Лед тронулся, тренер! Но что делать со стояком? 18+

Глава 13 Точка кипения

Я закидывал в барабан последнюю партию полотенец, и с каждым броском мне казалось, что я загружаю туда же обрывки сегодняшнего дня: сладкие стоны Ирины, ледяные и не только взгляды Алисы… и, конечно же, влажный хлюпающий звук, с которым Татьяна проглотила мою сперму.

Я стоял и смотрел на вращающийся барабан, гул стиральной машинки отдавался в висках назойливым эхом и вторил бешеному ритму моего сердца, навязчиво напоминая о сцене, свидетелем которой я стал здесь полчаса назад.

Ледяная королева на стиралке… боже, да это же готовый анекдот, только рассказывать его некому. — мысленно я уже проигрывал будущие сеансы с ней. — Интересно, а она придет после такого? Она вообще поняла, что я понял? И если да, то как она теперь сможет смотреть на меня… в мои глаза, зная, что я ее видел… такой… необычной?

Блин, обладать такой тайной… знать, что под этой ледяной коркой бушует вулкан… желающей извержения… извержения из ее киски. Хех… млять, да я сейчас снова стояком обзаведусь прямо здесь, в прачечной. Орлов, ты просто законченный маньяк-извращенец!

Я продолжал смотреть на вращающийся барабан. Мысли путались, создавая невыносимый хаос. С одной стороны — страх, что Алиса теперь вообще откажется от массажей. С другой — пошлая, навязчивая надежда, что эта тайна, наоборот, станет для нее тем крючком, который притянет ее ближе, заставит сбросить маску уже на моем столе.

Да уж… прям представляю, как ее строгое, холодное лицо искажается от наслаждения, как она пытается сдержать довольные стоны, но у нее не получается…

Член моментально налился тяжестью, предательски напоминая о себе. И тут же я вздрогнул, отброшенный от грешных фантазий обратно в реальность. В дверях, прислонившись к косяку, появилась Света. Она смотрела на меня с легкой, уставшей, но все такой же приветливой улыбкой.

— Ну что, справляешься? Не сломал еще нашу единственную надежду на чистоту?

— Пока да, — буркнул я, с силой захлопывая люк, будто пытаясь запереть там все свои пошлые мысли. — Всё по инструкции.

— И правильно, — кивнула она и, словно ища опоры, непринужденно облокотилась бедром о корпус работающей машинки. — Я вот решила заглянуть, проверить, не свалился ли ты с ног после всего этого цирка. День-то сегодня не сахарный.

И тут только стоило ей прислониться к стиралке, как началось самое интересное. Мощная вибрация от техники мгновенно передалась на ее тело. А поскольку она стояла вполоборота, я, как завороженный, наблюдал, как от этих колебаний под тонкой тканью ее блузки ритмично и соблазнительно подрагивает грудь. Каждый вибрационный цикл машины отзывался мелкой, но отчетливой дрожью в ее пышных округлостях, подчеркивая каждое движение.

Мля… она это специально что-ли⁈ — мозг заскрипел от перегрузки, пытаясь совместить ее простую бытовую заботу с этим откровенным, хоть и невольно открытым мне зрелищем. — Сначала рукопись с массажистом-анальным первооткрывателем, а теперь вот этот вибрационный стриптиз… Это уже не намек, это полноценный психологический террор под прикрытием милой улыбки! Или мне уже всюду мерещится похабщина? Да… скорее всего, второе…

Мой взгляд, предательский и неуправляемый, раз за разом соскальзывал на ее грудь, завороженно следя за этой мелкой дрожью. Возбуждение, которое я с таким трудом заглушал после кабинета Татьяны и образа Алисы, начало подниматься снова, тупое и навязчивое.

— Слушай, Лёш, — сказала она, и ее голос прозвучал мягко и с легкой, почти шутливой ноткой. — Мы же договорились о массаже… но, глядя на тебя, я серьезно начинаю волноваться за твое здоровье. Ты выглядишь таким измотанным, что, кажется, если ты ко мне прикоснешься, то просто рухнешь без сил. Может, махнем на все рукой? Может, лучше это я тебе сделаю массаж, чтобы ты не развалился?

Она произнесла это с такой искренней, почти дружеской заботой, что на фоне всей сегодняшней эротической мишуры и моих собственных пошлых мыслей это прозвучало просто обескураживающе.

Мой мозг на секунду завис, пытаясь обработать этот парадокс.

Не понял… она предлагает мне массаж? — удивился я. — Массаж массажисту? Прямо сейчас? Это какая-то новая, изощренная тактика? Или она, единственная во всей этой безумной конторе, и правда просто хочет помочь? Или… это прелюдия к чему-то, что будет описано на следующей странице ее тетради?

— Я… нет, спасибо, Свет, — я сглотнул ком в горле, чувствуя себя полным идиотом и подлецом за свои мысли. — Я… я справлюсь. Всё нормально. Просто нужно… еще полчаса отдохнуть. Чтобы прийти в себя.

— Как скажешь, — она мягко оттолкнулась от машинки, и дрожь её сисечек прекратилась, будто выключили этот источник соблазна. На ее лице застыла все та же загадочная, чуть знающая улыбка. — Я тогда пойду, и если что, я имею в виду — если передумаешь и захочешь просто поболтать за жизнь… ты знаешь, где меня найти.

И она вышла, оставив меня наедине с гулом машинки и оглушительной кашей в голове. Я закрыл глаза, пытаясь стереть навязчивый образ дрожащей груди, но он только стал ярче, смешавшись с взглядом Алисы и властной улыбкой Татьяны.

Я был в ловушке, а единственным глотком воздуха оказалась простая человеческая забота, в которую я уже боялся верить.

Справившись со стиркой и развесив полотенца в сушилке, я побрел в свой кабинет, мне остро требовалось не просто чистое пространство, а ощущение контроля, пусть и над этими жалкими четырьмя стенами.

Щелкнул замком, снял потную, пропахшую Татьяной и потом рубашку и включил воду в умывальнике. Ледяные струи, омывая лицо и шею, на секунду вернули чувство реальности, смывая липкую пленку похоти и страха.

Вот он, твой ковчег, Орлов. Спасайся тут, пока мир снаружи тонет в разврате.

Я повесил рубашку на спинку стула проветриваться. Оставшись в одних штанах, я почувствовал прохладу воздуха на коже. Голый торс делал меня уязвимым, но в этом был свой катарсис — будто я сдирал с себя не просто ткань, а весь сегодняшний день.

Затем я принялся за уборку. Механические, почти медитативные движения — протереть стол до блеска, разложить флаконы с маслами строго по линеечке, подмести пол — действовали лучше валерьянки. Идеальный порядок в кабинете как последний оплот здравомыслия. Попытка навести хоть какой-то порядок в собственной раздолбанной башке.

Тщетно, конечно, но попытка.

Когда последняя пылинка была сметена, а бутылочки с маслами выстроились в безупречный шеренгу, я снова облачился в свою пропахшую потом рубашку. Ткань, еще влажная в некоторых местах, неприятно прилипла к телу. Переодевание стало не ритуалом очищения, а возвращением в свою шкуру — шкуру того самого похотливого недомассажиста, которым я был сегодня. Доспехи были надеты. Ковчег был приведен в порядок. Можно было снова тонуть.

Я плюхнулся на кушетку, закинул руки за голову. Тело гудело, как трансформаторная будка, но мозг, будто раскаленный добела, отказывался отключаться. Перед глазами, как в похабном калейдоскопе, вновь проплывали обрывки дня, и мне казалось, что меня весь день водили по кругу, как щенка на поводке. Подводили к самой черте, к той заветной косточке, дразнили, но не давали её укусить.

И под конец активизировалась еще и Света с ее «может, это я тебя помассирую?», это сводило с ума…

Стук в дверь через двадцать минут прозвучал неожиданно, отозвавшись гулким эхом в звенящей тишине пустого кабинета.

Кто это? Света? — пронеслись мысли в голове, и я вздохнул. — Конечно же, Света…

— Входите.

Света переступила порог, и атмосфера в кабинете мгновенно сгустилась, стала плотной, интимной.

— Привет, — тихо сказала она, и ее голос прозвучал как-то по-домашнему, без привычного флирта. — Еще раз… тут такое дело, звонила Софья и сказала, что ее вечером не будет, какие-то семейные дела. И вот… я решила узнать, можно ли воспользоваться твоим предложением или ты слишком вымотался?

— Да всё нормально, — буркнул я, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

Ври больше, Орлов. — пронеслось в голове. — Ты на последнем издыхании.

— Раздевайся… до белья. Ложись на спину.

Она кивнула и, повернувшись ко мне спиной, начала медленно, без тени кокетства, расстёгивать блузку. Я отвернулся, сделав вид, что снова копошусь с маслами, но краем глаза, как воришка, следил за этим ритуалом.

Она аккуратно сняла и повесила блузку на стул, затем сняла штаны и предстала передо мной она в одном лишь белье, подчёркивающем каждый изгиб её потрясающего тела. Оно было соблазнительным, пышным, но в нём не было хищной грации Татьяны или спортивной выточенности Алисы.

Это была… сладкая, почти бытовая, но оттого не менее сводящая с ума красота.

Она медленно, с какой-то обманчивой нерешительностью, подошла к столу, стараясь неловко прикрыться руками, что было невозможно из-за её пышной и сочной фигуры. Повернулась ко мне спиной, положила ладони на кушетку и, слегка согнув колени, плавно устроилась на ней, как кошка, устраивающаяся на отдых. Движение было простым, но оно показалось мне невероятно интимным.

Она легла на спину, и я набросил на нее большое белое полотенце, прикрыв от груди до бедер. Но это была насмешка. Ее грудь, пышная и высокая, так властно проступала под тканью, что полотенце лишь лепилось по ее формам, превращаясь в соблазнительную карту с двумя откровенными вершинами.

Несколько секунд царила тишина, нарушаемая лишь нашим дыханием.

Потом ее голос прозвучал приглушенно, словно из другого конца туннеля:

— Лёш… — она слегка повернула голову. — А лифчик… снимать не надо? Для массажа спины… вроде же как правильнее будет снять, нет?

Вопрос повис в воздухе, простой и невинный по форме, но густой от подтекста. В ее голосе слышалась та же неуверенная, испытующая нотка, что и в ее движениях ранее. Она как будто проверяла почву, зондируя мою готовность нарушить еще один мелкий, но такой важный протокол.

Мой внутренний идиот тут же завопил: «ДА, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ДА! КОНЕЧНО, СНИМАЙ! А ЕЩЕ И ОТСОСИ!» Но где-то глубже, под слоем похоти, шевельнулась тень того парня, который хотел быть профессионалом.

— Нет. — мой голос лязгнул, как щеколда, резче и громче, чем нужно. — Это не обязательно.

Врешь, сука! — тут же пронеслось в голове. — Обязательно! Это обязательно! Но нет… лучше нет, так будет удобнее для моего шаткого душевного равновесия. Боюсь, что не выдержу и суну лицо между этих двух благоухающих холмов. Черт, Орлов, да она вся изойдет криками, если ты только дотронешься до них… Прекрати! Ты массажист, а не сиси-маньяк!

Мне нужно было отвлечься. Хотя бы на выбор масла. Я уставился на полку. Ментоловое — слишком резкое, холодное, не для этой пышной теплоты. Ванильное — сладкое, душное, может вызвать тошноту в моем и без того взвинченном состоянии. Взгляд упал на флакон с фруктовой смесью — что-то с нотками персика и абрикоса. Да, идеально. Сладость, но без приторности. Теплый, летний аромат, который, возможно, не будет так сводить с ума, как ваниль.

Я глубоко, с присвистом, вдохнул, развернулся и подошел к столу. Вид ее груди, возвышающейся под белым полотенцем, сводил с ума. Поэтому я моментально отвернулся и начал с ног, пытаясь найти опору там.

Мои ладони, смазанные теплым маслом, обхватили ее стройную лодыжку. Я начал с плавных, разогревающих поглаживаний от щиколотки к колену, чувствуя под кожей каждое сухожилие, каждую мышцу. Затем перешел к более глубокой проработке икр — они были твердыми, но не сильно, не как у фигуристок, обычное напряжение от постоянной нагрузки.

Большие пальцы утопали в упругой плоти, разминая зажатые узлы. Она тихо стонала, когда я находил особенно болезненные точки. Медленно я поднимался выше, к бедрам, внутренняя поверхность которых была невероятно нежной, кожа — словно бархат, обтягивающий мышцы. Она тихо вздохнула, когда я добрался до этой самой уязвимой области, и ее ноги инстинктивно чуть раздвинулись.

О, не-е-ет… это слишком… — я тут же спустился ниже на несколько сантиметров. — Вот же черт, она раздвинула свои ножки! Вот бы сунуть туда лицо, вдохнуть этот терпкий, женский запах, и провести языком по всей этой её… а-а-а, нет, Орлов, прекрати!

— Здесь… сильнее, — прошептала она.

Так, ладно… держись, Орлов, ты только держись… Дыши. Просто дыши, молчи и работай. Она клиент. Просто клиент с очень соблазнительным телом, каждый сантиметр которого ты хочешь целовать и облизывать…

ЧЕРТ! — я мысленно выругался и усилил нажим, работая основанием ладони, разминая напряженные приводящие мышцы.

— Да… вот здесь… — выдохнула она, и ее голос был хриплым от наслаждения.

Издевательство… всё это какое-то издевательство. — подумал я и еще несколько минут поработал с её бёдрами, затем, чтобы не рисковать и не возбудиться еще больше, медленно, почти с сожалением, оторвал руки и переместился обратно к ступням. Обхватив ее пятку, я начал плавно, но глубоко разминать свод стопы, чувствуя, как под пальцами проступают мельчайшие косточки.

Она сладко вздохнула, и ее пальцы ног непроизвольно сжались от прикосновения. Прошло еще несколько минут, казалось, она привыкла к моим рукам, а я к ее сексуальному телу. И, почувствовав, что моё возбуждение немного стихло, я снова поднялся выше, к бедрам.

Начал с легких, почти невесомых поглаживаний, готовя мышцы к окончательному расслаблению. Плавно, следуя линиям ее тела, мои руки скользнули по внешней стороне бедер, коснулись напряженных боков её талии и, наконец, поднялись к плечам. Я встал у изголовья, и теперь ее грудь была прямо передо мной, под белым полотенцем-защитником.

Я положил ладони ей на плечи, ощущая под тонкой кожей все те же узлы стресса, и тут же в моей голове пронеслось: «Да, обычные проблемные зоны человека, сидящего в офисе, ноги, плечи… нужно будет еще поработать с её спиной». После столь профессионального заключения мои большие пальцы, будто против моей воли, поползли по ее ключицам, опускаясь все ниже, к началу ее декольте, к той самой ложбинке между грудями.

Я чувствовал тонкую, хрупкую кость под кожей и жар, исходящий от ее тела, он был почти осязаемый, смешиваясь с запахом масла. Ее дыхание стало прерывистым, губы приоткрылись, и на мгновение мне показалось, что я слышу, как бьется ее сердце — частый, нервный стук, в такт которому пульсировала кровь и в моих висках.

Один шаг… одно случайно-специальное движение… сорвать это полотенце… и прикоснуться к этой гладкой горячей коже… не как массажист… а как… возбужденный мужчина…

Мои пальцы замерли в сантиметре от той самой грани, где начинался ее пышный бюст. Я видел, как напряглось все ее тело, как она затаила дыхание в немом, тревожном ожидании. Воздух стал густым, как мед, сладким и удушающим.

Нет, Орлов! Ты не животное! Хотя, глядя на эту картину, очень сложно в этом убедить собственный член… Так бы и съел эти сиськи! А потом трахнул! Или наоборот! Или всё вместе! Ааа, я не знаю!

— Хорошо, — сказал я, отрывая руки, будто обжигаясь. Голос прозвучал хрипло. — Теперь… перевернись. На живот.

Она медленно, словно в полусне, приподнялась. Полотенце соскользнуло с ее тела, и на мгновение, прежде чем она легла и я успел отвернуться, я снова увидел все: изгиб талии, мягкую линию бедер и ее грудь, пышную и тяжелую, упругую. Затем она устроилась на животе, положив голову на сложенные руки, а ее сочнейшая грудь расплюснулась под весом тела, превратившись в две соблазнительные мягкие подушки.

А после, когда я обернулся, налив в ладони новую порцию масла, я увидел их, ее ягодицы — округлые, сочные, идеальной формы, призывно выделяющиеся на глазах.

У меня перехватило дыхание. Я просто тупо замер, не в силах оторвать взгляд, чувствуя, как кровь с грохотом приливает к паху. Прошло несколько секунд тягостного молчания, пока мой взгляд против воли скользил вниз.

Тонкая шелковая лента ее трусиков терялась между ягодиц, и там, где ткань слегка скрутилась, угадывался соблазнительный контур — тот самый, заветный, желанный, скрывающийся в глубине её попки.

— Все нормально? — ее голос прозвучал приглушенно, из-под руки. — Ты не прикроешь… меня?

Я вздрогнул, словно ошпаренный.

— Да… да, конечно, — я сглотнул ком в горле и, стараясь не смотреть, набросил полотенце, прикрыв ягодицы, но оставив открытой зону поясницы. — Извини… задумался просто.

— О чем? — она спросила с хитринкой в голосе, слегка повернув голову, и я увидел уголок ее улыбки.

О твоей рукописи, пока смотрел на твою задницу, дорогая моя писательница, — пронеслось в голове. — О том, как ты описала сцену, где массажист входит в клиентку через «черный ход». И о том, как чертовски соблазнительно, наверное, выглядит этот самый «черный ход»…

— Так… — буркнул я, сжимая флакон с маслом так, что костяшки побелели. — Приступаем к спине.

Мля, а может, я смогу случайно увидеть её анус? Хоть немного? Хоть на секундочку? Надо только…

— Плечи… — попросила она, выбивая меня из фантазий. — Ужасно устали. От компьютера и от нервов.

Я встал у изголовья и положил ладони ей на плечи.

И вновь убедился.

Ее тело было иным — не таким, как у фигуристок, не высеченным из мрамора и стали. Оно было мягким, податливым, по-женственному округлым. Под тонкой бархатистой кожей трапеции были забиты знакомыми узлами стресса и усталости, но сама плоть уступала под моими пальцами, как теплый воск.

Она застонала глубже, когда я большими пальцами прошелся вдоль ее позвоночника, разминая паравертебральные зоны. Я усилил давление, работая основанием ладони, чувствуя, как напряженные мышцы медленно, нехотя, но поддаются, отпуская многодневное напряжение.

Она запрокинула голову, обнажив уязвимое горло, и беззвучно шептала что-то, когда я находил особенно болезненные точки, вжимаясь в них с упорством, рожденным отчаянием и желанием сделать хоть что-то правильно.

Вот он, единственный тип женщин, с которыми у меня, похоже, получается иметь дело, — горько мелькнула мысль. — Лежащие и безмолвные.

Но безмолвной Света была лишь на словах. Всё ее будто тело кричало.

Мой взгляд, предательский и неукротимый, снова и снова соскальзывал с ее спины вниз, к тому месту, где полотенце, наброшенное на ягодицы, лежало неровно, подчеркивая, а не скрывая их соблазнительную, пышную форму. Они были идеально округлыми, двумя упругими полусферами, которые, казалось, дышали в такт ее участившемуся дыханию. Каждая моя работающая мышца на ее спине отзывалась мелкой дрожью в этой соблазнительной плоти.

А по бокам, из-под ее собственного веса, выпирали мягкие, расплющенные бока ее груди, растекавшиеся по столу двумя соблазнительными лужами плоти. Это зрелище было даже более интимным, чем если бы она лежала на спине. И мое воображение, отравленное прочитанной рукописью, тут же нарисовало яркую, похабную картинку.

Мои большие пальцы, будто против моей воли, поползли от ее поясницы вниз, к верхнему краю полотенца, к началу той самой ложбинки. Жар, исходящий от ее тела, был почти осязаем. И тут мои пальцы замерли в сантиметре от той самой грани.

Затем, собрав всю свою волю в кулак, я медленно, почти с болью, убрал руки, ощущая, как они дрожат от напряжения и нерешительности. Стыд обжег мне щеки.

— На сегодня… думаю, хватит, — прошептал я, и голос мой сорвался на хрип. — Мышцы… уже неплохо проработаны. Дальше… лучше не рисковать.

Света медленно открыла глаза и повернула голову, чтобы посмотреть на меня.

— Спасибо, Алексей, — сказала она тихо, поднимаясь и присаживаясь на край кушетки. Ее щеки пылали румянцем, а на лице отражалась довольная расслабленность. — Ты… профессионал. И такой… чуткий.

Сказав это, она опомнилась и прикрылась полотенцем, но её движения не были резкими, и я всласть успел насмотреться.

— Не за что, — кивнул я, и, не в силах выдержать ее взгляд, чувствуя, как стыд и досада сжигают меня изнутри, отвернулся, делая вид, что убираю масла. — Надеюсь, помог.

— Очень… правда. — её голосок был тихим, почти мурлыкающим. — Ух… к такому можно и привыкнуть. Если ты не против, я бы… еще пришла как-нибудь.

— Конечно, — ответил я и слегка обернулся. Света уже одевалась. — Приходи, буду рад… помочь…

Я дождался, пока она полностью спрячет свое тело в одежду, и обернулся, поймал её взгляд, затем она улыбнулась и сказала:

— И ты не забывай обращаться, если что будет нужно.

Сказав это, она подмигнула, а в моей голове сразу пронеслась одна единственная мысль: «Боюсь, Света, моё обращение будет звучать как „можно облизать твои сиськи или ягодицы“, и не факт, что тебе такая просьба понравится, хотя… кто знает».

— Конечно, учту. — я кивнул, и она еще раз одарив меня своей мягкой приятной улыбкой вышла из кабинета.

Дверь захлопнулась, и я рухнул на стул, вжавшись в спинку. Ладони, пропахшие фруктовым маслом и ее телом, содрогаясь, поехали вверх по лицу. Воздух в кабинете загустел, став сладким и тяжелым, как сироп. В горле застрял ком, а в штанах — тупая, ноющая пустота, напоминание о несостоявшейся разрядке.

Выдержал, сволочь. Не сломался. Не сунул лицо между этих двух благоухающих холмов, не разорвал зубами эту дурацкую шелковую преграду…

Но триумфа не было. Была только вымотанность, будто я протащил на себе весь этот проклятый день. И щемящее, пошлое сожаление, что я все-таки не сунул. Ее стон, тихий и хриплый, все еще стоял в ушах. А в ноздрях щекотал сладкий и нежный аромат ее кожи, смешанный с терпким запахом возбуждения.

Я сидел, уставившись в одну точку на полу, и чувствовал, как по мне ползут ее взгляды — тот самый, полный понимания и какого-то своего, тайного удовлетворения.

Она получила то, что хотела. А я? Я получил еще один виток внутренней пытки.

И тут, как по какому-то дьявольскому наитию, в голове сама собой выстроилась обжигающая мысль:

Это было тяжело… — заключил я, а затем, оттарабанив пальцами по коленке, задумался: — Интересно, а Татьяна сейчас свободна?