Он молчал больше суток.
Когда мать Лэндона позвонила ему, чтобы узнать, как он, мне пришлось ответить за него, потому что Лэндон не вставал с кровати. Она была за границей и изо всех сил старалась успеть на ближайший рейс, но даже в таком случае она оказалась бы здесь не раньше завтрашнего дня.
— Что нам делать? — прошептала Рейн, пока она, Хэнк, Эрик и я сидели в гостиной. — Ему нужно что-то съесть. Он не выходит из комнаты с тех пор, как вы приехали.
— Я знаю, но он не двигается с места. Он не разговаривает. Он словно окаменел. Я была удивлена, когда он встал, чтобы пойти в туалет, — ответила я.
— Его отец был придурком, — проворчал Хэнк. — Он обращался с Лэндоном как с дерьмом.
— Да, но он все равно его любил, — ответила я.
Эрик нахмурился и почесал затылок. Он учился в Висконсине и примчался сразу же после того, как Рейн сообщила ему о том, что произошло. Грейсону пришлось задержаться — он решал некоторые личные проблемы, но тоже собирался приехать как можно скорее.
— Я боюсь, что это отразится на нем, на его психике. Вы знаете, чем это может обернуться для Лэндона. Он прошел через столько дерьма, и наконец ему стало лучше. Он шел на поправку, но я чувствую, что случившееся может свести его прогресс на нет, — сказал Эрик. — Он зашел так далеко, но черт возьми. Это тяжело. Я не знаю, сможет ли он все это выдержать.
— Я в порядке.
Мы все повернулись к Лэндону, стоящему в коридоре. Руки засунуты в карманы, а плечи сгорблены.
— Вам не нужно об этом беспокоиться, — добавил он, постукивая пальцами по голове. — Я в порядке.
— Чувак, тебе не обязательно делать вид, что все хорошо, — ответил ему Хэнк. — Твой отец скончался, и это непросто пережить.
— Как ты и сказал, Хэнк, он был придурком и обращался со мной как с дерьмом. Мне лучше без него. Он сам не хотел меня любить.
Эти слова болезненно отозвались в моем сердце. Я встала и подошла к Лэндону:
— Что мы можем сделать? Как мы можем помочь?
— Для начала вы все можете перестать хандрить, — произнес он, потирая рукой под носом. — Я в порядке. Эрик, я знаю, ты проделал долгий путь, но в этом не было необходимости. Я уже отправил Грею сообщение и сказал ему не приезжать. У него достаточно собственных проблем — ему не нужны еще и мои. Я просто немного посплю. Вы все можете идти домой.
Он развернулся и направился обратно в мою спальню.
Я оглянулась на наших друзей, мрачно смотревших вслед Лэндону.
— Мы остаемся здесь, — строго сказал Эрик. — И никуда не уезжаем. А теперь давай, — он указал на коридор, — иди и позаботься о нашем мальчике.
Я кивнула в знак согласия и повернулась, чтобы пойти в спальню. Каждый шаг казался невыносимо тяжелым. Я не знала, как помочь Лэндону, как дать ему то, в чем он нуждался, потому что он ничего не говорил. Он не открывался. Он не впускал внутрь ни меня, ни кого-либо другого.
Когда я вошла в комнату, я увидела его свернувшимся в клубок. Он лежал с закрытыми глазами и обнимал одну из моих подушек. Он выглядел таким хрупким, таким разбитым.
Я заползла на кровать и легла позади него. Обвив его своим телом, я прижалась к нему, чувствуя его холодную кожу.
— Тебе не обязательно это делать.
— Делать что?
— Держать меня.
В этот момент я прижалась к нему сильнее. Я знала — в моменты, когда люди говорят, что их не нужно держать, это необходимо им больше всего. Так было с моей мамой, когда она плакала ночами из-за предательства отца. Я забиралась к ней в постель, заключала ее в свои объятия и крепко прижимала к себе.
То же самое я сделала для Лэндона, про себя думая о словах Мимы.
Sé valiente. Sé fuerte. Sé amable. Y quédate.
Будь храброй. Будь сильной. Будь доброй. И оставайся.
О дате похорон Лэндона не уведомили. Эйприл не отвечала на его сообщения, поэтому нам пришлось искать информацию самостоятельно. Когда Лэндон, его мама и я пришли в церковь, где проходили похороны, нас почти сразу остановили.
— Нет, — заявила Эйприл в своем траурном наряде.
Судя по ее опухшим глазам, она провела не одну бессонную ночь. Тем не менее ее волосы были собраны в безупречный пучок.
— Вам нельзя здесь находиться.
Лэндон засунул руки в карманы серых брюк и пожал плечами:
— Он был моим отцом. Думаю, у меня больше прав присутствовать здесь, чем у тебя.
— Ральф бы этого не хотел, — возразила она.
Выпрямившись и расправив плечи, мать Лэндона шагнула вперед:
— Не тебе решать, чего он хотел, а чего нет.
— Тебе определенно нечего здесь делать, — огрызнулась Эйприл, оглядывая мать Лэндона с ног до головы. — Ты последний человек, которого он хотел бы видеть.
— Я была его женой двадцать лет. А ты, кем была ты? Трахалась с ним двадцать дней?
— Как насчет семи лет? — выплюнула Эйприл ядовитым тоном. — И единственная причина, по которой ему удавалось терпеть тебя последние несколько лет, заключалась в том, что, в очередной раз устав от тебя, он приходил ко мне.
— Я так и знала, — пробормотала Лори, раздувая ноздри.
Губы Эйприл изогнулись в злорадной улыбке — она чувствовала себя победительницей, наконец-то озвучив правду о своем романе с отцом Лэндона. Я не понимала, почему ей это нравится. Разве можно быть настолько счастливой только потому, что ты причинила другому человеку боль?
— Ты отвратительна, — выплюнула Лори.
— Как скажешь. Во всяком случае, я не такая, как ты, — ответила Эйприл.
Лэндон шагнул вперед, смерив Эйприл горящим от злости взглядом:
— Еще одно оскорбительное слово в адрес моей матери, и, клянусь, ты за это заплатишь.
— Лэндон, — Лори остановила его жестом руки. — Не нужно.
Он что-то пробормотал, но сделал шаг назад, прислушавшись к просьбе матери.
— Я уйду, но пусть Лэндон хотя бы засвидетельствует свое почтение отцу, — попросила Лори.
Она продолжала сохранять спокойствие — думаю, на ее месте мне бы это не удалось.
— Как я и сказала, нет. Никому из вас здесь не рады. Лэндон виноват в смерти отца. Он последний, кто с ним разговаривал, и именно его слова довели Ральфа до сердечного приступа.
— Не смей нести эту чушь о моем сыне. Он не виноват в том, что произошло, — рявкнула Лори, повысив голос до такой степени, что все вокруг посмотрели в нашу сторону.
Эта стало последней каплей — ее глаза вспыхнули гневом:
— Если ты еще раз такое скажешь, я вырву всю эту чертову клевету вместе с твоим языком.
— Что ж, — Эйприл поджала губы. — Ральф всегда говорил, что вы двое токсичны, и сегодня он точно не хотел бы видеть вас рядом. Так что уходите.
Несколько секунд Лори и Эйприл молча стояли нос к носу, тяжело дыша.
Наконец Лэндон дотянулся до руки матери и осторожно до нее дотронулся:
— Все в порядке, мам. Пойдем. Она права — он бы не хотел, чтобы я здесь был. Честно говоря, я тоже этого не хочу.
Мое сердце болело за Лэндона — я точно знала, что это неправда. Я знала, как дорог был ему отец — человек, который не любил его так, как он того заслуживал. Я знала, какую боль Лэндону принесла его смерть, в особенности учитывая их последний разговор. И я была уверена, что он хотел получить шанс сказать отцу хорошие слова — шанс в последний раз сказать ему правду, которого он лишился.
Жизнь несправедлива ко многим людям, но я уверена, что наибольшая несправедливость выпала на долю Лэндона Харрисона.
Ему становилось лучше, он все чаще говорил о будущем — о нашем будущем, — но за последние дни его взгляд отяжелел. Я видела, как что-то гложет его изнутри, хотя он ничего не говорил. Я видела его раны, хотя он их прятал. Он держал свою боль взаперти.
Он даже не плакал, подумала я, сидя в машине.
Это было самым страшным — то, что смерть отца не вызвала у Лэндона никаких эмоций. Словно ничего не произошло. Он не давал своим чувствам выйти наружу, и это меня пугало. Он копил их внутри.
А такое никогда не заканчивалось хорошо.
— Я переночую в отеле с мамой, — сообщил мне Лэндон после ужина.
Как и в предыдущие дни, он почти ничего не ел. Я беспокоилась, но едва ли могла что-то с этим сделать. Мима передала ему несколько контейнеров, чтобы он съел хоть что-то, но он и к ним не притронулся.
Это был дурной знак. Лэндон отказался от бабушкиной еды.
Он стал таким немногословным. Таким холодным.
— Эй, это ведь твоя последняя ночь здесь, да? Ты улетаешь утром? — спросила я, стараясь не выдавать свою боль.
— Ага.
— Ты уверен, что не хочешь побыть здесь немного дольше? Я могу о тебе позаботиться. Только представь… — Я улыбнулась, подошла к нему и положила руки ему на плечи: — Завтрак в постель, массаж, объятия — в любой нужный и ненужный момент.
Я провела пальцами по его коже, и он одарил меня усталой, натянутой улыбкой:
— Я бы хотел, но нужно возвращаться к работе. Мой менеджер уже выносит мне мозг из-за того, что мы опаздываем со сроками.
Меня переполняло разочарование, но я изо всех сил старалась этого не показывать. Он через многое прошел. Не стоило заставлять его чувствовать вину еще и за то, что я буду скучать.
— Хорошо, ничего страшного.
Он одарил меня еще одной улыбкой, на этот раз чуть более искренней.
— Я хотел бы остаться на ночь, но, думаю, после сегодняшнего дня мне стоит побыть с мамой.
— Я понимаю, понимаю. Она нуждается в тебе, а ты нуждаешься в ней. Не беспокойся, езжай.
Он притянул меня к себе, чтобы обнять, и я крепко к нему прижалась.
— Спасибо тебе за все, Шей. Ты делаешь все возможное.
Я прислонилась головой к его груди:
— Как твое сердце?
Он не ответил, просто наклонился и поцеловал меня в лоб.
— Мне пора идти. Не беспокойся обо мне.
— Ты знаешь, что я все равно буду.
— Но все-таки попробуй. — Он наклонился и нежно поцеловал меня в губы. — Я люблю тебя — дважды.
— Я люблю тебя дважды, — эхом повторила я, не отрываясь от его губ. — Лэнд?
— Да?
— Не дай своим мыслям нас разлучить. Я всегда буду рядом, в любую минуту, когда это тебе понадобится. Всегда.
Мы попрощались, и я наблюдала из-за угла, как он садится в машину и уезжает. Меня охватило волнение. Он уехал с беспокойным разумом и тяжелым сердцем, и я понятия не имела, найдет ли он дорогу обратно. На днях мы говорили о нашем будущем, о сокращении пропасти между нами, но сейчас я чувствовала, что эта пропасть снова увеличилась.
И мысль о том, что Лэндон снова от меня отдалился — как физически, так и духовно, — разбивала мне сердце.