Лед тронулся, тренер! Но что делать со стояком? 18+

Глава 17 Между льдом и пламенем

Стук в дверь отзвучал, оставив после себя гулкую тишину.

— Входите, — выдавил я, и дверь отворилась бесшумно.

В проёме, словно призрак, материализовалась Алиса. Каждый её следующий шаг внутрь кабинета был отмерен, а каждый взгляд подконтролен. Но всё равно что-то было не так. Казалось, это была не та Алиса, что лежала у меня на столе вчера, сжавшись в комок молчаливого напряжения. И уж точно не та, которую я застал… ну, в процессе личной «разминки». Это была версия 3.0: Ультра-контроль.

Лицо — всё тот же бесстрастный фарфор, но под глазами лежали синеватые тени, а губы были сжаты так плотно, что почти исчезли. Она не смотрела на меня. Её взгляд, холодный и острый, как шило, был направлен куда-то в район моей грудины, будто она изучала анатомический атлас, нарисованный на моей футболке.

— Здравствуйте, — сказала она. Голос — ровная, монотонная волна, без единой эмоциональной ряби. Но в этой ровности сквозила такая сверхконцентрация, что воздух вокруг неё будто густел.

— Здравствуйте, Алиса, — кивнул я, отрываясь от стула.

Внутри всё ёкало, но уже не от страха, а от гипер-интереса: что же будет дальше? Что я увижу? Ледяной монолит? Или монолит с тайной трещиной?

— Проходи. — произнёс я и направился к шкафчику с маслами, затем, не оборачиваясь, спросил: — Как ноги? После вчерашнего, наверное, гудит всё.

Я нарочно сделал акцент на «вчерашнем». Пусть сама решает, о чём я думаю: о пропущенном вечернем сеансе или о… её вчерашней «активности». Она же едва заметно замерла, всего на долю секунды. Её взгляд дёрнулся, метнулся к моим глазам и тут же, словно обжегшись, отскочил обратно к изучению воображаемого атласа.

— Напряжение есть, — ответила она, сводя весь диалог к констатации факта. — В левой икре.

— Ясно, — сказал я, выбирая масло. Лаванда или ментол? Лаванда, она успокаивает, а ей это сейчас явно нужно. — Раздевайся до белья, ложись на живот. — произнёс я, обернувшись. — Сегодня сосредоточимся на ногах.

Она повернулась спиной, и её движения по снятию одежды, казалось, были лишены даже намёка на женственность. Чистая функциональность: футболка на стул, штаны аккуратно сверху.

На ней остались практичные чёрные спортивные трусы и такой же топ. Никаких кружев, никаких намёков. Боевая экипировка для ледового фронта.

Когда она улеглась на кушетку, её спина напоминала не расслабленное тело, а архитектурное сооружение. Каждая мышца была чётко очерчена, каждая лопатка лежала ровно, но под этой идеальной картинкой чувствовалась такая статичная напряжённость, будто внутри у неё был стальной стержень, раскалённый докрасна.

Интересно… о чём она сейчас думает? — задумался я сам и налил масло в ладони.

Запах лаванды вступил в странную дуэль с её холодным, чистым ароматом — чем-то вроде морозного воздуха и дорогого мыла. В следующую секунду мои руки легли на её ледяные лодыжки, и кожа была действительно холодной, будто её только что принесли с катка.

— Постарайся расслабиться, — сказал я, начиная плавные движения. — Иначе будет только хуже.

— Я расслаблена, — последовал мгновенный, безжизненный ответ.

Враньё! — тут же пронеслось в голове, и я даже чуть не фыркнул вслух, но сдержался и вместо этого просто усилил нажим.

Работа закипела.

Её икры казались не просто уставшими — они будто были сплетены из бетона и колючей проволоки. Я находил узел за узлом, триггер за триггером. Она не издавала ни звука. Её дыхание было настолько ровным и контролируемым, что становилось даже жутковато.

Мы словно участвовали в немом соревновании на выносливость.

Да уж… ей явно нельзя пропускать сеансы массажа с такими-то мышцами. Тут работать и работать… нужна минимум неделя, чтобы привести их в норму, и это еще не учитывая, что она постоянно будет их напрягать во время тренировок.

Я продолжал массаж еще где-то пять минут, успел подняться выше, и вот на правой икре, под самым выступающим местом, мои пальцы наткнулись на нечто странное. Не на просто зажим, а целую крепость из спазмированных волокон.

— Вот тут, — констатировал я. — Глубокий спазм. Микронадрыв, если не хуже. Чувствуешь боль? — в ответ молчание, но её нога под моей ладонью, под пальцами, давящими на участок, дёрнулась — крошечное, предательское судорожное движение. — Придётся поработать… серьёзно поработать, — заявил я без ухищрений. — Иначе нельзя. Так что терпи.

И я пошёл в атаку.

Теперь это был не просто массаж. Это была «хирургия без анестезии». Большими пальцами я вкручивался в самый эпицентр боли, разминая, раздавливая, заставляя каждое волокно сдаваться. Я делал это без злобы, но и без жалости. Чистая необходимость.

Её тело превратилось в струну, готовую лопнуть. Сухожилия на шее выступили буграми. По всей спине, на той самой идеальной коже, проступили капли пота, но не от жары — от нечеловеческого усилия сдержать всё внутри. Не закричать.

— Дыши, Алиса, — сказал я, и в голосе прозвучала не команда, а констатация факта её самоубийственной тактики. — Задерживаешь дыхание — боль становится только сильнее.

Послушалась. Резкий, судорожный вдох. Затем — такой же выдох. И на этом выдохе, в момент, когда контроль ослаб на микроскопическую долю, из её горла вырвалось нечто. Не крик. Не стон. Короткий, хриплый, животный звук. Что-то вроде «кхм-аах», придушенное в зародыше. И сразу после — снова ледяная тишина, ещё более плотная от смущения, витающего в воздухе.

Я почувствовал, как под пальцами крепость пала. Мышца сдалась, отпустила, превратилась из камня в податливую, но болезненную плоть.

— Готово, — объявил я, убирая руки. — Главный враг повержен. Ты как там?

Она не ответила. Её голова уткнулась в руки, и плечи один-единственный раз содрогнулись — не от рыдания, а от сброса колоссального напряжения. Как будто она только что держала само небо, и её наконец сменили.

— Передохни минутку, — сказал я тихо и отошёл на полшага, давая ей пространство.

Сам же остановился и, пока она приходила в себя, позволил взгляду медленно, почти клинически, пройтись по её телу. Длинные, идеально сложенные ноги, всё ещё слегка дрожащие от остаточной боли. Узкие, но сильные бёдра. Тонкая талия, резко контрастирующая с линией её спины.

И ягодицы… мой взгляд задержался на них чуть дольше, чем следовало бы. Затянутые в простые чёрные спортивные трусы, они были двумя упругими, безупречными полушариями — выточенными льдом и сталью, но в то же время… живыми. Сейчас они расслабленно лежали, но в каждой линии чувствовалась скрытая мощь.

Интересно, — пронеслось в голове, пока взгляд блуждал. — А вчера, после прачечной? Она ушла и… доделала начатое? Где? В раздевалке? Или ей стало так стыдно, что она сжалась в комок и пробыла в нём до вечера?

Хотя… стоп.

А если она из тех, кому этот риск, эта возможность быть пойманной… наоборот, добавляют остроты? Она же не дура, должна была понимать, что кто-то может войти. И это значит, либо она была на грани и ей было плевать, либо… ей это нравилось. Млять, Орлов, ты же не детектив, зачем ты вообще сейчас об этом думаешь, разглядывая её задницу? Пошляк конченый.

Я отогнал мысли о прачечной и, собравшись, продолжил сеанс.

Спина, поясница, трапеции. Всё так же молча, но атмосфера изменилась. Это было уже не противостояние, а тяжёлое общее дело. Мы вдвоем разбирали завалы в её теле, и когда я сказал: «Переворачивайся», она перевернулась без возражений и быстро, словно исполняла чёткий приказ. Улеглась на спину, закрыла глаза. Её лицо было бледным, но странно… умиротворённым. Как у человека после сложной, но успешной операции.

Я накрыл её грудь и живот полотенцем и отвернулся, сказав нейтральным тоном:

— Подожди секунду, мне нужно сделать запись.

Подойдя к своему столу, я открыл верхний ящик. Там, среди прочих мелочей, лежала простенькая тетрадь в чёрной обложке — «Журнал наблюдений и рекомендаций». Достал ручку, развернул на чистой странице и начал писать:

«Захарова А. Жалобы: тянущая боль в левой икроножной мышце. Диагноз (предв.): глубокий спазм квадрицепса и икроножной, триггерная точка в районе латеральной головки. Проведена глубокая работа на триггере, спазм снят. Рекомендация: наблюдать за нагрузкой, возможна ошибка в технике. Требует отдельного внимания».

Поставив дату, я задумался, глядя на сделанную запись.

Блин. А как вообще проходят её тренировки? Надо будет понаблюдать со стороны, а то, может, она что-то не то делает? Хм… может, стоит проверить её коньки? Или форму? Откуда у неё такое адское напряжение-то? У Софьи и Ирины не так — их тела усталые, но не «убитые» до такой степени. Тут что-то не просто с нагрузкой…

Я закрыл тетрадь и повернулся обратно к столу. И замер.

Алиса лежала на спине, как и положено. Но её глаза, которые секунду назад были закрыты, теперь были прищурены. Не полностью открыты, но достаточно, чтобы видно было блеск зрачков.

И они были направлены прямо на меня. Вернее, на мои руки, на тетрадь. А в тот миг, когда наши взгляды должны были встретиться, она резко зажмурилась и отвернула голову, изобразив полное безразличие. Слишком резко. Слишком неестественно.

Ась? — удивился я. — Ей что, было любопытно, что я делаю? Хах, чего это она? Могла бы просто спросить. Но она решила подглядывать… Это даже забавно.

Я медленно подошёл к столу, давая ей время «прийти в себя». Мысль промелькнула: «Сказать? Объяснить, что я просто записывал и что, возможно, мне понадобится взглянуть на её коньки?»

Но я тут же отдернулся от этой идеи.

Нет, не буду объяснять, сам проверю. Если скажу, что хочу осмотреть её форму, она не то подумает. Вдруг решит, что я какой-то изврат, который под видом заботы о здоровье хочет понюхать её потные гетры или потрогать лифчик. Млять, а может, я и правда изврат, раз хочу сделать это втихую, без спроса?

Мозг тут же выдал крамольную картинку: я в пустом гардеробе наклоняюсь над её коньками, а она застаёт меня с поличным…

И мы типа меняемся секретами… Нет, это уже паранойя.

Ай, не важно, — отрезал я сам себя же, — я же из лучших побуждений. Профессиональный интерес. Да и кто узнает? Сделаю незаметно, если представится случай.

— Всё, закончил, — сказал я обычным голосом, как будто не заметил её мимолётного интереса. — Продолжаем.

Я подошёл и снова начал с ног. Работал с квадрицепсами.

Прошло несколько минут, и вот, когда я массировал внутреннюю сторону бедра, палец по инерции скользнул чуть выше, почти коснувшись края трусиков.

Она вздрогнула. Глаза её открылись мгновенно, и взгляд, который она вонзила в меня, был не испуганным, не умоляющим. Он был острым, анализирующим, бездонно глубоким. В нём читался один вопрос: «Это случайность?»

Чёрт, какой у неё взгляд… — подумал я, слегка опешив. — Прям скальпелем режет. Такое ощущение, что она чувствует не только мою руку на своём бедре, но и все те идиотские мысли, что недавно крутились у меня в голове про стиралку и прочее. А я ведь совершенно случайно…

Я спокойно встретил её взгляд и так же спокойно, без суеты, продолжил массаж, медленно возвращая руки на «законное место».

— Всё в порядке? — спросил я. — Здесь тоже капитально забито. Не дай бог, приводящую потянешь, потом неделями на лёд выйти не сможешь.

Она лишь коротко кивнула, и я спокойно продолжал массаж. Но далее она не закрывала глаза. Она наблюдала. Её взгляд скользил по моим рукам, по моему лицу, будто что-то выискивая…

Но что? Подвох? Насмешку? Признаки того, что я помню и думаю о вчерашнем? Но я сегодня был чист. Вернее, не чист, а… отстранённо-любопытствующ. Как учёный перед редким экземпляром.

Мы закончили. Я сделал последние пассы по её стопам — долго, почти медитативно. Потом встал у изголовья, положил руки на её плечи для финального разминания трапеций.

— Всё, — сказал я через несколько минут. — Можешь идти. Но с ногой — аккуратней. Если будет ныть, лучше сделать перерыв в тренировках.

Она медленно села. Полотенце соскользнуло, но она на это даже не обратила внимания. Она сидела, свесив ноги, опустив голову. Белая коса спадала на грудь, скрывая её лицо.

Тишина.

Потом она спрыгнула со стола и посмотрела на меня. Прямо. В её глазах была сложная, недетская усталость и что-то ещё, чего я не мог расшифровать.

— Спасибо, — произнесла она. Одно слово. Но в нём был целый мир.

— Не за что, — ответил я. — Это моя работа.

Она кивнула и начала одеваться. Быстро, эффективно, но без той лихорадочной поспешности, с которой раздевалась.

Когда она была готова, она стояла уже не ледяной крепостью, а просто очень уставшим человеком, который несёт груз, неподъёмный для других.

На пороге она обернулась. Не полностью, только полуоборотом головы.

— Алексей.

— Да?

— Ты… знаешь своё дело.

Это прозвучало не как комплимент, а как высший вердикт. В её мире, где всё измеряется результатом и компетенцией, это стоило больше, чем все стоны Ирины и влажные взгляды Светы вместе взятые.

И она ушла.

Я остался один в кабинете, пропитанном запахом лаванды, и выдохнул, но затем взгляд, упавший на часы, отрезвил меня. Отведённое время кончилось.

Скоро… чёрт. — пронеслось в голове. — Вот и настал черёд Ирины. Интересно, что эта огненная бестия мне приготовила? И к чему мне нужно было готовиться самому? Я совсем ведь не готовился… мне было не до этого.

Хм, ну ведь она явно поняла, что я вчера не кончил, и значит, сегодня она планирует довести дело до конца, но вот каким способом?

Я плюхнулся на стул, чувствуя странную опустошённость. Не физическую — ментальную. После игры в молчаливые шахматы с Алисой, прямой и грубый напор Ирины казался почти… простым. Предсказуемо-непредсказуемым, как гроза после того, как ты взял и пёрнул, такое ведь не ожидаешь…

Млять, а у меня, если честно, даже мысль об этом не вызывает привычной паники. Скорее, усталое любопытство. А вот что действительно заставляет нервничать, так это последующий визит к Татьяне…

Мля, я ведь и так уже перешёл черту, чёрт возьми! Блин, если она узнает, что я тут вытворял вчера и буду вытворять сейчас с Ириной, меня же пиздой накроет! И ладно бы в прямом смысле, а вот в метафорическом это уже проблема…

Передышка. Нужна была передышка. Хотя бы на пять минут, чтобы мозг перезагрузился, но идти в комнату персонала не хочется. Туда, где стоит кофемашина и где может оказаться Света с её тёплой улыбкой и бордовой тетрадью, полной анальных сценариев. Нет уж, спасибо. Одно мета-безумие за раз.

Я прибрался, подготовил всё к приходу следующей клиентки и сел на стул, уставившись в стену. Мысли возвращались к Алисе. К тому, как её тело, такое сильное и выточенное, дрогнуло под нажимом боли. К тому, как она, вся в поту и напряжении, всё же выдала тот самый звук…

Эх, — подумал я с какой-то извращённой ностальгией. — Вот она, настоящая работа. Выявил проблему, устранил, клиент доволен. Никаких подтекстов. Ну, почти. А что дальше? Опять входить в роль то ли любовника-любителя, то ли секс-игрушки по требованию? Блин, да я уже, кажется, начинаю тосковать по простой старой доброй дрочке. Теперь у меня даже слишком много женского внимания, которого я так жаждал…

Я вздохнул, потянулся, заставив хрустеть позвонки.

Время пришло.

А я, как оказалось, сегодня был в том самом редком состоянии, когда тебе уже интересно, на что способен этот безумный день. Не страшно, не панически возбуждённо, а именно интересно. Как перед новой серией долбанутого сериала, от которого вроде и тошнит, а оторваться не можешь.

Ну что ж, рыжая, — мысленно обратился я к пустоте. — Выходи на арену. Покажи, что у тебя там приготовлено. А я посмотрю… и решу, участвовать ли в твоём шоу. Или просто отсижусь в суфлёрской будке, делая вид, что массирую.

Я встал, поправил футболку и сделал глубокий вдох. Пахло лавандой, болью и предвкушением очередного цирка.

Дверь в кабинет была закрыта. Снаружи — тишина. Но я уже знал, что эта тишина обманчива. Она была всего лишь антрактом. И сейчас занавес вот-вот дрогнет.

Мысли, которые только что казались такими философски-отстранёнными, вдруг накрыли меня новой, липкой волной тревоги.

Блин, а если у нас всё куда-то не туда зайдёт? — заёрзал я внутренне. — Она ведь ясно сказала: «В этот раз для тебя». А раз она настроена меня удовлетворить. То как именно, млять? Руками? Ртом? Пиз…

Чёрт, да какая разница! Проблема-то в другом! — я украдкой глянул на часы. — Потом будет встреча с Татьяной! Встреча с Татьяной!

Эти слова отдались в животе холодной тяжестью.

А вдруг… вдруг из-за этого всего, из-за страха, что она что-то заметит или почувствует… у меня не встанет с Ириной? — паническая мысль пронзила мозг, как раскалённая спица. — Представляю… Ирина там старается, а дружок висит, как смоченный бинт! Позор на всю жизнь!

Ну… ладно, может, я Ирине всё-таки смогу отказать, но вот будет хуже… если даже Татьяна просто потребует отлизать, то потом по-любому ведь захочет «убедиться», что я возбудился от её вкуснятины… А там в штанишках у меня тишина и пустота… Млять, это будет крах. Полный и окончательный. Меня вышвырнут отсюда не как развратника, а как импотента! Татьяна точно не захочет иметь дело с сломанной игрушкой…

Нужно что-то придумать. Если, предположим, с Ириной у меня встанет, то, может, не давать ей доводить до конца? Сделать вид, что увлёкся массажем? Заговорить о спортивных травмах? Мля, бред какой-то…

Я закусил губу, чувствуя, как по спине бегут предательские мурашки. Возбуждение, которое должно было быть приятным предвкушением, теперь смешалось с приступом беспокойства такой силы, что я чуть не застонал.

Эх, вот оно, моё бремя — бояться не того, что тебя используют, а того, что не сможешь качественно использоваться. Что со мной не так?

И тут, словно сама судьба решила прекратить мои метания, раздался стук. Не чёткий и ледяной, как у Алисы. И не робкий. Это был знакомый, наглый, ритмичный стук-притоп. Как будто кто-то стучал не костяшками, а каблучком в такт какой-то внутренней, похабной мелодии.

Сердце ёкнуло и упало куда-то в ботинки, а потом резко рвануло в горло. Время вышло…

— Входите, — сказал я, и голос слегка охрип.

Дверь распахнулась, и в кабинет ворвался, словно порыв жаркого ветра, её смех. Ирина стояла на пороге, облокотившись о косяк, и смотрела на меня глазами, в которых плясали целые россыпи озорных зелёных чертиков.

— Привет. Ну что… соскучился? — протянула она, медленно входя и закрывая дверь за собой. На этот раз щелчок замка прозвучал особенно громко и окончательно. — Я вот дождаться не могла. Вспоминала вчерашнее… и предвкушала сегодняшнее.

На ней была облегающая футболка и короткие спортивные шорты обтягивали её бёдра так, что подчёркивали каждую линию и изгиб. От неё пахло чем-то сладким и дерзким, смесью духов, с которыми она явно переборщила, и чистой, животной уверенности в себе.

— Привет, — буркнул я. — Как самочувствие? Напряжение в мышцах… прошло?

— Ой, да какое там напряжение, — махнула она рукой, подходя ближе. Её взгляд скользнул по мне с ног до головы, будто оценивая товар. — Всё прошло, ведь расслабилась я знатно. Спасибо тебе. Но вот… новая проблема появилась…

— … какая? — спросил я, уже даже не зная зачем.

— Ну, думала много над тем, как же именно тебе… — она прикусила губу и сделала паузу, давая словам повиснуть в воздухе, а потом подмигнула. — Сделать приятно. Не могу же я быть эгоисткой, правда?

Правда, млять… Ирина, ты просто, млять, святая, — пронеслось в голове, и я почувствовал, как член, сука, начинает твердеть. — Ну всё… я готов причаститься её праведностью. Чем она там собирается меня… осчастливить?

— Ну-у… — осторожно начал я. — Может, начнём с массажа? А там… посмотрим.

— Начнём, конечно, начнём! — она радостно всплеснула руками, и её грудь игриво подпрыгнула под тканью. — С тебя и начнём. Давай, раздевайся!

Чего? — удивился я. — Стоп-стоп, она мне массаж предлагает? Ха-ха! Млять, почему уже вторая девушка тут предлагает мне массаж? Это я же тут массажист!

— Нет-нет, Ирина, ты раздевайся и ложись. Чтобы ты там ни задумала, я сначала должен сделать свою работу.

— Оо, ну хорошо, — она улыбнулась, и в уголках её глаз собрались лучики морщинок от искреннего веселья. — Приятно даже, когда командуют. Люблю подчиняться.

Она подошла к столу и уже молча начала раздеваться. Но, в отличие от Алисы, это было шоу. Каждое движение — с намёком. Сначала она сняла топ, повернулась слегка, давая мне оценить вид сбоку. Затем скинула шортики, изгибаясь так, что моё дыхание, несмотря на всю тревогу, на миг перехватило.

На ней было бельё — ярко-алого, огненного цвета кружевные трусики и такой же лифчик, который лишь подчёркивал, а не скрывал. Цвет был вызывающим, дерзким, как и она сама.

— Ну что, устраивает вид? — бросила она, забираясь на стол и укладываясь на спину.

Я кивнул в ответ, стараясь сохранить невозмутимость, и повернулся к полке с маслами.

Лаванда? Нет, нахер её, тут она точно не к месту. Нужно что-то… соответствующее. Хм… может, миндаль? Да, сойдёт, он успокаивает, так что, может, она успокоится?

Пока я размышлял, выбирая флакон, я почувствовал резкий щипковый удар по левой ягодице.

— Ай! — я вздрогнул всем телом и удивлённо обернулся.

Ирина лежала на столе, упираясь на локти, и смотрела на меня. Вся её поза и ярко-алый цвет белья кричали о вызове, но её щёки были раскрасневшимися, а в глазах, помимо озорства, читалось лёгкое, почти девичье смущение. Казалось, она сама удивилась своей наглости, но теперь уже не могла отступить и просто веселилась, наблюдая за моей реакцией.

— Что, словил зарядочку? — спросила она, и губы её дрогнули в сдерживаемой улыбке.

— Ага, почувствовал, — ответил я, стараясь не краснеть, но чувствуя, как по щеке разливается предательское тепло.

Чёрт, а ведь приятно… и даже возбуждающе как-то, — пронеслось в голове, став для меня сюрпризом. Не прям сам щипок, а эта её наглая, непосредственная игривость… Как будто мы не массажист и клиентка, а два подростка, которые тайком дурачатся на задней парте. И от этой мысли почему-то становится вдвое жарче.

— С чего начнём? — спросила она, томно облизнув губу и откидываясь на спину. — Может, с ножек?

— Хорошо, — ответил я, взяв себя в руки.

Ноги. Отлично. Самое безопасное место, нейтральное. Хотя с ней ничего не безопасно…

— Конечно, клиент всегда прав, — процедил я больше для себя, в напоминание, что она клиент, и для создания видимости порядка, в то же время наливая в ладони масло с тёплым миндальным запахом.

— О, и масло сегодня интересное! — она игриво потянула носом. — Мне нравится. Пахнет… приключениями. Или миндальным печеньем. В любом случае вкусно.

«Приключениями», — мысленно повторил я. — Ну ты, Ирин, угадала. Сегодняшнее приключение уже началось с твоего щипка и, судя по всему, закончится ещё более пикантно.

Я начал с ног, стараясь сохранять профессиональную дистанцию хотя бы вначале, но… это было невозможно.

Каждое моё прикосновение она встречала томным вздохом или мягким стоном. Но сегодня это были не просто звуки наслаждения. Это была игра на возбуждение.

Когда я работал с её стопами, её пальцы ног невольно сжимались, цепляясь за мою ладонь, будто играющие щупальца. Когда я поднялся выше, к её икрам, её колени «случайно» раздвигались чуть шире, а голени мягко покачивались из стороны в сторону, будто она не могла усидеть на месте от нетерпения, но на деле эти движения укорачивали дистанцию, пододвигая её тело ближе к моим рукам.

Когда я перешёл к бёдрам, её возможности расширились, будто её игра получила обновление. Её руки, лежащие вдоль тела, теперь обрели свободу. Сначала пальцы её левой руки коснулись моего запястья, когда я глубоко прорабатывал приводящую мышцу правого бедра. Лёгкое, едва заметное прикосновение. Потом, когда я наклонился ниже, её ладонь скользнула по моему предплечью, задержалась на сгибе локтя, её пальцы слегка сжали моё предплечье.

— Ты такой напряжённый, — прошептала она, её голос прозвучал как одобрение.

Я не ответил, стараясь сосредоточиться на работе. Но когда я перешёл к дальнему бедру и наклонился, её правая рука совершила более смелый манёвр. Она легла мне на поясницу, прямо на голую кожу там, где футболка задралась. Её ладонь была тёплой и влажной, пальцы впились в кожу, будто пытаясь сделать мне встречный массаж.

— Расслабься, — сказала она уже мне, и в её голосе звучала усмешка. — Клиенту приятнее, когда массажист не скрипит зубами от напряжения.

Когда я выпрямился, её рука соскользнула с поясницы и «случайно» провела костяшками пальцев по моему животу, чуть ниже пупка, где футболка уже заканчивалась. Прикосновение было быстрым, крадущимся, но от него по всему телу пробежали мурашки, а в штанах произошло недвусмысленное движение.

Я пытался игнорировать, концентрируясь на технике.

Расслабься? Ага… куда там… как тут расслабишься, когда полуголая девушка так и норовит тебя пощупать? Сука…

Тело откликалось на её прикосновения с предательской готовностью. Член, и без того взволнованный её видом и поведением, начал наливаться тяжестью, упираясь в ткань штанов.

И тут, когда я снова наклонился, чтобы проработать внутреннюю поверхность её бедра, она сделала самый наглый ход. Её ладонь, скользившая по моему бедру, «оступилась» и шлёпнулась мне прямо на пах. Именно туда, где под тканью уже отчётливо вырисовывался твёрдый, растущий бугор.

Я вздрогнул и замер. Её рука не убиралась пару долгих секунд. Она просто лежала там, наглая и тяжёлая, и я даже почувствовал, как её пальцы слегка, будто невольно, сжались, ощущая под тканью форму и размер.

Потом она так же «нечаянно» одёрнула руку.

— Ой, прости, — пробормотала она, но в её голосе не было ни капли раскаяния, только сдерживаемый смешок. — Неловко вышло. Но… ты же не против?

— Нет, — хрипло ответил я, чувствуя, как под её «случайным» касанием член дёрнулся и стал ещё твёрже, отчётливо выделяясь теперь уже на ткани штанов.

Она это абсолютно специально… И ей, чёрт возьми, видимо, очень весело смотреть, как я краснею и завожусь.

Я продолжил работать, стараясь сохранять ритм, будто ничего не произошло. Но внутри всё кипело. Перешёл от бёдер к ягодицам, прорабатывая большие ягодичные мышцы — упругие и сильные, но сейчас с неохотой поддающиеся. Затем снова поднялся к пояснице, работая с квадратными мышцами, чувствуя под пальцами, как её тело постепенно смягчается, но внутреннее напряжение лишь меняет форму — с игривого на томно-предвкушающее.

Встав у изголовья, я взялся за её плечи и трапеции. Мышцы здесь тоже были забиты, но работа с ними требовала другого, более тонкого подхода. Я погрузился в процесс, и на несколько минут в кабинете воцарилась почти медитативная тишина, нарушаемая лишь звуком трения ладоней о кожу, её ровным дыханием и далёким гулом здания.

— Ох… м-м-м… вот здесь, да, — она застонала, когда я нашёл особенно зажатую точку у неё на затылке. Но её стоны были лишь частью спектакля, фоном для её действий.

Её рука, лежавшая на животе, скользнула вниз, к самой границе алых трусиков. Она не лезла под ткань, а лишь водила кончиками пальцев по самой кромке кружева, вдоль линии бикини, едва касаясь лобка. Её бёдра слегка, почти незаметно, задвигались навстречу собственным прикосновениям. Ей явно было невтерпёж, но она сдерживалась, растягивая игру.

— А знаешь, что мне ещё нравится? — прошептала она, нарушая тишину, когда я, стоя у изголовья, глубоко прорабатывал её надостную мышцу.

— Что? — спросил я, чувствуя, как её взгляд скользит по моим предплечьям, по напряжённым мышцам шеи, будто изучая рельеф.

— Когда ты так сосредоточен… — её рука снова поднялась. На этот раз её пальцы легли не на меня, а на свою собственную грудь. Она провела указательным пальцем по краю алого кружева лифчика, прямо над соском. Жест был медленным, демонстративным, будто она подчёркивала контраст между моей профессиональной сосредоточенностью и её откровенным желанием. — … а тут всё кипит. И там… — её взгляд на секунду упал на мой пах, а затем вернулся к моим глазам, — … тоже, наверное, кипит.

Да уж… видит всё насквозь, — подумал я. — Хотя это не так уж и трудно, учитывая заметную выпуклость.

Я попытался сосредоточиться на технике, переводя руки на её ключицы и грудные мышцы, строго поверх лифчика, по профессиональной необходимости, конечно. Но Ирина, казалось, решила, что сегодняшний сеанс — это её персональное интерактивное шоу.

Она нежно потянула за тонкие бретельки, чуть сдвинув их с плеч. Потом, будто невзначай, крючком пальца слегка отдёрнула верхний край одной чашечки. И на мгновение я увидел не просто кожу, а тёмно-розовый, уже затвердевший сосок. Он мелькнул и скрылся, как только она отпустила кружево, но образ отпечатался в мозгу, яркий и чёткий, как вспышка.

Я закончил массаж верхней части тела, сделав последние, успокаивающие поглаживания по её рукам от плеч к кончикам пальцев. Всё. Работа сделана. Я отступил на шаг, вытирая руки полотенцем, чувствуя, как напряжённая тишина в кабинете вот-вот лопнет.

— Готово, — сказал я, и в голосе моём прозвучало лёгкое облегчение, что этот этап позади.

— Ну а теперь ты, — перебила она, садясь на краю стола. — Ложись.

— Чего?

— Ложись. Сюда. На стол. Но не тупи и не спорь. Так надо.

Она произнесла это не как приказ, а как непреложную истину. С таким видом, будто сообщала, что сейчас пойдёт дождь. В её тоне не было прежней игривости, только спокойная, уверенная решимость.

Я, не в силах придумать возражений, которые бы не звучали смешно, молча подошёл к столу. Ладно, Орлов. Раз уж попал в эту игру, играй по её правилам. Посмотрим, что у неё за «надо».

Я прилёг на спину, на то же место, где только что лежала она. Ткань простыни была тёплой от её тела и пахла её духами и тем самым миндальным маслом.

Ирина слезла со стола и встала рядом. Она прикусила губу, её взгляд упал на мой пах, где под тканью штанов уже отчётливо вырисовывался внушительный рельеф. Она сглотнула, и я увидел, как по её горлу пробежала судорога. Не от отвращения или страха, а от напряжённого, азартного интереса.

Затем она обернулась, схватила с полки полотенце и протянула его мне.

— Вот. Прикрой глаза.

— Зачем? — удивился я.

— Так надо. Не спорь. Я всё-таки… — она потупила взгляд, и на её щеках снова вспыхнул румянец. — … стесняюсь, знаешь ли.

Стесняется? Она-то⁈ — мысленно фыркнул я, но румянец на её лице казался искренним. В этом контрасте — наглая провокация и внезапная застенчивость — была своя, дикая прелесть.

— Ладно, — сказал я и накрыл лицо полотенцем.

Мир погрузился во тьму, и все ощущения будто в этот же миг обострились. Затем я услышал, как она делает шаг ближе. Потом почувствовал лёгкое прикосновение к ткани моих штанов в районе паха. Её пальцы, тёплые и чуть дрожащие, нащупали край и потянули, а вторая рука залезла под отдёрнутую ткань. Сначала она коснулась меня поверх боксёров, просто положила ладонь, будто оценивая твёрдость и размер.

Я вздрогнул, и её пальцы в следующую же секунду нашли резинку моих трусов, подсунулись под неё и медленно, будто с замиранием сердца, продвинулись вперёд. Они быстро нащупали свою цель, полувозбуждённую и тёплую. Ирина замерла, и я почувствовал, как её дыхание участилось где-то рядом. И тогда, будто её прикосновение были последним сигналом, кровь хлынула туда, куда нужно, мощным потоком. Член в её ладони начал быстро увеличиваться, твердеть, наполняться силой, превращаясь в напряжённый, пульсирующий стержень.

— Ух… — вырвалось у неё, тихий, полный искреннего изумления выдох.

Затем её пальцы сомкнулись вокруг ствола увереннее, и она медленно, почти нерешительно, вытащила мой член полностью наружу из-под резинки. Прохладный воздух кабинета коснулся горячей кожи, и это заставило меня содрогнуться. Теперь он был полностью обнажён, твёрдый как скала, и откровенно стоял торчком, будто приветствуя свою новую повелительницу.

Всё… она его видит. Весь. — пронеслось в голове, и я глотнул. — И он, сука, такой гордый и готовый, будто только этого и ждал. А я сам лежу тут с полотенцем на лице, как идиот на жертвенном алтаре. Чёрт, ну раз пути назад уже нет, мне очень интересно, какой же ритуал она собралась надо мной проводить?

Ирина в этот момент снова замерла. Я чувствовал, как её взгляд жжёт мою кожу.

Через секунду её ладонь ещё крепче обхватила ствол пениса, и на этот раз движение было совершенно уверенным. И вот… она начала мне дрочить. Медленно, вдумчиво, будто изучая каждую реакцию моего тела на её прикосновения. Её пальчики скользили по стволу, а большой изредка проводил по чувствительной головке, собирая выступавшие капли смазки.

— Тебе… нравится? — её голос прозвучал совсем рядом, хриплый от возбуждения и в то же время слегка неуверенный.

— Да… — выдавил я, и моё собственное дыхание стало сбивчивым.

Тело полностью отдалось ощущениям. А страх и тревога — всё это утонуло в нарастающем, сладком давлении внизу живота, когда её движения ускорились, а ритм стал более уверенным, настойчивым.

Потом её вторая рука присоединилась к первой. Одна продолжала работать со стволом, скользя вверх-вниз по всей длине, а вторая опустилась ниже, к мошонке. Её пальцы, нежные и в то же время решительные, твёрдые, начали массировать мои яйца, перекатывая их в ладони, слегка сжимая, задавая отдельный, низкий такт основному ритму.

Она мне дрочит. Млять, реально ведь дрочит, — пронеслось в голове сквозь нарастающий туман наслаждения. — Ирина, та самая рыжая бестия, которая ещё вчера просто стонала под моими руками, сейчас сама доводит меня до оргазма. Чёрт, как же это… классно! И она не просто трёт — она чувствует, будто учится на ходу, постепенно находит правильный темп, который просто сводит с ума.

Комбинация была убийственной. Чувствительность зашкаливала.

Её правая рука, сжатая в кулак вокруг ствола, создавала идеальное, тугое трение. Левая ладонь, окутавшая яйца, то сжимала их почти до боли, то отпускала, позволяя крови пульсировать в них в такт её движениям. Каждое скольжение, каждое сжатие отправляло в мозг разряды чистого, концентрированного, животного удовольствия, выжигая все мысли о чём бы то ни было, кроме этого нарастающего давления в самой глубине.

— Ох… Ирин… — застонал я, впиваясь пальцами в край массажного стола. Голос был хриплым, чужим. — Да… так… быстрее…

Она послушалась без слов. Её руки задвигались в бешеном, отточенном ритме, будто она нашла идеальную частоту и теперь только набирала скорость. Движения стали короче, резче, неумолимее. Её кулак скользил по моему члену почти без остановок, а пальцы второй руки сжимали основание, усиливая каждое трение, создавая вакуум наслаждения, из которого не было выхода.

Я чувствовал, как нарастает знакомая, неумолимая волна. Она копилась где-то в самой глубине таза, горячая и тяжёлая, готовая прорваться наружу. Всё тело сжалось в тугой, дрожащий комок в ожидании разрядки. Дыхание превратилось в сплошной хрип. Я был на грани. На самой острой, тонкой грани, где мыслей уже не оставалось, только чистая, слепая физиология.

Ещё секунда, и я прошипел, выгибаясь:

— Сейчас… сейчас…

И в этот самый момент, на пике, когда первый спазм уже готов был вырваться, я почувствовал нечто влажное и горячее. Это был её язык. Быстро, как змеиный щелчок, он лизнул головку моего члена, скользнул по самой чувствительной части, а потом прилип, словно к столбу на морозе.

Этого было достаточно, и я тут же дико вскрикнул, вцепившись одной рукой в её запястье, а второй — в край стола так, что пальцы онемели. Моё тело выгнулось в мощной судороге, и первая горячая струя спермы начала вырываться, подступать к вершине моего вулкана. И в ту же секунду её губы сомкнулись вокруг головки. Не полностью, не глубоко, а так, чтобы поймать этот мощный выброс.

Затем я чувствовал, как пульсирующий член бьётся о её нёбо, как она, слегка поперхнувшись, принимает в себя тёплые потоки спермы. В этот же момент её рука не останавливалась, продолжая ритмично сжимать и ласкать ствол, выжимая, выдаивая из меня всё до последней капельки, продлевая судороги наслаждения до болезненно-сладкого предела.

Я не выдержал. Мне дико захотелось это видеть.

Вторая рука, вцепившаяся в стол, моментально рванула вверх, схватила полотенце, лежавшее у меня на лице, и стянула его.

Мир вернулся. Я увидел её.

Она стояла, наклонившись над столом между моих ног, её губы, распухшие и блестящие, были плотно сжаты вокруг головки. Щёчки с легким румянцем на них начали втягиваться, когда она приступила к легкой неспешной ласке головки своими губами, принимая член чуть глубже.

Эта сцена длилась еще несколько секунд, и я, словно завороженный, наблюдал за происходящим, пока она медленно, с каким-то торжественным, почти ритуальным видом, не убрала губы. На её губах и подбородке блестела прозрачная капля, смешанная с моим семенем.

Она открыла глаза — они были огромными, тёмными от расширенных зрачков, и смотрели прямо на член. Он, всё ещё твёрдый, всё ещё подрагивая в её руке и окружающих его пальцах, заставил её улыбнуться, в её глазах появилось животное удовлетворение и что-то вроде… удивления перед самой собой.

Ей явно нравился вид. Но тут её взгляд упал на моё лицо. Она поняла что я смотрю на неё. Что я вижу её распухшие, влажные губы, блестящий подбородок, этот смешанный след нашего совместного безумия. И её довольную улыбку и даже как мне показалось счастливое лицо.

Это осознание ударило по ней с силой, и она резко отвела глаза, и по её щекам разлился яркий, пунцовый румянец, противоречащий всей её уверенной натуре секунду назад. Она потянулась ко мне рукой и схватила то самое полотенце, что я стянул, и она снова накинула его мне на лицо, накрыв с головой.

— Не смотри, — прозвучал её голос из-под ткани, сдавленный и немного смущённый.

Затем, в темноте полотна, я почувствовал её прикосновения снова. Но теперь это были не те целеустремлённые, грубоватые движения, что довели меня до пика оргазма. Это было что-то другое. Медленное, почти… исследовательское.

Её губы, всё ещё влажные и мягкие, коснулись головки моего члена. Не чтобы взять его в рот, а просто прикоснулись. Потом я почувствовал, как её язык, тёплый и шершавый, медленно, сантиметр за сантиметром, проводит по стволу, от основания к кончику, будто пробуя на вкус кожу, солёный пот и остатки её собственной слюны.

Потом её губы спустились ниже. Они коснулись мошонки — лёгкие, почти воздушные поцелуи, рассыпанные по нежной, чувствительной коже. Её язык провёл от яичек по стволу и остановился на головке, которую она полностью взяла в рот, вызвав во мне новую судорожную дрожь. Это было странно и лишено всякой техники, но оттого невероятно интимное и, чёрт возьми, возбуждающее даже в состоянии после-оргазмической опустошённости.

Она закончила свои странные ласки так же внезапно, как и начала. Я услышал, как она громко и жадно сглотнула, затем почувствовал, как её пальцы осторожно заправляют мой увядающий, но всё ещё влажный член обратно в штаны. Она поправила линию трусов, ткань штанов — её движения были неуверенными, но старательными.

Потом полотенце с моего лица медленно и осторожно сдёрнули, и я увидел её стоящей над собой. Она вытерла лицо краем того же полотенца, избавившись от последних следов. Её щёки всё ещё горели румянцем, но в глазах уже снова отражалось спокойствие, лёгкое озорство и даже какой-то интерес или любопытство.

— Ну… вот, — выдохнула она, и голос её был сиплым. — Как тебе…?

Я лежал совершенно разбитый, пытаясь отдышаться. Моё тело гудело, а в паху сладко ныло. Член медленно, с чувством выполненного долга, начинал увядать.

— … очень приятно, очень. — хрипло ответил я. Других слов не подбиралось.

Ирина довольно улыбнулась, ей было приятно услышать эти слова. Потом она, слегка пошатываясь, как после долгой пробежки, начала одеваться молча, и уже без прежней клоунады и демонстративности. Каждое движение было сосредоточенным, будто она заново собирала вокруг себя рассыпавшуюся дерзкую маску. А в момент, когда она натягивала шорты, я приподнялся и сел на краю массажного стола.

— А ты… — начал я, чувствуя странную неловкость. — Разве не хочешь… чтобы и я тебе…?

Она поняла с полуслова и, ещё не успев надеть футболку, повернула голову и посмотрела на меня. В её глазах промелькнуло что-то сложное — смесь благодарности, смущения и твёрдого решения.

— Потом, — коротко сказала она с улыбкой на лице, которую она скрыла, начав натягивать футболку через голову. — Мне сейчас… на тренировку надо.

Я кивнул, а потом, осознав, что она не увидела, сказал вслух:

— Хорошо, значит… потом.

Через пару секунд она была полностью готова и одета, но она не ушла сразу, Ирина подошла к столу, на краю которого я всё ещё сидел, опустив ноги, и посмотрела мне в глаза. Её взгляд был уже не таким огненным, каким был в начале, но и не ледяным. Он был… задумчивым.

— Мне… тоже было приятно. И… — сказала она тихо, и её пальцы легли на мою щеку, мягко проведя по ней. Прикосновение было нежным, почти неожиданным после всей грубоватой страсти. — Это было… интересно. Интересно было попробовать…

Она не закончила, позволив фразе повиснуть в воздухе.

Попробовать? — задумался я, глядя ей в глаза. — Это она про дрочку? Минет? Или… про сперму? Блин… неужели я первый, кто… удостоился чести испробовать её ротик?

Мысль была одновременно тщеславной и щемяще-трогательной.

Ирина же не стала ничего больше говорить и тем более объяснять. Она просто мне обещающе подмигнула, лёгким движением поправила рыжую чёлку, повернулась и вышла, закрыв дверь беззвучно, насколько это было возможно.

Я же остался сидеть на краю стола, глядя на дверь, чувствуя на щеке призрачное тепло её пальцев, а в воздухе — густой, невыветриваемый след нашего странного, честного и немного нелепого «разнообразия».

Запах миндаля, пота и секса висел в воздухе. Я чувствовал себя полностью опустошённым, но в этом опустошении была странная, липкая ясность.

Ну вот… очередной цирковой номер отбыл. Акт «Огненная бестия и её неловкий, но эффективный… дебют если я все правильно понял». И мой член, слава всем богам, отработал на все сто. Не подвёл.

Я медленно поднялся, чувствуя, как трясутся колени и взглянул на часы.

Чёрт… время. Татьяна, наверное, уже ждёт.

Тяжёлая, свинцовая тревога снова накатила, но теперь она была приглушённой физической усталостью и остаточным гормональным туманом. Как я ей буду смотреть в глаза? Она же почувствует!

Я поправил штаны и направился к раковине.

Интересно, — мелькнула последняя, отчаянно-пошлая мысль, пока я шёл к умывальнику. — А если я ей сразу в ноги брошусь и всё расскажу? Типа: «Татьяна Викторовна, я только что кончил в рот Ирине, простите, пожалуйста, я больше не буду!» Может, она оценит мою честность? Или заставит вылизать не только её киску, но и полы во всём корпусе?

Ну… второе, скорее всего… так что лучше молчать и надеяться, что наша встреча будет посвящена просто процессу, в котором, я очень надеюсь, мой дружок меня не подведёт.

А пока… надо умыться и привести себя в порядок… хотя бы внешне, а потом и кабинет быстренько прибрать.