Лед тронулся, тренер! Но что делать со стояком? 18+

Глава 12 Стирка грехов

Направляясь к двери, Татьяна обернулась на пороге. Ее взгляд скользнул по моей все еще дрожащей фигуре, задержался на расстегнутых брюках, на торчащем члене и на моих белых костяшках пальцев, все еще вцепившихся в подлокотники.

— Посиди тут минут пять, — бросила она через плечо, ее рука уже лежала на дверной ручке. — Потом уходи. Но перед этим… приведи себя в порядок. — она мягко улыбнулась. — А то на тебе прям написано всё, что здесь происходило.

Дверь закрылась с тихим щелчком. Я остался один в тишине кабинета, все еще чувствуя на члене ее губы и понимая, что стал заложником чего-то большего, чем просто физическое влечение.

Какая же она горячая… — пронеслось в голове. — Этот ее отсос… млять, это было… бесподобно. Вот бы каждый день утром, днем и вечером мне так сосали…

Медленно поднявшись, я подошел к углу стола и подхватил зеркальце, в которое только что смотрелась Татьяна. Отражение показало мне бледное лицо с расширенными зрачками, взъерошенные волосы, рубашку, съехавшую набок. Я видел в своих глазах странную смесь стыда и… возбуждения, которое все еще тлело где-то глубоко внутри.

Она права… на мне действительно все написано. Каждый след ее пальцев, каждый взгляд… И самое главное — что большая часть меня хочет, чтобы наши встречи никогда не заканчивались. — воспоминания только что случившегося пронеслись перед глазами: то, как она мной командовала, и то, как я прижимал ее лицо к своему паху и проталкивал член ей глубоко в горло. От этих мыслей мой дружок снова дернулся. — Как же мне нравится… и быть ее рабом, и доминировать… это вызывает такие разные, но такие сильные чувства. Боже…

Прошло, наверное, минут десять. Адреналин, заливавший меня волнами, начал понемногу отступать, как отлив, оставляя после себя пустоту, разбитость и щемящее, глупое, теплое чувство удовлетворения внутри.

Эх, Орлов, стоишь тут, дурак… притаился, как провинившийся школьник. Прячешься, боишься. Черт возьми, до чего я докатился. — мое возбуждение наконец утихло, сменившись тяжелой, свинцовой усталостью во всем теле и горьким осадком на душе. — Нужно выбираться отсюда. — подумал я и направился к двери, приоткрыл ее, высунул голову и, убедившись, что в длинном пустынном коридоре никого нет, выскользнул наружу, стараясь двигаться как можно быстрее и незаметнее.

И почти сразу же мне «повезло» — в дальнем конце коридора, у выхода в главный холл, я увидел саму Татьяну Викторовну. Она шла неторопливой, уверенной походкой в сопровождении двух элегантно, даже богато одетых людей — высокой, суровой на вид женщины в строгом деловом костюме и моложавого, подтянутого мужчины с неприятно-холодным выражением лица. Рядом с ними, виляя жопкой, шла Света, что-то озабоченно объясняя, жестикулируя. Я замер в дверном проеме, наблюдая за этой группой.

Так это и есть те самые родители? Интересно, чьи они? Выглядят серьёзно, наверное, это Алисы?

Женщина что-то резко, с нажимом говорила Татьяне, ее жест был отточенным и властным. Татьяна же кивала с тем самым знакомым мне видом вежливого, но непререкаемого, слегка надменного превосходства, который она умела принимать так виртуозно, будто даря собеседнику иллюзию значимости. Мне, само собой, смертельно не хотелось попадаться им на глаза в моем нынешнем, помятом и усталом прям вымотаном состоянии. Поэтому я резко развернулся и почти бегом, стараясь не стучать подошвами по полу, двинулся в противоположную сторону, вглубь здания, в сторону комнаты персонала.

Кофе. Мне срочно, до потери пульса, нужно кофе. Горячий, крепкий, черный. И немного тишины, чтобы прийти в себя.

Комната персонала, к моему глубочайшему облегчению, была пуста. Стояла благословенная тишина, нарушаемая лишь мерным гудением холодильника. Я подошел к сложной кофемашине, с которой мне так терпеливо помогала разобраться Света, и начал готовить себе двойной эспрессо, самый крепкий, какой только можно было выжать из зерен.

Запах свежемолотого кофе, горький, земной, реальный, ударил в ноздри, и я на мгновение закрыл глаза, пытаясь вдохнуть его глубже, пытаясь им напиться, стереть из памяти тот сладковатый, порочный коктейль из ее сладких духов, ее сексуального тела и власти.

Я стоял, опершись о столешницу, и потягивал обжигающе горячий, горький напиток, когда минут через пять дверь открылась. На пороге, слегка запыхавшаяся, стояла Света. Она выглядела измотанной, как после долгого боя.

— О, ты здесь, — она слабо, устало улыбнулась, увидев меня. — А я думала, ты, может, уже ушел.

— Нет, еще нет, — я отпил еще глоток, чувствуя, как кофе обжигает губы. — Кофе решил выпить. Ты как?

— Хорошо… терпимо, — Света вздохнула с таким глубоким, искренним облегчением, что стало почти смешно, и подошла к кофемашине, чтобы сделать и себе бодрящую порцию. — Только что вот встретила родителей Ирины. Опять приехали с целым ворохом претензий по поводу произвольной программы дочери. Вечный, уже надоевший всем спор.

Ирины? — удивился я. — Значит, ошибся. Это были не родители Алисы. Но какая, в сущности, разница? — подумалось мне, и я сделал ещё глоток. — Сейчас мне вообще на это плевать…

— Представляю, — сказал я, и мой голос прозвучал сипло, чужим, отстраненным.

Света повернулась ко мне, держа в руках дымящуюся кружку. Ее взгляд, обычно такой веселый и беззаботный, был сейчас внимательным, усталым и… немного грустным, что ли.

— Лёш, — начала она осторожно, подбирая слова. — Слушай, а ты в порядке? Выглядишь… ну, будто тебя через мясорубку пропустили, потом собрали и снова пропустили. Ничего не случилось?

Ох, если бы ты знала… если бы ты только знала, что со мной случилось…

— Кстати, — продолжила она, — насчет того массажа… Я же говорила, что хочу заскочить… и вот я захотела, но сейчас, глядя на тебя… Может, мне лучше в другой день? А то как-то неудобно — ты будешь меня расслаблять, а сам, похоже, из последних сил на ногах держишься.

Ох, если еще и она со своим телом окажется под моими руками… боюсь, я не выдержу и снова окажусь у Татьяны на ковре, в прямом и переносном смысле. И я… черт, я реально что-то устал. Выжат как лимончик и сейчас не готов к новому возбуждающему фактору… совершенно.

Однако ее такая простая, искренняя забота и попытка докопаться, понять была таким резким, болезненным контрастом с тем, что происходило в кабинете Татьяны, что у меня комом сжалось горло.

Наверное, всё же не стоит отказывать ей…

— Просто… устал, Свет, — я поставил пустую кружку в раковину с глухим стуком. — День выдался… очень насыщенным. Спасибо за то, что поинтересовалась. Это… много значит.

— Всегда пожалуйста, — она улыбнулась снова, и на этот раз улыбка была чуть теплее, живее, достигая глаз. — Ты держись, ладно? Не вешай нос. Сейчас все разъедутся до вечера, и сможешь отдохнуть, вон диванчик… он очень удобный. — она подмигнула. — Я иногда позволяю себе на нем покемарить, но ты только никому не говори, хорошо?

— Хорошо, — я фыркнул, не в силах сдержать улыбку. — Это… насчет массажа. Ты заходи, но попозже, а я действительно сначала немного отдохну.

— Договорились. — она радостно улыбнулась и сделала глоток, после чего направилась к диванчику, довольно виляя попкой.

Я вздохнул, провожая ее взглядом, и, поблагодарив за кофе, вышел из комнаты персонала, оставив Свету допивать свой напиток в одиночестве. В коридоре было пусто, тихо и прохладно.

Интересно, а у дяди Вити тоже были такие дни? — задумался я и тут же улыбнулся. — Наверняка нет. Вряд ли он тут Татьяне в рот давал… — я еще сильнее заулыбался, думая о том, какой я наглый в своих мыслях, а когда с ней наедине, всё, что могу, это выполнять ее приказы. — Да уж… он, скорее всего, просто делал массажи, пил чай или кофе и спокойно ждал конца рабочего дня. А я… блин, такое ощущение, что я работаю за троих и при этом умудряюсь «расслабляться» не совсем подходящим образом во время работы.

Мысли снова вернулись к Татьяне. К ее влажным губам, к тому, как она…

Нет-нет. Соберись, Орлов. Лучше не вспоминать. Нужно просто добраться до своего кабинета и прилечь. Хотя бы на пятнадцать минут.

Я вошел в кабинет, посмотрел на часы, висевшие на стене. До конца рабочего дня оставалось еще дохерища времени. Но учитывая слова Светы о том, что сейчас все уедут на перерыв, то я могу позволить себе передохнуть где-то час или два. Но раз я обещал ей массаж…

В голове тут же всплыли образы ее фигуры: грудь, попа, ноги.

Черт, массаж… она же словно Татьяна, но молодая. И я не могу решить, кто из них лучше и сексуальнее… Само собой, сейчас меня безумно влечет к Татьяне, к её сочной груди, которую я видел, к влагалищу, которое я лизал, и ко рту… ох… боже, её рот…

Я понимал, что каждая следующая минута будет тянуться мучительно долго, как часы в ожидании приговора, если я не отброшу эти пошлые мысли.

Я прилег на кушетку и глянул на дверь, почувствовав странный отголосок страха, будто я боялся, что дверь кабинета сейчас откроется, и я услышу ее голос, зовущий меня. С новым приказом. С новой изощренной пыткой. И я боялся еще больше, что часть меня, та самая зависимая часть… отчаянно, по-собачьи ждала этого.

Но чего именно я так страшусь? Возможно, того, что окончательно превращусь в безвольную игрушку, в раба, который уже не сможет и не захочет сопротивляться. Вдруг… она заставит меня ползать перед ней… Или заставит нацепить пояс верности… или еще что-нибудь, до чего мой мозг еще не может догадаться.

Эта перспектива пугала и в то же время… всем телом, каждой фиброй, особенно тем самым местом, что еще помнило ее пухлые губы, я жаждал повторения этого порочного удовольствия, этой сладкой пытки. Того, как она водила головкой моего члена и не давала проникнуть внутрь, того ее голоса, властно-требовательного, и той фразы, что она не смогла закончить…

Я так и не узнал, разрешила бы она мне вставить… О черт… Орлов! Млять! — я поймал себя на том, что прямо сейчас полез в штаны и начал медленно себе надрачивать. — Хватит!

Я закинул руки за голову и уставился в белый потолок, пытаясь выгнать из головы навязчивые образы, которые кружились в голове каруселью, смешиваясь и создавая невыносимый хаос.

Нужно начать все с чистого листа… разобраться… но… Чистый лист… хреновый там чистый лист у меня получается, если честно. Мой лист уже давно исписан похабными рисунками и залит спермой. И самое поганое, что часть моего существа с нетерпением ждала, когда художник в лице Татьяны вернется, чтобы добавить еще несколько мазков.

Внезапно в памяти всплыл момент, когда Татьяна смотрела на меня под столом — тот оценивающий, насмешливый взгляд. Она проверяла, насколько я сломлен. И ее молчаливый вопрос «Нормально?» был не только про ее внешность. Возможно, он был про нашу общую тайну, про мое новое место в ее мире. И мой кивок был не просто подтверждением… это была словно капитуляция?

Интересно, она сейчас там, в переговорной, с этими пафосными родителями? Сидит вся такая ледяная и неприступная, а у нее на языке… привкус моей спермы… И она знает, что я это знаю. И это ее заводит… или нет? Черт, зато меня это точно заводит! Вот же я конченый…

Я повернулся на бок, и взгляд мой упал на дверь. Я тут же резко перевернулся на другой бок, как будто дверь могла сама по себе открыться и впустить очередной виток безумия.

Расслабься, Орлов, это всего лишь дерево и фурнитура. — и именно в этот момент я заметил корзину в углу, доверху наполненную использованными полотенцами.

— Так… — пробормотал я, поднимаясь и садясь на кушетке. — А свежие-то у меня остались? Или я должен вытирать клиенток взглядом? Расслабься, Света, сейчас я тебя мысленно вытру. — пошутил я вслух и огляделся.

На полке, где обычно аккуратной стопкой лежали чистые простыни и полотенца, красовалась жалкая, одинокая складка. Одно. Всего одно полотенце на мой «плотный график». Отлично, значит, скоро придется вытирать пот со лба Алисе или масло с поясницы Ирине своим языком. Нет, это плохая идея. Хотя… нет, плохая… — в голове, затуманенной образами Татьяны, наконец-то прорезалась суровая бытовая реальность. — Работа. Расходники. Где-то же должен быть склад? Или… прачечная? Дядя Витя, конечно, ничего такого мне не говорил, он, видимо, предполагал, что я сам как-нибудь разберусь.

Мысль о необходимости что-то делать, совершить простое, понятное действие. Это было как глоток свежего воздуха. Рутина как спасение от безумия.

Я вышел в коридор и направился к комнате персонала. Света все еще сидела там, допивая свой кофе, уставившись в экран телефона.

— Свет, извини, — начал я, привлекая ее внимание. — У меня полотенца на исходе. Не подскажешь, где их взять? Может, склад какой-то есть или…

— А точно, тебя же ничему не научили толком… и ничего не показали, — она слабо улыбнулась. — Склад со всем необходимым прямо тут, за углом, дверь без таблички. Ключ в верхнем ящике моего стола, возьми. Там бери масла, салфетки, что нужно. А грязные полотенца неси в прачечную. Она в конце этого коридора, налево. Стиральная машинка там стоит, сушилка. Разберешься? Или помочь?

— Спасибо, Свет, — кивнул я, чувствуя странное облегчение от этих простых инструкций, — я разберусь, а ты отдыхай.

— Не за что, — она улыбнулась теплее, и в уголках ее глаз собрались лучики морщинок. — Если что, я тут.

Ее простые слова почему-то согрели что-то внутри, заставив на мгновение забыть о липком чувстве после кабинета Татьяны. Я кивнул в ответ и вышел в коридор, оставив ее допивать кофе в тишине комнаты персонала.

Ключ у Светы. Логично. В этом царстве хаоса должен быть хоть один островок нормальности, и это она. — я подошел к ее столу. Верхний ящик застрял, и мне пришлось слегка его подергать. — Ну да, конечно, даже ящик здесь с характером.

Когда я потянул ящик, взгляд мой упал не только на одинокий ключ, лежащий среди скрепок и ручек, но и на изящную тетрадь в темно-бордовом переплете, без опознавательных знаков.

Любопытство — мой главный грех и проклятие — заставило приоткрыть ее. И я обомлел. Это был рукописный текст — страницу за страницей заполнял аккуратный почерк, а закладка из черного шелка деликатно отделяла исписанные страницы от… от чистых.

Мой взгляд скользнул по строчкам, и мозг с трудом начал переваривать прочитанное. Это был не какой-то учебник… это был откровенный эротический роман. Ее роман. И остановилась она как раз на сцене, где главный герой — массажист, черт возьми… — после долгого, чувственного массажа… кхм… входил в свою клиентку не через парадную дверь, а через, так сказать, черный ход.

Сцена была написана с таким сладострастным упоением, с такими детальными описаниями, что у меня перехватило дыхание. Последний написанный абзац заканчивался на полуслове, будто Света сама не успела дописать его, увлекшись собственными фантазиями.

Ага, — пронеслось в голове, — значит, так выглядит в её представлении «окончание сеанса массажа»? Или это Света не просто намекает, а буквально описывает, что мои сеансы недостаточно… комплексные? Может, мне в прайс добавить пункт «Окончание пролонгированное, с доступом к скрытым ресурсам»?

Слова на странице, ее слова, сливались в яркие, порочные образы. Я представил, как это описание воплощается в жизнь. Здесь, в этих стенах. Со Светой. Жаркая волна тут же прокатилась по телу, смешав стыд с возбуждением, и я захлопнул тетрадь так громко, что звук прозвучал как выстрел в тишине холла.

Сердце колотилось где-то в горле. Я быстро схватил ключ и сунул его в карман, чувствуя, как пальцы слегка дрожат.

Нет, Орлов, нет, — твердил я себе, отходя от стола и выходя в коридор. — Ты здесь для того, чтобы разминать мышцы, а не… не вскрывать глубинные фантазии одиноких девушек. И уж точно не воплощать сцены из их рукописных порнороманов… — но червячок сомнения уже точил изнутри, а другой червячок уже начал толстеть. — А что, если это не просто случайная рукопись? Что, если это тихий, завуалированный запрос? — мысль об этом заставила кровь бежать быстрее, а в паху возникло знакомое, предательское напряжение.

Эта находка внезапно поставила под сомнение всё мое понимание работы.

Может, дядя Витя был не совсем прав, говоря «девчонок не трогать»? Может, их как раз нужно трогать? Но совсем не так, как я себе представлял… и не там, где я себе представлял…

С этими мыслями я добрался до склада и открыл его. Небольшая комнатушка, заставленная стеллажами, пахла как аптека, только с примесью пота и чьих-то амбиций. Я быстро оценил запасы: масла — хоть залейся, одноразовые простыни, перчатки. Я взял пачку свежих полотенец. Теперь дело было за малым — сдать грязные.

Вернувшись в кабинет, я на мгновение застыл с полотенцами в руках. Чистые, пахнущие свежестью… они были как метафора того, с чего я начинал сегодня утром. Теперь же предстояло вынести наружу груз реального, грязного и постыдного. Я сглотнул, взял корзину с использованными полотенцами. Они отяжелели не только от влаги, но и от памяти о прикосновениях, о срывах, о тех границах, что были перейдены. Таща ее за собой, я чувствовал, будто волоку шлейф этого сумасшедшего дня.

Черт… а ведь Света наверняка прокручивала в голове написанное ею же, когда говорила со мной о массаже, ведь так? Как иначе? Она же не могла не думать… Млять…

Мысль о том, что такая девушка фантазирует на тему того, что я после массажа отпыжу ее в зад, заставила меня остановиться и тяжело вздохнуть. Затем я пошел дальше, вглубь, в ту часть коридора, где еще не бывал, при этом стараясь выбросить из головы образ Светы, стоящей раком с голой задницей.

Стоило подойти к двери с табличкой «Прачечная», как я услышал ровный, монотонный гул работающей стиральной машины.

Хорошо, значит, кто-то уже там, — мелькнула мысль, но почему-то на душе стало тревожно. — Может, помогут мне разобраться.

Я замедлил шаг, подходя, потянулся к ручке, надавил, тихонько открыл дверь и застыл на пороге, не веря своим глазам. На стиральной машине, придвинутой к стене, сидела Алиса.

Она сидела на самой машинке, на ее белой крышке. Спина ее была прямой, а голова слегка запрокинута. Глаза были закрыты. Ее лицо, обычно такое холодное и бесстрастное, сейчас было искажено гримасой глубокого, почти болезненного сосредоточения. Ровный гул и вибрация машины, казалось, пронизывали все ее тело.

Одна ее рука была на талии, и я видел, как ладонь сжимает и мнет молодую кожу. Другая рука… другая рука находилась между ног, на внутренней стороне бедра. Ее пальцы выдавали ритмичные, давящие движения, а ее плечо и предплечье оставляли мало сомнений в том, чем она занимается.

Твою мать… — мозг отключился, не в силах обработать это зрелище. — Ледяная королева Алиса… мастурбирует… ээ… стиральной машинкой? Или это такой новый и не обвчный вид кардио? Вибрационная терапия для интимных мышц? Боже, да я, кажется, мешаю самой важной тренировке дня!

Она прикусывала нижнюю губу, издавая тихие, прерывистые всхлипы, которые тонули в гуле машинки. Ее бедра мелко, почти незаметно подрагивали, двигаясь навстречу пальцам. Она была полностью поглощена собой, отдаваясь вибрациям и собственному прикосновению в отчаянной попытке не выдать животную страсть, не дать ей вырваться, что у меня перехватило дыхание.

Это было одновременно и так похоже и непохоже на ту Алису, что лежала у меня на столе, сжавшись в комок напряжения. Это была голая, ничем не прикрытая, отчаянная потребность в раслаблении.

Боже, а я-то думал, у нее только одна программа «Ледяная королева»… а оказывается, нет, есть и «Отжим на максимальных оборотах». — я пошло улыбнулся, и мой язычок скользнул между губ. — Вот бы оказаться на месте этой машинки… чувствовать, как она вся трепещет, сидя на тебе, слышать эти сдавленные стоны прямо над ухом…

Или вдруг она прямо сейчас думает обо мне? Вдруг с ней как и с Ириной, вдруг она возбудилась от моих рук, но не такая наглая, чтобы мастурбировать прямо на месте, вот и решила спрятать и сделать это при помощи машинки.

А может… может, она хотела бы, чтобы это я был машинкой? «Алексей, встань в угол и включи вибрацию на максимум». Черт, да я бы не отказался…

Нет, остановись, дурак! Ты тут подглядываешь, как девушка… э-э-э… медитирует, а у тебя в голове одни пошлые мысли! Хотя какое еще подглядывание? Я вообще не причем! Это она тут чуть ли не на стиралке скачет!

Я стоял, вцепившись в ручки корзины, боясь пошевелиться, боясь издать любой звук. Мое тело отреагировало на эту картину мгновенно и предательски. Возбуждение, тупое и навязчивое, ударило в пах. После всего, что было сегодня, это было уже похоже на какую-то извращенную норму.

Эй, парень, ты сегодня уже четырижды отрабатывал! Может, хватит? Эх… видимо, нет.

Видимо, наш организм считает, что раз уж мы попали в эротическую комедию, то должны пахать как лошадь на ферме порно. Главное — чтобы этот стояк не приняли за новый массажный инструмент… типа: «Алексей, а что это у вас так профессионально выпирает?» — «Это, Алиса, для особенно глубокой проработки мышц, не обращайте внимания».

И в этот самый момент, пока я шутил сам с собой, как по какому-то злому року, ее глаза открылись. Казалось, она не сразу меня увидела. Ее взгляд был мутным, несфокусированным, утопающим в глубинах собственного наслаждения. Потом ее зрачки резко сузились. Она застыла, ее рука замерла в штанах, пальцы все еще прижаты к тому самому месту.

Секунда. Две. Тишину между нами разрывал только гул машинки.

Я видел, как ее лицо, секунду назад одновременно сосредоточенное и пылающее страстью, начало покрываться мертвенной бледностью. Как в ее широко раскрытых глазах сначала промелькнул дикий, животный ужас, а затем по щекам разлился яркий, пунцовый румянец, такой неестественный на ее обычно фарфоровой коже.

Она резко, почти грубо, выдернула руку из междуножья и сделала вид, что просто сидит и медитирует на гудящей бытовой технике. Но ее учащенно дышащая грудь и алые щеки кричали об обратном.

— Что вы здесь делаете? — ее голос был тихим, но каждое слово било как хлыст. В нем не было дрожи, только сталь, но я уловил в нем и едва заметную трещину.

Я открыл рот, чтобы что-то сказать, извиниться, объяснить про полотенца, но язык будто прилип к гортани.

Я? А я тут… полотенца… несу. А ты что? Стираешься? В прямом и переносном смысле?

Я просто стоял с этой дурацкой корзиной в руках и с глупыми мыслями в голове, чувствуя, как горит лицо, и понимая, что мой вздорный, предательский член все еще напоминает о себе плотной тяжестью в штанах.

Вот отличный момент, Орлов — стоишь с охапкой грязного белья и с торчащим членом перед девушкой, которую только что подловил на интимной, млять, гигиене. Романтика.

Она медленно подошла ко мне, все еще солчавышему, ее шаги были беззвучными на кафельном полу. Она остановилась так близко, что я почувствовал легкий, знакомый запах ее пота, смешанный с ароматом стирального порошка.

Пахнет стиркой и грехом. — подумал я. — Новый аромат ледяной королевы.

Алиса откашлялась, ее взгляд внезапно стал отстраненным, будто она просто размышляла о чем-то постороннем. Она провела рукой по волосам, поправила несуществующую прядь.

— Моя форма… — ее голос прозвучал нарочито обыденно, хотя я уловил легкое напряжение в нем. — Я просто ждала, пока постирается. Но… кажется… эм, мне пора.

Она сделала шаг к двери, но затем замерла и медленно повернула голову в мою сторону. Ее глаза сузились, а губы сжались в тонкую ниточку. Она еще секунду постояла, впиваясь в меня взглядом, будто ставя на моем мозгу несмываемую печать молчания. «Вы… ничего не видели» — именно это я прочитал в ее глазах. Затем она резко развернулась и вышла из прачечной, не оглядываясь. Я смог лишь запоздало кивнуть, завороженный ледяным огнем в ее глазах.

Я остался один с гудящей машинкой и корзиной грязных полотенец, с новым, еще более жутким и непреодолимым секретом, тяжелым грузом легшим на душу.

Видел? Я? Нет. Я слепой. Я тут просто проходил мимо со своей корзинкой и внезапно ослеп…

Капец, ну отлично… спасибо, дядя Витя. Ты оставил меня один на один с выводком нимфоманок, вооруженным лишь парой рук и скудными запасами белья. А теперь еще и… у меня случайным образом появилась очень интересная информация об этой льдинке. И мой «плотный график» внезапно приобрел совершенно новое, пугающее измерение.

Интересно, а она придет на массаж сегодня, а завтра? И что я вообще должен делать? Спросить, понравилась ли ей программа «полоскание» на стиралке? Боже… я бы пополоскал её киску своим язычком…

Млять, Орлов! Хватит уже!

Я сглотнул и наконец-то сунул полотенца в машинку. Закрыв дверцу, я почувствовал, как закрываю и очередную главу всего этого безумия. Но что-то подсказывало, что это всего лишь предисловие к чему-то гораздо более интересному и очень развратному.