Лэндон и Шей. Влюбиться заново

Глава 32 Лэндон

К тому времени, когда я прилетел в Чикаго, Грейсон уже поместил Карлу в психиатрическую клинику. Такси доставило меня прямиком туда, и, когда я приехал, Шей уже сидела в зале ожидания рядом с Грейсоном.

Я поспешил к ним. Не сказав ни слова, я просто заключил Грейсона в самые крепкие объятия.

— Черт, Грей, — пробормотал я, чувствуя нарастающие эмоции.

— Да, я знаю, — ответил он, отстраняясь. Он ущипнул себя за переносицу, прежде чем вытереть слезы. — Мне никогда в жизни не было так страшно. Лэндон, если бы она приняла эти таблетки… — начал он.

Я покачал головой:

— Она этого не сделала, Грейсон. Она в порядке.

— Она не в порядке. — Он всхлипнул и вытер нос рукой. — Она абсолютно не в порядке.

Я не знал, что сказать, потому что он был прав. Карла не в порядке и еще долго не будет. Я знал, какие тяжелые, страшные мысли предшествуют мыслям о самоубийстве. Я знал, как они настигают человека и поглощают его душу.

Я тоже через это прошел. Это заняло большую часть моей жизни, и мне потребовалось много времени, сил и размышлений, чтобы выбраться из пучины отчаяния.

— Мистер Ист? — позвала женщина. — Вы можете зайти в палату. Обследование закончено, и ваша дочь попросила вас побыть рядом с ней.

Грейсон поспешил уйти. Я провел руками по волосам и глубоко вздохнул, прежде чем повернуться к Шей:

— Привет.

Она встала:

— Привет.

Затем она заключила меня в объятия. Ее теплые руки крепко обвились вокруг моего тела. Я не мог вспомнить, когда я в последний раз это чувствовал. Черт, прошли годы. Конечно, в последнее время наши тела сливались воедино, но точно не благодаря объятиям.

Я любил объятия.

Я в них нуждался, потому что мне казалось, что сейчас я нахожусь в шаге от пропасти.

Когда мы отстранились, я неловко откашлялся.

— Как твое сердце? — спросил я.

Шей улыбнулась самой грустной улыбкой на свете, а ее карие глаза смотрели прямиком в мою душу.

— Как твое сердце? — повторила она.

Из моих глаз выкатилось несколько слезинок, и я постарался незаметно их смахнуть. Я заставил себя улыбнуться.

— Все еще бьется.

Конечно, не так сильно, как следовало бы, но все же оно билось — потому что Карла осталась с нами. Мы не потеряли ее, и это была наша маленькая победа.

Мы сидели в зале ожидания в полной тишине — время шло, но все вокруг нас казалось совершенно неподвижным.

Мы не разговаривали, потому что сказать было нечего. Я радовался, что Шей сидела со мной, мне нужен был кто-то рядом. Я нуждался в ее касаниях — когда она дотрагивалась до моего плеча или колена, напоминая, что я не один, хотя мой разум пытался убедить меня в обратном.

Может быть, моя боль передалась Карле.

Может быть, это моя вина.

Это всего лишь часть той лжи, которая отравляла мое сознание. Демоны, которых я пытался уничтожить. Каждый раз, когда этих мыслей становилось слишком много, я чувствовал руку Шей на моей спине, и тяжесть уже не казалась мне настолько невыносимой.

Я ритмично стучал ногой по кафельному полу, в то время как мой разум спускался по длинной лестнице воспоминаний.

— Трудно здесь находиться, — тихо признался я.

Шей наклонила голову в мою сторону и нахмурилась:

— Из-за твоего дяди?

— Нет, — я покачал головой. — Из-за меня.

Она в замешательстве посмотрела на меня прищуренными глазами.

Несколько часов спустя вышел Грейсон и криво нам улыбнулся. Он выглядел таким измученным, словно его сбил грузовик.

— Карла хочет тебя видеть, — сказал он мне.

Я кивнул и посмотрел на Шей:

— Ты пойдешь?

Она покачала головой:

— Нет. Если честно, я сомневаюсь, что она хочет меня видеть, учитывая мою связь с Элеонорой. Я не хочу лишний раз ее тревожить.

— Ох. — Я наклонил голову. — Тогда почему ты здесь?

Она натянуто улыбнулась, и я точно знал ответ на свой вопрос.

Она была здесь из-за меня.

В этот момент я вновь в нее влюбился.

По правде говоря, я никогда не переставал ее любить.

Я шел по длинным коридорам, и уровень моего беспокойства нарастал с каждым сделанным шагом. Но я знал, что должен быть сильным, потому что эта маленькая девочка нуждалась во мне, в моей поддержке. Я не имел права показывать ей свои слабости.

В клинике были оборудованы отдельные палаты. Стены некоторых из них украшали рисунки и записки, рассказывающие о жизни пациента. Чем больше украшений — тем дольше человек находился в клинике.

Я вспомнил, как во время пребывания в стационаре мои стены сначала пустовали. Затем я начал заполнять их письмами.

Письмами, которые я писал для Шей.

Я провел в клинике три месяца, а когда меня выписали, собрал все свои записи и надеялся однажды передать их ей, чтобы показать, как она, сама того не зная, помогла мне пройти через самое темное время в моей жизни.

К тому времени, когда мне стало лучше, Шей исчезла из моей жизни и так и не смогла прочитать адресованные ей строки.

Я стоял у входа в палату Карлы и смотрел на пустые стены, надеясь, что ей не придется заполнить их сверху донизу, прежде чем она найдет выход из тьмы.

В комнате находились односпальная кровать, два стула и письменный стол. Все выглядело таким тусклым и безжизненным. На маленькой кровати сидели двое — Карла и ее прекрасная тьма.

Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что темнота тоже может быть прекрасной. Многие прекрасные вещи живут во мраке, и нам следует быть к ним добрее — так, чтобы они точно знали, что им тоже есть место в этом мире.

Она посмотрела на меня и попыталась изобразить улыбку:

— Привет, дядя Лэндон.

— Привет, дружок. Я могу войти?

Она кивнула.

Я вошел в палату и направился в ее сторону. Сев на кровать, я заключил Карлу в объятия. Она обняла меня в ответ. Она так крепко меня обняла. Так крепко. Словно была благодарна за то, что все еще может меня обнимать. Может чувствовать. Может жить.

Я тоже был чертовски этому рад.

Я был так счастлив, что могу обнять эту маленькую девочку.

— Прости, — всхлипнула она, отстраняясь.

— За что?

— За то, что была такой глупой и думала о том, чтобы принять эти таблетки. — Она покачала головой. — Я не собиралась этого делать, дядя Лэндон. Клянусь, я не собиралась.

Я провел рукой по ее спине.

— Ты знаешь, кто я для тебя, Карла?

— Кто?

— Тот, с кем ты можешь чувствовать себя в безопасности. Тебе не нужно говорить мне то, что от тебя хотят слышать. Тебе не нужно лгать, пытаясь защитить мои чувства. Понимаешь? Со мной ты в безопасности. Ты можешь мне доверять. Здесь нет лжи. Только правда.

Она сгорбилась, опустив плечи.

— Я уже думала об этом раньше, — тихо призналась она. — Я часто думала об этом после аварии.

Эта правда ранила мое сердце, но я терпеливо слушал, как эта девочка делилась со мной своей тьмой.

— Я думаю, что у меня депрессия, — прошептала Карла, словно ей было стыдно в этом признаться.

— Расскажи мне, что ты чувствуешь.

— Каждый день дается мне с трудом. Даже хорошие дни кажутся тяжелыми, и я не знаю, как избавиться от этой боли в моем сердце. В последнее время все вокруг меня так счастливы. Лорелай — самый счастливый ребенок в мире. У папы появилась Элеонора. Все, кроме меня, оправились после аварии. Все выздоравливают, кроме меня. Это выводит меня из себя. Меня так злит, что все, кроме меня, счастливы. Это единственное, чего я хочу. Я хочу быть счастливой, дядя Лэндон.

Я снова притянул ее к себе. Я должен был помочь ей почувствовать мое присутствие, напомнить ей, что она не одна.

— Ты справишься, Карла, клянусь. Я знаю, это звучит ужасно банально, но этот путь требует времени. Когда твой разум погружен в темноту, тебе приходится пробовать множество вариантов лечения, чтобы понять, что тебе помогает, а что нет. Иногда это медитация, иногда лекарства. Не существует универсального способа вылечиться от депрессии, Карла. Ты должна выяснить, что помогает именно тебе, и изучить свои триггеры. Но, клянусь, депрессия — это не смертный приговор.

— Я не хочу умирать, — поклялась она, и я ей поверил.

Я видел это в ее глазах. Возможно, это была ее самая большая правда — то, что она очень хотела жить.

— Я знаю, и мы сделаем все, что в наших силах, чтобы найти то лечение, которое тебе поможет.

Она медленно кивнула:

— Откуда ты столько знаешь о депрессии? У тебя есть все. Сомневаюсь, что ты хоть раз в жизни грустил.

Я тихо рассмеялся:

— Ты даже не представляешь, насколько это иронично.

— Что? Я серьезно. Бьюсь об заклад, ты никогда не плакал от грусти.

— Я плакал сегодня, когда услышал о тебе. Я много раз плакал от грусти. Смотри.

Я закатал рукава рубашки и взял ее руку в свою. Затем я провел ее пальцами по своим татуировкам — по моей покрытой шрамами коже, по отпечаткам моего прошлого.

— Ты это чувствуешь?

— Да, что это?

— Моя печаль. Раньше я причинял себе вред, потому что пытался справиться с депрессией.

Она широко распахнула глаза:

— Ты причинял себе вред?!

— Да. Я искал способ что-то почувствовать. Вернее, почувствовать хоть что-нибудь. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что мне помогает, но, поверь мне, сейчас в моей жизни хороших дней гораздо больше, чем плохих. Я нахожу причины улыбаться каждый божий день, и одна из этих причин — ты, Карла. Этот мир прекрасен, потому что в нем есть ты, и ты обязательно совершишь нечто волшебное. Мне нужно, чтобы ты продолжала сражаться и помнила, что у тебя большая команда поддержки. Хорошо?

— Хорошо. Обещаю. Мама бы не хотела, чтобы я сдалась, — сказала она.

— Ты права, она бы этого не хотела. Я знаю, что сейчас она смотрит на тебя с гордостью, потому что видит, какая ты сильная.

Она улыбнулась, и я улыбнулся ей в ответ.

— Я рада, что в прошлом ты не слишком сильно себе навредил. Было бы так грустно, если бы сейчас тебя не было рядом. Я очень рада, что ты все еще здесь, дядя Лэндон.

Я почувствовал, как от ее слов в моем сердце разливается тепло.

— Я тоже очень рад, что ты все еще здесь.

Я пожелал Карле спокойной ночи и пообещал зайти к ней следующим утром. Грейсон остался с ней на ночь — он хотел, чтобы она знала, что ни на секунду не останется одна. Им двоим предстоял долгий путь, но я был счастлив, что они наконец шли к свету рука об руку.

Я прошел в зал ожидания и обнаружил, что Шей все еще сидит там. Она улыбнулась и встала на ноги:

— Как она?

— Жива и начинает свой путь к исцелению.

— Хорошо. Я рада. Не могу смириться с тем, что ей приходится через это проходить.

— Я тоже, но иногда необходимо пройти через тьму, чтобы добраться до света. Она сможет, я знаю. Я за этим прослежу.

— А как насчет тебя? Ты нашел свой путь к свету?

— Мой свет становится немного ярче с каждым днем.

— Это хорошо, — она кивнула. — Это очень хорошо.

Она слегка поерзала на пятках, прежде чем снова на меня взглянуть.

— Хочешь, подвезу тебя до отеля?

— Это было бы замечательно.

Мы ехали молча, и время от времени Шей поглядывала в мою сторону. Я видел в ее глазах беспокойство. Словно она боялась, что я слишком сильно погружен в свои мысли — а так оно и было. Я слишком устал, чтобы надевать маску и вести себя так, будто со мной все в порядке. Кроме того, я больше не хотел носить свою маску рядом с Шей.

Она проводила меня до гостиничного номера, и я поблагодарил ее за помощь.

— Тебе не стоит оставаться одному, — сказала она, прислонившись к дверному косяку.

— Я буду в порядке. Кроме того, у нас есть правила, верно? Никаких ночевок, — пошутил я, пытаясь спрятать за смехом тяжесть в груди.

Шей стояла, засунув руки в карманы джинсов и слегка покачиваясь взад и вперед.

— Лэндон… — прошептала она тихим голосом. — Если ты скажешь мне остаться, я останусь. Если ты скажешь мне уйти, я останусь наверняка.

Этого было достаточно, чтобы заставить меня медленно кивнуть и пропустить ее в дверь номера. Она закрыла ее за собой и посмотрела на меня с беспокойством в глазах.

— Что я могу сделать? — спросила она.

Я не знал. Она не могла стереть из моей памяти то, что случилось с Карлой. Она не могла вернуться в прошлое и изменить то, что уже случилось. Она не могла остановить тревожные мысли, переполнявшие мой разум.

Она могла сделать одну вещь, и, возможно, это было то, в чем я нуждался сильнее всего.

— Можно тебя обнять? — тихо произнес я, опустив голову.

Больше всего я нуждался в том, чтобы этой ночью она была рядом со мной. Нуждался в том, чтобы заключить ее в объятия и крепко прижать к себе. Нуждался в напоминании о том, что я не одинок.

Она обвила меня руками и притянула к себе. Она растворилась в моих объятиях, словно ее главным и единственным желанием было прижаться к моему телу. Когда я сказал ей, что она может меня отпустить, она прижалась еще крепче.

Я был чертовски благодарен ей за эти объятия.