Лед тронулся, тренер! Но что делать со стояком? 18+

Глава 16 Новый день, старые демоны

Проснулся я не от света и не от птичек за окном, а от назойливой, булькающей вибрации своей допотопной моторолы. Голова гудела, будто в ней всю ночь шахтеры ебались, с трудом добывая уголь отбойными молотками. Это была густая, липкая усталость, застывшая между извилинами.

«Не выспался» — это слишком мягко сказано. Я чувствовал себя так, будто меня ночью вывернули наизнанку, прополоскали в ледяной воде, а потом кое-как, без чертежей и инструкции, запихнули обратно. И забыли несколько деталей или, наоборот, запихнули лишнее.

Но черт с ним. Сегодня — новый день. Не в том смысле, что всё волшебным образом изменится, и я проснусь уверенным в себе супермассажистом с железной волей и всегда каменным членом, а в том, что он просто есть. Как факт, как восход солнца, необходимость дышать и обязательная утренняя эрекция, которая сегодня, кстати, отсутствовала. Тело, похоже, сдало пустые тары и вывесило табличку «На восстановлении».

Я глянул на залитый утренним серым светом экран телефона и сказал:

— Пора.

Подъем дался тяжело, тело отзывалось мышечной памятью на вчерашние нагрузки — ныли плечи от постоянного напряжения, предплечья гудели, как после десятичасовой смены грузчика.

Вчера по приходу в общагу первым делом я отправился в общий душ, где стоял вечный, въевшийся в плитку запах сырости, дешевого мыла и чьей-то безысходности. Струи воды смыли с кожи пот, остатки вчерашнего масла и смутное ощущение греха. Поужинал тем, что было — вчерашней гречкой-размазней, разогретой на общей кухне, где вечно пахло пригоревшим молоком. Без энтузиазма, но методично. Топливо. Телу нужны калории, чтобы производить… ну, в моем случае в основном сперму, пот и глупые мысли.

Потом, вместо того чтобы валяться и вспоминать случившееся, засел за конспекты. Мозг поначалу скрипел и стонал, как неподмазанная дверь, отказываясь воспринимать латинские термины и замысловатые схемы кровообращения.

Circulus arteriosus cerebri…

Да уж, дружок, тебе не до артериального круга большого мозга, у тебя там свой, малый кругооборот, между ног, и то в состоянии стагнации! — издевался внутренний голос.

Но я заставил его. Не через силу, а через упрямое, механическое повторение. Слово за словом, схема за схемой. Я вбивал в себя знания, как гвозди в доску. К полуночи глаза слипались, буквы расплывались, но в голове наконец-то воцарилась благословенная, чистая пустота, заполненная не образами женских тел, а строением печени, селезенки и чертового артериального круга.

Еще час зубрежки, и я закончил, выключил свет и уснул, как будто кто-то щелкнул рубильник. Без снов. Без Татьян, Ирин и прочих бестий. И это было прекрасно.

И вот наступило новое утро, я встал по будильнику. Ровно. Не от кошмара, где за мной гналась разгневанная Татьяна на коньках, и не от тревоги — просто встал. Мышцы все еще гудели, но в голове было тихо и относительно ясно. Пусто, но чисто. Как после генеральной уборки в квартире психопата.

Сходил в душ, затем, высохнув, направился к шкафу, как сапёр к минному полю. Выбор пал на темные, немаркие штаны из плотного хлопка, чтобы не было видно стояка, если вдруг… Хотя что значит «вдруг»? Скорее «когда»…

Следом натянул серую однотонную футболку и простые черные кроссовки для быстрого отступления. Ничего лишнего. Ничего, что могло бы привлекать внимание, провоцировать или намекать. Костюм готовящегося к битве, на которую он не записывался, но от которой теперь было не отвертеться. Нейтральная униформа выживальщика.

Потом пришла пора решать финансовый вопрос.

Я вздохнул, ощущая себя персонажем социальной драмы, и пошел к соседу по комнате, Вадику, который уже натягивал кроссовки, куда-то собираясь.

— Вадь, — начал я с умоляющей интонацией, которую тут же попытался исправить на деловую. — Одолжи косарь. На следующей неделе верну. Точно.

Он поморщился, будто взвешивая мою кредитоспособность, и ответил:

— Сам в долгах, брат, — вздохнул он с таким видом, будто его собственный финансовый кризис был делом государственной важности.

— Ну… ясно, — буркнул я, разворачиваясь к выходу. — Еще кого-нибудь спрошу.

Не то чтобы я сильно расстроился. Скорее, подтвердил свою теорию: вселенная последовательно отбирает у меня последние опоры. «Сначала воля, потом деньги. Что дальше? Почки?» Вернувшись в свою комнату, я плюхнулся на кровать, достал телефон и решил, что проще будет позвонить дяде Вите.

И только я набрал номер, как уже начал представлять его ехидную ухмылку на том конце провода.

— Дядя Витя, привет. Ты как, восстанавливаешься? Спина не беспокоит?

— Привет, оболтус, да потихоньку, — буркнул он в трубку, и я услышал какой-то хруст на том конце провода. — Тянет, знаешь, но вроде на поправку иду. А чего спрашиваешь, неужели навестить хотел?

— Хотел, как время выкрою, — ответил я, чувствуя легкий укол совести. — … но пока вот на работу собираюсь. И тут у меня проблемка возникла… не мог бы ты подкинуть мне пару тысяч до конца недели? А то совсем концы с концами не сходятся…

На том конце провода хмыкнули, и я снова представил его ухмылку.

— Ладно, чёрт с тобой, — сказал он. — Вижу, совсем прижало, раз уж в такую рань звонишь.

— Спасибо! — выдохнул я с облегчением.

— Да не за что, щас скину. — буркнул он. — Давай, беги на работу. Смотри только не потрать всё в один день!

Связь прервалась, и через минуту на телефон пришло сообщение о зачислении. Деловой аванс. Инвестиция в моё выживание.

Он отправил три тысячи на карту, и я спокойно их снял в банкомате по дороге. Бумажки в кошельке, пусть и чужие, придавали какой-то смутный, призрачный контроль над ситуацией.

И я поехал на работу. Просто поехал. В голове не было никакого гениального плана по выживанию. Никакого «что-то новое придумать». Сегодняшний план был прост, как пять пальцев: делать свою работу. Не больше, но и не меньше. Не поддаваться на провокации или… поддаваться. Не загоняться в угол собственными фантазиями или… загоняться. В общем, просто дышать, массировать мышцы и думать о печени и артериальных кругах, а в остальном как получится.

Вот мантра для моего нового дня.

Автобус, фыркая, подъезжал к остановке у «Ледовой Короны». Я глянул на знакомое здание из стекла и бетона, где творилось мое личное мелкое безумие. Раньше оно казалось логовом дракона, сегодня — просто место работы. Сложное, адское, с извращенным коллективом и начальницей-садисткой, но — место работы. С зарплатой. И с четким, пусть и неписаным, уставом, главный пункт которого гласил: «Не обкончайся на рабочем месте или… хотя бы постарайся не обкончаться».

Я вышел на остановке, направился ко входу и, войдя в «Ледовую Корону», первым предсказуемо увидел Свету.

Она сидела за своим столом, что-то увлеченно печатая, и ее пышные, прямо-таки эпические формы, как всегда, были мастерски подчеркнуты облегающей блузкой.

Вырез был таким глубоким и стратегически важным, что туда, казалось, можно было безнаказанно спрятать не только мою зарплату, но и все мои грехи, надежды и студенческий билет — и они бы затерялись там без следа, утонув в этом великолепии.

— Привет, Лёш! — она одарила меня своей стоваттной солнечной улыбкой, от которой в глазах рябило. — Как самочувствие после вчерашнего?

— Привет, Свет. Нормально, почти выспался даже, — ответил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно и не хрипел от проснувшегося где-то глубоко демонюги-на-сиськи-смотрюги. — У тебя как дела?

— Ой, знаешь, просто отлично! Мне вчера так хорошо было, спала как убитая, честное слово! — её улыбка засветилась еще ярче. — Слушай, а ты… — она понизила голос, хотя вокруг никого не было, — на дом не выезжаешь? Ну, массаж делать? Я хотела бы еще пару сеансов взять как минимум, и, конечно, заплачу, ради здоровья же!

Вопрос повис в воздухе, густой и сладкий, как сироп. Ещё день назад я бы начал заикаться, краснеть, как помидор, и видеть в этом прямой и безоговорочный сексуальный намёк. Сейчас я просто ощутил лёгкий, знакомый укол в виске. «Дополнительные сеансы». Фраза прямиком из её бордовой тетради.

В голове моментально всплыла картинка из недавно прочитанного, и я сглотнул, прежде чем ответить.

— Не знаю, Свет, — сказал я, пожимая плечами с такой неопределённостью, которая, как мне казалось, должна была выглядеть как взвешенное решение. — Учёба, времени в обрез, конспекты горят. Но… подумаю.

— Подумай, обязательно подумай! — она тут же оживилась ещё сильнее, словно я пообещал ей не массаж, а поездку на Мальдивы. — А, и кстати, Татьяна Викторовна просила тебя к ней зайти. У неё к тебе какой-то вопрос.

Я слегка удивился, но про себя отметил: я и так, конечно, собирался зайти поздороваться, но теперь стало даже как-то неловко. Что же за вопрос у неё там такой? Или это просто предлог для неминуемого утреннего куни?

— Понял, спасибо, — кивнул я, стараясь придать лицу выражение серьёзного профессионала. — Сейчас зайду.

— А потом возвращайся, кофе попьём, — бросила она мне вслед уже веселее, и я почувствовал на себе её взгляд, скользящий по моей спине.

— Ок, — бросил я через плечо, не оборачиваясь, и направился в сторону кабинета Татьяны.

Что ж, у нас со Светой более-менее получился нормальный диалог. Никакого явного подтекста, кроме её обычного фонового флирта. И я даже не особо-то и смотрел на её грудь. Не заёрзал. Не вспотел. Прогресс, чёрт возьми! Может, я адаптируюсь к общению с девушками? Или просто эмоционально выгорел?

Подходя к кабинету Татьяны Викторовны, я настроился на деловой лад. Сердце билось чаще, но это уже был не прежний животный страх или похотливый азарт, а скорее нервное ожидание перед сложной задачей. Как перед экзаменом у строгого, но уважаемого преподавателя.

Я постучал. В ответ — тишина.

Подождал пару секунд, постучал снова, чуть увереннее.

Опять ничего.

Неужели её ещё нет? Или намеренно не открывает? — мелькнула тревожная мысль.

Я уже собрался было уходить, решив заглянуть позже, как услышал:

— Алексей? — голос прозвучал прямо у меня за спиной — тихий, ровный, но настолько чёткий в утренней тишине коридора, что я вздрогнул, будто меня хлестнули по голой коже.

И я резко обернулся.

Передо мной стояла Татьяна Викторовна. Её волосы, обычно свободно лежащие на плечах, сегодня были собраны в тугую, безупречно аккуратную косу, лежащую на спине. Эта причёска обнажала шею и делала черты её лица ещё более чёткими, почти скульптурными.

Её сегодняшний облик в целом сбил меня с толку. Вместо привычного властного тёмного костюма на ней был светлый, почти песочный комплект: облегающая рубашка, мягко ниспадающая по фигуре, и прямая юбка до колена, подчёркивающая бёдра. Этот бежевый наряд делал её визуально мягче, теплее, но от этого она казалась только опаснее — как лезвие в бархатных ножнах.

— Ой, здравствуйте, — выдавил я, почувствовав, как голос на миг сорвался. — Я… Я думал, вы в кабинете.

Уголки ее губ дрогнули в легкой, почти невидимой улыбке.

— Ходила в уборную. Ручки помыть, — произнесла она с такой же обыденной интонацией, с какой могла бы сказать «проверила почту». — Проходи, не заперто.

Я кивнул, надавил на ручку и открыл дверь. Затем на мгновение замер, и сделал шаг в сторону, и жестом пропустил ее вперед, как джентльмен. Выглядело глупо со стороны, как мне показалось, но инстинкт сработал сам по себе.

Легкая, довольная ухмылка тронула ее губы — она оценила этот жест, как оценивают хорошо исполненный формальный поклон. Она плавно прошла мимо меня в кабинет, и я, входя следом и закрывая дверь, не мог не заметить, как бежевая юбка облегает ее соблазнительные, упругие ягодицы с каждым шагом.

Мля, какая задница… — пронеслось в голове мгновенным, похабным рефлексом.

В кабинете свежестью и теперь уже явственным, свежим шлейфом её духов — с цитрусом и чем-то холодным, как горный воздух.

Она не пошла к своему креслу, а, легко ступая на каблуках, подошла к столу и непринужденно опустилась попкой на его край, положив ладони по бокам от себя. Ее поза была одновременно расслабленной и невероятно уверенной.

— Ну что, Алексей? — ее голос прозвучал тихо, но заполнил собой все пространство кабинета. — У меня через десять минут запланирована встреча, так что говори, что хотел. — она сделала паузу, ее глаза игриво сузились, и она спросила: — Ты ведь еще не успел возбудиться, только придя на работу? Или, пока ехал, фантазия разыгралась… вспоминал о вчерашнем и…

Твою мать, — мгновенно прошипело у меня в голове. — Ну нет… нифига я не привык к общению с женщинами! И особенно к таким вот утренним разговорам!

И, как назло, где-то в глубине штанов дрогнуло, и я тут же сглотнул, стараясь не измениться в лице.

— Нет-нет, — поспешил я ответить. — Я просто хотел поздороваться и доложить о вчерашних сеансах, а то вчера что-то даже не подумал… И Света… она сказала, что вы просили зайти.

— Ах да, просила, — она кивнула, прикусила губу, и ее взгляд стал томным, изучающим, затем она продолжила. — Но из-за скорой встречи мы уже не успеем. Так что… докладывай. Только, пожалуйста, покороче, хорошо? — она сказала это с такой сладкой язвительностью, что по спине побежали мурашки.

Не успеем? Что не успеем? — стремительно пронеслось в голове. — Неужели она действительно хотела, чтобы я… ей отлизал? — в паху предательски зашевелилось, и член, будто получив прямой мысленный приказ, начал упрямо наполняться кровью, упираясь в ткань брюк. — Да, млять, ну нет… это невозможно. Я весь в её власти! Как можно отказаться от такого? Кем нужно быть? Если она прямо сейчас скажет мне опуститься на колени и отлизать ей — единственное, что я смогу вымолвить, это «да, с удовольствием!»

Я собрался, выпрямил спину, пытаясь хоть как-то отвлечь мозг от похабных картинок, и начал, стараясь говорить максимально сухо и по делу:

— В общем… вчерашние сеансы прошли в рабочем порядке. Софья. Жалобы на спазм в трапециевидных мышцах и тяжесть в пояснице. Работал над снятием гипертонуса, применял растяжку. Ирина. Отмечала сильное напряжение в приводящих мышцах правого бедра, работал на расслабление, но зажимы глубокие — потребуется еще пара сеансов. Алиса. Жаловалась на тянущую боль в левой икроножной мышце, возможно, микронадрыв. Работал… на улучшение кровотока. А еще… — я сделал паузу, — вечерние сеансы у Софьи и Алисы, они не пришли…

— Знаю, знаю, — она махнула рукой, будто отмахиваясь от надоедливой мухи. — Семейные обстоятельства. Очень удобное словосочетание, не находишь? — она слегка покачала головой, и ее коса мягко коснулась спины. — Ладно, спасибо за информацию. Ты сегодня, кстати, такой… собранный. Мне нравится. — её голос стал чуть ниже, интимнее. — Поэтому… я хочу, чтобы ты зашел ко мне чуть позже. После утренних сеансов.

И, словно невзначай, она провела ладонью по своему бедру, мягким, скользящим движением, которое закончилось едва заметным, аккуратным прикосновением к внутренней стороне бедра, почти у промежности. Жест был мгновенным, но невероятно откровенным.

— У нас будет минут пятнадцать, — продолжила она, и в ее глазах вспыхнули знакомые искорки азарта. — Чтобы обсудить… твои дальнейшие профессиональные обязанности. И, возможно, отметить твой прогресс.

Она улыбнулась, и в этой улыбке было обещание и вызов одновременно.

— Я… я понял, — сумел я выдавить из себя, чувствуя, как жар разливается по всему телу. — После сеансов… сюда.

— Прекрасно. А теперь беги, — она сделала легкий, отстраняющий жест. — … готовься, скоро они завершат тренировку и пойдут к тебе. — она подмигнула и добавила. — Не заставляй своих юных клиенток ждать, и не только их.

Я кивнул, развернулся и вышел, чувствуя ее взгляд на своей спине. Диалог длился считанные минуты, но он снова перевернул все с ног на голову. Она не просто играла. Она дирижировала. А я, похоже, снова был всего лишь инструментом в её оркестре, пусть сегодня и старался играть по нотам.

Выходя из кабинета, я почувствовал не облегчение, а новое, щемящее напряжение.

Капец… как же она меня… мля… возбуждает! Понравилась моя собранность? Ха-ха! Ага, и теперь она вызывает меня после сеансов на отлиз или еще бог знает что, чтобы всю мою собранность к чертям разрушить!

Фух, ладно… — я попытался откинуть мысли и, топая по коридору, неожиданно вспомнил про полотенца, которые оставил сушиться в прачечной вчера.

Я проследовал в прачечную, в царство гула машин и запаха порошка. Забрал стопку сухих, еще теплых от сушилки полотенец, пахнущих навязчивой химической свежестью, и отнес их к себе в кабинет, аккуратно сложив на полку. И тут мой взгляд упал на одинокий ключ, лежащий рядом, на той же полке. Обычный, металлический, с биркой от кладовой.

Млять, — мысленно выругался я. — Я же вчера совсем забыл его вернуть. Совершенно из головы вылетело после всего… Надо вернуть. Быть ответственным. Или хотя бы создавать видимость.

Подойдя к столу Светы, я обнаружил, что ее нет на месте. Стул был отодвинут, на мониторе горела заставка.

Наверное, кофе пьет… и ждет меня, — предположил я.

Верхний ящик стола, тот самый, был приоткрыт на сантиметр, будто манил. Я потянул его, чтобы просто бросить ключ внутрь, и мой взгляд, предательский и ведомый всё тем же проклятым любопытством, снова упал на ту самую темно-бордовую тетрадь. Она лежала поверх скучных папок с надписями «Накладные» и «Графики», как алый цветок на поле брюквы.

Любопытство — мой старый, верный и самый вредный грех — снова зашевелилось, затмевая на миг даже голос здравого смысла, который слабо пищал: «Не надо, Орлов, не лезь, оно тебя сожрет». Я огляделся по сторонам. В просторном, вымершем холле царила утренняя тишина. Ни души. Словно сама судьба подталкивала меня.

Я приоткрыл тетрадь. Она сама раскрылась на знакомой шелковой закладке. За последней недописанной сценой, которую я видел, следовали новые, исписанные ровным почерком страницы. Я не удержался и пробежал глазами.

Первые две страницы описывали, как героиня возвращалась домой после того самого сеанса, вся в приятной истоме, вспоминая каждое прикосновение. Как она принимала душ, и вода, стекая по коже, будто оживляла следы его пальцев. Как она легла в кровать и… не смогла заснуть, её тело требовало продолжения, а мысли упорно возвращались к тёмным глазам массажиста и его знающим рукам. Было много внутренних монологов и томных описаний её тоски.

А потом, на третьей странице, начинался новый сеанс. Её сердце бешено колотилось, а между ног уже было влажно от одного лишь ожидания. Героиня лежала расслабленная, а массажист, увлеченный совершенством ее форм и собственным внезапно проснувшимся голодом, начинал новый этап. Описывалось, как его сильные, натруженные руки, скользя по ее пояснице, непроизвольно, будто против его воли, сползали к подолу ее трусиков.

Как он крючком уверенного пальца зацепил тонкую шелковую полоску и медленно, с непереносимой нежностью, стянул их вниз, обнажая соблазнительную, скрытую до сей поры ложбинку. Дальше шел подробный, сладострастный абзац о том, как он раздвинул упругие половинки ее ягодиц и… приник губами и языком туда, куда не ступала нога мужчины, и начал вылизывать анус, доводя ее до неистовства, а она впивалась пальцами в простыню и глухо кричала, теряя рассудок.

А затем он вошел в нее сзади, и она закричала уже от смеси дикой боли и немыслимого, запретного наслаждения, пока оба не остались без сил. В конце сцены героиня, вся в испарине, с тлеющими угольками в глазах', говорила, облизывая пересохшие губы: Спасибо за массаж… а ты не выезжаешь на дом? Иногда так хочется получить дополнительный… совсем частный сеанс.

Я захлопнул тетрадь так резко, что звонко щелкнула пружина, и звук оглушительно громко прокатился по тихому холлу. Кровь ударила в лицо, в виски, в пах. Но на сей раз — и это было ново — не только от слепого, животного возбуждения. От осознания. От холодного, щемящего понимания.

Мля… мля-я-я! Да она реально вдохновляется нашим общением, моим массажем. Она не просто фантазирует в свободное время — она… прокручивает в голове эти сцены, детально, со мной в главной роли. И записывает… а еще и, судя по всему, ждет продолжения. И предлагает «частные сеансы» уже не как намек, а как прямой сценарий. Это уже не флирт. Это… черт, уже какая-то режиссура. А я у нее главный актер, даже не зная текста.

Я сунул ключ в ящик, толкнул его, чтобы он закрылся с глухим стуком, и, собрав всю свою волю в кулак, направился в комнату персонала, чувствуя, как ноги слегка подрагивают. Не от страха, скорее от напряжения. От абсурда происходящего.

Света сидела на диванчике с кружкой в руках. Услышав шаги, обернулась, и на ее лице снова расцвела та самая теплая, домашняя улыбка, которая никак не вязалась с только что прочитанным.

— А, вот и ты! — она обрадовалась, как ребенок. — Присаживайся, сейчас сделаю тебе кофе. Знаю, ты и сам умеешь, но давай хоть так отплачу за твой массажик. Ты как, кстати, с Татьяной Викторовной поговорил?

— Да, всё нормально, — буркнул я, опускаясь на диванчик рядом с тем местом, где только что сидела она. — Просто вопросы по работе.

Следующие несколько минут мы просто пили кофе и болтали о совершеннейших пустяках — о том, что на улице опять холодает, о том, как подорожал проезд, о новом сериале, который все смотрят. Простая, почти бытовая, уютная болтовня.

И глядя на ее милое, открытое, ничего не подозревающее лицо, на ее искренние глаза, я чувствовал себя последним подлецом и шизофреником одновременно. В голове был цирк: с одной стороны — милая девушка, с другой — автор порноромана, где я трахаю ее в зад. Мой мозг пытался совместить эти два образа и давал сбой.

И в какой-то момент, почти на автомате, глядя на пустую кружку, я решился. Не просто от желания осуществить написанное в ее тетради, а от какой-то странной, фаталистичной решимости. И раз уж игра началась, надо знать правила. Все правила. А также убедиться, что я понял всё правильно, а не надумал себе лишнего, ведь Света не знает, что я читал её чёртову рукопись. И если я всё себе напридумывал и во время массажа начну лизать её анус, то, возможно, она очень сильно удивится… А потом и я удивлюсь… ведь если она не подготовится, то… там явно будет не шоколадный фонтан.

— Насчет выезда на дом… — начал я, и мой голос прозвучал чуть хриплее, чем хотелось. Она замерла, кружка застыла на полпути к столу. — Если серьезно, и тебе правда нужно… то могу приехать. Но нужно будет посмотреть, в какие дни смогу.

Ее глаза заискрились такой неподдельной, детской радостью, что у меня на мгновение сжалось сердце.

— Правда? Леш, это было бы просто супер! — она хлопнула в ладоши, совсем как ребенок. — Позже телефонами обменяемся, договоримся! А пока давай кофе пей, остынет же.

Мы успели сделать еще по глотку и начали обсуждать новый сериал, который «все смотрят», хотя я, конечно, не смотрел — мне бы учебники одолеть, да и телевизора нет в комнате. Света же весело смеялась, рассказывая про нелепого главного героя, и на эти пару минут я почти забыл, где нахожусь.

Именно в этот момент, как по какому-то дурацкому режиссерскому ходу, когда я уже начал забывать о сегодняшних же запланированных мероприятиях с Ириной и Татьяной, в комнату зашла Софья.

Она была в своей привычной одежде, и ее появление мгновенно выдернуло нас из разговора.

— О, вы тут кофеёк устраиваете! — весело сказала она, направляясь к кулеру. — Лёш, перед моим сеансом бодришься? Правильно. Я, кстати, уже готова. Пойдем, если ты свободен? А то время как раз подходит.

Я кивнул, делая последний глоток уже остывшего кофе. Иллюзия обычного рабочего утра рассыпалась. Пора было возвращаться к реальной работе. Или к тому, что здесь ею называлось.

— Давай.

Мы вышли из комнаты и направились по длинному, светлому коридору к моему кабинету. Софья шла легкой, пружинистой походкой спортсменки.

— Света хорошая, да? — заметила она задумчиво. — Всегда всем поможет, всех выслушает. Редкость.

— Ага, — согласился я, чувствуя себя лицемером. — Кстати, а ты вчера почему не пришла на последний сеанс? — спросил я, стараясь, чтобы вопрос прозвучал просто из вежливости, а не из праздного любопытства.

Она на секунду, буквально на долю секунды, смутилась. Ее взгляд скользнул по стене, потом вернулся ко мне. Быстро, как вспышка.

— Да так… семейные дела неотложные, — она махнула рукой, изображая легкое раздражение. — Знаешь, как это бывает. Освободилась только к вечеру.

— Понимаю, — кивнул я, хотя «понимал» я лишь то, что это звучало как отговорка, причем не очень убедительная. Но лезть дальше, расспрашивать — значило нарушить хрупкое равновесие наших отношений. А Софья была, пожалуй, единственным человеком здесь, общение с которым не требовало от меня постоянной психической самозащиты. Я не стал давить.

В кабинете она, как всегда, без лишних слов и телодвижений, разделась до трусиков так, чтобы я ничего не видел, да я и сам если честно не пытался подглядеть, и улеглась на живот, положив голову на сложенные руки.

Она была моим «спасательным кругом» в этом море безумия — самой адекватной, самой нормальной, самой простой из всех.

В тоже время её тело, конечно, было прекрасным, спортивным, с идеальными линиями, выточенными годами тренировок. Но сегодня я смотрел на него не как на объект вожделения, а как на… рабочую поверхность. Сложный, живой механизм, который нужно настроить.

И для такого механизма требовалось правильное, нейтральное масло. Ваниль — слишком сладко и навязчиво, ментол — слишком резко. Лаванда. Лаванда была идеальна — успокаивающий, медицинский аромат, который не возбуждал, а настраивал на лечебный лад. Он должен был настроить на этот лад и меня.

Я налил в ладони теплое масло с легким, чистым запахом и начал работу.

Сначала пошли легкие, разогревающие поглаживания по всей спине. Кожа под моими пальцами была гладкой, упругой и прохладной, как мрамор, но живой, отзывающейся на тепло ладоней легкой дрожью.

— Как самочувствие после вчерашних нагрузок? — спросил я профессиональным тоном, который сегодня давался чуть легче.

— Да обычное, — ответила она, и голос ее был слегка приглушен. — … но вчера связку отрабатывали, с тройным тулупом. Чувствую, поясница гудит.

— Сейчас посмотрим, — сказал я и углубился в работу. Она что-то болтала о новых элементах в программе, о сложных вращениях, о том, как тренер требует невозможного. — … и починим, — сказал я, вжимаясь большими пальцами в ее напряженные, каменные трапеции. Мышцы были забиты, как у всех, кто таскает на себе не только физическую, но и психологическую нагрузку. — Нагрузка на крестец и поясничный отдел при таких прыжках должна быть просто бешеной. Плюс ударная волна при приземлении.

— О, ты прямо в теме! — она оживилась, повернув голову набок, и я увидел ее профиль, острый и решительный. — Прав! Вот здесь, чувствуешь, просто камень какой-то.

— Чувствую, — ответил я, находя заветную точку спазма, тот самый «триггер», и начал методично, но настойчиво разминать его круговыми движениями. — Это квадратная мышца поясницы, она вечно в тонусе у спортсменов, частая проблема. Поэтому надо растягивать дополнительно.

— Ага, растягиваю, — пробормотала она, и когда я надавил особенно сильно, найдя самый центр зажима, из ее горла вырвался тихий, но очень чувственный, глубокий стон. — Ммм-да-а…

Раньше этот звук, этот вибрационный выдох наслаждения, заставил бы мое сердце ёкнуть, как от удара током, и отправил бы кровь прямиком в одно-единственное место, полностью парализовав мозг.

Но сейчас в голове, поверх легкой волны тепла, пронеслась лишь четкая, холодная, профессиональная мысль: «Нашел. Триггерная точка. Локализация — на два пальца левее остистого отростка третьего поясничного позвонка. Надо запомнить для будущих сеансов, а лучше записать и составить правильные упражнения для растяжки».

Я работал сосредоточенно, технично, как хороший механик. Спросил о нагрузках на ноги, проработал икры, уделил особое внимание плечевому поясу, где копилось напряжение от постоянных взмахов руками на льду.

Мои руки помнили анатомию, они знали, куда надавить, где растянуть, как снять усталость. Это был хороший, честный медицинский сеанс.

Когда она наконец встала, прикрываясь полотенцем и потягиваясь одной рукой так, что каждое сухожилие заиграло под кожей, на её лице появилась блаженная, благодарная улыбка.

— Спасибо! — она вздохнула полной грудью. — Как будто заново родилась!

— Не за что, — улыбнулся я в ответ, и в этот момент почувствовал не смутное возбуждение и не гордость за похабные достижения, а профессиональное удовлетворение. Чистое, простое.

Маленькая, но важная победа. Я сделал человека лучше. Пусть ненадолго. Пусть в рамках этой сумасшедшей системы. Но сделал.

— Ох! Конечно есть за что! Чувствую себя прекрасно! Прям крылья выросли! На следующей тренировке буду летать!

Она сделала несколько легких, грациозных движений, будто на льду — плавный взмах рукой, имитация вращения, легкий наклон в сторону. Её тело двигалось с такой естественной, спортивной легкостью, что было действительно похоже на полет. Она улыбалась, явно наслаждаясь ощущением освобожденных мышц и будто желая доказать, насколько ей помог сеанс.

Я смотрел на неё с улыбкой, и в этот момент, завершая небольшой пируэт, она явно увлеклась и отмахнулась второй рукой, чтобы завершить движение правильно, так как учили… и полотенце, что она держала этой рукой, было просто вышвырнуто куда-то в угол комнаты.

И на мгновение, буквально на долю секунды, я увидел её обнаженную грудь. Идеальной спортивной формы, но без сосков — они были скрыты под небольшими телесными накладками, которые носят девушки, желая спрятать свои сосочки.

Кадр промелькнул, как вспышка, и она тут же резко прикрылась скрещенными руками и отвернулась, издав смущенный, нервный смешок. Я тоже невольно хихикнул — не от возбуждения, а от абсурдности ситуации и её милой, неловкой растерянности.

— Осторожнее, Соф, — сказал я, вежливо отводя взгляд.

— Блин, совсем увлеклась! Забыла что в одних… почти голая тут стою! — прозвучал её смущенный, но уже снова веселый голос. — Ты же… видел, да? Ну всё, теперь ты обязан делать мне предложение! По всем правилам!

— Не видел, — ответил я с нарочитой серьезностью, всё ещё глядя в сторону. — Я как раз в этот момент решил полюбоваться видом на стену. Прекрасный вид между прочем.

Она звонко рассмеялась, и я не смог сдержать улыбку. Потом послышался шелест одежды.

Забавная она, — подумал я. — И сейчас было скорее смешно и по-дружески неловко, чем возбуждающе. Хм, может, это потому, что сосков не было видно? Всё же если не увидел соски, эти маленькие мишени, то, считай, и саму грудь не видел… без них не считается.

— Ладно, я пошла! Еще раз спасибо! — Софья, уже одетая, направилась к двери, весело махнув рукой и все еще посмеиваясь. — И не говори никому про мой глупый стриптиз!

Я повернулся к ней с улыбкой, наши взгляды встретились, и я кивнул. Дверь закрылась, и её смех затих в коридоре. Она ушла, и в кабинете снова воцарилась знакомая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов. Я взглянул на них, и мысли сами собой переключились на следующую клиентку.

Скоро должно было подойти время Алисы.

Интересно, придет ли она сейчас? — подумал я, разглаживая ладонью свежую, чуть шершавую простыню на столе. — После дурацкой, порочной сцены в прачечной всё могло быть. Она могла прийти ледяной статуей. Могла не прийти вовсе. Могла прийти и… что? Сказать что-то? Но что?

Я приготовился ждать, но понимал, что это ожидание уже не сводило меня с ума от страха и похотливого любопытства, как раньше. Оно было просто частью рабочего графика. Частью этой странной, извращенной, но теперь уже чуть более понятной, чуть более предсказуемой рутины. Как мытье полов или заполнение журнала. Только с более красивым видом и гораздо более опасными последствиями в случае ошибки.

Я сел на свой стул, закинул ногу на ногу и уставился в потолок.

Впереди был долгий день… неделя… и где-то там впереди виднелся визит к Свете. К автору порноромана и девушке, которая спит как младенец после моего массажа.

Интересно, — мелькнула в голове идиотская мысль, — а в счете за «частный сеанс» она отдельной строкой выведет «Вдохновение для её следующей главы»? Или это будет включено в стоимость?

Я фыркнул. Глупости. Надо было просто работать. И постараться не сойти с ума до конца смены. Или хотя бы не делать этого громко и при свидетелях.

И тут в дверь кабинета раздался четкий, настойчивый стук: «Тук-тук-тук». Стук был не таким, как у Ирины, — не наглым и не игривым. Он был четким, ровным и немного отстраненным. Как будто стучали не рукой, а деревянной линейкой. В моей голове мгновенно сложился образ Алисы.

Сердце почему-то екнуло не от страха и не от похоти, а от любопытства, смешанного с легкой тревогой. После вчерашнего пропуска и той сцены в прачечной её визит сегодня был чем-то вроде дипломатической миссии. Или разведки боем.

Я быстро провел ладонью по лицу, сгоняя улыбку от собственных глупых мыслей, и произнёс сделав голос максимально нейтральным:

— Входите.