Лед тронулся, тренер! Но что делать со стояком? 18+

Глава 6 Запрещенный прием

На пороге появилась она — Алиса в плотных синих спортивных штанах, обтягивающих каждую линию ее стройных ног, и простой черной футболке, скрывающей, но не способной скрыть идеальные контуры ее торса. Сверху была накинута синяя олимпийка с эмблемой «Ледовой Короны», расстегнутая нараспашку.

— Спина. И левое бедро, — произнесла она, коротко кивнув, и ее лицо, как всегда, было безупречной холодной маской — фарфоровая кожа, лишенная и намека на эмоции, и пронзительные глаза цвета зимнего неба, в которых читалась лишь отстраненная сосредоточенность.

Она сняла олимпийку, повесила ее на спинку стула и легла на живот, заняла место на кушетке с той же плавной, отточенной грацией, будто восходила на трон.

— Принято, — кивнул я, стараясь, чтобы голос не выдавал внутренней дрожи. — Как… самочувствие?

— Хорошее, — был лаконичный ответ.

Я начал работу.

Первые десять минут прошли в гробовой тишине, нарушаемой лишь гулом вентиляции и звуком моего собственного дыхания. Я работал с ее спиной через ткань майки, чувствуя под пальцами знакомые каменные глыбы мышц.

Перейдя к бедру, я нашел тот самый зажим, следствие прошлогодней травмы. Работал тщательно, методично, вкладывая в пальцы всю свою концентрацию. Ее кожа под тканью была горячей, почти обжигающей.

И эта попа… нет, не смотреть на попу! Попа нельзя! Бедра! Только бедра!

Прошло еще минут пять, и тут я осознал — штаны серьезно мешают.

Я… не могу качественно проработать мышцы бедра, не чувствую мельчайших спазмов.

Сделав паузу и собравшись с духом, я произнес максимально профессиональным тоном, каким только мог:

— Алиса, для более качественной проработки мышц бедра и таза… я рекомендую снять… штаны. Плотная ткань ограничивает доступ и не дает возможности для… глубокого воздействия.

Она замерла. Ее холодные глаза, казалось, просверлили меня насквозь, оценивая не только мои слова, но и скрытые мотивы. В воздухе повисла напряженная пауза, длившаяся, как мне показалось, вечность.

— Полотенце, — наконец произнесла она.

Я кивнул и, схватив полотенце со шкафчика, протянул его ей.

Она плавно поднялась, расстегнула и сняла спортивные штаны с той же бесстрастной эффективностью, как, казалось, и всё, что она делала.

Алиса обернула полотенце вокруг бедер и, прикрыв ягодицы, снова легла.

Охренеть… ноги… у нее просто божественные ноги… Длинные, с идеальной рельефной мускулатурой, и эти чертовски сексуальные ляжки… И попа, хоть и прикрытая, но я ведь заметил, какая она упругая, красивая и соблазнительная… Так и хочется целовать её ягодицы до конца жизни, то одну… то другую…

О-о-о, боже…

Млять, Орлов, хватит! Ты членосувал…! Ой, то есть профессионал!

— Так лучше? — спросила она, и в голосе послышалась едва уловимая насмешка, будто она читала мои мысли.

— Несоизмеримо, — выдавил я, чувствуя, как по спине бегут мурашки, а в горле пересыхает.

Да уж, несоизмеримо — это мягко сказано. Теперь я вижу эти ноги во всей красе, и мой друг в штанах явно оценил вид больше, чем следовало бы.

Я продолжил массаж, и разница действительно была колоссальной. Теперь я мог работать с каждой мышцей бедра, чувствуя малейшие спазмы и уплотнения. Мои пальцы скользили по ее коже, разминая напряженные участки.

Боже, какая же у нее гладкая кожа… И эти икры… настоящая фигуристка. Так хочется укусить… Нет, Лёха! Нельзя! Держи зубки во рту!

Когда я перешел к внутренней поверхности бедра, сердце заколотилось чаще. Вот же черт, тут так близко ко всему самому интересному… Я работал максимально аккуратно и профессионально, но не мог не заметить, как ее тело иногда непроизвольно вздрагивало под моими прикосновениями.

Интересно, это чисто физиологическая реакция или… Нет, бред, это же Алиса, она из льда сделана. Тут не мои руки нужны, а целый ледокол…

В какой-то момент, прорабатывая зону у подвздошного гребня, я снова оказался опасно близко к той самой соблазнительной границе, где бедро переходило в упругий изгиб ягодиц, смутно угадывающихся под полотенцем.

Но я не отдернул руку, наоборот, продолжил профессиональные, и настойчивые манипуляции. Сердце колотилось так, будто хотело выпрыгнуть из груди. Ее тело на мгновение замерло, и мне показалось, что ее дыхание на секунду сбилось.

Или померещилось? — подумал я, но она не подала и вида, но в воздухе повисло невысказанное напряжение, густое и сладкое. — Черт, а что, если она на самом деле не такая уж ледяная? Что, если под этой холодной оболочкой скрывается… Ай, неважно! Работай, дурак!

Когда сеанс был полностью закончен, она не сразу поднялась. Несколько секунд она просто лежала, словно прислушиваясь к новым ощущениям в своем теле, позволяя себе насладиться непривычной легкостью.

Затем, с той же королевской грацией, она поднялась, и на мгновение я вновь увидел её сладенькую попочку, затем она в спешке прикрылась полотенцем и повернулась ко мне.

Ее взгляд был все так же непроницаем, но в уголках губ таилась едва заметная тень чего-то, что можно было принять за… удовлетворение.

— Спасибо, — сказала она. И, после ощутимой паузы, добавила: — Становится… лучше. Намного…

Для Алисы Захаровой это была настоящая ода. Она не смотрела на меня с вызовом или холодным любопытством. Она просто констатировала факт. Факт моей профессиональной полезности.

И в этом был огромный, возбуждающий шаг. Мне хотелось слышать похвалу от неё еще и еще.

Она отвернулась, надела штаны и олимпийку, затем вышла, оставив после себя лишь легкий шлейф морозного аромата и странное чувство — смесь гордости за хорошо сделанную работу и щемящего разочарования, что на этом всё и закончилось.

Ну что ж, — подумал я, глядя на закрывшуюся дверь. — Кажется, я только что сделал массаж самой прекрасной паре ног в мире. И мой член, кажется, был полностью с этим согласен.

Черт, как же теперь работать с Ириной, когда все мысли только об этих ногах…

Да, следующей была Ирина, и после утренней неловкой встречи в спортзале я не знал, чего ждать. Предупреждение Софьи о том, что тихая Ирина — самая опасная, звенело в ушах, словно набат. Эта девушка была как граната с выдернутой чекой — никогда не знаешь, когда рванет.

Млять, Лёха, а ты конспекты по патофизиологии посмотрел? — вдруг предательски вернулось в голову. — Нет, конечно… вместо гистологии срезов теперь я изучаю анатомию фигуристок. Профессор Шевченко… если б он только знал, на что я трачу знания, полученные на его лекциях, наверное, сам бы вызвал дядю Витю для воспитательной беседы.

А экзамены… они ведь начнутся через пару недель, а я тут… А что я тут, собственно? А я тут зарабатываю на общагу, чтобы потом не учить конспекты на улице, живя в какой-нибудь коробке…

Пока я ждал Ирину, мне пришлось срочно прибираться после Алисы. Простыню — в стирку, пол протер, масла расставил по полочкам.

Вот она, реальная подготовка к сессии — наводить порядок в массажном кабинете после ледяной богини.

А может, стоит конспекты сюда принести? Повторить латынь, глядя на эти… эм-м-м… сладкие булочки. Нет-нет, плохая идея. Совсем плохая.

Через положенные полчаса… правда, с опозданием в пару минут дверь открылась.

Ирина вошла, не поднимая глаз, и, небрежно скинув олимпийку, молча улеглась на кушетку на спину, скрестив руки на груди в явно защитной позе.

На ней был открытый топ, практически не отличающейся от вчерашнего бюстгальтера из-за своего выреза, и спортивные штаны, обрисовывавшие каждую линию ее упругих бедер и плоского живота.

— Плечи? — спросил я, чувствуя, как нарастает напряжение. Воздух снова стал густым, как кисель, от невысказанных слов и припрятанных воспоминаний.

— Ага, — односложно бросила она в потолок, избегая моего взгляда. Ее голос прозвучал тихо, почти несмело.

Я улыбнулся и начал работу. Она лежала неподвижно, но все ее тело было натянуто, как струна, готовая лопнуть. Ни шуток, ни колкостей, ни даже саркастических усмешек. Эта тихая, смущенная Ирина была куда страшнее своей дерзкой версии. Ее молчание было оглушительным, давящим.

Ну и дела, — пронеслось в голове. — Превратилась в мышку. И от этого еще хреновей. Раньше хоть знал, чего ожидать — подколов и похабщины. А теперь что? Жди подвоха… Хотя бы до экзаменов дожить…

Я работал с ее плечами, трапециями. Мышцы были упругими, но не каменными, как у Алисы. Я сразу подумал, что она явно отлынивает от упражнений по сравнению с той льдышкой.

Когда мои пальцы приблизились к зоне возле ключиц, к началу большой грудной мышцы, я почувствовал, как ее дыхание стало сбивчивым. Она непроизвольно вцепилась пальцами в край стола, и ее костяшки побелели.

Я тут же поспешил отвести руки к более безопасным зонам, как будто обжегся.

Черт, да она вся изнутри дрожит, — пронеслось в голове. — И после вчерашнего… моего… э… самоуправства с ее грудью… она, видимо, теперь боится, что я снова полезу, куда не стоит? Или… ждет этого?

Я пытался вести себя сугубо профессионально, но каждый мой взгляд, случайно скользнувший по ее ногам в обтягивающих штанах или по изгибу талии, заставлял кровь приливать к щекам. Она была чертовски привлекательна в своей уязвимости, и это сводило с ума сильнее любой ее наглости. Мой член, уже взволнованный после сеанса с Алисой, начал наливаться кровью, предательски выдавая мой интерес к её персоне.

Соберись, Орлов! — сурово сказал я сам себе. — Не ведись на эту скромность! Вспомни таблицу ферментов поджелудочной железы! Трипсин, химотрипсин… амилаза… Блин, не помогает!

Я перешел к массажу рук, стараясь сосредоточиться на мышцах, а не на том, как обтягивающий топ подчеркивает каждую линию ее торса. И тут я заметил нечто странное. Пока я работал с ее левой рукой, ее правая рука лежала на животе. И пальцы… ее пальцы слегка, почти незаметно, шевелились, касаясь ткани штанов низко на животе, совсем рядом с той самой запретной зоной.

Что она делает? Она что, мастурбирует? — у меня тут же перехватило дыхание от этой мысли. — Неужели… ей невмоготу? — ехидно подумал я. — Не могу поверить! Да она сама не знает, чего хочет! То ведет себя нагло, дразнит, закидывает намёками, то, млять, становится стесняшкой, но при этом свою киску натирает!

Я продолжил массаж, но теперь уже следил за ней краем глаза. Да, ее пальцы действительно скользили по ткани опасно близко к промежности, едва касаясь, будто невольно.

Она старалась делать это незаметно, но я видел это легкое, почти судорожное движение. Ее дыхание снова участилось, а на щеках выступил румянец.

Неужели? Неужели мне не кажется? — удивлялся я. — Вот оно что… — в голове что-то щелкнуло. — Она не боится! Она возбуждена! Вспоминает вчерашнее! И похоже… просто сама не знает, как себя вести.

Жар разлился по моему телу. Вид ее смущения и тайного возбуждения был порочнее любой откровенной провокации. Мой стояк стал просто болезненным. Я чувствовал, как теряю контроль.

— Всё… хорошо? — спросил я, и мой голос прозвучал хриплее, чем я планировал.

— Да…

— Нужно поработать с грудными мышцами… более активно, там… в спортзале я заметил…

Она замерла, ее глаза широко распахнулись. В них читалась паника, но и что-то еще… предвкушение?

— Хорошо, — перебила она меня. — Если нужно, то… начинай…

Ее грудь под топом напряглась, соски выступили против тонкой ткани. И я тут же налил новую порцию масла на руки. Они дрожали.

Ох… последнее предупреждение, Орлов! Не делай этого! Сейчас она крикнет, убежит, и тебя вышвырнут отсюда пинком под зад, а ты останешься без денег, без общаги и без этих вкусненьких попочек! Вспомни про бездомность, идиот! Про дом-коробку!

Но я уже не мог остановиться. Вид ее беспомощности, ее тайного желания сводил с ума.

Мои руки снова легли на ее плечи, и я начал медленно, плавно спускаться к грудным мышцам. Она зажмурилась, ее губы приоткрылись. Когда мои пальцы оказались в сантиметре от ее груди, она резко вдохнула.

И в этот момент… ее собственная рука вдруг дернулась вниз, и ладонь прижалась к самой промежности, с силой, которая не оставляла сомнений — это не случайное движение.

— Уумх! — вырвалось у нее, и она вся задрожала, а затем резко открыла глаза.

Мы смотрели друг на друга в течение вечности, застывшие в этом непристойном, порочном моменте. Ее лицо пылало от стыда, но в глазах плескалась такая животная, неконтролируемая похоть, что у меня перехватило дыхание.

Она увидела мой взгляд, мое откровенное желание, плескающееся в глазах, и это, кажется, вернуло ее к реальности. Стыд затмил все остальное.

— Я! — выдохнула она, отшатнувшись, и села на кушетке, едва не падая. Затем она на мгновение бросила взгляд на меня и скользнула им от лица по груди вниз и на миг остановилась ниже пояса. Ее глаза вспыхнули удивлением, а сладкие губки распахнулись в немом выкрике, затем она резко отвернулась и, вставая, сказала: — Я… мне нужно…

Она не закончила фразу и, схватив свою одежду, пулей вылетела из кабинета, оставив дверь распахнутой. А я остался стоять, тяжело дыша, с бешено колотящимся сердцем и с таким стояком, что, казалось, он прорвет ткань штанов.

В воздухе витали ее запах, ее смущение и ее неутоленное желание.

Что, черт возьми, только что произошло? — лихорадочно думал я. — Она сама… и я…

Стоп… не может же быть, что она кончила? Прямо здесь, под моими руками, почти не прикасаясь к себе? Она… она так возбудилась? От… моих прикосновений? Боже, я сейчас сам кончу от одной этой мысли!

Софья была права. Тихая Ирина оказалась опаснее, чем я мог предположить. Она играла в какую-то свою игру, правила которой мне были неведомы.

И я, кажется, только что проиграл первый раунд. Или выиграл? Черт, я уже ничего не понимаю.

Чтобы прийти в себя и убить время до обещанного визита Татьяны, я с яростью принялся за уборку. Выбросил использованную простыню, протер стол и раковину до блеска, разложил инструменты с педантичной точностью, достойной лучших хирургических отделений.

Вот, надо бы и в общаге так прибраться. И за конспекты взяться. Но как засесть за эти дурацкие конспекты, когда тут на тебя смотрят такие глаза, такие ноги, такие си…

Размышления прервал четкий, властный стук в дверь. И прежде чем я успел ответить, на пороге, очертив собой весь проем, уже стояла Татьяна Викторовна. На ней был тот самый обтягивающий синий тренировочный костюмчик, в котором я видел ее утром в зале. Ткань подчеркивала каждый изгиб ее мощного, но женственного тела — плечи, грудь, бедра. Выглядела она еще опаснее, еще соблазнительнее.

— Алексей, — ее голос был ровным, но взгляд… Ее взгляд был тем самым, от которого кровь стынет в жилах и тут же вскипает. Она вошла, прикрыла за собой дверь и щелкнула замком. Звук прозвучал как выстрел. — Я тоже за массажем. Освободился? — она хитро улыбнулась.

Сердце у меня упало куда-то в ботинки и тут же оттуда выпрыгнуло, устроив сальто-мортале.

«Массаж».

После вчерашнего это слово звучало как сладкий и опасный код, от которого по спине побежали мурашки, а в паху все сжалось в тугой, болезненный узел ожидания.

Боже, она снова здесь. В этом проклятом-благословенном кабинете. И смотрит на меня так, будто я ее личная игрушка, которую она вот-вот сломает от удовольствия.

Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова, чувствуя, как по спине бегут мурашки, а в горле пересыхает.

Она обвела кабинет властным взглядом, будто проверяя свои владения, затем медленно, с той самой хищной грацией, подошла к массажному столу и с легкостью, почти невесомо, уселась на него посередине, как на трон.

Затем медленно, не сводя с меня горящих темных глаз, раздвинула ноги. Ткань спортивных штанов натянулась на ее бедрах, подчеркивая каждую линию ее мощных, соблазнительных ног.

— Ноги, — скомандовала она тихим, властным голосом, не оставляющим места для сомнений. — Разомни как следует. После тренировки по ним будто самосвалом проехались.

Ох, эти ноги… эти чертовски соблазнительные ноги, которые сейчас будут в моих руках…

С тяжелым дыханием и гулко стучащим сердцем я подошел.

Она тут же слегка отстранилась назад, уперев ладони в стол, давая понять, что начинать нужно все же с профессиональной части… или своего рода прелюдии.

Мои руки дрожали, когда я прикоснулся к ее икрам через тонкую ткань штанов. Мышцы под ней были упругими, живыми, знакомыми.

О боже, какая же у нее кожа… гладкая, горячая, будто дорогой шелк… — пронеслось в голове, а следом, когда на глаза попалась её промежность, я тут же осознал. — Млять, а я ведь совершенно не помню, как выглядит её киска… прям совсем…

Неужели вчера я был так увлечен, что не смог всё рассмотреть и запомнить?

С этой последней мыслью, засевшей в голове, я начал разминать ее икроножные мышцы, чувствуя под пальцами крепкие узлы напряжений.

Она тихо, глубоко вздохнула, и ее тело стало начало понемногу расслабляться под моими руками. Но это было лишь затишье перед бурей, я это знал.

Черт, она так близко… ее запах… — дорогие духи смешивались с легким запахом пота, и это сводило меня с ума… — Вот черт, а ведь у нее и правда ноги… божественные. И сильные, рельефные, и эти лодыжки…

О-о-о-о… млять, Лёха, ты же должен мышцы разминать, а не глазеть на лодыжки, как извращенец! Вдруг она подумает, что ты футфетишист какой-нибудь!

Через несколько минут, когда я уже успел увлечься массажем, она внезапно положила руку мне на волосы — сначала почти нежно, но затем ее пальцы скользнули вперед, к затылку, и легким, но безошибочно властным движением притянули мое лицо ближе, вжав его в теплую ткань между своих ног и заставив опуститься на колени.

— Ммм… Алексей, — прошептала она, и ее голос прозвучал приглушенно, пока я упирался носом в ее промежность, вдыхая тот самый терпкий, соблазняющий аромат ее возбуждения, смешанный с легким запахом дорогого и приятного парфюма.

О боже… — пронеслось в голове, и мой член тут же болезненно напрягся, оттянув ткань брюк, а мои пальцы вжались в её упругие сильные бедра. — Этот запах… пьянящая смесь ее тела и духов… сводит с ума. Так т хочется… оказаться внутри неё…

Затем, так же внезапно, ее пальцы сжались в моих волосах, и она грубо оттянула мою голову назад, лишая меня этого опьяняющего контакта. После Татьяна плавно наклонилась, и наши взгляды встретились — ее глаза, темные и бездонные, смотрели на меня с таким весом скрытого смысла и обещаний, что у меня перехватило дыхание.

— А теперь… — ее голос был тихим, но каждое слово прожигало воздух, заставляя мое сердце биться чаще, — та самая часть, ради которой я пришла.

Она медленно, не сводя с меня горящего взгляда, поднялась с кушетки, встав прямо передо мной, все еще стоявшим на коленях. Ее руки скользнули по ее бедрам, подчеркивая их округлость, а затем одним отточенным, почти ритуальным движением она сбросила спортивные штаны на пол.

Боже… эта тонкая полоска кружева… она прячет то, о чем я мечтал, казалось, всю жизнь!

Мой член напрягся еще сильнее, пульсируя в такт бешеному сердцебиению. Я не мог оторвать глаз от того, как темное кружево контрастирует с ее кожей, как оно подчеркивает пышные, соблазнительные формы ее бедер.

Черт, она знает, что делает… эта пауза… эта демонстрация…

Взгляд ее не дрогнул под моим пристальным, замершим в одной точке. Она, не торопясь, подняла руки, подхватила край футболки и сняла ее через голову, отбросив в сторону.

Теперь передо мной предстала она во всей своей зрелой, могущественной красоте — в одном лишь черном кружевном белье.

Мои глаза в спешке пробежали по ее линии плеч, пышной груди, упругому животику и остановились на тонких кружевных трусиках, которые так откровенно обтягивали ее лоно, лишь намекая на скрытые под ними сокровища.

Она снова уселась на край кушетки и медленно, демонстративно вновь раздвинула передо мной свои ноги, а ее взгляд стал еще более интенсивным, горя темным, недвусмысленным огнем чистейшей похоти.

Вот они… эти чертовски сексуальные трусики… они такие тонкие, что я почти вижу очертания ее половых губ сквозь кружево… Они выглядят такими пухлыми, вкусными, налитыми… готовыми раскрыться. И этот влажный след на ткани… она уже вся мокрая для меня…

Мое дыхание перехватило, когда я разглядывал каждую деталь — как кружевная резинка впивается в ее полные бедра, как ткань натянута над ее бугорком… — Она вся пылает… и я чувствую этот жар даже на расстоянии… Хочется сорвать это кружево зубами… вдохнуть ее аромат полной грудью… прикоснуться языком к той самой капельке влаги, что проступила на ткани…

Ее глаза говорили мне всё — она видела мой голод, мою животную потребность, и ей это нравилось. Нравилась эта власть, эта пытка ожиданием.

— Вчера… мне так понравилось. Неожиданно. Приятно, — она сделала паузу, давая словам просочиться в сознание. — Я всю ночь и всё утро думала об этом. О твоем языке… у меня между ног. О твоих руках. Я хочу еще. Ты не против?

Боже, она говорит это так прямо… Так развратно… У меня кружится голова…

От такой прямоты, обрушившейся на меня посреди рабочего дня, у меня перехватило дыхание. Я стоял как вкопанный и мог только кивнуть, ощущая, как кровь бьет в висках, а по телу разливается жар. Мой член, мгновенно отозвавшись на ее слова, напрягся и встал уже на максимум своего размера, и уперся в ткань брюк, пульсируя в такт бешеному ритму сердца.

Она улыбнулась шире, довольная моей немой реакцией, ее губы изогнулись в сладострастной улыбке.

— Прекрасно.

С тяжелым дыханием и гулко стучащим сердцем я подошел и опустился перед ней на колени. Ковер мягко принял мой вес. Она ловко, одним движением, снова, как и в прошлый раз, отодвинула в сторону тонкую ткань своих кружевных трусиков.

Передо мной снова открылся вид на ее ухоженную, зрелую киску. Аккуратная темная шевелюра, влажные, приоткрытые, уже набухшие губы ее вагины, казалось, дышали жаром и ожиданием. От нее исходил терпкий, животный аромат возбуждения, смешанный с легким цветочные ноктки ее духов.

Боже, — пронеслось в голове, — она действительно королева. И она снова позволяет мне, простому смертному, прикасаться к своей самой сокровенной святыне. Это невероятно возбуждает.

Я наклонился и прикоснулся губами к ее клитору. Сначала легко, почти благоговейно, просто ощущая ее тепло, влажность и тот самый пьянящий аромат. Она вздохнула — низко, глубоко, почти стонуще, — и ее бедра дрогнули, слегка подавшись навстречу моему рту, приглашая, умоляя. Ободренный, я начал ласкать ее языком — скользя, кружа, входя внутрь, находя тот чувствительный, уже набухший бугорок и посвящая ему все свое внимание. Ее вкус, солоноватый, пряный, с легкой кислинкой, однозначно женский и дико возбуждающий, сводил с ума. Ее тихие, сдавленные стоны, которые она, казалось, старалась сдержать, перерастали в прерывистое, хриплое дыхание.

— Да… вот так… — прошептала она, и ее пальцы впились в мои волосы.

Возбуждение захлестывало меня с новой, неистовой силой, волнами, от которых темнело в глазах. Кровь пульсировала в висках и в паху, где мой член, твердый как камень, отчаянно требовал внимания. Как и в прошлый раз, я не удержался и одной дрожащей, потной рукой потянулся к своей ширинке, к тому самому месту, где пульсировала и ныла моя собственная плоть, жаждущая свободы и ласки.

Но в этот раз она была начеку. Ее пальцы, до этого лежавшие в моих волосах, резко сжались, и она дернула мою голову назад, заставляя меня встретиться с ее горящим, властным, полным похоти взглядом. Ее глаза были темными безднами, полными животного желания и абсолютной власти надо мной.

— Нет, — ее голос был тихим, но стальным, не терпящим возражений, хриплым от возбуждения. — В этот раз не смей. Я хочу, чтобы ты сосредоточился только на мне. Только на моем удовольствии. — В ее глазах читался не только приказ, но и дикий азарт, сладострастное удовольствие от тотального контроля, от моей муки и моего подчинения.

— Но я… я не могу… — попытался я возразить, задыхаясь от возбуждения, от ее близости, от этого пьянящего запаха ее тела, который заполнил собой все мое существо.

— Я сказала нет, — повторила она, и в голосе зазвучали опасные, влажные нотки похоти. Все еще держа меня за волосы, она снова притянула мое лицо к своей промежности, прижимая его с такой силой, что я почти задыхался, тонув в ее влаге, ее аромате, ее сущности. — Делай свое дело. И делай его хорошо. Доведи меня.

И я сдался. С рабским восторгом, с отчаянием затравленного зверя, но и с дикой, порочной страстью, я продолжил ласкать ее языком. Я пил ее, я поклонялся ей, я хотел довести ее до края и бросить в бездну наслаждения, доказав свою преданность. Я входил в нее глубже, ласкал клитор быстрее, язЫком и губами, чувствуя, как ее тело отвечает мне все более бурной дрожью, как ее внутренние мышцы сжимаются вокруг моего языка.

Ее стоны стали громче, менее сдержанными, переходя в откровенные, хриплые крики наслаждения.

— Да! Да, вот так! Глубже!

Тело ее затрепетало, бедра начали двигаться в такт моим ласкам, дико, неистово, подчиняясь первобытному ритму. И она внезапно громко, сдавленно, почти животно вскрикнула, ее оргазм накатил мощной, сокрушительной волной, заставив все ее тело выгнуться и затрястись в конвульсиях. Ее бедра сомкнулись вокруг моей головы, прижимая меня к ее горячей, трепещущей, извергающейся плоти так сильно, что у меня потемнело в глазах, и я почти потерял ориентацию в пространстве. Существовала только она, ее сокрушительное, всепоглощающее наслаждение, ее крик, ее вкус на моих губах, и я, был его причиной и свидетелем.

Она откинулась назад, тяжело и прерывисто дыша, ее грудь вздымалась, на лице застыла гримаса блаженного истощения. Несколько секунд она просто приходила в себя. Ее тело все еще подрагивало от пережитого, а затем легким, но уверенным толчком ног она отодвинула меня от себя.

Я отстранился все еще будучи на коленях, совершенно разбитый, опустошенный, пьяный от ее наслаждения, и одновременно переполненный странными, дикими чувствами — похоти, унижения, преклонения.

И тут она медленно, с кошачьей грацией, подняла ножки, ее босые ступни направились ко мне ниже пояса, и ее властный, удовлетворенный взгляд упал на мой член, который, несмотря ни на что, все еще напряженно, болезненно и требовательно торчал из расстегнутых штанов, влажный и пульсирующий.

— Теперь твоя очередь… Алексей, — прошептала она хрипло, облизнув верхнюю губу кончиком язычка, и в ее глазах заплясали знакомые хищные огоньки, обещая новую порцию сладостной пытки.