Лэндон и Шей. Влюбиться заново

Глава 12 Лэндон

— Тебе пора закругляться со своими записями, мы почти приехали, — произнесла Уиллоу, метнув взгляд в мою сторону, прежде чем снова переключить внимание на свой мобильный телефон.

Я посмотрел в свой блокнот и поморщился. В тот день слова давались мне с трудом.

Каждый божий день я писал одно-единственное письмо.

Сотни слов на разлинованной бумаге. Разные чернила, разный почерк, разные способы выражения любви.

Некоторые из них были короткими, а другие растягивались на десятки страниц. В этих записных книжках я оставлял части себя, высвобождая каждое из когда-либо испытанных мною чувств через чернильные строчки. Я писал письма уже несколько лет. Как ни удивительно, но эти послания без адресата стали важнейшей частью моей жизни.

Каждая буква, каждая строчка была наполнена правдой, которой так не хватало в моей повседневной жизни. Не секрет, что, если бы не Шей Гейбл, я бы никогда не решился выразить свои чувства таким путем.

Сейчас это было для меня так же естественно, как принять душ или почистить зубы.

Я не подозревал, что слова способны исцелять, пока не взял ручку и не вывел их собственной кровью.

— Ты готов? —  снова обратилась ко мне Уиллоу, а затем так же мгновенно переключилась на экран мобильника.

Она что-то стремительно печатала, вероятно, пытаясь разобраться в свалке, именуемой моей электронной почтой. Уиллоу оставалась моей помощницей последние несколько лет, и без ее профессионализма я бы не попал ни на одно прослушивание или кастинг. В общем, она всецело руководила моей жизнью.

Мы сидели в черном внедорожнике возле съемочного павильона «Вечернего шоу», и я изо всех сил старался подготовить себя к тому, что случится, когда я выйду из машины. Слава была неотъемлемой частью моей жизни уже более десяти лет, и все же я до сих пор к ней не привык. Я не привык ходить по улицам и слышать, как незнакомые люди выкрикивают мое имя. Не привык к тому, что люди выжидают по несколько часов только для того, чтобы мельком меня увидеть. Не привык к тому, что людей заботит моя жизнь.

Ну, по крайней мере, моя выдуманная жизнь.

Всех интересовал мой образ — образ Лэндона Пейса, золотого мальчика Голливуда.

Им было наплевать на настоящего Лэндона Харрисона.

Тем не менее я был благодарен.

У меня были поклонники, готовые стоять под дождем, снегом и ураганом ради одной фотографии со мной. Если это не унизительно, то что тогда? И все же каждый мой выход из машины превращался в испытание, потому что стоило мне открыть дверь автомобиля — начиналось шоу. Я улыбался, был очарователен и приветлив, был пределом их мечтаний. Я отдавал фанатам всего себя, а потом шел домой и ночевал в пустом доме со своей собакой.

Я глубоко вздохнул, закрыв блокнот. Засунув руку в карман, вытащил вишневую жевательную конфету и сунул в рот.

— Готов.

— Хорошо. Я сделаю несколько фотографий твоей встречи с фанатами. — Уиллоу придвинулась ближе к двери и схватилась за ручку: — Пойдем.

Как только дверь машины открылась, я выдохнул и включил свои чары. Вышел из внедорожника под визги и возгласы — все для меня. На самом деле моя улыбка не была фальшивой. Я улыбался совершенно искренне, но я устал. Так устал, что не был уверен, что когда-нибудь снова почувствую себя бодрым.

Моя карьера одновременно исцелила и опустошила меня — во многих отношениях.

Я посмотрел налево и увидел маленького мальчика в костюме супергероя, повторявшего образ одного из моих персонажей. Я не мог не чувствовать себя счастливым. Вот почему я продолжал делать то, что делал. Вот почему я изо дня в день выходил из дома, ради своих фанатов — взрослых и молодых, — которые дожидались встречи со мной.

Я сделал столько фотографий и раздал столько автографов, сколько смог, прежде чем Уиллоу объявила, что мне пора идти. Она утащила меня в павильон, и, как только за нами закрылась дверь, мое лицо наконец расслабилось.

— Не понимаю, почему они так тобой одержимы, — резюмировала Уиллоу, постукивая по телефону. — Как будто они не знают, что после китайской еды у тебя несварение.

Я усмехнулся:

— Думаю, они верят, что я испражняюсь золотыми слитками.

— Судя по запаху, ты испражняешься ровно тем же, чем и они.

Что мне нравилось в моей помощнице, так это то, что она никогда не подлизывалась. Она была настолько искренней, насколько это возможно, а с моей профессией найти искреннего человека — настоящий подарок судьбы.

Зайдя в гримерку, я обнаружил, что мой стилист уже ждет меня с вариантами нарядов для сегодняшнего интервью.

— Ты не спал, — отметила мама, поднимая взгляд от тележки с одеждой, в которой она деловито копалась.

Она подошла ко мне и потянула меня за щеки, изучая мой внешний вид.

— Мы можем отменить шоу, если ты слишком устал.

Я рассмеялся:

— Мы не станем отменять шоу Джимми Фэллона, мама. Я в порядке. Посплю ночью.

— Вчера ты говорил то же самое, — возразила она.

Мне действительно нравилось то, что моя мама на меня работала. Возможность объединить наши мечты в одно целое стала настоящим благословением. Она так хорошо справлялась со своими обязанностями, что, не будь она моей матерью, я бы все равно ее нанял. Я верил в ее профессионализм и внимание к деталям.

Но иногда рука властной матери оказывалась потяжелее, чем рука обычного стилиста.

— Я просто беспокоюсь, что ты слишком напрягаешься, Лэнд. Ты несколько месяцев разъезжал по миру из-за рекламных контрактов, а сейчас тебя снова ждут съемки. Рано или поздно такой график окончательно тебя истощит.

Мне было за тридцать, а моя мать все еще продолжала со мной нянчиться. И я очень сомневался, что это изменится в обозримом будущем. Кроме того, она была права. Я чувствовал, что приближаюсь к своему пределу. Мне следовало как можно скорее поговорить с менеджером о перерыве.

Когда я слишком погружался в работу, мое сознание возвращалось к своим старым привычкам. Доктор Смит сказала, что единственным способом научиться сосуществовать с моей тревогой и депрессией является выявление триггеров. Если бы я знал принцип, по которому работает моя голова, то смог бы направить свой корабль в более спокойную гавань. Игнорируя свои триггеры, я бы неизбежно обрек себя на кораблекрушение.

После многих лет проб и ошибок я научился ходить под парусом, но штормы и ураганы то и дело раскачивали мою лодку. Я нуждался в перерыве, и, возможно, скоро смог бы его получить.

Отмахнувшись от ее слов, я кивнул в сторону стеллажей.

— Есть какие-то идеи? — спросил я, переводя разговор.

Мама нахмурилась, в ее глазах застыло беспокойство, но она позволила мне сменить тему разговора.

— Как насчет этих бархатных брюк и чего-то простого и облегающего сверху?

— Бархат? Он чешется, — возразил я.

— Зато он нравится девушкам, — парировала она. — А так как ты продвигаешь новую романтическую комедию, тебе стоит учитывать вкусы целевой аудитории. Ты похититель их сердец, Лэндон. И тебе нужно как следует отыграть эту роль. Кроме того, эти штаны отлично подчеркивают твою попку.

— Боже. Мам, пожалуйста, больше никогда не говори о моей заднице.

— Почему нет? — Она широко улыбнулась: — В конце концов, своими лучшими генами ты обязан мне.

— Я сделаю вид, что этого разговора никогда не было.

Она сняла со стойки вешалки и протянула их мне:

— Просто делай так, как говорит твоя мама. Бархатные брюки.

Я последовал ее указаниям, потому что мама знала лучше.

Это интервью стало пятым за день, и после него я отправился прямиком домой. Вернуться под родной кров после загруженного дня, плюхнуться на диван в обнимку со своей собакой и обдумать каждую сказанную мной глупость — одно из моих любимых занятий того времени.

Любое неосторожное слово во время интервью могло быть истолковано совершенно неправильно, и это вызывало у меня сильнейшие приступы беспокойства. Неудачная шутка могла мгновенно превратить меня в морального урода, а неправильно понятый вопрос ведущего — в идиота.

Природа наградила меня сверхбеспокойным разумом. Я слишком много думал. Половину вещей, насчет которых я переживал, никто из окружающих даже не замечал. А я? Я ежесекундно накручивал себя, не зная, как отключить эту часть моего мозга.

Тем не менее я был уверен, что этот процесс приносит мне большую пользу.

Через некоторое время я переключал свои мысли на что-то другое, потому что поиск несуществующих изъянов болезненно утомителен. На той неделе мне позвонил Грейсон — рассказал о вечеринке, посвященной выпуску его собственной марки виски, которую я проспонсировал. Было приятно с ним пообщаться.

За последние несколько месяцев Грейсон пережил немало личных потрясений, и только недавно он начал связываться со мной по собственной инициативе — до этого момента я сам названивал ему с утра до вечера. Все из-за девушки по имени Элеонора.

С тех пор как она вернулась в его жизнь, он все больше и больше становился похожим на того Грейсона, которого я знал. Он просыпался от самого страшного из своих кошмаров, потому что эта женщина была готова протянуть ему руку.

Во время нашего последнего разговора Грейсон предупредил, что вместе с Элеонорой на презентации виски будет Шей — они приходятся друг другу кузинами.

Я бы откровенно солгал, если бы заявил, что не думал о ней последние несколько лет.

Когда я размышлял об определяющих моментах своей жизни, первая мысль всегда была о Шей. Она стала первым и практически единственным человеком, который смог пробудить меня от глубокого сна. До встречи с ней я не понимал, кто я, не понимал, имею ли я ценность и зачем существую в этом мире. Всего несколько месяцев рядом с ней открыли мне глаза. Она показала мне возможности, заставила меня мечтать о будущем — о будущем, которое казалось мне недостижимым, которое я почти упустил. Я ушел от нее, думая, что когда-нибудь найду себя и смогу вернуться в ее объятия. Я думал, что рано или поздно разберусь со своими ранами и трещинами и буду достоин ее любви.

Оказалось, что это не так-то просто. Самопознание давалось мне с трудом.

Я снова и снова терпел неудачи и спустя годы понял, что ей не нужен мой беспорядок. Я пошел вперед, зная, что ради ее же блага ей нужно сделать то же самое. Я столько раз хотел к ней вернуться, но знал, что не имею права появляться перед ней со своей разбитой на части душой, надеясь, что она вновь ее починит. Знал, что ее жизнь будет лучше без меня.

Я не был эгоистом. Я больше не пытался опереться на нее, чтобы устоять на ногах. Я желал для Шей большего, чем мог ей дать. Она любила меня, она желала меня, но мое сердце напоминало Луну. Оно менялось каждые несколько недель — иногда сердце было полным, а иногда от него оставался лишь тонкий полумесяц.

Тем не менее время от времени мысли о Шей приходили мне в голову. А теперь, когда Грейсон сообщил мне о том, что Шей появится на предстоящей вечеринке, она все чаще и чаще всплывала в моей голове.

Какой она стала?

Что с ней происходило?

Остались ли ее глаза такими же карими и полными надежды?

Кого она любит?

Этот вопрос пронзил меня больше, чем остальные: кого любит она, кто любит ее?

Большинство женщин, с которыми я проводил время, не задерживались со мной надолго. Я был известен своей ветреностью, потому что никогда не заводил длительных отношений и стремительно менял партнерш. Большинство людей, вероятно, думали, что я обыкновенная голливудская суперзвезда, ищущая разнообразия. Наверное, они считали, что мне нужен только секс, но это было ложью.

Я искал кого-то, хотя бы отдаленно похожего на первую девушку, которая меня полюбила, — настоящего меня, сломленного. Мальчика со шрамами, который не умел любить самого себя.

Я искал частички Шей в каждой женщине, которая встречалась на моем пути, но ни одна из них не смогла зажечь во мне тот же огонь.

Матрос забрался ко мне на колени и высунул язык.

После того как мой пес Хэм скончался, мне потребовалось некоторое время, чтобы задуматься о новом питомце. Возможно, некоторым людям трудно понять горе, вызванное смертью собаки, но для меня это было сродни потере лучшего друга. Хэм провел рядом со мной самые трудные периоды моей жизни — как в юности, так и во время роста моей карьеры. Его кончина сильно по мне ударила.

Я очень долго откладывал приобретение новой собаки. Мне казалось, что это предательство по отношению к Хэму, но, увидев в приюте Матроса, я понял, что мы созданы друг для друга. Он сразу пописал на мои ботинки и все такое. С тех пор мы превратились в одно целое. Это был маленький той-пудель — мужественный под стать мне, — и с ним обращались, как с особой королевских кровей. Завтра мы с ним собирались приехать в Чикаго на вечеринку по случаю выпуска виски. Завтра я окажусь в том же городе и буду дышать тем же воздухом, что и Шей. Через несколько дней мы встретимся лицом к лицу.

Я сидел в тишине своего нью-йоркского пентхауса, глядя в темноту, пока воспоминания о Шей Гейбл одно за другим всплывали в моем сознании. Я прокручивал их снова и снова, потому что каждое из этих воспоминаний заслуживало повторения.