Лед тронулся, тренер! Но что делать со стояком? 18+

Глава 14 Клеймо собственности

И что же мне делать? — задумался я, продолжая сидеть на стуле, уперевшись локтями в колени, а голову положив на ладони. — Идти к Татьяне? Нет уж, увольте, хватит на сегодня. Хотя… нет, увольнять не надо. Работа мне нужна. Но и тупо сидеть тут я не могу. Мне нужно двигаться. Что-то сделать, чтобы выветрить из головы эти мысли о Свете.

Млять, а её слова все-таки были приятными: «Профессионал. Чуткий». Хах, интересно, а может ли эта секретарша-писательница на самом деле втайне мечтать, чтобы я стал героем ее порноромана? А может, она остановилась на том месте, потому что ей нужно вдохновение? И для вдохновения она хочет использовать меня?

Что ж, я не против, конечно, но… млять, снова в голову лезут пошлые мысли!

Нет, пора проветриться, пройтись. Пускай меня и снова тянет к Татьяне, как к отличному варианту сбросить это напряжение в паху, но на сегодня мой лимит на унижения и пиздолизание уже исчерпан.

Хотя… кому я звизжу?

В этом месте лимиты действуют не по моим правилам, и есть ощущение, что это не я решаю, исчерпаны они или нет. Но сейчас… сейчас я должен придумать что-то другое, а не идти к ней.

Через минуту размышлений я вышел из кабинета, и коридоры «Ледовой Короны» поглотили меня.

Опустевшие, залитые неестественно ярким светом люминесцентных ламп, они казались декорациями к постапокалиптическому триллеру. «Одиннадцать месяцев спустя. Последний массажист на Земле блуждает по руинам цивилизации, одержимый призраками нетраханных клиенток». Мои шаги гулко отдавались в тишине. Да и сам я, казалось, был призраком, блуждающим тут по коридорам.

И, как положено призраку, меня потянуло в места, где обитала память. Первой на моем пути оказалась дверь в архив. Я открыл её, и она скрипнула, словно старая дверь в склеп. Внутри пахло пылью, старым деревом и застоявшейся славой. Полки ломились от кубков, статуэток и медалей. Лица юных фигуристок с выцветших фотографий смотрели на меня пустыми, восковыми глазами.

Смотрите, коллеги, — мысленно обратился я к ним. — Перед вами новый экспонат. «Homo Erectus Massagus». В простонародье — «стоячий массажист» или… «массажист со стояком». Особь мужского пола, находящаяся в состоянии постоянной готовности к размножению, усугубленном рабочими условиями.

Сколько тут было вообще массажистов до дяди Вити? Сколько таких же лохматых юнцов приходило сюда с мыслью подзаработать или же пощупать попки фигуристок и теряло здесь же остатки рассудка и спермы? И где все они теперь? Сидят в каких-нибудь подвалах и пишут мемуары «Мои годы в сумасшедшем доме на льду»?

Я усмехнулся этой глупой фантазии и пошел дальше.

Следующей была костюмерная, и моё дыхание снова застряло в горле от открывшегося вида — десятки блестящих, струящихся платьев висели на вешалках, как сброшенные кожи, как отголоски несостоявшихся балетов и невыполненных обещаний. Я провел рукой по самому красивому и яркому, украшенному пайетками. Ткань казалась холодная и острая, как ледяная крошка.

Вот оно, их второе тело. Облегающее, открытое, кричащее о сексуальности, которую здесь одновременно культивируют и подавляют. В каком из этих нарядов бывали Софья, Алиса или Ирина? И когда я смогу воочию увидеть их в этих костюмах?

Возбуждение, приглушенное усилием воли и остатками стыда, снова шевельнулось где-то глубоко, тупым, навязчивым уколом в паху.

Эй, дружок, успокойся ты уже, — мысленно одернул я себя. — Ты сейчас в храме спортивных достижений, а не в подсобке порностудии. Хотя… грань, честно говоря, кажется очень и очень тонкой.

Не выдержав этого мертвого великолепия, я ринулся дальше и попал в подвал. Царство техников, котлов и прачечной. Гулкое, пахнущее машинным маслом, хлоркой и мужским потом. Я стоял среди этих труб, чувствуя себя винтиком в огромном, бездушном механизме. Таким же винтиком, гайкой на побегушках, разница лишь в температуре и запахе. Внизу пахло реальностью. Наверху — больными фантазиями, завернутыми в дорогой парфюм и ароматизированные масла.

Адреналин от этой бесцельной прогулки, смешанный с остатками похоти, наконец перешел в чистую, несфокусированную ярость. И мне нужно было во что-то ее вложить. Выплеснуть.

Идеальный план, Орлов, — пронеслось в голове. — Побегал по коридорам, как придурок, теперь иди покачай мышцы. Может, хоть мозги на место встанут.

Я направился в тренажерный зал, включил свет. Пусто. Только я.

Начал с простых отжиманий, после перешел к подтягиваниям. Мускулы налились тяжестью, дыхание стало глубже. Спустя десять минут я взял гантели и сделал несколько подходов. Знакомая, предсказуемая работа. Никаких двусмысленностей. Поднял вес — хорошо. Не поднял — плохо. Всё просто.

Пот тек ручьями, но это была чистая, честная усталость. Я сел на скамью, глотая воздух. Сознание очистилось. Никаких пошлых мыслей, только приятная тяжесть в мышцах и ровный гул в ушах. Я смотрел в потолок и чувствовал себя просто человеком, который устал после тренировки. Не игрушкой, не призом. Почти цельным.

Но недолго музыка играла, недолго Леша танцевал. Потому что стоило мне закрыть глаза, как они вернулись. Все. С еще большей силой. И я понял простую и ужасную вещь: от себя не убежишь. Ни в дурацких блужданиях по чужим углам, ни в этом бесполезном спортзале. Демоны похоти сидят внутри. И самое поганое, что один из этих демонов — это я сам. Мое собственное, похотливое, слабое отражение, которое облизывается при виде любой попки и трепещет от властного приказа.

Словно зомби, я поднялся и побрел в комнату персонала, молясь всем богам, чтобы там никого не было. Нужен был глоток воды. Просто глоток воды. Просто передышка.

Судьба, как всегда, оказалась стервой с пугающим чувством юмора.

Дверь была приоткрыта. Я сделал шаг и замер на пороге, как мальчишка, подслушивающий под дверью родительской спальни.

За столом, в кресле, с царственной небрежностью сидела Татьяна Викторовна. В ее руке была фарфоровая чашка с дымящимся кофе, от которого тянулся тонкий аромат. Она была в той же одежде, но пиджак был снят и висел на боковинке диванчика, а тонкая рубашка мягко облегала торс, подчеркивая линию плеч.

Она подняла на меня взгляд, и в ее глазах, ясных и трезвых, вспыхнула знакомая, оценивающая искорка, от которой у меня внутри все привычно сжалось, а в паху предательски зашевелилось что-то теплое и налитое.

Ну вот, приплыли, Орлов. Антракт закончился, спектакль продолжается.

— Алексей, — её голос был ровным, спокойным, без единой нотки усталости, лишь с той самой, привычной мне, властной интонацией, которая вмиг сковывала мою волю. — Заходи. Как дела?

Всегда вот так. Начинает с милой улыбки и якобы безобидного, почти дружеского вопроса. Как будто мы не начальница и подчиненный, а старые приятели, случайно встретившиеся в баре.

— Всё хорошо, — буркнул я, пробираясь к кулеру и стараясь не смотреть на ее расслабленную, но от этого не менее опасную позу, на то, как мягкий свет лампы падает на ее шею, на плавный изгиб руки, держащей чашку, и, конечно же, на соблазнительный вырез на груди. — Просто хотел пить, — пояснил я и, будто в подтверждение, стал давить на кнопку, наливая в стаканчик воду из кулера. — Тренировался немного.

— В нашем спортзале? — она сделала небольшой, изящный глоток кофе, и я невольно проследил за движением ее горла, и сразу в голову полезли пошлые мысли. — Молодец… физическая нагрузка благотворно влияет на мужчин, но… редко снимает главное напряжение. — её взгляд, тяжелый и пронзительный, скользнул по моему лицу, выискивая, вычисляя, и затем, как ни в чём не бывало, она подмигнула, добавив: — Присаживайся.

И я медленно, словно идущий на эшафот, подошёл к дивану и опустился рядом с ней, чувствуя, как привычное, липкое напряжение снова накатывает волной, смывая кратковременное умиротворение после спортзала.

— Просто… после… эм… как вышел из твоего кабинета… нужно было проветрить голову, — честно признался я, отпивая воду, которая казалась безвкусной от запаха ее ароматного кофе. — Вот и…

— Мудро, — перебила она и мягко улыбнулась, но в уголках ее глаз собрались лучики насмешливых морщинок, после чего она поставила чашку на блюдце с нежным звоном. — А я вот встретилась с родителями Ирины, которые нас так некстати прервали, и наша встреча закончилась благополучно. Правда, было немного напряженно, но я сохранила лицо. И контракт. Как видишь, Алексей, у каждого своя битва. И… своя… награда. — последнее она произнесла с паузами, при этом смотря на меня намекающим и возбуждающим взглядом. Затем она помолчала, давая мне прочувствовать всю двусмысленность своих слов, а затем ее голос стал тише и интимнее. — Кстати, о наградах… — она произнесла это так, будто выпустила в воздух комнаты порцию нервно-паралитического газа. — Света выглядела необычно… расслабленной, когда я шла сюда, чтобы выпить чашечку кофе. Она была… сияющей, я бы сказала. Прямо-таки светилась изнутри. Неужели ты решил побаловать ее своими чуткими, профессиональными ручками?

Мля, она что, всё поняла с одного взгляда на неё? Или эта Света, сука, всё выложила? Вот же подстава!

Это был точный, выверенный удар ниже пояса, но нанесенный в самой что ни на есть бархатной перчатке. Она все видела. Все знала. Будто чувствовала каждую вибрацию в своем королевстве.

— Я… я просто сделал ей массаж, — попытался я парировать, вжимаясь в спинку. — Это моя работа… да и она выглядела уставшей, и когда…

— Работа, — повторила она, перебив меня, растягивая, и в ее бархатном голосе зазвучала чистейшая сталь. Она медленно, с кошачьей грацией повернулась ко мне и наклонилась ближе. — Но разве она тоже есть в твоем рабочем расписании? — она улыбнулась, но в этой улыбке я видел угрозу, опасность. — Я прекрасно вижу грань, где работа переходит в нечто… более личное. И мне интересно, Алексей… где же проходит эта грань для тебя? Со… Светой?

Её лицо остановилось так близко перед моим, что я почувствовал исходящий от нее теплый, плотный жар. Ее губы почти касались моих, а взгляд был такой, что я нервно сглотнул. Вся эта ситуация выглядела так, будто меня поймали с поличным и прямо сейчас допрашивали. А после допроса следовало неминуемое наказание.

— Я… там просто… — язык заплетался, и смотреть в ее насмешливые, всепонимающие глаза было невыносимо.

— Молчи, — ее рука легла мне на плечо, и длинные, ухоженные пальцы впились в потную, уставшую мышцу, а вторая ее рука легла мне на пах и крепко, болезненно сжалась вокруг члена. Боль была резкой, властной, почти что сладостной. Она пронзила меня, и я едва смог сдержать стон. — Встань.

Я послушно поднялся, и она, держа меня за член, а второй рукой, которую переместила с плеча на талию, подталкивая, поставила меня перед собой. И вот я оказался вплотную перед ней. Я был выше ее, но ощущал себя карликом, даже когда она сидела и я смотрел на неё сверху вниз. Мое сердце заколотилось где-то в горле. Я ненавидел ее в этот момент. И в то же время мое тело реагировало на нее с животной, постыдной готовностью.

Ну всё… она может делать со мной что захочет. — пронеслось в голове. — Я сдаюсь, всё это слишком приятно, слишком опьяняюще, слишком сексуально, и я слишком возбуждён.

— Ты мой, Алексей, — прошептала она так тихо, что я почувствовал шепот скорее кожей, чем ушами. Ее палец провел по моему вспотевшему животу, и я ощутил, как член набухает в ее другой руке, которая уже успела незаметно оказаться на моей молнии. — И я не собираюсь делить твоё… внимание. Ты разве этого еще не понял?

Я мог лишь кивнуть, глотая ком в горле. Мой взгляд прилип к ее пальцам, которые с мертвой хваткой впились в язычок молнии. Громкий, резкий звук — «зззззз» — разрезал тишину комнаты, и молния поползла вниз, обнажая мои трусишки перед ее властным взглядом. Ее рука тут же скользнула внутрь, и ее прохладные, уверенные пальцы обхватили мой уже возбужденный, твердый член.

— Так-то лучше… — выдохнула она, и в ее голосе прозвучало низкое, похотливое удовлетворение. — Гораздо лучше.

Она смотрела мне прямо в глаза, бездонные зрачки пожирали мое смятение, пока ее рука медленно, с мучительной неспешностью, выводила мой член на свободу через образовавшуюся щель в штанах. В этот момент я был так возбужден, что член прям пульсировал у нее в руке, а дыхание сбивалось в прерывистый, хриплый свист. Я постоянно сглатывал солоноватую слюну, предвкушая то, что должно было случиться.

И вот она, не отрывая пронзительного взгляда, наклонилась. Ее губы, влажные и мягкие, сомкнулись на головке, и мое тело выгнулось от внезапного, обжигающего наслаждения. Ее рот был невероятно горячим и влажным, а язык — проворным и настойчивым. Она засасывала ствол пениса глубоко, до самого горла, заставляя меня блаженно стонать, затем отпускала, играя лишь кончиком, облизывая уздечку такими быстрыми, виртуозными движениями, что темнело в глазах.

Одной рукой она продолжала крепко держать член у основания, контролируя каждую пульсацию, а пальцы другой впились в мое бедро, оставляя на коже болезненные, но сладостные следы. Звуки, которые издавал ее рот, — влажные, чавкающие, похотливые — оглушали сильнее любого грома. Она сосала его с такой жадностью, будто пыталась высосать из меня саму душу, и я уже был готов отдать ее, готов был кончить ей в рот прямо сейчас, но она, словно читая мои мысли, замедлялась, давая передохнуть, лишь для того, чтобы снова наброситься с новой силой.

Затем она отстранилась, и мой член с мягким, влажным звуком покинул ее гостеприимный, горячий ротик. Ее взгляд, темный и блестящий от возбуждения, скользнул по моему перекошенному от страсти лицу, и она медленно, с театральной неспешностью, начала расстёгивать пуговицы на своей шелковой блузке.

Одна. Вторая. И тонкая ткань расступилась, открыв взгляду кружевное бельё и ту самую сочную, пышную, соблазнительную грудь, которую я желал всеми фибрами души.

— Нравится вид? — ее голос был хриплым, сорванным от недавней работы ртом. — Видишь, какая награда ждёт тех, кто подчиняется. Я снова смог лишь кивнуть, не в силах вымолвить и слова. Мой язык будто прилип к нёбу. — У меня есть идея, — прошептала она, и ее губы снова оказались в сантиметре от моего члена, обдав его кожу горячим, влажным дыханием. — Вставь его. Хочу почувствовать твой твёрдый член между ними.

— К-куда? — заикаясь, выдавил я. Мозг к этому моменту уже полностью отключился, отказываясь обрабатывать информацию, все мое тело дрожало мелкой, предательской дрожью, а разум медленно сходил с ума от нахлынувших ощущений. И тут мой взгляд упал на дверь. Она была приоткрыта, в щели виднелся темный пустой коридор. Вспомнилась Света, ее возможное возвращение, да и любой другой сотрудник ведь мог войти… — Татьяна… дверь… — с трудом выдохнул я. — Вдруг кто…

Она рассмеялась, коротко и тихо, и в ее смехе было что-то хищное и безумное, отчего по коже побежали мурашки.

— Так даже интереснее, — ее глаза сверкнули опасным азартом. — Но ты не бойся, я всё контролирую. Ее уверенность и ее откровенное безумие были заразительны. Мой член, и без того напряженный до боли, пульсировал в такт бешеному ритму сердца, требуя продолжения. — Похоже, он не против, — она с удовлетворением окинула его влажным, блестящим взглядом, затем наклонилась и на мгновение, всего на секунду, снова обхватила его губами, скользнув кончиком языка по самой чувствительной части головки, по той самой капельке смазки, что выступила на вершине.

Разряд возбуждения, резкий, острый и пронзительный, тут же прошел от основания позвоночника до самого затылка, заставив меня вздрогнуть. Затем она выгнула спину, выставив грудь вперед еще сильнее, взяла мой член в свою прохладную, уверенную руку и прижала его к своей обнаженной коже, между упругими, пышными грудями. Второй рукой она обхватила мою ягодицу и властно подтолкнула меня вперед, проталкивая член в теплую, бархатистую ложбинку.

— Теперь… двигайся, — приказала она, и ее взгляд, горящий торжеством и похотью, впился в меня, лишая последней воли. Затем она переместила руки и, сжимая свою грудь с двух сторон, чтобы усилить давление, произнесла, глядя мне прямо в глаза, полным безраздельной власти: — Используй их. Используй мои сиськи. Добейся того, чего так отчаянно хочешь.

Ее слова прозвучали как последний щелчок замка, запирающий меня в этой порочной реальности. Я, не в силах сопротивляться, положил руки ей на плечи и потянул на себя, ощутив под тонкой тканью рубашки упругий изгиб, и одновременно с этим двинул бедрами. Первое движение было неуверенным, почти робким, но затем ритм захватил меня, стал навязчивым и неумолимым.

Черт, какая же она… — пронеслась в голове незаконченная мысль, когда мой член скользнул между ее грудей, по ее обнаженной коже, смазанный ее слюной и моим собственным возбуждением. — Боже… млять, как же приятно…

Это было невероятно тесно, горячо и порочно. Каждый раз, когда я входил в эту упругую, бархатистую ловушку, меня охватывало блаженное чувство, но одновременно с этим и где-то глубоко витало чувство тревоги попасться. Но ощущения от её груди, сжимающей член, такой идеальной — мягкой, но в тоже время упругой, давящей по бокам, будто сжимая член с каждым движением всё сильнее, не давая ни малейшей передышки от нарастающего чувства удовольствия.

— Да… вот так… — ее голос был низким, хриплым от сдерживаемого возбуждения. — Глубже, Алексей. Сильнее. Заставь мою грудь служить тебе!

Я ускорился, чувствуя, как каждое движение становится все более навязчивым, неумолимым. Это было не просто скольжение — это был ритуал подчинения, где ее тело стало алтарем, а мой член — жертвенным инструментом. Кожа ее груди была невероятно гладкой и горячей, а упругая плоть сжимала меня с такой силой, будто пыталась вобрать в себя. С каждым толчком я погружался в эту бархатистую тесноту, чувствуя, как головка члена проскальзывает между сжатых грудей.

— Да, именно так! — ее дыхание стало прерывистым. — Трахай их! Сильнее!

Я видел, как ее соски затвердели под тканью блузки, как густая краска залила ее щеки. В тоже время её пальцы впивались в мои ягодицы, но они не отталкивали, а притягивали ближе, направляя ритм. Взгляд ее темных глаз не отрывался от моего лица, ловя каждую гримасу наслаждения, каждое проявление потери контроля.

— Ты же этого хотел? — продолжала она, и в ее голосе зазвучали нотки торжества. — Хотел видеть, как твой член исчезает между моих грудей? Чувствовать, как они сжимают тебя?

— Да-а… — с трудом смог произнести я, пока мои бедра работали в унисон с ее дыханием.

Я чувствовал, как нарастает знакомое напряжение — тупая, сладкая тяжесть внизу живота, предвестник неизбежной разрядки. Но теперь я не торопился. Я наслаждался каждым мгновением этого порочного танца, каждым касанием ее кожи, каждым стоном, который вырывался из ее похабного рта.

— Не останавливайся… — прошептала она, и в ее голосе впервые прозвучала настоящая, неподдельная нужда.

Это стало последней каплей. Спазм пронзил меня, заставив выгнуться в дугу. Я прижал ее к себе, чувствуя, как мой член пульсирует между ее грудей.

— Кончай! Давай! — ее приказ прозвучал как выстрел, и она начала давить грудью сильнее. И в то же время то поднимать её, то опускать в быстром темпе.

И я не сдержался.

Я вжался пальцами в её плечи и замер. Горячие струи спермы начали вырываться с такой силой, что проникали глубоко в ложбинку между ее ходящими вверх-вниз грудями, заливая кожу под блузкой. Я чувствовал, как сперма заполняет каждую складку, и представлял, как она стекает по ее животу, оставляя влажные пятна на шелке и её коже. Это было одновременно унизительно и невероятно возбуждающе.

Я тяжело дышал, все еще чувствуя последние спазмы, когда ее рука легла на мой живот.

— Ну вот… — ее голос снова стал ровным, она замедлила движения, и начала массировать, будто разминать ствол пениса своими сиськами делая круговые движения. — Отлично.

Ох, чёрт…! — пронеслось в голове, и еще я выдал еще несколько выстрелов спермы между её сочных грудей. — Как же приятно…

В следующую секунду движения прекратились, и грудь перестала так сильно сжимать мой член. В следующий миг ее ладонь легла на мой живот, чувствуя под тканью влажную кожу и напряженные мышцы. Пальцы медленно, неспешно поползли вниз, к поясу моих брюк… и она начала выжимать остатки спермы, скользя пальцами по чувствительному стволу.

— Осторожно… — прошептал я, но она лишь усмехнулась.

Ее движения были методичными — она выжимала последние капли, словно завершая какой-то важный ритуал. Это было невыносимо и блаженно одновременно, и я понимал, что даже в этом финальном акте она демонстрировала свою полную власть надо мной.

Боже, о да… — промелькнуло в голове. — Что же она вытворяет…

Каждое прикосновение ее прохладных пальцев к моему воспаленному, гиперчувствительному члену заставляло меня вздрагивать и мысленно кричать от переизбытка ощущений. Ее пальцы продолжали скользить по еще пульсирующему стволу, выжимая остатки семени, которые я думал уже отдал ей полностью.

Черт… это слишком… — мысленно застонал я, чувствуя, как по коже бегут мурашки. Она выжимает из меня всё до капли, будто доит как коровку… А её грудь словно ведёрко… Бред, но, черт возьми, как это заводит…

Каждый сантиметр ее продвижения отзывался новой волной перегруженного наслаждения — странной смесью щекотки, легкой боли и остаточного удовольствия, от которого темнело в глазах и подкашивались ноги.

Я закусил губу до боли, чтобы не застонать снова, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Она делала это с таким видом, будто выполняла самую обычную процедуру — забрать у меня всё, до последней капли.

— Хва… тит… — хрипло выдохнул я, но она лишь усмехнулась в ответ, ее пальцы сжали чуть сильнее, выжимая из меня последнюю, прощальную пульсацию, заставляя мое тело содрогнуться в финальном спазме.

Затем, прежде чем я успел опомниться, она слегка оттолкнула меня и поднялась, и ее губы нашли мои. Это был не нежный поцелуй, а неожиданное властное, утверждающее прикосновение. Жесткое, требовательное. Ее язык тут же вторгся в мой рот, не оставляя места для сомнений или сопротивления, словно напоминание о том, что только что произошло.

Я ответил ей с той же яростью, в которой смешались ненависть, отчаяние и порочное влечение. Мои руки сами собой обхватили ее талию, прижимая к себе, чувствуя под тонкой тканью ее рубашки всю ту власть, что она надо мной имела. Она упиралась в меня бедрами, и сквозь ткань нашей одежды я чувствовал исходящий от нее жар — живое напоминание о только что пережитой близости, о той грани, что мы переступили, и о тех, что нам еще предстояло переступить.

Она разорвала поцелуй так же внезапно, как и начала. Ее взгляд скользнул вниз, на липкие белые пятна, растекшиеся по ее коже и испачкавшие шелк блузки, и на ее губах застыла легкая довольная улыбка.

— На сегодня… мы закончили, — сказала она, и в ее тоне прозвучала насмешка, смешанная с усталым удовлетворением хищницы, насытившейся игрой. — Приведи себя в порядок.

Она повернулась и быстро застегнула пуговицы, затем, схватив свой пиджак и накинув на плечо так, чтобы хоть немного скрыть то, что я натворил, с гордо поднятой головой и пятнами моей спермы на груди, как трофеями, вышла из комнаты. Ее каблуки отстучали по кафелю четкий, удаляющийся ритм, затем я услышал, как дверь захлопнулась. Этот глухой звук показался мне не случайностью, а расчетливым жестом, словно это закрылась не дверь комнаты персонала, а решетка клетки.

Она оставила меня одного в оглушающей тишине, где только гул в ушах смешивался с тяжелым ароматом ее духов, пота и секса. Воздух был густым, как сироп, и каждый вдох напоминал о только что случившемся. И да, чёрт возьми, часть меня — та самая, что только что дрожала от яростного наслаждения, — была совершенно не против.

Внутри бушевал странный, извращенный восторг, замешанный на злости и острой, как лезвие, признательности. Она… нашла во мне то, о чем я и сам не догадывался. Какой-то потаенный включатель, и нажала на него без зазрения совести.

Уголок моих губ дрогнул в подобии улыбки, и я подумал: «Ладно, Татьяна Викторовна. Хорошо. Ты выиграла». Я потянулся к своей ширинке и застегнул молнию с тихим, решительным «зззыык».