Глава 13 Шей

Моя бабушка часто шутила, что хорошие мужчины, конечно, существуют, но только на киноэкране.

Обычно мне нравились наши воскресные обеды, но в последнее время они больше напоминали поле боя, и Мима атаковала меня, пытаясь разузнать что-нибудь про мои нынешние отношения.

Мама опоздала к обеду — снова, — предоставив Миме возможность в полной мере удовлетворить свое любопытство, расспросив меня о личной жизни — или ее отсутствии. В последние девять месяцев я встречалась с Сэмом и была вполне довольна нашим положением, но, похоже, для Мимы этого было недостаточно.

Она водрузила еще шипящее жаркое на стол. За ним последовали картофельное пюре и запеканка из стручковой фасоли. Стоило развязать Миме руки, и она с воодушевлением организовывала целый пир вместо простого воскресного ужина на троих.

От еды поднимались клубы пара, и аппетитные ароматы быстро заполнили комнату. Мой желудок нетерпеливо заурчал.

— Не понимаю, почему вы встречаетесь почти год, а ты до сих пор нас не познакомила, — заявила она, пристраивая на стол миску с салатом. — Ты даже не называешь его имя.

— Я же говорила, Мима, я не хочу вас знакомить, если у нас не выйдет ничего серьезного. Кроме того, прошло всего девять месяцев.

— Этого достаточно, чтобы разобраться в своих чувствах. За девять месяцев можно родить ребенка. Раз уж этого срока хватает, чтобы создать нового человека, то и для составления мнения его более чем достаточно. Если сейчас между вами нет ничего серьезного, то в будущем это точно не изменится. К тому же… — Она зачерпнула большую ложку картофельного пюре — явно слишком большую для меня, но я в любом случае все съела бы, — и шлепнула мне на тарелку. — Я не думаю, что он тот самый.

Я рассмеялась:

— Откуда ты знаешь? Я почти ничего о нем не говорила.

— Вот именно. Если ты любишь по-настоящему, то просто не можешь держать это в себе. Ты бы говорила о нем с утра до вечера. Настоящие чувства рвутся наружу, словно лава, согревая тебя от макушки до пяток. Именно поэтому я уверена, что он не тот. Я не вижу никакой страсти.

— Не должно быть страсти. Это не кино. Это реальная жизнь.

— Реальная жизнь должна быть лучше, чем кино.

Мне казалось странным, что даже после собственного неутешительного опыта Мима так верила в любовь. После всех душевных страданий, которые причинил ей мой дед, она все еще верила в «долго и счастливо».

Сама я ежедневно боролась с этой концепцией. Я испытала ту самую душераздирающую любовь всего один раз в жизни, и она полностью оправдала себя, по-настоящему разорвав мою душу. Так что я с радостью ограничивалась симпатией вместо того, чтобы всецело отдаваться чувствам.

Не каждый роман должен быть «Дневником памяти».

Некоторые могут быть среднестатистическими телевизионными историями. Вроде фильмов Hallmark, где два человека влюбляются друг в друга за три дня, и ни одна живая душа не препятствует их соединению. Такие истории вызывают куда больше симпатии. Они проще. Приятные и удобные. К тому же, если в конце концов пара расстается, никто не остается разбитым. Героиня возвращается к своей работе в Нью-Йорке, а герой развивает маленький семейный бизнес, продавая рождественские елки до тех пор, пока в следующем году ему не повстречается еще одна девушка из большого города.

— Может быть, это просто сказки, Мима. Может быть, все эти душераздирающие конфетно-букетные истории существуют только в книжках.

— О, милая. Не смей так думать. В конце концов, ты та, кто разрушит любовное проклятие нашей семьи.

Опять двадцать пять.

Проклятие семьи Мартинес.

Моя бабушка твердо верила, что сказки существуют в реальной жизни, хотя в нашей семье ей так и не довелось увидеть по-настоящему здоровых отношений. Она верила в рыцарей в сияющих доспехах, в принцесс, злодеев и волшебные проклятия. Боже мой, я ведь даже не преувеличиваю. Она была убеждена, что на долю нашего семейства выпал целый ворох родовых проклятий, которые омрачали нам жизнь и мешали каждой из нас найти свою величайшую любовь.

Невозможно представить давление сильнее, чем со стороны бабушки, убежденной в том, что именно ты явилась в этот мир, чтобы разрушить родовое проклятие, наложенное на вашу семью несколько десятилетий назад. Мима была полностью уверена, что мне предначертано покончить с любовной засухой Мартинесов.

Мне не хотелось верить в ее безумные речи, но, клянусь, иногда они казались правдивыми. Нам, женщинам Мартинес, страшно не везло в любовных делах.

В моей голове постоянно звучал голос мамы. Каждый раз, когда меня подводил представитель противоположного пола, я слышала ее шепот:

— В истории нашей семьи никогда не было хороших мужчин, mi amor. Мы, женщины, обречены любить скотов. Мой дедушка был скотом. Твой дедушка был скотом, твой отец был скотом. Нам лучше жить в одиночестве.

Затем я слышала слова Мимы, в которых проскальзывал лучик надежды:

— Я каждый день молю Бога, что ты станешь той, кто положит конец этому проклятию, наложенному на нас, женщин Мартинес. Ты — наша спасительница.

Никакого давления, верно?

С годами мы, три женщины, стали куда ближе, чем раньше. Мы поддерживали друг друга всякий раз, когда жизнь пыталась сбить нас с ног, а происходило это с завидной частотой. Но любовь мамы и бабушки давала мне веру в то, что мы втроем обязательно переживем самые темные дни.

Наша троица была малобюджетной версией «Девственницы Джейн» — полной любви, света, смеха и поддержки. Женщин Мартинес не так-то просто сломить, даже родовому проклятию. Я была Джейн — девушкой, которая пыталась построить писательскую карьеру, но рядом со мной не было Майкла или Рафаэля, готовых сражаться за меня и мою любовь.

Вместо них у меня был Сэм. Сомневаюсь, что он стал бы за меня бороться. Но я его не винила — честно говоря, ради него я бы тоже не взялась за меч. Наши отношения были другими. У нас не было нужды сражаться за любовь.

Прежде чем я успела ответить на очередное напоминание о проклятии рода Мартинес, в комнату ворвалась мама — громко напевая и кружась.

— Я влюблена, я влюблена и хочу, чтобы об этом знал весь мир! — воскликнула она.

Ее слова полностью сбили меня с толку. Моя мама? Влюблена?

Что за?..

— Если бы ты и правда была влюблена в этого неизвестного мальчика, то вела бы себя точно так же! — заметила Мима.

Вряд ли.

Мама улыбалась от уха до уха и выглядела такой счастливой и воодушевленной. Еще минута, и она превратилась бы в Тома Круза, прыгающего на диване Мимы.

— Знаешь, кто действительно сводил тебя с ума? — спросила Мима.

Не говори Лэндон Харрисон. Не говори Лэндон Харрисон…

— Лэндон Харрисон.

Ее глаза засияли. Если и был кто-то, кого Мима любила почти так же сильно, как меня, так это Лэндона. С самого первого дня она стала его самой большой поклонницей. Но, даже несмотря на это, преданность Мимы осталась превыше всего. Когда мы с Лэндоном разошлись, она тоже разорвала с ним все связи, чтобы показать мне свою любовь и поддержку. Независимо от ситуации бабушка всегда выбирала мою сторону.

Тем не менее это не означало, что она время от времени не упоминала Лэндона и не напоминала мне о том, что он замечательный мальчик.

— Я видела тебя воодушевленной только тогда, когда ты встречалась с этим милым, добрым мальчиком. Ты должна ему позвонить, — предложила Мима.

— Прошло больше десяти лет, Мима. У меня нет его номера, — ответила я.

— Кошмар! — она надулась. — Ты была с ним так счастлива.

Я была подростком — что я могла знать о счастье?

— Кстати, о счастье… — Я откашлялась: — Возможно, нам стоит поговорить о новом мамином возлюбленном.

Я хотела срочно отвлечь внимание от себя, а что могло подойти лучше, чем внезапный роман моей мамы? Может, это ей предстояло снять проклятия Мартинес.

— Точно. В кого это ты влюбилась? — спросила Мима, наполняя мамину тарелку.

Мама плюхнулась на стул, все еще улыбаясь во весь рот.

— Я только что завела щенка, — заявила она.

Ну, теперь все стало понятнее. Она влюбилась в щенка.

— Завтра я заберу его из общества защиты животных, и, черт возьми, я уже его обожаю. Только посмотри!

Она достала телефон и гордо продемонстрировала нам фотографии самой очаровательной собаки на свете.

Держа мамин мобильник в руке, Мима покачала головой:

— Ты хочешь сказать, что с грохотом вломилась в мою квартиру из-за собаки?

— Не просто из-за собаки, — пропищала мама. — Из-за моей собаки! Ее зовут Белла, и это самое восхитительное создание во вселенной.

— О, отлично, — простонала Мима, закатывая глаза. — Одной вагиной больше.

Я хихикнула себе под нос.

— Что с вами, дамы? Когда вы наконец успокоитесь и приведете на ужин мужчин? Меня тошнит от еженедельных ужинов с вами, двумя идиотками. К тому же я немолода и хочу нянчить внуков.

— О чем ты подумала, когда я сказала, что влюблена? — спросила мама. — Что я нашла парня?

— Разве это так странно? — спросила Мима.

— Ну, немного. В мире не существует мужчины, который интереснее, чем щенок. Что может дать мне мужчина, чего не может дать собака? Любовь, комфорт, обнимашки…

— Оргазмы, — ответила Мима, заставив меня подавиться вином.

— Мима!

— Что?! Это правда. Ты решила завести щенка, потому что тебе слишком одиноко, верно, Камилла?

— Ну да.

— Знаешь, что может заставить тебя чувствовать себя менее одинокой? Большой, сильный мужчина. Ко всему прочему, он может вставить в тебя член, так что это беспроигрышный вариант.

Боже мой, бабушка говорит об оргазмах и пенисах. Этот разговор принял странный оборот.

— Мы действительно говорим об оргазмах за воскресным ужином? — спросила я, все еще сбитая с толку.

На мамин телефон пришло сообщение, и она тут же схватилась за него, чтобы ответить. Ее щеки порозовели, и она на мгновение отвернулась, набирая ответ.

— Извините, это из общества. Они сказали, что я могу забрать Беллу уже сегодня вечером! — воскликнула она.

— Видишь? Разве ты не скучаешь по этому, Шеннон София? — спросила Мима, указывая на мою мать. — Несмотря на то что твоя мать так воодушевлена из-за какой-то дворняги, это все равно настоящие эмоции. Нечто, что заставляет сердце биться быстрее.

— Нет, спасибо. Я не нуждаюсь в сердечном приступе.

Мима нахмурилась:

— Когда ты стала такой неромантичной? Ты ведь жила ради любви. Ты и сейчас пишешь любовные истории, но утверждаешь, что больше не веришь в любовь?

— Я могу писать любовные истории и не верить в концепцию, Мима. Сомневаюсь, что Мелисса Мэтисон и Стивен Спилберг верили в инопланетян, когда снимали фильм. Кроме того, мои отношения в полном порядке.

— В полном порядке, — фыркнула Мима, махнув на меня рукой. — Никто не хочет, чтобы его отношения были «в полном порядке». Любовь должна быть живой.

— Может, нам пора прекратить этот разговор? — предложила я.

Я совсем не хотела обсуждать Сэма, и, к счастью, мама быстро заполнила тишину, заговорив о Белле. Тем не менее я продолжала думать о словах Мимы и о нашем унылом романе. Наши с Сэмом чувства вряд ли можно было сравнить с фейерверком, но нам вполне хватало и бенгальских огоньков.

Перед уходом Мима собрала для меня контейнер с остатками еды и положила руки мне на щеки:

— Надеюсь, ты знаешь, что я беспокоюсь о твоей личной жизни только потому, что очень тебя люблю, Шеннон София. Я переживаю, что, если ты продолжишь ожесточать свое сердце, в конце концов оно превратится в камень.

Я лениво улыбнулась и чмокнула ее в подбородок:

— Не волнуйся, Мима. Мое сердце все еще бьется.

Просто не ради мужчины.

— Подумай о том, чтобы взять своего парня на вечеринку, которую устраивает Грейсон Ист. Возможно, пришло время показать его миру.

Я пожала плечами:

— Посмотрим.

Моя кузина Элеонора пригласила меня на осеннюю презентацию виски Greyson. Событие обещало быть грандиозным — в программе значились красные ковровые дорожки, знаменитости и бывшие парни.

В памяти снова всплыл момент, когда Элеонора сообщила мне о том, что на праздник приедет Лэндон. Я изо всех сил старалась вести себя хладнокровно и делать вид, будто от нервов в моем животе не закружились бабочки.

— Это было давно. Все в прошлом, — ответила я ей.

Элеонора рассмеялась:

— Кажется, я говорила то же самое, когда устраивалась на работу к Грейсону.

— Неужели ты наконец признаешь, что испытываешь к Грею чувства?

— Нет, — быстро возразила она. — Я хочу сказать, что даже давняя история — это все еще история. И я просто хотела убедиться, что ты не против оказаться на одном мероприятии с Лэндоном.

— Конечно, — я кивнула. — Все в порядке. Все мои чувства к Лэндону давным-давно угасли. К тому же мы оба взрослые люди. Не вижу никакой проблемы в том, чтобы находиться с ним в одном помещении. Все в порядке. Я в порядке. У меня все отлично. Просто замечательно. Отлично.

Я сказала «отлично» слишком много раз. Прямо как Росс из «Друзей», когда узнал, что Джоуи и Рэйчел встречаются.

Все отлично.

Тем не менее с того момента вечеринка не выходила у меня из головы. Я все время думала о Лэндоне и о том, что я ему скажу — если мы вообще заговорим. Возможно, Мима была права. Может, мне следовало взять с собой Сэма и использовать его как своего рода щит. Честно говоря, я не совсем понимала, почему все это так меня беспокоит.

После ужина я вернулась в свою квартиру, отчаянно нуждаясь в бутылке вина и пенной ванне. После битвы с Мимой мне всегда требовался хороший отдых. Когда я уехала, начался дождь, и, конечно же, в моей машине не оказалось зонтика.

Выскочив из автомобиля, я схватила сумочку и ключи и побежала, накинув на голову пальто. Я перепрыгивала лужу за лужей, промокнув до нитки и окоченев от холода и ветра. Но, свернув за угол к крыльцу, я остановилась — на ступеньках, низко опустив голову и прикрываясь руками от дождя, сидел сгорбленный, жалкий, промокший насквозь человек. Не лучший способ укрыться от дождя, подумала я про себя. Его светлые волосы прилипли ко лбу, а сам он дрожал от холода.

Он выглядел таким… ничтожным.

Ничтожным и богатым, если быть точной.

Опустив взгляд на его ноги, я увидела ботинки от Gucci. На его штанах поблескивала пряжка от ремня — тоже Gucci. Что тут сказать? У меня был зоркий глаз на дорогие вещи, которые я не могла себе позволить.

— Вы не можете войти? — спросила я, искренне переживая за хорошо одетого придурка, который, вероятно, находился в нескольких шагах от пневмонии. — Может, я постучу в нужную вам квартиру, когда войду внутрь? Наш домофон вечно ломается, и…

Слова замерли на моем языке, когда этот странный, насквозь промокший мужчина поднял голову и посмотрел мне в глаза. Мир закружился, когда наши взгляды встретились.

Эти глаза.

Эти дьявольски прекрасные голубые глаза.

Мое сердцебиение замерло, в то время как я смотрела в глаза первому и единственному мужчине, которого я любила. Лэндон сидел на ступеньках моего дома, промокший с головы до пят, и от этого мой разум впал в полнейший ступор.

Что он здесь делает? Почему он здесь? Откуда он вообще знает, где я живу?

Меня затрясло — не от ледяного дождя, а от его присутствия. Мои губы приоткрылись, но я не могла произнести ни слова.

Почему меня затошнило? Почему я хочу убежать? Почему я не могу заставить свое сердце успокоиться? После всех этих лет, после всей работы, которую я проделала, чтобы вычеркнуть этого мужчину из своей памяти, он все еще каким-то образом контролировал мое сердце.

Что со мной происходит?

Он встал на ноги и засунул руки в карманы явно сшитых на заказ брюк, облепивших его бедра.

Его дрожащие губы приоткрылись, и с них сорвались всего два слова:

— Привет, Цыпа.

Привет, Цыпа.

Это была я — по крайней мере, та я, какой я была рядом с ним. Я была его Цыпленком, он был моим Сатаной, и когда-то мы были безнадежно влюблены. Вот я и отправилась в прошлое. Мне снова семнадцать, и я понятия не имею, что творится с моей жизнью. Я вспомнила, как мы впервые поцеловались. Я вспомнила, как мы впервые занялись любовью. Я вспомнила, как переплетались наши тела. Я вспомнила все, и каждое из воспоминаний выбивало из моих легких воздух.

Вытирая с лица дождевые капли, я произнесла единственное слово, которое смогла подобрать:

— Нет.

Нет.

Нет, нет, нет, нет.

Это единственное, что я успела сказать Лэндону, сидевшему на ступеньках моего дома.

Наш короткий диалог заставил мое сердце сжаться. В голове кружились мысли о том, как он сидел на ступеньках под проливным дождем. Как долго он просидел там, дожидаясь меня? И почему-то мне казалось, что моя милая, добрая подруга Рейн как-то с этим связана.

Шей: Ты официально в моем черном списке.

Рейн: Я ждала этого сообщения, но ты не можешь меня винить. Я на восьмом месяце беременности, и у меня бушуют гормоны. Когда Лэндон спросил о тебе, я не смогла совладать со своим языком.

Неудивительно. Рейн никогда не умела держать язык за зубами. Она с самого детства совала нос в чужие дела. Ее любимая — а если и не любимая, то самая частая — фраза: «Не хочу вмешиваться, но…»

Я знала, что она и ее муж Хэнк все это время поддерживали связь с Лэндоном. Ни для кого не секрет, что он сохранил отношения со всеми своими друзьями — кроме меня. Но Рейн почти никогда его не упоминала, потому что знала, как тяжело мне слышать что-то о Лэндоне.

Думаю, она просто посчитала, что нет ничего такого в том, чтобы дать Лэндону мой адрес, позволив ему пару часов посидеть у моей двери в дождливый день.

Рейн: Пожалуйста, прости меня.

Рейн: Если от этого тебе станет легче, то знай, что сегодня я описалась в очереди в супермаркете, наклонившись за сникерсом. Я не шучу. Я обмочилась в очереди на кассе Target, а потом расплакалась, устроив целую сцену. Пожалей свою бессовестную подругу.

Я улыбнулась. Как ни странно, мне и правда немного полегчало.

Рейн: Позволь мне загладить свою вину — приглашаю тебя на завтрак в это воскресенье. Гарантирую тебе неограниченное количества «мимоз», а я буду сидеть напротив и смотреть, как ты пьешь мой самый любимый напиток на свете. Можешь напиться в стельку, а я просто постараюсь в очередной раз не обмочиться в общественном месте.

Шей: Договорились.

Я поспешила в свою спальню и принялась набирать ванну, собираясь оставаться в ней до тех пор, пока вода не остынет, а мои пальцы не превратятся в чернослив.

Снова раздался звук уведомления.

Рейн: Но он выглядит хорошо, правда? Мне так показалось. Здоровый. Счастливый. Ужасно сексуальный.

Шей: Я блокирую твой номер до воскресенья и не пойму, если после всего случившегося ты не назовешь ребенка в мою честь.

Рейн: Но у меня будет мальчик.

Шей: Верно. Заставь его страдать так же, как ты заставила страдать меня.

Я забралась в горячую ванну с бутылкой красного вина. Нет нужды в бокале, когда знаменитый на весь мир бывший бойфренд появляется у твоей двери после десятилетнего молчания. Прямо из бутылки — как те крутые взрослые леди, одной из которых я планировала стать.

После нескольких больших глотков я поставила вино на кафельный пол. Откинувшись на бортик ванны, изо всех сил попыталась отогнать все мысли о Лэндоне, но это оказалось практически невозможным.

Рейн не ошиблась — Лэндон выглядел хорошо. Чересчур хорошо. Конечно, в тот момент он выглядел не лучшим образом, но все равно казался вполне здоровым. Вздох. И красивым. Он выглядел таким неприлично красивым, сидя под дождем и думая обо мне.

Больше всего меня раздражало то, как красиво он взрослеет — словно лучшее из вин. Мне хотелось, чтобы со временем он превратился из лебедя в гадкого утенка, но, увы, Лэндон становился только красивее. Я не подозревала, что мужчины могут быть настолько красивыми, пока собственными глазами не увидела, как из неуклюжего прыщавого подростка он вырос в невероятно привлекательного мужчину. Меня едва ли не тошнило от того, насколько великолепно он выглядел. Однажды, когда мы на пару с Элеонорой выпили целую бутылку вина и устроили марафон рождественских фильмов в июле, нам в голову пришла идея изучить рынок самых дорогих в мире вин — и провалиться мне сквозь землю, если Лэндон не был Barolo Monfortino Riserva Conterno 2010 года.

В душе я надеялась, что он станет бутылкой Moscato, купленной на заправке за 2,99 доллара.

Невозможно выделить одну черту, которая делала его красивым. Это было буквально все его лицо. Его идеальные точеные черты, его яркие голубые глаза, ямочки на щеках, очерченная линия подбородка и губы.

Ох, его пухлые, манящие губы.

Я снова и снова думала о том, сколько раз эти губы блуждали по моему телу, сколько раз они пробовали меня на вкус, исследовали меня, владели мной всеми возможными способами. Как эти губы и этот мужчина забрали у меня две вещи, которые я бы никогда не отдала другому: мою девственность и мое сердце.

Кроме того, его тело было в не менее потрясающей форме. Боже, оно выглядело просто сногсшибательно — большое спасибо боевику, в котором Лэндон снялся несколько месяцев назад. К слову, фильм я не видела. На самом деле я не посмотрела ни один из его фильмов с тех пор, как наши пути разошлись, но в соцсетях то и дело мелькали кадры с Лэндоном и его умопомрачительными кубиками. Его пресс взорвал интернет сильнее, чем фотография Ким Кардашьян с шампанским.

Кожа Лэндона сияла изнутри, даже когда с нее капала дождевая вода. Когда мы были детьми, солнечные лучи превращали его в спелый помидор, но сейчас Лэндон выглядел не обгоревшим, а безупречно загорелым. Его медный тон кожи, вероятно, сводил с ума женщин по всему миру. Но, несмотря на миллионы вожделеющих его фанаток, он все-таки оказался у меня на пороге.

Не придавай этому большого значения, Шей.

Боже. Но разве я могла? Я так прочно засела у него в голове, что он выведал мой адрес, чтобы… что? Я все еще не совсем понимала, чего он хотел, появившись у моей двери той ночью. Воссоединения? Вспышки эмоций, пронзающей нас, словно электрический разряд? Моего признания в том, что все эти годы я ни на секунду не переставала его любить?

Я не дала ему ничего из того, чего он хотел, — ни своего времени, ни своего внимания. Я не дала ему ничего, потому что он этого не заслуживал. Я больше не была девушкой, живущей в ожидании момента, когда мужчина найдет для меня место в своей жизни.

Я была слишком стара для игр — за исключением судоку — и не собиралась снова позволять Лэндону Харрисону меня дурачить.

Загрузка...