник», редактором «Исторического журнала». В 1923—1934 годах — член Центральной Контрольной комиссии, в 1923—1934 годах член Президиума, в 1923—1926 член Секретариата, в 1924—1934 секретарь Партколлегии Центральной контрольной комиссии).

[3] Русский перевод песни из кинофильма «Генералы песчаных карьеров».

[4]Только за границу, только соснового дёгтя, Россия отпускала пяти сортов:

Однорубежка — самая жидкая смола, совершенно чистая и легко стекающая со щупа.

Двурубежка или жидкая серянка — чистая, гладкая, но не икрянистая, вязкая и намного гуще предыдущих сортов.

Трёхрубежка или густая — смола гуще вышеописанных и значительно мелкозернистая.

Четырёхрубежка или икрянка — густая крупнозернистая смола.

Печная смола — самая густая и самая чёрная смола.

Вязовская смола.

[5] Кто интересуется: Милов Л. В. «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса».

[6]К 1740 году Россия становится самым крупным производителем пеньки в мире. Доля доходов от экспорта конопляной продукции превысила прибыль от торговли мехами, лесом и железом вместе взятыми. В год вывозилось более 32 тысяч тонн пеньки, 300 тонн веревок и канатов, 2 тысячи тонн конопляных семян и 3 тысячи тонн конопляного масла.